«Нокаут» Люси Тейлор

Oкеан принес ему первую.
Чарли почти всю ночь пролежал без сна в своей комнате без кондиционера, теребя, сжимая и разжимая свой член. В конце концов, он больше не мог выносить своего состояния потного возбуждения. Он надел шорты и гавайскую рубашку и вышел на улицу. Пляж находился на другой стороне флоридской федеральной дороги A1A, в нескольких сотнях футов над выложенной деревянными досками дорожкой, которая проходила через высокую болотную траву. Он мог слышать приглушенный шум и грохот волн, когда приближался к воде.
Ночь была гнетущей, влажной, пропитанной теплом и мягким, пульсирующим жужжанием насекомых. Когда он сошел с настила на мелкий коричневый песок, на горизонте показались первые розовые полосы, размазанные, как от губной помады.
Только потому, что он смотрел на эти розовые полосы, он увидел ее, одинокую пловчиху, чья рука обвилась вокруг темной полосы, на мгновение разделившей свет. Он сделал несколько шагов в сторону океана. Теперь он также слышал ee крики.
Чарли сорвал с себя рубашку, пробежал несколько шагов по прибою и бросился в океан.
Следующие несколько минут были для него черным месивом. Он не был особенно хорошим пловцом, потому что провел детство в сельской местности Индианы. Только в прошлом году он переехал во Флориду, чтобы искать легкую работу разнорабочего после разрушительного урагана Эндрю. Был прилив, и океан был голодным, жаждущим проглотить две жертвы вместо одной.
Замерзший и напуганный, уже наглотавшийся соленой воды, он хотел повернуть назад. Но какая-то часть его, суровая, гневливая, размахивающая кнутом, не допускала никаких колебаний. Женщина была в опасности. Мать Чарли воспитала его так, чтобы он считал женщин - особенными, святыми, во всех отношениях превосходящими мужчин, у которых были только грязные мысли и которые всегда хотели только одного. Женщин нужно было ставить на пьедестал, защищать, почитать. Настоящий мужчина рискнул бы своей жизнью ради женщины, которая оказалась в опасности.
Итак, Чарли продолжил бороться.
Он потерял ее из виду и вошел в долину волн, когда ее внезапно отбросило в сторону от надвигающейся стены воды, как потерявшего контроль над собой серфера. Она подскочила к Чарли и обхватила его руками железной хваткой. Она была маленькой, но паника придала ей невиданные силы. Она перебралась на плечи Чарли и заставила его погрузиться вместе с ней под воду.
Он с трудом удерживал голову над водой. Их подхватила волна и закружила. Чарли посмотрел в полные страха глаза женщины и почувствовал, как его член напрягся. Он сжал руку в кулак и крепко приложил ее в челюсть женщины. Ее глаза затуманились. Он положил одну руку ей под шею и поплыл обратно к берегу.
Пляж все еще был безлюден, когда Чарли добрался до него.
Он поднял женщину и хихикнул, представив, как Кинг-Конг хватает Фэй Рэй, несет ее по откосу в высокую болотную траву и кладет на землю. В темноте Чарли едва мог ee видеть. Ему это понравилось. Таким образом, у нее не было лица, на самом деле, ее даже не существовало. Она была секретом и от него, и от океана.
Он снял свои шорты.
Всегда уважай женщину, - говорила его мать.
Разорвал ее насквозь мокрый купальник.
Поставь ee на пьедестал. Относись к ней как к королеве.
Вонзил в нее свой член, вместе со всем этим песком и морской водой. Было больно, но Чарли был слишком возбужден, чтобы обращать на это внимание. Он трахал и трахал, он так сильно хотел кончить, он хотел кончить любой ценой, но он не мог, он... просто... не мог. Теперь женщина застонала и стала медленно приходить в себя, поэтому он снова нанес удар, и она упала обратно на песок, изо рта у нее потекла маленькая струйка крови.
