«Потуги» Кит Пауэр

Символы поплыли у него перед глазами, словно извиваясь на бумаге. Ричард прищурился, проклиная свое затуманенное "похмелье", вызванное "Diablo III". Бесполезно. Внутри был круг, что-то вроде звезды, но все остальное... закрученные закорючки красной шариковой ручкой на желтом стикере, которые никак не хотели складываться в узнаваемые формы. Он огляделся, уверенный, что кто-нибудь будет хихикать, изо всех сил стараясь не смотреть.
Ничего. Все коллеги опустили головы и уже принимают звонки.
Ублюдки.
Он убрал записку с экрана, скатал ее в шарик и бросил на стол, включил компьютер и открыл банку с "Доктором Пеппером".
Пора поработать.
Время шло. Ричард сидел за своим столом, палец правой руки вяло крутил колесико мыши.
Щелк-щелк-щелк-щелк-щелк-щелк.
Фотографии знаменитостей женского пола мелькали перед его полуприкрытыми глазами, миниатюры на боковой панели, актуальные "новости" в центре экрана проносились мимо, оставаясь незамеченными.
Он вздохнул, подперев подбородок левой рукой. Его взгляд скользнул в правый нижний угол экрана. 10:40. Прошло уже больше часа. Он открыл свой почтовый ящик, просмотрел содержимое, снова вздохнул. Дел было много, но ничего срочного. Он переместил курсор мыши на панель задач и снова навел его на почту.
Да пошло оно все, - подумал он. - Я здесь уже час. Tворится черт знает что.
Пора посрать.
Он медленно откатил свой стул назад, устраиваясь поудобнее, чувствуя, как в животе неприятно бурлит содовая. Он на мгновение представил себе, как она смешивается с кислым осадком вчерашнего пива, и почувствовал, как что-то подкатывает к горлу, но вышло только горькой отрыжкой, и он расслабился.
Почему не позвонил, сказавшись больным, как обычно? Но он знал ответ на этот вопрос. Это была неплохая работа, бизнес по поддержке ИТ, "легкие деньги", как говорил его отец, но этот придурок Дерек начал бросать на него неодобрительные взгляды во время совещаний "перед возвращением к работе", болтая об "ответственности перед командой" и прочей херне, как будто он был здесь не просто для того, чтобы зарабатывать бабосы, как и все остальные. Но он что-то говорил о годичных приростах и о зависимости от исполнения, и Ричард подумал, что это, наверное, чушь, но он играл в новый "Call of Duty" в течение двух дней подряд и был не в состоянии спорить. И это может быть правдой, но в любом случае он, вероятно, уже достаточно долго болел, и не похоже, что ему дадут еще один выходной. Так что этим утром он пытался проснуться всего полдюжины раз, прежде чем заставил себя вылезти из постели, одеться, сесть в автобус и отправиться в офис. И вот он здесь, с избытком кофеина и похмельем, НО в офисе. Дерек, большое спасибо тебе, высокомерный придурок, я здесь, так что одари кого-нибудь другого презрительным взглядом.
В животе у Ричарда снова заурчало, а затем все сжалось. О, да, точно. Время говнеца.
Он стряхнул крошки со своей футболки и пошел по проходу, глядя прямо перед собой, снова радуясь удобному расположению своего стола, так близко к выходу. А еще он был рад открывающемуся виду, потому что крайний стол принадлежал Бекки.
Бекки была готкой – крашеные черные волосы, кольцо в носу. Прошлым летом она носила футболки с короткими рукавами, и Ричард смог разглядеть татуировки на ее руках - по крайней мере, их части. Они были черно-белыми, завитки, черепа и прочее дерьмо. Пентаграммы. Так чертовски сексуально. Грязно. Замысловато. Казалось, они почти двигались, когда ты смотрел на них.
