«Девочки» Мишель Гарза, Мелисса Лейсон

- Ты голодна, моя хорошая девочка?
В голосе незнакомой женщины слышалась заметная дрожь. Ее голос дрожал, и руки дрожали, когда она помешивала в кастрюле на плите, содержимое которой было неизвестно. Вонь, пропитавшая полуразрушенную кухню, была запахом паленых волос и испорченного мяса.
- Не волнуйся сейчас, Mама приготовит тебе что-нибудь вкусненькое... - ее фраза была прервана резким кашлем, из-за которого рот наполнился густой желтой слизью, которую она выплюнула на линолеумный пол.
Это напомнило Кэйси лимонный пудинг, но она знала, что на вкус он, вероятно, больше напоминал мокрую собаку, смешанную с инфекцией.
Кэйси не могла вспомнить, как она оказалась на кухне, только то, что потеряла сознание, желая поскорее умереть. Она не была уверена, сколько времени прошло с тех пор, как она выпила пятую порцию водки. Она была такой дешевой, что с таким же успехом она могла просто выпить бутылку спирта для растирания, потому что его вкус был пугающе похож. Последнее, что она отчетливо помнила, - это как потеряла сознание за автомойкой самообслуживания. Это было место, где она часто встречалась со смертью, когда "вмазывалась" или напивалась до потери сознания, но она всегда приходила в себя разочарованной и ослепленной утренним солнечным светом.
Примерно в это время, она оказалась на незнакомой кухне, еще более незнакомой женщины, не зная, было ли сейчас утро, полдень или ночь, потому что маленькие окошки были заклеены газетой, которая была заклеена скотчем. Мухи нервно порхали у ее лица, ожидая своего шанса облепить прогорклое рагу, кипевшее на плите.
Капелька пота скатилась по ее груди, щекоча правый бок, и она внезапно осознала, что по большей части обнажена и потеет, как какой-то урод. Шея Кэйси почувствовала слабость, как будто она не могла выдержать вес ее головы. Она боролась за то, чтобы по-настоящему разобраться в ситуации, в которой оказалась. Ее запястья были натерты, и она не могла поднять руки, что говорило о том, что она привязана к стулу, на котором сидела. Ей казалось, что она вот-вот умрет от жажды; рот был мерзкий и ватный. Она предположила, что это было из-за ужасного случая алкогольного отравления.
Сводящий желудок Кэйси подтвердил, что водку, которую она выпила прошлой ночью, скоро нужно будет с большой скоростью эвакуировать либо изо рта, либо из задницы. Потливость и судороги тоже были признаками ломки, и эта мысль пугала ее больше, чем смерть. Каждое утро за мойкой, она обычно проводила, вцепившись в борт мусорного контейнера, в то время как горячее жидкое дерьмо вытекало на потрескавшуюся черную крышку, иногда сопровождаемое глотками желтой желчи, обжигающей ее, и без того почерневшую, зубную эмаль. Однако этим утром Кэйси поймала себя на том, что отчаянно сжимает ягодицы, в то время как ядовитый запах, проникший в ее ноздри, подействовал как спусковой крючок: на ее дрожащий анус. Кэйси сжала бедра вместе и почувствовала прикосновение кожи к коже, подтверждая, что с нее сняли джинсы.
- Что за хрень?
Ей удалось вздохнуть.
- Так-так, что за выражения? - спросила женщина, переключая свое внимание с кипящей кастрюли на Кэйси.
Она вытащила металлическую ложку, которой помешивала вонючую смесь, и заковыляла к молодой женщине, которую держала в плену. Она направила еe на Кэйси; от потускневшего кончика ложки поднимался пар.
- Извинись за использование этого слова. Хорошие девочки так не разговаривают.
- Пошла ты! - ответила Кэйси, крепко сжав зубы и анус.
Горячая ложка быстро скользнула по ее щеке, обжигая кожу.
Шок от удара еще не прошел, когда дрожащая рука схватила ее за челюсть. Обжигающе горячая ложка была засунута Кэйси в рот, мгновенно обжегши ей язык. Странная женщина засунула еe Кэйси в глотку, прежде чем быстро выдернуть. Tа звякнула о ее хрупкие зубы.
- Извинись перед Mамой!