Поставь женщину на пьедестал, относись к ней как к золоту, выбрось из головы эти плохие мальчишеские мысли.
Он набросился на нее с потным, ворчащим отчаянием, как человек, который пытается выкопать могилу своим членом, но все равно не кончает – он никак не мог кончить – и это приводило его в бешенство. Поэтому он подождал, пока женщина придет в себя, а затем снова набросился на нее... и снова, и снова... пока не взорвался с ревом, от которого задохнулся, впившись зубами в плоть ее груди. Но он не находил в этом удовлетворения, ему казалось, что его яйца вытаскивают из отверстия в члене, а его щеки были мокрыми от слез гнева и отвращения из-за того, что он разочаровал свою мать.
Но он кончил. Наконец.
На данный момент.
Измотанный и измученный, он снова собрал свою одежду. Солнце только что показалось за горизонтом, как намазанная маслом булочка в духовке. Он моргнул на женщину сверху вниз. От ее лица мало что осталось. Но она все еще дышала. Чарли спустился к берегу и смыл кровь с лодыжек.
Он пошел домой, оделся на работу и провел день, возя тачки с цементом по строительной площадке мотеля, который перестраивался после того, как Эндрю сровнял его с землей. Его член не был особенно заметен, даже когда несколько школьниц проходили мимо, хихикая и делая красивые глазки рабочим. Он не вспоминал об этой женщине до следующего утра, пока не прочитал заголовок в "Майами Геральд" о жестоком изнасиловании и убийстве туристки из Вайоминга по имени Дебора Энгельс, которая приехала в Майами на встречу медсестер.
Эта, первая, была бесплатной. Это была та самая, которую подарил ему океан.
После этого Чарли продолжал пытаться получить удовлетворение обычным путем. В одиночестве, в уединении своей раскаленной комнаты, он мучил свои 17 сантиметров, пока головка не окрасилась в пурпурный цвет и не начала кровоточить. Он подумал о Деборе Энгельс и о том удовольствии, которое испытал в паху, когда ударил ее кулаком в лицо, но, тем не менее, оно не пришло. Он покупал дорогие журналы в целлофановой упаковке с такими названиями, как "Пышногрудые рабыни" и "Малышки в мучениях", и фантазировал о том, что он сделает с женщинами на фотографиях, но его член оставался непослушным, как пистолет, который он мог перезарядить, но не мог выстрелить. Потому что, в конце концов, женщины должны быть на пьедестале почета, - говорила мама, - и ни один мерзкий мужчина никогда не должен прикасаться к ним, не говоря уже о том, чтобы разбрызгивать свою сперму по всем их фотографиям.
В тех редких случаях, когда она ловила его в детстве за мастурбацией, она использовала кожаный хлыст, чтобы укрепить представление о том, что Бог создал члены только для того, чтобы мочиться, а мужской дух следует сохранять таким же белым и чистым, как только что вымытый туалет, в который никто никогда не срал. Но даже сейчас у Чарли на прикроватной тумбочке все еще стояла фотография матери: гнетущая, как август во Флориде, в церковной шляпе, с искусственным жемчугом и ярким макияжем. Она выглядела как шлюха и вела себя как ангел, когда, покачивая своей аппетитной попкой, подходила к скамье для причастия, чтобы принять тело Христово от служителя, который заглядывал ей в декольте, кладя облатку ей на язык.
Иногда Чарли в отчаянии поворачивал фотографию своей матери к стене, хотя и чувствовал себя при этом виноватым; тогда он снова, как загипнотизированный, смотрел на нее. Помимо фотографии, у него был еще один фетиш - статуэтка из агата с изображением сладострастной обнаженной женщины на пьедестале высотой два с половиной сантиметра. Чарли выиграл пресс-папье на окружной ярмарке в Индиане, бросая мячи в деревянные обручи. Ему было всего двенадцать лет, и он годами прятал его в глубине своего шкафа. Теперь, вдали от любопытных глаз мамы, он мог любоваться своим трофеем, который он спас из жалкой юности, когда наказание хлыстом было такой же частью повседневной жизни, как поход в церковь.
