«Спасайся, Ник МакKласки» Нэйтан Робинсон

Улицы были переполнены мертвецами, неумело марширующими вниз по холму, к центру города, в некой пародии на движение. Он видел, как деловой мужчина с растрёпанными волосами и бородой, залитой кровью, прошел мимо, страдальчески покачивая конечностями. За ним следовал бесполый кошмар, чья кожа была выжжена до черноты с красными язвами, которые виднелись из-под корки. Глаза были гнойно-белыми, зубы - обломками углей, которые казались слишком большими для рта.
Он всегда предполагал, что это будет вирус или же полный провал антибиотиков, который уничтожит человеческую расу, в отличие от удара астероида или извержения Йеллоустоун. Это идет от нас самих, а не извне.
Господи Иисусе, это действительно произошло. Был ли он хотя бы рад, что все это время был прав? Нет, конечно же, нет. Он все еще думал о людях. О детях...
Ник МакKласки отвел взгляд от орды, которая топталась мимо его грязного окна, и закрыл щель. У него не было занавесок. Листов пропитанного никотином картона, приклеенных к оконной раме, было достаточно, чтобы не пропускать проникающий утренний свет, который бил через всю центральную улицу и попадал в его злые глаза. Пошло ты на хрен, солнце, - таков был его обычный ответ, когда свет проникал сквозь щели в картонном барьере и беспокоил его слипшиеся веки.
Но не сегодня.
Несмотря на полуглухоту, стоны и крики разбудили его от пьяной дремы этим злосчастным утром. Шаги, скребущие и шаркающие по асфальту, вызвали интерес даже у его алкоголизма. Он вытащил свою тушу из постели и потащился к окну, отклеивая заплатку на картонном барьере.
Ужасы ада встретили его.
Мимо, пошатываясь, прошла некогда прекрасная брюнетка с черными глазами и разорванным горлом. Сухая кровь пропитала ее белоснежную грудь, вишневая корка создавала мрачный, зернистый узор, который продолжал свой спуск, впитываясь в ее изорванное свадебное платье.
За ее запинающимися движениями следовал грузный лысый мужчина; половина его лица была отгрызена, левый глаз свисал из глазницы, как ужасный кулон.
Мимо, спотыкаясь, прошла девушка в цветочном платье. Кожа, соединяющая ее нижнюю челюсть, выглядела разорванной, что придавало ей зияющую улыбку.
Мимо пронеслась гротескная армия, каждый со своим индивидуальным ужасом, закрепившим их в его будущих кошмарах. Он отпрянул от окна, его пальцы автоматически сгибались в желании достать бутылку с чем-нибудь, чтобы снова погрузиться в сладкое забвение.
Нет. Не сегодня. Что, черт возьми, случилось?
У него не было ни телевизора, ни радио, так что в плане новостей он был слеп. Он подумал об искаженных лицах снаружи, затем вернулся к стопке DVD-дисков, которые были у него в комнате отдыха. Большинство из них были комедиями, несколько порнофильмов и пара ужасов завершали коллекцию. Он никогда не понимал, зачем бойцу после дня патрулирования смотреть фильм ужасов. Реальная жизнь была для него достаточно ужасна.
Однажды он застал сцену в одном из таких фильмов. Он назывался "Пожиратели мозгов" или что-то в этом роде. Ему стало плохо от того, что актёры активно участвовали в съемке таких зверств. Детей разрывали на части, черепа раскалывали камнями и горсти (надеюсь) поддельных мозгов зачерпывали в голодные рты актёров.
Актерская игра в семидесятых была отвратительной. Плохо дублировалась с итальянского, но все равно его группа ликовала, когда на главной актрисе жадные пальцы нежити срывали блузку. Когда она бежала по лесу, и голые ветки хлестали по ее пышным грудям оставляя тонкие полоски крови.
Однажды во время патрулирования Ник спросил Кэмерона Далтона, своего лучшего друга на базе, почему он так любит фильмы про зомби.
- Я не знаю. Я думаю, что поддельный ужас делает настоящий ужас немного легче переносимым. Помнишь, как Шаксмит получил снайперскую пулю в брюхо, и она прошила его?
- Да, это был один из худших дней в моей жизни. Ты спас его тогда.