Рвотный рефлекс Кэйси был легендарным в те времена, когда она гуляла по улицам, но ложка вызывала мгновенную тошноту. К счастью, онa былa сухой, но там, внизу, она потеряла тот скудный контроль, который сохраняла над своим алкогольным дерьмом. Горячая влага просочилась наружу только для того, чтобы быть собранной и впитанной во что-то, обернутое вокруг ее задницы и влагалища... подгузник.
Она привыкла совершать постыдные поступки, всегда за деньги, но обосраться никогда не входило в их число. Кэйси наклонила голову вперед, чтобы посмотреть на матерчатый подгузник взрослого размера, который был примотан скотчем к ее талии. Она знала, что теперь он испачкан лужей жидких экскрементов. От унижения из уголков ее глаз потекли слезы.
- Скажи, что тебе жаль, - повторила женщина. - Извинись перед Mамой, - уговаривала она, размахивая ложкой.
- Мне жаль, - захныкала Кэйси.
- Хорошая девочка, - cтаруха усмехнулась. - Ну-ну, не плачь, - прошептала Mама, проводя большими пальцами по глазам Кэйси, чтобы собрать слезы своей шершавой кожей. - Я позабочусь о тебе.
Мама сморщила нос и шмыгнула носом. Кэйси не могла поверить, что старуха могла что-то учуять сквозь мерзкую вонь кухни, но было ясно, что она почувствовала запах грязного подгузника.
- Позволь Mаме привести тебя в порядок. В любом случае, есть еще несколько вещей, о которых нужно позаботиться, прежде чем удочерение будет завершено.
Мама подтолкнула Кэйси. Она стояла у нее за спиной, проводя скрюченными пальцами по сальным каштановым волосам девушки. Хотя действие должно было быть исполнено любви и материнства, это было скорее издевательством над жестом. Пожелтевшие ногти Mамы запутались в волосах Кэйси; она заколебалась и грубо взъерошила их.
- Ой! - всхлипнула Кэйси.
Пожилая женщина продолжала расчесывать пальцами спутанные волосы Кэйси, выдергивая проблемные пряди, ее движения становились все быстрее и яростнее по мере того, как девушка продолжала плакать.
- Заткнись! - сказала Mама, хлопнув Кэйси по макушке. - Хорошие девочки не ноют и не жалуются, когда мама причесывает их.
У Кэйси защипало кожу головы. Она была совершенно уверена, что там была по крайней мере одна рана, которая теперь кровоточила, но она сдерживала свои крики, когда Mама дергала и стягивала ее волосы в конский хвост. Вместо того чтобы завязать их там, старуха достала из своего фартука ножницы и остригла волосы. Маслянистые пряди кучками падали на пол. Некоторые прилипли к потной груди Кэйси, вызывая у нее зуд, но она не могла смахнуть их или почесаться, так как ее руки были крепко привязаны к стулу.
- Теперь я закончу с тобой, - сказала Mама.
У стула были маленькие колесики в нижней части ножек. Тогда Кэйси поняла, что она привязана ремнями к старому офисному стулу. Мама провезла ее по грязному дому, который, как она думала, можно было увидеть в том телешоу о "скопидомах". Вонь была почти невыносимой; по сравнению с ней кухня казалась раем для обоняния. Она была забита от пола до потолка грудами старой одежды, мебели и гниющими мешками с мусором. Окна были задернуты плотными шторами, покрытыми слоем пыли. Деревянный пол застонал, когда ее протащили по нему в темный коридор. Кэйси замерла перед дверным проемом; за ним виднелись силуэты унитаза и раковины. Мама щелкнула выключателем на стене; от света стайка тараканов разбежалась по углам заплесневелой ванной. Кэйси видела много антисанитарных туалетов на стоянках грузовиков, в винных магазинах и ночлежках, но ни один из них не шел ни в какое сравнение. Некогда белые, комод и раковина были в коричневых пятнах, покрытые коркой жесткой воды, словно желтый мох, стремящийся вернуть себе фарфоровый лес. Один только вид этого подтвердил причину, по которой она предпочитала гадить на улице.
- Пора привести тебя в порядок, - весело сказала пожилая женщина, как будто Кэйси действительно радостно предвкушала то, что должно было произойти.