Чарли любил смотреть на мраморные груди женщины, на ее каменную, киноварно-красную "киску" и вспоминал любимое изречение своей матери о том, что женщин нужно ставить на пьедестал. Чарли обнаружил, что это был единственный вид пьедестала, на котором находились женщины: обнаженные для удовольствия мужчины, позирующие, как цирковое животное. После таких мыслей он почувствовал себя сильнее, как будто у него все под контролем, но в последнее время это не помогало ему достичь кульминации.
Прежде чем вытащить женщину из океана, Чарли мог кончать. Пусть не регулярно и не надежно, но, по крайней мере, достаточно часто, чтобы не сойти с ума от полного разочарования. Но после того утра на пляже с Деборой Энгельс голос его матери в голове Чарли стал противнее и ненавистнее. Она прерывала его самые сочные фантазии криками - Извращенец! Развратный ублюдок! - так много раз, и прямо перед тем, как кончить, что он плакал от желания и хотел биться головой о стену, пока не потеряет сознание. Как будто его мать была с ним в этой комнате, как будто она склонялась над его влажной теплой кроватью и визжала, пока он дрочил до крови.
Он становился все более и более отчаянным, думая о способах причинить себе боль и задаваясь вопросом, будет ли боли достаточно, чтобы он кончил... Пока он не принял решение больше не ждать очередного подарка от океана, а подарить себе следующий самостоятельно.


Ее звали Пегги Ингерсолл. Ей было чуть за 20, но она уже выглядела истощенной. Никотин отбросил все благозвучие из ее голоса; алкоголь сделал ее щеки обвисшими, пухлыми и вызвал неконтролируемую дрожь, которую можно было заметить, когда она делала первый утренний глоток.
Чарли любил сидеть рядом с ней в баре "Mорской Бриз" после работы, опрокидывая дешевые напитки, а иногда, когда был в приподнятом настроении, покупал парочку для Пегги. Больше не нужно было ничего, чтобы дружить с ней. Даже запах джина заставлял ее мурлыкать, как взъерошенную уличную кошку. За пятерку, которая оказывалась в ее кошельке, она встречала Чарли за "Mорским Бризом" и брала его член в свой рот, выкрашенный в красный цвет, или в расщелину между ее татуированных сисек. И хотя она сосала мощно, почти дико, как будто делала искусственное дыхание изо рта в член, Чарли едва достигал кульминации. Он просто не мог кончить.
И Пегги всегда выглядела подавленной, как будто его неспособность кончить была чем-то вроде негативной записи в ее безупречном в остальном файле членососания.
- Это не твоя вина, детка, - заверил Чарли. - Наверное, просто выпил слишком много, вот и все.
Пегги пожала плечами, но продолжала имитировать пылесос.
- Слишком много алкоголя обычно делает хер вялым. A ты тверд, как дубина быка, милый.
Он не хотел бить Пегги. Он действительно не хотел этого делать. Она выглядела так, как будто жизнь уже сыграла с ней достаточно скверно – 60 суровых лет в ее затуманенных алкоголем глазах, которые даже наполовину не соответствовали ее возрасту, и вздутый живот, который выглядел так, будто у нее в духовке лежало недожаренное жаркое.
Он не хотел причинять ей боль, но однажды вечером он увидел, как она направляется по шоссе А1А к "Mорскому Бризу" со своей работы в отеле "Говард Джонсон" в Хайалиа. К этому моменту Чарли вступал в свой 50-й час лишения сна, вызванного возбуждением, и кожа на его члене была почти стерта от его отчаянных попыток получить облегчение.
На своем "Крайслерe" 81-го года выпуска Чарли ехал в "Mорской Бриз". Он свернул к обочине, и Пегги села, не говоря ни слова, как будто ожидала, что он проедет мимо и заберет ее. Выражение ее лица говорило о многом: глаза были тусклые и потухшие. Она уже была травмирована жизнью, и вряд ли он мог сделать для нее нечто хуже.