За неделю до этого, я смотрел фильм "Ночь чудовища", и там была сцена, где женщина-монстр разрезает шефу полиции живот. Я без колебаний помог ему затолкать кишки обратно.
- И это помогло, не так ли?
- Я сказал себе, что это кино. Думаю, просмотр "Ночи" помог. Это все был спецэффект...
Ник оглядел свою обитель и беспорядок, в который превратилась его жизнь. Это место было свалкой разбитых мечтаний и основательно провалившейся жизни. Меган больше не было, девочек тоже. Как и его самоуважения, его друзей и его накоплений. Он окинул взглядом просторы квартиры на первом этаже: заляпанная посуда в раковине, кучи грязного белья, гниющего вдоль одной стены, неоплаченные счета и листовки, засоряющие коричневый ковер; коллаж из неблагополучия и поражения, выстроенный в виде коричневого и ярко раскрашенного пазла.
На полу валялись пустые упаковки, похожие на выброшенные оболочки тел, чьи внутренности он высасывал для пропитания; выпитые бутылки дешевого виски и водки звенели друг о друга, когда он спотыкался, не отличаясь от ужасов снаружи. По указу хозяина дома ему нельзя было курить, но это не мешало ему заполнять любую ёмкость кучками пепла и смятыми окурками. Даже крысы ушли. Настоящей еды у него никогда не было. Он попытался вспомнить свой последний прием пищи. Два, может быть, три дня назад. Пицца. Засаленная коробка осталась на грязной столешнице как свидетельство его позора.
Он был одновременно монстром и жертвой. Он жил в ужасе перед самим собой, когда худшее в нем разрушало то немногое хорошее, что в нем оставалось.
Ник всегда хотел выжить. Он боялся наступления этого дня. Еще со времен службы в армии он знал, какими чудовищами могут стать люди в отчаянных ситуациях. Он хотел быть готовым. Учитывая нефтяные войны, жадность корпораций и насилие, ежедневно вспыхивающее в дальних столицах, он предполагал, что пройдет совсем немного времени, прежде чем общество рухнет на его родных побережьях.
Конечно, он был прав.
Он всегда представлял себе маленькую ферму для своей семьи, с выращенной дома едой и автономным обеспечением. Вдали от всего этого, пока мир рушится за горизонтом.
Солнечные батареи и спутниковое радио.
Кувшины с маринованными вкусностями и свежая вода, доставленная прямо из скважины.
Собственная грибная ферма и программа домашнего обучения для дочек.
Курятник и, возможно, собственное озеро для рыбалки, вырытое в земле.
Но большие мечты не сбылись, как он успел узнать.
Меган ушла. Его одержимость идеей гибели человечества вбила клин между ними. Она была идеалисткой, ей было удобно платить налоги коварным политикам и всегда видеть в людях лучшее. Она видела лучшее в нем. Точнее, видела когда-то давно.
Он хотел закурить.
Последнюю сигарету он выкурил до того, как потерял сознание от обычной попойки с виски; смятая пачка на полу была тому подтверждением.
Ему не нужна была сигарета. Но он хотел её, это было зависимостью. Ему нужно было выбираться из квартиры и мчаться на ней в сельскую местность. И как можно скорее.
Может, подождать до темноты или попытаться прорваться сейчас? Толпа была не такой уж густой, и он решил, что лучше сделать шаг сейчас, пока ситуация не ухудшилась. Он чувствовал необходимость принять душ и вымыться, прежде чем ринуться в бой, очистить себя от грязи своей предыдущей жизни, прежде чем пролить кровь своего недавно обретенного врага.
Хотя Ник глубоко уважал власть, он терпеть не мог чиновников и коммунальщиков, они требуют соблюдения правил и оплаты, ничего при этом не делая, поэтому у него уже больше месяца не было воды. Теперь он считал дни до того момента, когда ему отключат электричество.
Он открыл нижний ящик своего древнего платяного шкафа со скрипом дерева и полез внутрь. Он просунул пальцы под увесистую коробку из-под обуви и с предельной осторожностью положил ее на не заправленную кровать. Он уважал содержимое, с ним нельзя было шутить. Вытерев потные руки о бока своей грязной футболки, он снял крышку и задержал дыхание.