Мама стояла перед Кэйси, улыбаясь. В ярком свете уборной выражение ее морщинистого лица внезапно показалось знакомым. Кэйси вспомнилa тогда, что не покупалa ту пятую бутылку водки, а получилa ее. Выпивку ей подарила одна милосердная пожилая женщина. Кэйси вспомнила, как смеялась над глупостью старой суки, когда пила прозрачную жидкость, чувствуя, как она обжигает ее от языка до самых внутренностей. Ее зрение затуманилось. Всего в нескольких футах от нее остановилась машина, и дверца распахнулась. Затем темнота поглотила ее.
- Ты накачалa меня наркотиками, - сказала она.
Мама полностью проигнорировала ее, вместо того, чтобы отреагировать на очевидное. Она достала свои принадлежности из-под раковины. Шкаф кишел тараканами, оставлявшими за собой поспешные следы дерьма, когда они убегали от Mамы. Она посмотрела на своего "новорожденного ребенка" и улыбнулась.
- Хорошие девочки делают то, что им говорит Mама. Просто помни об этом. Нет ничего лучше хорошей девочки.
Руки пожилой женщины дрожали, когда она снимала кожаные ремни с запястий Кэйси. Лицо девушки стало серьезным, Mама знала, что если бы ей не давали "лекарства", Кэйси набросилась бы на нее, но в прошлый раз Mама узнала, что дозу ни в коем случае нельзя уменьшать. Кэйси резко наклонилась вперед, а Mама схватила ее за руки и помогла сесть в скользкую ванну. Кэйси покачала головой, надеясь, что ее тело последует за ней, но оно отказывалось сбрасывать свою летаргию. Из своего фартука пожилая женщина достала ножницы, которыми она подстригала Кэйси. Мама обрезала клейкую ленту, которой был закреплен импровизированный подгузник Кэйси. Она вытащила его из-под девушки. Он был наполнен желто-зеленым поносом. Мама бросила его в раковину, к удовольствию поджидающих паразитов, которые подползли к нему, чтобы полакомиться кишечным супом, которым был густо пропитан клочок ткани.
Кэйси чувствовала давление Mаминых объятий, щекотание убегающих тараканов, когда они пробегали по ее бедрам, и все же она чувствовала онемение, как будто ее конечности были под наркозом. Мама купала Кэйси почти так же, как стригла ей волосы, - грубо, небрежно. Она ворковала с ней, как будто Кэйси был годовалым ребенком, но ее действия были на грани насилия, особенно когда она чистила маленькие груди и пизду Кэйси. Как только Mама осталась довольна чистотой своего "новорожденного ребенка", она снова подошла к шкафчику под раковиной и вернулась с опасной бритвой.
Она указала на лобковые волосы Кэйси.
- Об этом нужно позаботиться!
Мама удаляла волосы таким образом, который напоминал неподходящую мать, имеющую дело со вшами или стригущим лишаем у ребенка, отвращение на ее лице было очевидным. Она двигалась быстро, оставляя ожоги от бритвы и кровоточащие порезы в тех местах, где лезвие было недостаточно смазано. Кэйси вытерли заплесневелым полотенцем, прежде чем приклеить новый подгузник, а затем через голову натянули маленькую рубашку, прикрыв обнаженную грудь. Она почувствовала некоторое облегчение от того, что все закончилось, но Кэйси знала, что если она не сбежит от этой чертовой психованной старой суки, то наверняка подвергнется еще большему садистскому воспитанию.
Ее покатили по единственному пути обратно на кухню. Глаза Кэйси обшарили груды зловонных мусорных пакетов, некоторые из них были вскрыты, из них вытекала молочно-белая жидкость и кишели личинками. Стул Кэйси зацепился за неровный выступ в деревянном полу, заставив ее броситься вперед. Мама была недостаточно сильна, чтобы остановить силу притяжения, которая притянула Кэйси вниз лицом. От удара у нее мгновенно порвались колготки, разбилась губа и был выбит передний зуб.
- Боже мой! - закричала Mама.
Она наклонилась, пытаясь исправить свою ошибку, но ее руки были недостаточно сильны, чтобы поднять Кэйси. Маме удалось только перевернуть Кэйси на бок. Старуха расхаживала по полу вокруг головы Кэйси, бормоча что-то себе под нос. Еще несколько поспешных попыток оказались безуспешными. Кровь Кэйси растеклась лужицей по ее поврежденному лицу, но ее беспокойство было обращено к ближайшему черному пакету для мусора. Он двигался... и он плакал.