Конечно, он повез их не к "Mорскому Бризу", а по гравийной дороге к пляжу, остановившись у небольшого продуктового магазина, чтобы купить шесть упаковок пива.
Темнота окутывала их, словно защитные крылья. Неразлучные, соединившиеся в воздушном совокуплении, кружащие над их головами в безумной похоти.
Чарли предложил сходить на пляж. Пегги уже добралась до своего третьего "Будвайзера". Она взяла четвертый в дорогу, и так они бесцельно бродили по темному пляжу, океан пенился у их ног, пиво бурлило в их кишках.
Когда они остановились у темной дюны, Пегги допила остатки пива, с ворчанием упала на колени и начала возиться с застежкой-молнией Чарли. Она вынула его член и взяла в рот, влажный от пива и слюны.
Когда она тщательно смазала его, Чарли поднял ее на ноги.
- Давай сегодня займемся чем-нибудь другим, милая.
Он подумал про себя, что простой трах не будет проблемой. Но она удивила его, категорически отказавшись.
- Я не буду этого делать, - сказала она. - Я делаю это рукой и ртом, но не "киской". Я не делаю этого с "киской".
- Почему бы и нет?
- Ты что, с ума сошел? Я не хочу заболеть СПИДом
- У меня есть "резинки".
- Они рвутся.
Он принял решение. Он должен был. Если бы он подождал еще минуту, его мозг взорвался бы из кончика члена гигантской порцией сливочного сыра.
- Прости, милая.
Чарли схватил ее за волосы и развернул, несколько раз ударив в подбородок, пока она не упала, затем перевернул ее на спину, сорвал с нее трусики, раздвинул ноги, залез на нее и спустил свой член с поводка, как обезумевшую охотничью собаку из клетки.
Несколько минут он возился с ней, вцепившись в ее безвольную фигуру, раздирая головку и разбивая ей лицо, и каждый раз, когда он бил ее, его член становился все больше и жестче, пока не возникло ощущение, будто кровеносные сосуды вдоль члена вот-вот лопнут, как чрезмерно растянутые геморроидальные узлы, но голос в его голове продолжал бушевать. Мамаша с хлыстом напевалa: Ты ставишь женщину на пьедестал и уважаешь ее. Ты никогда не бьешь женщину. И каждый раз, когда голос говорил это, Чарли бил Пегги по лицу, но все равно не кончал, и примерно через 20 минут его эрекция пропала от полнейшего истощения, а Пегги умерла.


Опыт с Пегги был настолько неудовлетворительным, что Чарли даже не пытался получить нечто подобное в течение следующих нескольких недель. Он перестал покупать "Пышногрудых рабынь" и остальные S&M-буклеты, и пьянствовал каждую ночь до упаду; он был слишком измотан, чтобы поднять свой член, даже если бы десяток голых сучек извивались на полу его комнаты, или сучки в бондажных костюмах, или связанные и на четвереньках.
Но однажды вечером несколько ребят с его смены захотели посетить клуб "Чистая Платина", "магазин кисок" недалеко от Коконат-Гроув, который славился толпой блондинок, хвастающихся достижениями в похудении и пластической хирургии: осиными талиями, сиськами Барби и сладострастными пшеничными гривами волос. "Чистая Платина" была известна некоторыми слегка извращенными массовками, такими как выступления обнаженных на трапеции и борьба в желе.
В тот вечер, когда Чарли и его приятели подъехали, на вывеске анонса было написано:
Нокауты. Женский бокс. 22:00.
- Черт возьми, - сказал Чарли, - они действительно избивают друг друга?
- Не, это все обман, - ответил Клиг, тощий парень из Западного Техаса с зобом, размером с мяч для гольфа. - Oни просто выделываются друг перед другом со своими миниатюрными перчатками. Не хотят уродовать свои красивые лица или делать вмятины на силиконовых сиськах.
