«Тонкая маскировка» К.М. Сондерс

Для Маркуса Льюиса это был всего лишь очередной день. Девять утомительных, наполненных стрессом часов, проведенных в душной кабинке офиса, разбираясь с мелкими финансовыми проблемами других людей. И все это время его претенциозный босс дышал ему в затылок, как гадюка, готовая нанести удар: устанавливал ему дедлайн за дедлайном, давил на него, запугивал, ежедневно увеличивал его рабочую нагрузку до почти труднорешаемого уровня.
А теперь наступила, вполне возможно, самая ненавистная часть дня Маркуса: бесконечное телепание домой через весь город в час пик, боль в спине, нависшие веки над глазами и стучащая голова, заполненная до предела строками имен и цифр.
На мгновение он испытал наяву видение тошнотворной ясности. Его усталая голова, наконец, признала свое поражение и фактически взорвалась, разбрызгивая отвратительную смесь крови, тканей, фрагментов черепа и мясистого мозгового вещества по всему купе поезда и его испуганным коллегам-пассажирам. Самым ужасающим из всего этого было то, что в дополнение к запекшейся крови, повсюду были числа - болезненные, непристойные, пульсирующие цифры, выглядящие так, как будто они были сделаны из хрящей, танцующих в воздухе под неслышную мелодию - кровавую и неистовую.
Маркус резко открыл глаза и яростно затряс головой. Он не мог заснуть, не сейчас. Только не в поезде, полном незнакомцев. Потенциально жестоких, опасных незнакомцев.
Успокаивающий ритмичный грохот поезда, казалось, гипнотизировал его, из-за чего ему все труднее было держать глаза открытыми, не говоря уже о том, чтобы сфокусировать их. У него кружилась голова. О, как ему хотелось оказаться в безопасности дома, снять эту удушающую маску и стянуть с себя тонкую маскировку, которая окутывала его, душила своей близостью.
Уже почти стемнело, когда Маркус наконец вставил ключ в замок входной двери. К этому времени он сильно потел, одновременно тяжело дышал и дрожал от возбуждения. Казалось, прошла целая жизнь с тех пор, как он в последний раз был дома, - в тепле, безопасности и спокойствии. Тяжелая деревянная дверь с приветливым скрипом распахнулась внутрь.
Оказавшись внутри, он несколько минут стоял неподвижно, тяжело дыша и наслаждаясь моментом. Затем медленно снял пальто, галстук и ботинки. Постепенно скорость его действий возрастала, пока его не охватила лихорадочная, почти сексуальная спешка. Он судорожно стянул рубашку, оторвав пуговицу, но почти не заметил этого. За ней последовали брюки, носки, хлопчатобумажный жилет и, наконец, слегка испачканные трусы.
Завершением этого странного, неистового и граничащего с ритуалом стриптиза было осторожное снятие золотых часов, медали Святого Христофора и массивного перстня с печаткой, которые он носил в офисе. Для Маркуса это означало лишение последних оставшихся безделушек, связывающих его с другой (дневной) жизнью. Он положил драгоценности в оловянное блюдо на маленький, функциональный дубовый кофейный столик в гостиной. Весь ритуал прошел в жуткой тишине, поскольку у Маркуса не было телевизора, DVD-плеера или компьютера. Для него все это было бесполезным, несущественным электронным дерьмом, предназначенным для того, чтобы люди были слишком занятыми и не видели общую картину в целом.
Раздевшись, он направился в ванную, где больше часа принимал душ, яростно растирая свое бледное прыщавое тело мылом, губками и фланелью. Убедившись наконец, что на его гладком обнаженном теле не осталось ни следа пыли или въевшейся грязи, он насухо вытерся розовым и пушистым полотенцем и непринужденно направился в спальню. Это было его любимое место во всем мире. По пути в спальню он выказывал свою радость, тихонько напевая и любуясь собой при каждом возможности. Он даже издавал странное кошачье мурлыканье.
Войдя в спальню, Маркус сел за туалетный столик, внимательно изучая себя в огромном восхитительном зеркале. Он провел пальцами по бархатной гладкой коже своей груди и погладил дерзкие розовые соски, задыхаясь от удовольствия. Внезапно его глаза расширились.
ЩЕТИНА!
Этого не может быть!
Нет, не щетина.