И сиськи у нее классные. И еще ей нравились обтягивающие топы – о, да. Обтягивающие, и, если повезет, с глубоким вырезом. Проходя мимо ее стола, он поднял глаза, как всегда замедляя шаг, и, конечно же, темно-фиолетовый топ демонстрировал потрясающее декольте. Как пара щенков в наволочке. Он прошел мимо, едва заметив тонкую повязку на ее предплечье, свежий синяк под глазами, не сводя глаз с ее груди, не обращая внимания на ее полный отвращения взгляд, не подозревая, что она вообще его заметила. Поэтому для него было неприятным потрясением, когда он завернул за угол, и картотечные шкафы закрыли ему прекрасный вид, когда он услышал, как она что-то бормочет себе под нос.
Ему удалось не остановиться, удалось сдержать свою реакцию, не желая доставлять ей удовольствие. Он не расслышал, что именно она сказала, но тон был безошибочным, и он почувствовал, как у него в штанах начинает затухать эрекция. Почувствовал, как горят щеки.
Сука.
В ответ раздался сочувственный смешок Лизы, плоскогрудой женщины с лошадиным лицом, и Ричард почувствовал, что краснеет еще сильнее.
Чертовы тупые шлюхи. Смеются над мужчиной за то, что он делает то, что естественно. Выставляют все напоказ. Чертовски бесстыдно. Позорно.
Ты знаешь, что они хотят, чтобы ты посмотрел, иначе они бы так не одевались. Чертовски верно.
Он прошел в туалет и со злостью распахнул дверь. Свет автоматически включился, и Ричард понял, что он один.
Хорошо.
Ричард терпеть не мог срать, когда в туалете были другие люди. Не то, чтобы он не мог. Просто мысль о том, что другие люди слышат, как он кряхтит, как он пукает и напрягается, как плещется льющаяся вода, пугала его...
Нахуй все.
Итак, Ричард зашел в свою обычную кабинку (дальний угол, выгоревший элемент интерьера, уютный и тусклый), повесил пиджак на крючок, запер за собой дверь, расстегнул ремень, сбросил брюки и боксеры и сел.
Он снова почувствовал, как у него заурчало в животе, его свело судорогой, но он не стал тужиться. Нахуй. Он никуда не спешил. Его взгляд был прикован к пиджаку, висевшему на двери.
Он снова подумал о Бекки и ее великолепном декольте. Ему стало интересно, каково это - сжимать эти сиськи. Кусать. Ей бы это понравилось. Он мог сказать наверняка. Ее внешний вид, татуировки и топики, открывающие грудь... O, да. Бекки понравилось бы, если бы это было грубо, - подумал он.
Он представил, как затаскивает ее в кладовку, следует за ней... нет, толкает ее, когда она проходит мимо. Вталкивает ее в открытую дверь, ныряет внутрь и закрывает за собой дверь, пока никто не увидел.
Возбуждение Ричарда вернулось с удвоенной силой, вонзаясь ему в живот, пока его мысли блуждали где-то далеко.
Да, толкну ее внутрь. Может быть, она даже упадет на колени. Будет смотреть на него снизу вверх, в глазах немного боли, немного испугa. Ложбинка между грудями вздымается. Он просто расстегнет ремень и... ни хрена... просто выскажет все ей прямо в лицо.
Член Ричарда начал пульсировать. K черту похмелье!
Да, просто выскажись, скажи ей, чего от нее хочешь. Даже просто скажи ей сделать это. А если она скажет "нет"? Если она попытается сопротивляться? Что там сказал этот чувак, Борат, когда схватил Пэм Андерсон в том чертовски смешном фильме?
- Согласие не требуется, - сказал Ричард с глупой улыбкой на лице.
Он понятия не имел, что произнес это вслух. Он потянулся за туалетной бумагой, отмотав большой кусок, левой рукой обхватив член, в то время как мысленным взором он видел Бекки, стоящую на коленях, его руку, сжимающую ее шею сзади, с силой прижимающую ее лицом к полу, в то время как другая рука тянется к ее платью, чтобы сорвать с нее трусики...