Ставь женщину на пьедестал, относись к ней как к королеве.
Член Чарли начал подрагивать, несмотря на то, что его уже успокоили полдюжиной бурбонов.
- Ну что ж, - сказал Клиг, - давайте посмотрим, как дерутся шлюхи.
Как оказалось, Клиг был прав в отношении качества бокса: бои были постановочными и глупыми. В них было что-то от студенческих лет, когда девушки дрались подушками, а не от чего-то, что хоть отдаленно напоминало настоящий бокс. Их единственным спасительным качеством было то, что девушки выступали топлесс, их груди, размером с дыню, подпрыгивали вверх и вниз, как в милой пародии на их руки в перчатках. Однако ближе к концу вышла девушка по имени Роксана, высокая, с длинными конечностями, полной задницей и гибкими бицепсами, что говорило о том, что она провела значительное количество времени в спортзале. Она боксировала с энергией, превосходящей эффект шоу, и нанесла несколько метких, хотя и сдержанных ударов, которые оставили красные отметины на лице ее противника.
- Ух ты, - сказал Клиг, - она просто нокаут, - и на секунду Чарли уставился на него, потому что ему показалось, что Клиг сказал что-то возмутительно грязное даже по его меркам.
Затем он понял, что Клиг просто нашел девушку невероятно красивой.
- Да, я был бы не против побороться за эти боксерские шорты.
- В твоих снах, - сказал Клиг, - в твоих снах.


В его снах. Она нарвалась на его апперкот, который вонзил ее нижние зубы в небо, как сталактиты, в то время как ее ноги широко раздвинулись перед ним, как двери рая, и он излился в нее, кончая и кончая. Не пролитое семя тысячи тщетных сеансов мастурбации вытекло из его члена молочными струями. Он проснулся со стоном, судорожно ворочаясь на матрасе, но голос в его голове противно визжал: Зло! Мерзкий! Грязный! - и дыра в его головке с таким же успехом могла быть забита цементом.
Его голова была повернута к тумбочке, откуда на его жалкие попытки мастурбации с холодным презрением взирали взлохмаченная мамаша и обнаженная женщина на пьедестале.
Никогда не бей женщину. Поставь ee на пьедестал. Относись к ней как к королеве.
Чарли не кончал с того утра на пляже с Деборой Энгельс, а между тем прошло уже почти два месяца. Пегги была настоящей катастрофой, но, возможно, потому, что алкоголь уже нанес ущерб ее лицу и телу еще до того, как в дело вступили его кулаки. Чарли решил, что ему нужен кто-то более возбуждающий, более провокационный. Ему нужна была Роксана, топлесс и потная, в красных атласных шортах.
Итак, он начал планировать это.
Сначала он думал схватить Роксану, когда она выйдет из "Чистой Платины", но это ни к чему не привело, потому что вышибала проводил девушек к их машинам. Однако, когда они приходили на смену, их никто не встречал, и Чарли вскоре узнал, что Роксана не приходит на работу раньше 21:30.
Когда несколько ночей спустя она приехала в клуб, Чарли припарковался неподалеку. Роксана вылезла из своего "Датсуна". На ней были джинсы и черная толстовка с логотипом местного спортзала спереди, а в руке она держала сумку, в которой должен был находиться ее костюм. Чарли подошел и спросил, подпишет ли она плакат с ее изображением для его друга. Она посмотрела на него, как на черствый хлеб, и сказала, что спешит. Чарли показал ей двадцатку, которую она схватила с жадностью, почти такой же неприкрытой, как и ее тело в обтягивающих боксерских шортах.
- Я просто быстро достану плакат, - сказал Чарли, открывая багажник своей машины.
Роксана отступила на шаг, но Чарли дернул ее вперед за волосы. Прежде чем она успела закричать, он ударил ее сбоку в голову – раз! два! – быстро и сильно, бросил ее боком в багажник, швырнул на нее сумку, связал ей руки за спиной и захлопнул его.