Черная ткань срывала предметы внутри, она покрыта тонким, плотным слоем пыли. Сейчас есть только я, так кто же еще это мог тут побывать? Меган давно не посещала дом, дети тоже. Никто не приходил. Может быть, мужчина, который приходил снимать показания счетчика, но это был мимолетный визит, и, конечно, его присутствие не могло накопить столько пыли за несколько минут. Это место - музей моих страданий.
Медленными, нарочитыми движениями он развернул ткань и замер в благоговении, открывая их красоту. Он поднял одну и снова начал дышать.
С возвращением в солдатский строй.
Он положил гранату на кровать и вынул две другие. Он уложил их в одну линию. Его малышки, его тройняшки.
Он вытащил промасленную тряпку, без всякой мысли бросил её на пол и поднял четвёртый предмет.
Пистолет. Не его пистолет, а пистолет его приятеля, Кэмерона Далтона.
Кэмерон Далтон получил три пули в грудь во вторник, который начинался как скучный вторник. Он держал его за руку, пока Кэмерон истекал кровью из дыры в лёгких, лёжа на песке и камнях, а пули свистели мимо их ушей, как разъярённые осы с горного хребта. Он кашлянул в последний раз, сплюнул кровь и покинул этот мир со словами:
- Спасайся, Ник МакKласки.
В течение минуты лёгкие Далтона наполнились кровью, и он утонул в милях от источника воды. Ироничность происходящего на войне не прошла бесследно для Ника, когда после этого смех и слезы хлынули в унисон. Он читал истории о том, как моряки сгорали до смерти в океане, когда их корабли несли бушующие пожары вниз через тёмные глубины. Была ли смерть последней иронией для солдата?
Кэмерон был отправлен домой вместе со своими вещами. Ник последовал за ним, как верный друг, которым он и был. Семья Кэмерона не хотела забирать его вещи, так как они сводились к нескольким вещам, книгам и нескольким потрепанным журнальчикам. Поэтому распоряжаться вещами друга пришлось ответственному Нику МакKласки.
После прощания с Кэмероном и более чем нескольких рюмок Ник открывал коробки, чтобы предаться пьяным воспоминаниям об ушедшем товарище. Он выбросил журналы, носки и коробку просроченных шоколадных конфет. Он положил стопку семейных фотографий с изображением белокурого светловолосого Кэмерона, его младших братьев и сестер на кровать, готовый переслать эти воспоминания, окрашенные сепией, его родителям.
Коллекция мятых толстовок отправилась в благотворительный мешок, готовая к вторичному использованию среди тех, кому повезло меньше и кто все еще терзаем жизнью.
И там, на дне, он нашел коробку из-под обуви, в которой лежали три украденные гранаты, пистолет и коробка патронов.
С тех пор он держался за них.
Он проверил, заряжен ли магазин (хотя он знал, что заряжен; его военные рефлексы сработали автоматически), и положил гранаты в карман своих спортивных штанов. Он еще раз проверил, что происходит в толпе, и сунул в карман единственный ключ от своего "Ford Fiesta", который был припаркован на противоположной стороне улицы. Он снова полез в шкаф и вытащил мачете. Лезвие было более фута длиной, и хотя оно было острым, металл был мутным и не зеркальным. Капрал Кэмерон Далтон снял его с безжизненного тела изрешеченного пулями повстанца после стычки во время патрулирования, однажды в жаркий полдень. Он спрятал его в рюкзак и положил в свой личный арсенал на дне шкафчика, завернув в промасленную тряпку.
Ник держал мачете на расстоянии вытянутой руки, круговым движением взвешивая его у запястья. Он размахивал им перед собой, как ловкий самурай размахивает катаной. Мачете, вероятно, было тяжелее, поскольку более толстое лезвие предназначалось для рубки кустарника и сучьев деревьев, а не для рассечения тел. Сегодня нужно было испытать сталь клинка. Когда Кэмерон впервые показал Нику военный трофей, на тускло-сером лезвии был заметен бордовый оттенок, что давало представление об истории оружия и о зверствах, в которых оно участвовало. Кэмерон взял на себя труд очистить лезвие, очищая и удаляя слои крови и грязи, пока настоящий металл снова не заблестел. К мачете прилагался кожаный пояс с ножнами. Ник вытащил его из пыльного места у задней стенке шкафа и застегнул поверх своих спортивных штанов. Несмотря на то, что ремень был на самой короткой дырке, облезлая кожа низко свисала на его бедра. Он вставил лезвие обратно в свое место с медленным, удовлетворительным шорохом.