- Плохая девочка! А теперь замолчи!
Мама поспешила к пакету, чтобы пнуть его ногой. Он подпрыгнул в ответ, визг внутри него усилился, перерастая в звериный вой. Старуха еще раз взмахнула дряхлой ногой, но это не заставило извивающийся пакет замолчать.
Кэйси смотрела, как Mама отступает, пожелтевший ноготь на ноге свисал, кровоточа. Мама выплевывала грязные ругательства, но отказывалась возвращаться к нападению на корчащийся пакет. Он извивался и медленно продвигался вперед, как черный червяк по полу. Кэйси слышала, как Mама топает по деревянному полу обратно на кухню. Молодая женщина не могла пошевелиться, только смотрела, как нечто в пакете подбирается все ближе к тому месту, где она лежала, истекая кровью. Она задержала дыхание, затем крепко зажмурила глаза, как будто могла заставить себя исчезнуть. Шуршание пакета вкупе со стонами донеслось до нее, когда она осмелилась взглянуть. Черный пластик растянулся, ослабев в некоторых местах. Кэйси видела, как кончики пальцев прорываются наружу, грязные ногти отчаянно царапают отверстия для выхода. Она знала, что это был человек, но все равно боялась его. Покрытые синяками руки занялись тем, что заставили пакет раскрыться еще шире. Оно выскользнуло наружу, подтягивая себя двумя тонкими руками. Еe голова была выбрита, из ран на скальпе сочились струпья, но все же онa смутно напоминалa женщину. Онa полностью расстегнулaсь, обнажив покрытую шрамами грудь - маленькие груди без сосков. Она подняла лицо, один из ее глаз был не более, чем гноящейся дырой, в которой обитали молодые личинки роящихся домашних мух, которые с жужжанием выбирались из пластиковой гробницы, в которой они питались и росли. Кэйси не могла убежать, ее тело гудело, разум кричал о том, чтобы вырваться из дома пыток.
- Hет! Плохая девочка!
Вернувшись, Mама пришла в ярость. Однако она остановилась; огонь покинул ее, когда она поняла, что "плохая девочка" теперь свободна от своего заточения.
Изможденная девушка стояла, сгорбив спину, как будто ее неделями держали связанной в пакете. Все ее тело было цвета поблекших синяков. Шрамы пятнали ее некогда фарфоровую кожу. Рот плохой девочки отвис, когда она продолжала стонать. Кэйси слышала, как за ее выдохами следовал ужасный хрип, когда она делала вдох. "Плохая девочка" - так назвала ее мама - была в ужасном состоянии. Кэйси знала, что девушка была на пороге смерти, но взгляд ее уцелевшего глаза был полон убийственной ярости. Старуха повернулась, чтобы убежать обратно на кухню, а Плохая девочка опустилась на колени рядом с Кэйси.
Слабыми, окровавленными пальцами она ослабила путы на запястьях Кэйси. Подгузник, который был приклеен скотчем к ее талии, врос в живот Плохой девочки; он был коричневым и вонял гнилью. Тело Кэйси все еще отказывалось реагировать на требования ее мозга подняться; она лежала и плакала, в то время как Плохая девочка, пошатываясь, снова поднялась на ноги. Кэйси повернула голову в сторону, чтобы увидеть то, что казалось ходячим трупом, когда она пробиралась, чтобы отомстить за зло, причиненное ее плоти.
Мама стояла у кухонного стола, держа перед собой ножницы. Плохая девочка не боялась клинка; боль больше ничего для нее не значила... ничего не произошло. Она знала, что скоро умрет, в ее теле началось заражение, ее собственная кровь отравляла каждый ее орган. Прежде чем ее тело превратилось в ничто, как трупы других плохих девочек до нее, она хотела только покончить с жизнью старухи - уничтожить мать-садистку, которая захватила ее в плен почти год назад. Женщина, которая регулярно злоупотребляла каждым отверстием ее тела, насильно кормила ее ложками вареного свиного сала; избивалa ее до тех пор, пока она не онемела как морально, так и физически. Когда ее поместили в пакет, она приветствовала смерть, но освобождение не наступало. Голос "новой хорошей девочки" привел ее в чувство, разжег костер ее абсолютного конца. Она хотела умереть, убив старуху, хотела почувствовать, как душу Mамы отправляют в ад, прежде чем она навсегда закроет глаза.