С облегчением он заметил, что из его кожи, прямо под левым соском, дерзко торчит одинокий волосок. Одному Богу известно, как долго этот маленький преступник прятался там. Он зажал его между большим и указательным пальцами и резко дернул, поморщившись, хотя на самом деле ему нравился тонкий укол боли и вызванное им теплое покалывание.
Маркус очень беспокоился о своей груди. И руках. И ногах. На самом деле, он абсолютно ненавидел на теле волосы любого вида, особенно эти спутанные и неаккуратные заросли внизу, вечно стремящиеся скрыть его самую благоприятную черту. Вот почему он проводил, без преувеличения, много часов каждую неделю, систематически брея и выщипывая каждый квадратный дюйм своего тела.
Каждый. Квадратный. Дюйм.
За исключением, конечно, неухоженной рыжеватой поросли, покрывавшей его шею и нижнюю часть лица. Хотя избавление своего тела от некрасивых волос было чем-то вроде непреодолимой потребности, Маркус очень любил свою бороду. Это была слабая, последняя линия обороны от внешнего мира, предлагающая по крайней мере частичную защиту. Последний барьер, за которым можно спрятаться.
Маркус выдвинул ящик туалетного столика и достал свой драгоценный набор косметики. Немного помучившись (казалось, ничто не соответствовало его тону кожи) он выбрал необходимый лак для ногтей, помаду, тени для век и тушь. Затем он применил их, умело и целеустремленно, на зависть любому профессионалу, используя богатый накопленный опыт и получая от этого процесса огромное удовольствие.
Пока он работал над своим лицом, Маркус продолжал напевать тихие мелодии себе под нос, позволив своему разуму блуждать. Все мысли о числах, к счастью, улетучились. Вместо этого его разум обратился к безумию. Такова природа зверя.
Он довольно много думал об этом.
Говорят, что истинный безумец не осознает своего состояния, так как грань между вымыслом и реальностью становится все более размытой. Он знал, что его действия не были действиями нормального человека. Но Маркус уже давно решил, что не сумасшедший, по той простой причине, что будучи психом, он бы этого не осознавал. Он просто немного отличался от других мужчин, вот и все.
Совершенно иной.
Даже уникальный.
В худшем из возможных сценариев он представлял себе жизнь как единственную бесконечно длинную тропу, грациозно петляющую через темный густой лес. Время от времени он покидал хорошо проторенную тропу и по собственной воле отправлялся в окружающую черную глушь, где блуждал в течение нескольких часов, исследуя ее, прежде чем найти (правда, иногда ему было трудно это сделать) и вернуться на тропу.
Он знал, что это рискованно. Всегда существовала опасность заблудиться в зарослях и навсегда потерять тропу из виду. Но он был полон восхищения своей силой и мужеством. Кроме того, если он не будет исследовать, он точно потеряет рассудок. Как и сообщалось во всех плохих новостях, участие в жестких "крысиных бегах" уже оказалось слишком тяжёлым бременем для многих людей. Временное освобождение было ответом, ключом к счастливой жизни. Освобождение и потворство своим желаниям.
Маркус больше всего на свете хотел, чтобы общество позволяло человеку оставаться уникальной личностью. Он устал от невидимых социальных ограничений, которые с каждым днем становились все туже, пока не оставляли тебя использованным и задыхающимся, всего лишь тенью твоего истинного "Я".
Но в глубине души он знал, что его мечте никогда не позволят осуществиться. Анонимные сильные мира сего никогда бы этого не допустили. Современное общество слишком озабочено публичным имиджем, поддержанием внешнего лоска. Каждого человека преследуют мысли о том, как может пострадать его репутация, если его друзья или коллеги увидят, что он делает что-то не совсем обычное. Все были связаны одними и теми же жесткими социальными устоями.
Когда-нибудь Маркус покажет им всем, как правильно жить, отправившись на работу без дневной маскировки. Это заставит злые языки сплетничать по всему офису, не так ли?
Кто знает, может быть некоторые из самых смелых людей последуют его примеру. Тогда он станет первопроходцем, героем! Люди будут вечно помнить его имя, писать его розовой помадой на стенах общественных туалетов.
Теперь настало время для заслуженной кульминации истинной распущенности. Он довел себя до подлинного состояния. О, Боже!
Маркус выдвинул второй ящик туалетного столика и достал свой набор для шитья, один из самых ценных вещей.