Иди к машине, - сказал он себе. - Уезжай из города и доберись до безопасного места.
Он присел у входной двери, делая хриплые вдохи, чтобы подготовиться.
Это война. К войне никогда нельзя быть готовым. Ты можешь быть готов, но никогда не можешь быть полностью готов к ужасам, которые тебе предстоит увидеть. Это выживание. Вот и всё. Борись и говори себе, что то, что ты делаешь, делается ради высшего блага. Это не беспричинное насилие. Для всего этого есть причина. В то время, как все остальные вели себя как безмозглые монстры, ты должен был попытаться вести себя как человек.
Он засунул пистолет за пояс и достал из кармана гранату. Знакомый скрип входной двери пронесся над шумной толпой с другой стороны. Поднеся гранату ко рту, он зажал зубами чеку и дернул. Ник открыл дверь и бросил гранату наружу и вверх по дороге, против движения толпы.
Спасайся, Ник МакKласки.
Раз...
Он захлопнул дверь и уперся в стену позади себя.
Дыши.
Два...
Страх велел ему закрыть глаза. Инстинкт подсказывал ему держать их открытыми. Его отточенная на поле боя повышенная бдительность начала щелкать шестеренками. Его колени затряслись, когда адреналин начал работать. Он выпрямился и напряг каждую мышцу, чтобы не дрожать, как алкоголик, в которого он превратился.
Три...
Прорваться сквозь дым и добраться до машины. Пробиться сквозь толпу и направиться вниз по холму, выехать на кольцевую дорогу и убраться из города.
Четыре...
Рамка с фотографией напротив него с видом на вершину скалы с плывущим парусником, покачивающимся в голубом океане, соскочила со стены. Грохочущая звуковая волна ударила его, как удар исполина, в ушах нарастал гул и звон, вонзившись в барабанные перепонки.
И...
Дыши.
Убей или умри.
Ник дернул входную дверь, когда части тел все еще сыпались на асфальт мокрыми ошметками. Прекрасный солнечный свет проникал сквозь идеально голубое небо на место катастрофы, высвечивая каждую ужасную деталь для тех, кто еще мог это видеть. Выхватив мачете с пояса, он с размаху ударил первое, что увидел, двигавшиеся к нему. Зомби, одетый как сутенер семидесятых годов, закричал, когда его череп раскололся в ярко-красной жиже, а лицо срезало почти наполовину. Его руки взметнулись вверх и схватились за клинок, проходящий по центру черепа, пальцы дрожали и неуверенно постукивали по лезвию, когда кровь тонкими красными струйками стекала с его носа и губ. Разделенное лицо твари расслабилось, словно обретя окончательный покой в смерти, из горла вырвался кровавый клёкот, возвещающий об истинном конце. Ник повернул лезвие. С тошнотворным треском черепная коробка раскрылась, как кокосовый орех. Внутри он увидел место, где был розовый мозг. Тело обмякло, превратившись в жалкую дергающуюся кучу.
Невозмутимый Ник шагнул дальше и поднял клинок наизготовку. Безногое тело потянулось к нему, оскалив зубы в злобном оскале, лицо почернело от копоти и грязи. Оно что-то вопило сквозь разбитый рот. Ник стиснул зубы и позволил мачете ответить ему взмахом. Лезвие зацепило его над левым ухом, раскрыв верхнюю часть головы, как вареное яйцо. Глаза закатились обратно в голову, словно в поисках того, что нанесло эту последнюю травму.
Маленькая девочка сидела, скорчившись, рядом с женщиной, одетой в такую же розовую балетную пачку, ее лицо было зеленым с лохмотьями плоти, отслоившимися от щеки. Оно было словно не настоящие. Она рыдала кровавыми слезами.
- Я приношу тебе мир, малышка, - пробормотал Ник с приливом безумия в глазах.
С решительным взмахом он обрушил разделяющее лезвие на маленькую девочку. Он зажмурил глаза, пытаясь спрятать конец невинности, которой он помог рухнуть на новые уровни, когда ее кровь замерцала на его лице мягким, согревающим туманом.
Толпа немного уменьшилась, так как кричащие чудовища пытались найти свои конечности. Он вытащил вторую гранату и швырнул ее под ноги в море разъяренных, окровавленных лиц.