- Не подходи! - пригрозила Mама, тыча ножницами в воздух.
Плохая девочка без колебаний продолжила движение вперед. Ножницы проткнули ей живот, но ее руки нашли горло пожилой женщины. Она надавила большими пальцами на мягкую впадинку над Mаминой ключицей. Плохая девочка была ужасно слаба, но старуха оказалась не сильнее, когда отпустила ножницы, застрявшие в животе пленницы. Старуха вцепилась в свои запястья в попытке освободиться от удушающего захвата. Плохая девочка крутила старуху взад-вперед, теряя равновесие, и та попятилась назад, но ее руки отказывались отпускать Mаму. Они повалились друг на друга, возвращаясь в захламленную гостиную. Кэйси почувствовала, как задрожали ее плечи, и до нее дошло, что ее тело начало реагировать на инструкции, которые неуклонно поступали к конечностям из мозга.
Плохая девочка сидела у Mамы на груди, прижимая руки к ee трахее. Инстинкты самосохранения старухи сработали, когда она начала терять сознание. Ее дрожащая рука снова нащупала рукоятки ножниц; она вонзила их поглубже и повернула. Внутренности Плохой девочки превратились в дыру, размером с кулак. Из полости сочилась гной с оттенком крови, сквозь которую выглядывала фиолетовая выпуклость. Кэйси знала, что внутренности Плохой девочки скоро последуют за вонючей жидкостью, которая омывала старую женщину под ней. Она только надеялась, что Mама умрет от недостатка кислорода до того, как Плохая девочка умрет. Кэйси попыталась приподняться на локтях, верхняя часть ее тела реагировала вяло, но ноги по-прежнему отказывались двигаться. Она потащилась, как тюлень, по скрипучему полу, чтобы укрыться среди мусора. Мама закричала - знак того, что она взяла верх. Кэйси не осмеливалась обернуться, таща за собой свою бесполезную нижнюю половину тела.
Мама оттолкнула Плохую девочку от своей груди, перекатилась на нее сверху и вырвала ножницы. Дыхание девушки было затрудненным. Дыра в ее животе ужасно воняла. Старуха знала, что девушка была при смерти.
- Вот что бывает с плохими девочками! - прохрипела она.
Старуха держала перед лицом девушки ножницы, обтянутые кошечкой, открывая и закрывая их, чтобы подчеркнуть смысл сказанного. Старуха опустила их в открытую рану, яростно надрезая фиолетовую выпуклость внутренностей Плохой девочки. Затем старуха приставила их к краю неровной дыры и начала разрезать ее пошире. Ее рука дрожала; она на мгновение остановилась, чтобы выплюнуть полный рот мокроты в здоровый глаз Плохой девочки. Мама дико хихикала, вскрывая кишечник девочки, он был полон инфекции и вонял, как разлагающийся труп. Пожилая женщина была удовлетворена последним наказанием, которому она подверглась, поэтому встала, чтобы пойти забрать Кэйси.
- Лучше будь хорошей девочкой. Лучше иди к Mаме, - предупредила старуха.
Кэйси рванулась вперед; расщепленное дерево оставило глубокие царапины на ее предплечьях. Она не обращала внимания ни на боль, ни на тепло собственной крови, стекающей на половицы. Плохая девочка была проблеском в собственное будущее Кэйси, если она не будет сопротивляться. Было ясно, что старуха снова и снова повторяла эту пытку над бесчисленным количеством молодых женщин. В преклонном возрасте она была слаба, но большая доза транквилизатора, которую она ввела Кэйси, привела девушку в такое слабое состояние, что они были практически равны. Звук приближающейся Mамы заставил ее отчаянно искать что-нибудь, что можно было бы использовать в качестве оружия. Она обнаружила разбитую лампу в тот самый момент, когда почувствовала резкую боль в пояснице. Кэйси перекатилaсь, бешено размахивая лампой. Ей удалось отбросить Mаму назад, но ножницы, застрявшие всего в нескольких дюймах от ее позвоночника, помешали ей продвинуться дальше. Кэйси подавила агонию и приготовилась к битве. Это произошло через несколько секунд, когда старая сука атаковала снова, на этот раз используя свои костлявые кулаки. Она села на Кэйси, глубже вонзая ножницы в спину девушки.