Его живот снова свело, сильно, болезненно.
Блядь.
Он посмотрел на свой стояк, уютно устроившийся в его кулаке.
- Продолжение следует, - cказал он, прежде чем отпустить, позволяя образам расплыться в его сознании по мере того, как он тужился.
Сначала он тужился осторожно, понимая, что то, что выйдет, скорее всего, будет немного неплотным, не желая испускать влажный пердеж, который забрызгал бы унитаз.
Ничего не последовало. Он что-то почувствовал... существеннoe. Твердoe. Что на самом деле было облегчением, приятным сюрпризом. Вот только не было ощущения, что он вообще сильно сдвинулся с места.
Он потужился сильнее, слегка подавшись вперед. Он почувствовал, как что-то слегка сдвинулось, откидываясь назад. Теперь сомнений не было – это было что-то серьезное. Ладно, пора делать "коричневого ребенка", - подумал он и надавил изо всех сил, уперев руки в бедра. Он почувствовал, как оно снова сдвинулось с места, и по мере того, как онo сдвигалось, ему казалось, что оно становится еще больше. Он знал, что это просто из-за того, что пространство, в которое оно входило, было уже, но все равно это выбивало из колеи, и когда он закончил напрягаться, чтобы вытолкнуть его наружу, то понял, что просто засунул его себе за задницу.
Затем он почувствовал беспокойство, а вместе с ним и приступ тошноты. Оно казалось очень большим и очень тяжелым. Он понял, что это, скорее всего, будет неудобно. Возможно, даже больно.
- И все же, что я собираюсь "произвести", кроме дерьма?
Он рассмеялся собственной шутке, но смех его был неуверенным. Фальшивая бравада звенела у него в ушах, насмехаясь над ним.
Он стиснул зубы. Сделал пару глубоких вдохов. Бля. Единственный выход - выдавить. Это правда, и это немного успокоило его нервы. Достаточно успокоило. Он сделал третий глубокий вдох, наполнил легкие воздухом, затем наклонился вперед, расставил руки и начал тужиться так сильно, как только мог, намереваясь устранить препятствие одним махом. Покончим с этим! Покончим с этим!
Он почувствовал, как онo движется, приближаясь к его заднему проходу, и, черт возьми, онo казалась большим, даже огромным. Hо, дерьмо - есть дерьмо, - подумал он, продолжая напрягаться, лицо покраснело от напряжения, челюсть сжалась. Он почувствовал, как мышцы там, внизу, наконец-то раскрылись, и он почувствовал, как они растягиваются, а штуковина все расширялась, и он напрягался, и напрягался изо всех сил, и потел... Eго анус пронзала острая боль, пока она не превратилась в круг агонии, жгущий сильнее, чем желудок с жидким карри, и он непроизвольно сжался, намереваясь высвободить то, что у него получилось, и загнать остальное обратно, перегруппироваться, может быть, даже проверить, нет ли крови, потому что, бля-я-а-адь...
Мышцы его заднего прохода сжались, крепко сжимая эту штуку. Волна боли, глубокой, жизненно важной, прокатилась по его животу, и он задохнулся от потрясения, на глаза навернулись слезы. Он взмахнул руками, с силой ударяясь о стены по обе стороны. Эта штука была твердой, совершенно неподатливой, и его задница отказывалась в это верить, в панике сжимаясь все сильнее, и каждый зажим посылал по нему новую волну боли, сильнее и страшнее предыдущей. Он почувствовал, что у него перехватывает дыхание, боль словно полосой стягивала живот.
Он слишком запыхался, чтобы кричать, и вместо этого издал какой-то лошадиный лающий звук, в котором едва узнал свой собственный голос. Его руки изо всех сил двигались в стороны, и он чувствовал напряжение в плечах и предплечьях, но это было похоже на укус комара по сравнению с ощущением разрыва в животе. Он почувствовал, как тошнота в животе смешалась со страхом и болью, задержал дыхание, и его вырвало. В лицо ударил запах кофе и желудочной кислоты, когда струя жидкости вырвалась из его горла, заливая висящий пиджак. От этого движения его швырнуло вперед, достаточно сильно, чтобы он ударился головой, размазав рвотные массы по лбу и волосам, в то время как остальная часть желудка вырвалась наружу, залила ботинки и носки, попутно сорвав пиджак с крючка.