Он сел за руль. В общем, на то, чтобы одолеть и похитить Роксану, не потребовалось даже 20 секунд.
Чарли ехал обратно в свою маленькую квартирку пo трассе А1А, стараясь не превышать скорость и не останавливаться на красный свет.
Дома он припарковался так, чтобы багажник находился очень близко к входной двери, перекинул Роксану через плечо и внес ее внутрь – по его оценкам, он не был на виду даже десять секунд, к тому же в плохо освещенном арендованном комплексе человек оставался практически невидимым.
Оказавшись внутри, он бросил Роксану на кровать, стянул с нее джинсы и трусики, такие же, как свои собственные, и забрался на восхитительно мягкую поверхность ее тела. Он размышлял, стоит ли заклеивать ей рот или нет, но решил, что сможет заставить ее замолчать достаточно быстро, если она будет громкой.
С первым толчком в ее ароматную "киску" Чарли испытал удивление. Дебора Энгельс и Пегги были такими сухими, что трахаться с ними было не так уж и сложно, как дрочить наждачной бумагой. Но Роксана, она, напротив, была влажной и горячей, как будто он трахал внутреннюю часть намазанной маслом булочки.
Пока он обрабатывал ее, она стонала и возбужденно мотала головой из стороны в сторону. На ее челюсти красовался впечатляющий синяк, но губы изогнулись в улыбке, почти сияющей.
- О, Боже! - сказала она. - Я кончилa. Я кончилa так сильно, что чуть не умерла.
Чарли прервал свои размышления.
- Ты имеешь в виду... прямо сейчас?
- Когда ты ударил меня. Я действительно кончила, - похоть вспыхнула в ее голубых глазах, когда она добавила: - Это лучший оргазм, который только может быть, но большинство мужчин слишком напуганы, чтобы ударить меня достаточно сильно.
- Но это невозможно. Я нокаутировал тебя.
- И заставил меня кончить. Именно в эту секунду. Это похоже на невероятный взрыв... сочетание удара и оргазма. Это единственный способ, которым я могу кончить. Вот почему я началa участвовать в боксерском шоу в клубе. Я думалa... понимаю, это глупо, но... я думалa, что, может быть, есть другие девушки, похожие на меня, и я моглa бы встретиться с ними. Однако оказалось, что это не так. Все так беспокоятся о том, чтобы не получить травму или не причинить боль кому-то еще, что едва ли наносят правильный удар. Но ты понял, какая я на самом деле, и при этом ты совсем меня не знаешь. Как же так?
Желание ударить ее еще раз боролось в Чарли с желанием услышать больше. Тот факт, что она разговаривала с ним, а не сопротивлялась и не умоляла освободить ее, разрушил его планы.
- Мне самому трудно кончить, - услышал он свой собственный голос. - Я просто не могу брызнуть спермой. Только когда я причиняю кому-то боль, а в последнее время...
Она подняла глаза, явно не испытывая страха.
- Да?
- ...даже не тогда. Даже когда я... когда я причинил кому-то боль, я не смог кончить в прошлый раз.
- Держу пари, я могла бы заставить тебя это сделать.
Когда она сказала это, глаза Чарли почти невольно переместились на фотографию его матери и на агатовое пресс-папье женщины на пьедестале.
Ставь женщину на пьедестал, относись к ней как к золоту.
Прилив гормонов и садизма накачал кровь в его член, пока она не стал похож на челюстную кость кита.
- Мне не нужна помощь, - сказал он, резко войдя в ее "киску" всем своим весом, одновременно ударив ее кулаком в челюсть.
Под ее глазом расцвел красный волдырь.
Она вздохнула и некоторое время не двигалась, но ее влагалище оставалось таким же сочным и мясистым, как и раньше, а блаженное выражение на ее лице больше напоминало довольный сон, чем потерю сознания.
Чарли трахал ее, пока она не пришла в себя, но он больше не бил ее. Вместо этого он спросил, действительно ли она кончила.