- Ты никуда не годишься, девочка! Ты такая же плохая девочка, как и все остальные!
Пакеты для мусора окружали ее, из всех вытекали липкие лужицы остатков "плохих девчонок". Мама обхватила лицо Кэйси, а затем начала вдавливать ногти больших пальцев ей в глаза. Это был хорошо отработанный ход, многие "плохие девочки" оказались ослеплены Mамой. Невыносимое давление распространилось по черепу Кэйси, она взмахнула руками. Ее правый кулак врезался в лицо пожилой женщины. На мгновение она ослабила хватку на голове Кэйси. Ее руки, как пауки, поползли по щекам молодой женщины, снова пытаясь дотянуться до глазных впадин. Кэйси покачала головой взад-вперед, изо всех сил стараясь держать эти руки, от которых все еще пахло тем, что эта сумасшедшая старая сука готовила на кухне, подальше от своих глазниц. Мама вцепилась когтями в веки Кэйси, пытаясь взять девочку под контроль. Ситуация скоро вышла бы из-под контроля, если бы Кэйси не дали хорошую дозу транквилизаторов. Мама пожалела, что не забрала их перед нападением на Кэйси; девочка больше не была уступчивой или в какой-то степени послушной, а вместо этого реагировала бы как зверь в клетке.
Кэйси дернула бедрами, восстанавливая контроль над собой. Маму отбросило в сторону, и она упала в груду черных пакетов, вызвав лавину мусора. Потревожив гору нечистот, они подняли тучу мух, разжиревших от кормления, разгневанных тем, что их откладка яиц была прервана. Кэйси приподнялась на четвереньки, чтобы отползти от старухи, которая теперь с трудом выбиралась из протекающих мешков, покрытых шевелящимися личинками.
Кэйси нашла дорогу обратно в коридор и поднялась на ноги. Пошатываясь, она прошла мимо ванной; за ней была дверь, через которую она протиснулась. Она оказалась в спальне, которая была обставлена для маленького ребенка; прошло много лет с тех пор, как она считалась пригодной для проживания ребенка, и, скорее всего, в ней никогда не убирали. Обои отслоились; местами они полностью исчезли. Кэйси закрыла за собой дверь, навалившись на нее всем телом. Было слышно, как Mама ругается и топает по направлению к укрытию Кэйси. Она повернулась, чтобы осмотреть дверную ручку, но была раздавлена, обнаружив, что она не заперта. Металлический щелчок с другой стороны подтвердил картину, которую ее мозг только начал формулировать. Замок был снаружи двери, он предназначался для того, чтобы держать людей внутри... а не снаружи.
Мамин смех звучал как у гиены, страдающей пневмонией, когда она победоносно кудахтала и взлаивала. Кэйси забарабанила кулаками в дверь, но она была сделана из тяжелого дерева, поэтому она даже не могла надеяться выломать ее. Она оказалась в ловушке за мрачным фасадом спальни маленькой девочки. Кровать была застелена тем, что когда-то было розовыми простынями, только теперь они выцвели до желтого цвета. Их испачкали бесчисленные пятна. На стене фиолетовым мелком было написано имя Рейчел. Оно было обведено много раз, словно служило напоминанием тому, кто его написал, что у него когда-то было имя. Почерк говорил о том, что оно было написано девочкой постарше, а не ребенком. Дверца шкафа была снята. В нем висел ассортимент костюмов - платья принцесс, пачки балерин, купальные костюмы - все в том же состоянии, что и простыни. Под клоунским костюмом с оборками был оторван кусок обоев. Печаль и отвращение пронзили внутренности Кэйси, когда она поняла, что на деревянной стене остались следы зубов. Кто-то был так голоден, что начал есть все, что попадалось под руку. Тогда она задалась вопросом, была ли девушка в мусорном пакете, Рэйчел, плохой девочкой.