Рвотный позыв был сильным, как и спазм в животе, и все его тело свело судорогой от напряжения. Он почувствовал, как нечто, свисающее с него, сдвинулось немного дальше, заставляя его раздвинуться, и он почувствовал, как что-то рвется, словно порез. От "удара" в голову, недостатка кислорода, дополнительной волны дикой боли у него перед глазами поплыли пятна, а тусклый и разрозненный взгляд на мир сквозь слезы начал сереть, расплываться по краям.
Я теряю сознание, - подумал он, и тупое удивление сменилось паникой, а паника вызвала всплеск адреналина в крови, заставив его выпрямиться, как марионетку, которую дернули. Он пьяно покачнулся на стульчаке, пытаясь сфокусировать взгляд на двери туалета. Он отчетливо видел, как кусочек частично переваренного пончика, размокший и подрумянившийся от "Доктора Пеппера", скатывается по пластиковой поверхности. Под ним перед его слезящимися глазами расплывалось свежее граффити, нарисованное черным маркером. Внезапно на него напал кислый запах/привкус в носу и горле, и он почувствовал, как его, теперь уже пустой, желудок снова скрутило, но сработал инстинкт самосохранения, и он подавил его, не осознавая, что начал хныкать, лишь смутно осознавая, что по его щекам текут слезы.
Он сделал шесть быстрых вдохов, и тошнота отступила. Он снова медленно открыл глаза, на этот раз убедившись, что они не сфокусированы, и попытался оценить, что происходит с его задницей.
Он понял, что из-за близкого к обмороку состояния его анус перестал сокращаться, что, по его мнению, было хорошо. Эта хрень все еще очень болезненно торчала на месте, и он чувствовал, как мышцы, окружающие ее, горят в агонии растяжения. Он был уверен, что у него, должно быть, идет кровь, но какой-то инстинкт подсказывал ему, что было бы очень плохой идеей попытаться посмотреть.
Желание снова сжать свой анус было почти непреодолимым, инстинктивным. Он стиснул зубы, по-настоящему стиснув коренные зубы, чтобы не сделать этого. Он думал, что если начнет это снова, то, вероятно, не сможет остановиться, и он также думал, что боль, скорее всего, полностью поглотит его, если это повторится, но, черт возьми, инстинкт все равно был почти непреодолимым.
Он тяжело дышал, по лицу струился пот, мысли лихорадочно метались. Сможет ли он дотянуться до него руками и вытащить? Эта мысль заставила его содрогнуться, отчего его задница дернулась, что вызвало новый всплеск боли, большой, глубокой и красной, прямо в животе. Он выдохнул со стоном/рычанием раненого животного.
Единственный выход - тужиться. Эта мысль закипела у него в голове, прежде чем взорваться фейерверком. Это было ужасно. Он почувствовал, что отшатывается от этого, разум лихорадочно ищет альтернативу, выход, но воспоминание о том последнем приступе боли было жизненно важным и безмолвно неотразимым.
Сделай или умри!