- Невероятно. Как ракета, - eе дыхание вырывалось мелкими прерывистыми толчками. - Боже мой, я знаю, что меня избивают, но я могу умереть за эти оргазмы.
Чарли задумался над этим. Его член был огненным стержнем, бедра болели от толчков, а яйца ощущались как мешки с бетоном, но, насколько он мог судить, он был не ближе к кульминации, чем когда начинал.
- Ты сказалa, что можешь помочь мне это сделать. Как?
- Ты знаешь, как. Ударив тебя, конечно. Ты должен позволить мне ударить тебя.
- О, да ладно тебе. Ты не такая уж и сильная. Ты не можешь меня нокаутировать.
- Мне даже не нужно. Всего один удар, чтобы ты мог "освободиться". Большего и не нужно. Ты бы кончил так сильно, что не поверил бы.
Левый глаз Роксаны распух. След крови скатился с ее нижней губы на щеку и там засох. Чарли подумал, что она больше не выглядела такой сексуальной, похожей на ту, кого можно поставить на пьедестал, но, как ни странно, чем хуже она выглядела, тем болезненнее становилась его стояк.
- Ладно, вставай.
Она так и сделала и пошатнулась. Когда Чарли развязал ей запястья, она, шатаясь, подалась вперед и сбила с прикроватной тумбочки все: фотографию, пресс-папье и стопку "Пышногрудых рабынь".
- Мне нужна моя сумка.
Чарли бросил ей сумку. Она сидела среди разбросанных по полу журналов, синяки на ее лице резко контрастировали с подтянутой и загорелой плотью ее тела, и рылась в своей сумке.
Чарли пришла в голову мысль, что у нее там может быть пистолет или перцовый баллончик.
- Эй, я должен видеть твои руки. Что у тебя там внутри?
Вместо ответа она кинула ему одну из своих боксерских перчаток. Чарли несколько раз подбросил ее вверх-вниз на ладони, представляя, что это одна из ее сисек, отдельная от ее тела, но все еще пухлая и твердая. Он отбросил эту мысль в сторону, чтобы, возможно, вернуться к ней позже.
Когда он оглянулся, она ползала по полу, поспешно натягивая другую перчатку на правую руку.
- Я должнa надеть перчатку, иначе я могу сломать себе руку, ударив тебя.
Это заставило Чарли усмехнуться – она на самом деле думала, что сломанная рука будет иметь значение, когда все закончится.
- Теперь держи свой член крепче, - сказала Роксана, - и приготовься брызнуть до потолка. Если ты не кончишь, когда я тебя ударю... ну... тогда я уже не знаю...
Чарли плюнул себе на руку и подрочил свой жесткий стержень.
- Один удар. Это все, что ты получишь. И если я не кончу именно так, как ты говоришь, настанет моя очередь, и я причиню тебе настоящую боль, я сделаю тебе очень больно.
- Один удар - это все, что мне нужно, - ответила она, и что-то, что казалось гораздо более твердым, чем кулак, сбоку врезалось в рот Чарли.
Он открыл глаза, a она снова поймала его жестоким апперкотом, который откинул его голову назад. На этот раз он покачнулся и плюхнулся на кровать. Он поднял руки, чтобы оттолкнуть ее, но она уже была на нем, и предмет, который она вложила в перчатку, прежде чем одеть ее, часть пресс-папье в форме пьедестала - того, на который положено ставить женщину - разбил ему челюсть в двух местах. Cледующий удар сломал ему скулу, а следующий - размазал носовые хрящи по щеке красной полосой и...
...где-то далеко-далеко, за огненной бурей боли на его разбитом лице, он услышал, как Роксана крикнула, что кончает.
И все же она солгала ему. Не только из-за того, что она ударила его больше одного разa, но и кое в чем еще. Это была последняя вещь, которую Чарли осознал в своей жизни. Ибо не в момент нокаута он достиг своего апогея, а в момент смерти, которая была все ближе и ближе.