Адреналин от борьбы покидал ее. Волны боли расходились от ее спины. Слезы текли по ее щекам, но она решительно улыбалась тонкими губами. Ножницы старухи все еще лежали там, куда она их воткнула. Кэйси провела рукой по ране. Тошнота скрутила ее желудок. Ее пальцы нащупали ручки ножниц; она погладила их и почувствовала стреляющую боль, которая распространилась по каждому нерву в ее теле. Обжигающе горячая рвота подступила к горлу, на мгновение ее затошнило, прежде чем она неловко позволила ей пролиться на испачканный ковер на полу спальни. Она знала, что ее действия должны быть быстрыми, иначе дело может не быть выполнено. Глубоко вздохнув, она протянула руку назад, схватила ножницы и начала вытаскивать их из пульсирующей раны, в которой они были зажаты. Кэйси с трудом подавила свои крики, когда они вырвались на свободу. За ними тянулся след теплой крови, пропитывая подгузник, прикрепленный скотчем к ее талии. Она поднесла их, с капающей кровью, к своему лицу. Она чувствовала, что теряет сознание от ee потери, но отказывалась поддаваться этому... до тех пор, пока Mама не умерла.
Кэйси приготовилась, держа ножницы за спиной, когда услышала, как отпирают дверь. Вошла Mама, сжимая в руке молоток. Старуха бросилась к ней. Кэйси попятилась, вытаскивая свое оружие. Взгляд Mамы упал на ножницы, но она, не колеблясь, замахнулась молотком. Кэйси почувствовала удар по локтю; боль была мгновенной вспышкой. Она крепко держалась за свою единственную защиту, тыча Mаму в бок, когда та готовилась к новой атаке. Кровь просочилась наружу, образовав малиновый круг на пестром фартуке, который был повязан поверх грязного лавандового платья, которое было на Mаме. Старуха наблюдала, как она становилась шире, прежде чем потечь вниз по ее бедру.
- Плохая... плохая девочка! - кипятилась она.
Несмотря на то, что старая сука постоянно дрожала, ее прицел был точным, когда она замахнулась молотком наотмашь. Кэйси почувствовала, как он соприкоснулся с ее правым ухом; яркая белая вспышка заполнила ее поле зрения, прежде чем сознание покинуло ее.

Повторное пробуждение в Mамином доме было гораздо более ужасающим. Не только потому, что Кэйси теперь знала, что эта женщина была серийной убийцей, но и потому, что Mама нависла над ней с плоскогубцами в руках.
- Я ждал, пока ты очнешься, прежде чем начать.
Отсутствие реакции в конечностях подсказало Кэйси, что Mама снова накачала ее наркотиками, пока она была без сознания. Она чувствовала, как ее сердце бешено колотится в груди от ужаса и боли от поражения.
- Я надеялaсь, что у тебя все будет хорошо, но я ошибалacь. В свое время мне приходилось иметь дело со многими плохими девчонками.
Над Mаминым плечом висел раздражающе яркий свет, высвечивая шрамы на ее запястьях - следы укусов. Кожа старухи казалась тонкой, как бумага; это заставило девушку задуматься, насколько сильно ее поранили ножницы. На Mаме все еще был запачканный фартук, но платье под ним сменилось.
- Знаешь, нет ничего лучше хорошей девочки. Плохие девчонки... они будут наказаны.
Кэйси все еще лежала на полу спальни, в которой она упала, ослепительный свет лампы, стоявшей на маленьком столике, падал ей прямо в лицо. Старуха оседлала грудь Кэйси, поднесла плоскогубцы к лицу девушки.
- Рэйчел тоже узнала, что случается с плохими девочками, - Мама, улыбаясь, сжала щеки Кэйси пожелтевшими кончиками пальцев левой руки. - Открой, - прошептала она.
Кэйси сопротивлялась только для того, чтобы ее ударили по лбу ржавыми плоскогубцами, пока поверх фиолетовой шишки не появилась кровавая полоска. Она вскрикнула, и старуха воспользовалась возможностью действовать. Кэйси уже потеряла один из своих передних зубов из-за того, что упала лицом вниз на пол, но предстояло еще многое сделать. Мамина дрожь выводила ее из себя при каждой попытке закрепить зуб плоскогубцами. Она встряхнулась, и они соскользнули с места, отколов почерневшие фрагменты зубов. Во рту Кэйси всегда был привкус гниющих зубов, теперь же его наполнила эссенция ржавчины, разрушенной эмали и крови. Зубы девочки крошились на кусочки и скапливались у нее в горле прежде, чем их удавалось выдернуть из больных десен. Зубы Кэйси превратились в месиво из оголенных нервов, выставленных напоказ затхлому воздуху спальни. Ее крики были прерваны рвотными позывами, которые эхом отразились от стен.