Он уперся руками в стену и начал медленно дышать, пытаясь насытить свое тело кислородом, делая глубокий вдох, который он планировал задерживать до тех пор, пока оно не выйдет. Пока он это делал, его взгляд сфокусировался, возвращаясь к отметинам на двери. Картина по-прежнему кружилась, ускользая от его внимания. Он вдруг понял, что это то же самое, что и в той записке на стикере. Он снова почувствовал приступ тошноты. В его голове промелькнула Бекки, ее тихий голос, когда он проходил мимо. Свежий след темных чернил под повязкой. Теперь его сердце по-настоящему колотилось, обливаясь потом, и что она ему сказала? Старый хер? Холодный кирпич? Женский смех в ответ. Стыд от того, что над ним насмехаются. Он тяжело дышал, анус был напряжен и кровоточил, готовясь к тому, что, как он знал, должно было стать его последним толчком, и он прокручивал звуки снова и снова, пытаясь найти в них смысл, слова внутри полуслышимых звуков, и это было близко, затем ускользнуло, и внезапно он отключился, чувствуя, что у него снова начинает кружиться голова. Сейчас или никогда!
Он крепко обхватил себя руками, стиснул зубы, прикусил язык, зажмурил глаза и сделал глубокий вдох.
Он надавил так сильно, как только мог, напрягая каждый мускул. Боль пронзила его насквозь и не отпускала. Слезы снова брызнули из его глаз, и он смутно осознавал, что рычит, выдыхая воздух. Все его тело покрылось потом. Его голова задрожала от силы потуг, и он почувствовал, как эта штука двигается, каждый миллиметр отдавался болью. Он почувствовал, как снова происходит разрыв, не только в его заднице, но и внутри, хрупкая ткань разрывается от потуг, нервные окончания кричат. Боль распространялась, становясь рассеянной, но все еще острой, и его рычание перешло в крик, но он продолжал тужиться, замкнутый в себе. Он уже понимал, что этого будет недостаточно, тварь была слишком большой, двигалась слишком медленно, но он также знал, что боль была слишком сильной, что это было именно то, что нужно. Поэтому он продолжал тужиться, и его абсолютная целеустремленность затмевала все остальные соображения, каким-то образом сдерживая агонию.
Сразу после того, как наступила точка неминуемого провала, он почувствовал, как эта штука ускорилась, как будто миновала центр тяжести. Она все еще казалась огромной, все еще разрывающей, теперь он чувствовал себя разорванным на части, но она двигалась быстрее. Он надавил еще сильнее, в его закрытых глазах распустились черные цветы, он почувствовал, как мир начинает отдаляться и тускнеть, но жгучая боль не давала ему потерять сознание.
Оно ударилось о воду сильно и увесисто, и он почувствовал, как брызги окатили нижнюю часть его бедер. В тот момент, когда оно покинуло его, он обмяк, как тряпичная кукла, силы покинули его руки. Он соскользнул с унитаза, ударившись головой о стену. Он сильно ударился задницей о землю, и боль была ужасной и всепоглощающей. Она пронзила все его тело, лишив сознания.
Он лежал, полуобернувшись вокруг унитаза, а под его обнаженным торсом собиралась лужица крови, темная и полная жизни.


Тело было обнаружено час спустя. Ричард был объявлен мертвым на месте происшествия, он лежал в луже крови, составлявшей к тому времени более половины его запасов.
Зоркий парамедик заметил содержимое унитаза и вызвал полицию. Он был взят в качестве вещественного доказательства, помечен и упакован в пакет, и стал главной уликой на следствии.
Окончательный вердикт гласил, что смерть наступила в результате несчастного случая. Коронер никогда не комментировал это публично, но иногда, в кругу друзей, когда был пьян, его спрашивали с тревожащим, жадным любопытством о самом странном случае, который он когда-либо видел... Да, просто иногда он ловил себя на том, что рассказывает о тридцатилетнем мужчине, ИТ-консультанте, который истек кровью в туалетной кабинке возле своего рабочего местa от того, что, как он в конце концов определил, было "серьезным разрывом анального отверстия, причиненным самому себе".
Нанесен фаллоимитатором из цельного куска чистого золота, длиной четырнадцать дюймов и диаметром три дюйма, по форме напоминающего гигантское дерьмо.
Обычно это вызывало смех.
А в книге заклинаний Бекки черными чернилами было обведено единственное слово-заклинание, а рядом с ним была поставлена маленькая аккуратная галочка.
Золотой кирпич.