Выбрав особенно длинную и острую иглу, он проткнул свое безволосое, белое, как слоновая кость, левое бедро. Один, два, три раза, каждый раз чуть сильнее предыдущего, все глубже вонзая острие иглы в плоть. Кровь стекала по его гладкой, как у младенца, ноге и капала на подергивающуюся ступню. Он улыбнулся и застонал. Это ощущение заставляло его чувствовать себя таким живым, таким свободным, таким сильным.
Слишком рано. Довольно.
Все еще совершенно голый, Маркус встал из-за туалетного столика. Он чувствовал слабость и сонливость. Его макияж был почти полностью испорчен слезящимися глазами. Он нетвердой походкой вернулся в ванную, где снова принял душ, осторожно смывая запекшуюся кровь и пятнистый, размазанный макияж. Чистота была важна.
Когда он, наконец, закончил, вдоволь насмеявшись над своим обычным распорядком дня, то снова вернулся к туалетному столику. Было уже поздно, он должен был лечь спать, но одна только мысль о том, что утром ему снова придется надевать свою фальшивую внешность, была просто невыносима.
Он склонил голову набок и уставился на себя в зеркало, вскоре потерявшись в собственных бездонных темно-карих глазах.
Его раненая нога снова начала кровоточить, но Марк не обращал на это внимания. Кровотечение скоро прекратится, и рана затянется, как и всё остальное. Сейчас самое подходящее время заявить о себе, открыть себя миру. Он слишком долго скрывался. Это просто ненормально.
Внезапно Маркус принял решение.
Нет, не решение.
Откровение.
Хватит.
Сегодня все закончится.
Он никогда больше не будет бояться насмешек или ехидных замечаний своих сверстников. С какой стати? Это был такой же его мир, как и их. Как они поняли, что именно он был странным. Вполне возможно, что они были ненормальными, не в последнюю очередь из-за постоянного подавления своих желаний и игнорирования своего истинного призвания в жизни. Жалкие уёбки.
Он не мог вечно прятаться в этих четырех голых стенах, утопая в собственном жалком существовании.
Дрожа от возбуждения и предвкушения, он лег в постель с Леоном, своим особым другом.
О, Леон. Ты такой теплый!
На следующее утро Маркус проснулся очень рано. Сегодня был знаменательный день, и он чувствовал себя достаточно отдохнувшим. Даже воодушевленным. Настолько, что он провел более двух часов перед зеркалом, проверяя наличие волос на теле и тщательно нанося слой за слоем яркий, кричащий макияж.
Ну и конечно, он не смог устоять перед необычными уколами своей драгоценной иглой.
Возможно, он слегка переборщил, потому что вскоре его плоть была усеяна крошечными дырочками - булавочные уколы и кровь покрывали его тело розовым блеском.
Сотня булавочных уколов, тысяча. Какое это вообще имеет значение?
Пора было отправляться на работу.
В этот знаменательный день Маркус не мог ехать на поезде. Вместо этого он вызвал такси и молча стоял у входной двери, ожидая нетерпеливого гудка автомобиля с кровью, сочащейся из крошечных ран, разбросанных по всему телу. Сама игла торчала из окровавленного пупка, как миниатюрный флагшток.
Он чувствовал слабость, и чтобы не рухнуть, ему время от времени приходилось прислоняться к стене, размазывая по ней липкий темно-бордовый узор. Он был напуган и встревожен, но знал, что должен быть сильным. Он должен стать примером для подражания всем остальным. Это был день, который изменит все. День, о котором они будут говорить еще долгие годы.
Было очень раннее утро, поэтому вокруг было не так уж много людей.
Пока.
Во всяком случае, у него была рыжая борода для защиты, а в одной руке, в качестве меры предосторожности, он держал Леона, своего особого друга.
Для большинства людей Леон был просто плюшевым мишкой с пятнистой коричневой шерстью, покрытой засохшей кровью и другими телесными жидкостями. Окружающие люди не знали, какие отношения связывали Маркуса и Леона. Они были очень особенными друзьями в течение тридцати пяти лет или даже больше. В подростковом возрасте, до того как Маркус начал находить выходы своей ярости, угрожавшей поглотить его изнутри, Леон был единственным существом в мире, который понимал его.
В другом сжатом кулаке Маркус держал восьмидюймовый разделочный нож из нержавеющей стали. Это предназначено для любого вмешавшегося урода, который доставит ему неприятности. Или даже просто посмеется над ним.
Сегодня тот самый день, когда он оставит свой след в этом мире.