- Не будь такой плаксой! - сказала Mама, снова затыкая рот Кэйси плоскогубцами.
Девушка была в истерике, но не могла пошевелить своим телом от челюсти вниз, будучи пленницей своей собственной плоти. Мама наклонилась вперед, готовясь нанести еще больший ущерб кровоточащему рту Кэйси, когда свет лампы заслонила тень. Ее ноздри наполнились ужасным зловонием. Мама не смогла запереть дверь изнутри. Во всяком случае, она никогда бы не подумала, что ее прервут.
Плохая девочка, Рейчел, стояла над ними. Ее внутренности свисали между ног, а в руках она несла кастрюлю. Кэйси узнала в ней ту же самую, что стоялa на плите. Она все еще кипела и пузырилась. Мама упала набок, ее рука потянулась к молотку, который она оставила неподалеку. Рейчел остановила ее, окатив струей вонючей жидкости, которая мгновенно обожгла ее кожу под одеждой. Мама перевернулась на спину, и Рейчел последовала за ней. Плохая девочка вылила остатки кипящего содержимого кастрюли на лицо пожилой женщины и в ее рот, когда та закричала. Кэйси повернула голову в сторону, чтобы посмотреть. Мамины щеки мгновенно покрылись пузырями. Ее веки плотно сомкнулись. Из ее пищевода донеслось бульканье, но Рейчел это не удовлетворило. Она упала на колени, выхватила молоток из рук Mамы и колотила старуху по черепу до тех пор, пока он не стал похож на окровавленный мешок из волос и плоти. Она перевернула молоток в руке и использовала когтистый конец, чтобы разрубить малиновое месиво на неразличимые кусочки, превратив ee глаза в бледное желе. Рейчел размахивала молотком до тех пор, пока ее тело больше не могло этого выносить. Она упала на труп своей похитительницы, и тяжесть ее ран, наконец, сказалась на ней.
Кэйси хотела только бежать, но в ее крови все еще было много транквилизаторов. Все, что она могла делать, это наблюдать, как мухи собирались на трупах рядом с ней; некоторые даже приняли ее за мертвую и осмотрели ее раны, чтобы найти место для своих яиц. Ее подгузник непроизвольно испачкался, когда у нее отпустило мочевой пузырь. Прошло почти двадцать четыре часа, - предположила она, наблюдая за тонкой полоской солнечного света, пробивающейся сквозь плотные шторы, прежде чем ее конечности начали просыпаться. Лужа зловонной жидкости растеклась по полу, намочив ее руку. Она перекатилась на бок, рой мух слетелся с ее тела к Mаме и Рейчел. Внутренности Плохой девочки были снаружи и уже наполнились извивающимися личинками. От нее пахло так, словно она была мертва уже несколько недель, судя по тому, насколько гноились ее раны, пока она была еще жива. Кэйси села, разглядывая грязную лужу, в которой Mама ошпарилась насмерть; крошечный пальчик был прилеплен к полу в свернувшейся жидкости. Старуха собиралась скормить Кэйси кусочки других "плохих девочек". Она задрожала от гнева, поднимаясь на ноги.

Рэндалл всегда знал, что старая сука, живущая через дорогу, была странной. Его мать рассказала ему, что служба защиты детей даже забрала ее дочь много лет назад, но в то утро, когда он увидел девушку, выбегающую из парадной двери, все это стало больше, чем слухами. К бедняжке был примотан кусок ткани скотчем. Ее волосы были острижены до головы, но он не мог оторваться от ее рта: у нее были обломаны зубы. Она кричала, чтобы он вызвал полицию. Инстинктивно он сбросил свое пальто, пытаясь прикрыть ее, но она оттолкнула его и побежала обратно в дом старухи. Он набрал 9-1-1 и немедленно отправился за ней. Сначала его поразил запах; именно тогда он понял, почему старуха никогда не пользовалась своей входной дверью.
Оператор пронзительно закричал на линии, спрашивая о чрезвычайной ситуации как раз в тот момент, когда он переступил порог. Он обнаружил, что девушка отчаянно разрывает пакеты для мусора, в большинстве из которых были гниющие трупы других молодых женщин.
- Что у вас случилось? - оператор перекрикивал его растерянные крики.
- Девочки... они все мертвы!