Он пригнулся и присел за маленькой девочкой и тем, что вполне могло быть ее матерью. Он лег в их общую кровь, пока она впитывалась в асфальт.
Раз...
Два...
Три...
Часть толпы взлетела вверх в великолепном скоплении конечностей и красного тумана. Дождь лил на пальцы, лоскуты ткани и кроссовки, которые испускали едкий запах плавящейся резины в свежий утренний воздух. Те, кто был ближе всех, стали держаться на расстоянии, как будто, сохранив способность соображать, они считали его врагом. Когда они оказались вне пределов его досягаемости, он убрал клинок в кобуру, поменяв его на пистолет. Он прицелился, продвинулся вперед и выстрелил.
Каждый выстрел попадал точно в цель, так как его подготовка взяла верх над унынием, которое он чувствовал. Головы вспыхивали ярко-красными вспышками. Снова крики. Он огляделся вокруг, пытаясь понять, откуда они исходят.
Отовсюду.
Крики были ужасающе человеческими. Он пытался отгородиться от них, когда двое полицейских и медсестра бросились на него сзади. Несмотря на кровь, размазанную по их лицам, они выглядели не так ужасно, как остальные монстры, но все же их стремительное приближение не отпугнуло его. Он повернулся как раз вовремя, чтобы точно попасть каждому из них в лоб, закончив серию пустым щелчком.
Нагло шагая к своей побитой и окровавленной машине, он выбросил магазин и перезарядился. Роботизированный и решительный, он открыл стрельбу по телам, которые скорчились возле его машины. Руки отлетали назад, когда он расчищал место серией металлических ударов по горлу и лицу. Остальные убегали. Кроме мертвых, умирающих и раненых, улица опустела.
Одно тело ударилось о борт его машины, ног нигде не было видно, только два обугленных обрубка, отрезанных шрапнелью. Верхняя половина тела все еще извивалась, пальцы были соединены в умоляющим жесте, обращенном к нему. Ник посмотрел вниз на обгоревшее лицо и слишком голубые глаза, которые сверкнули на него в какой-то ужасной мольбе. За ними была жизнь, которую он просто не мог постичь, прожитая жизнь в смерти. В этот момент он жалел, что не может закончить ее для него, потому что время сокращало его шансы на выживание.
Ник достал из кармана ключ от машины и вставил его в замочную скважину, повернул его, раздался щелчок, и в тот же миг справа на него налетело тело, вытащив его на землю и надавив на плечи. Разъяренный, окровавленный человек дернул его за руки в стороны; другой сорвал пистолет с его пояса и швырнул его, скользя по дороге. Это был конец. Он был у них в плену.
- Ты спятил, приятель. Все кончено.
- Кто-нибудь, вызовите копов!
- Мне нужна скорая помощь...
Его уши звенели от умоляющих криков.
Раздался звонкий стук, когда мачете швырнули о бордюр.
Ожидая смерти от укуса в яремную вену, он бросил взгляд вверх, когда его тело было вдавлено в нагретый солнцем асфальт; множество людей прижали его, выдавливая воздух из его легких и вдавливая его щеку в неподвижные камни дороги.
Баннер находился за его домом и домом напротив. На нем была отпечатанная кровь.
"Зомбифон - благотворительный забег".
Последняя граната выкатилась из его кармана при внезапном и жестоком задержании, остановившись в нескольких сантиметрах от его пальцев.
- Игра окончена, больной ублюдок!
Его пальцы вытянулись и поймали кольцо, он подтянул его ближе, зажал гранату между пальцами и большим пальцем выдернул кольцо из гнезда. Он отпустил её, наблюдая, как она катится под его машину.
- Зачем ты это сделал, гребаный псих? Подожди, пока приедут копы...
Раз...
Почему именно так? Хороший вопрос. У него не было ответа. Ни у кого из них не было. И никогда не будет.
Два...
Он подумал о своих детях и о том, как давно он их не видел. Он совершил несколько ошибок. Эта должна была стать последней. На этот раз он не мог сбежать. Есть вещи, от которых нельзя сбежать.
Три...
Он посмотрел вверх на солнце. Оно было ярким, блестящим и не ведающим обо всех проблемах мира. Властное и могущественное, но в то же время бессильное что-либо изменить для тех, кто под его лучами. Все взращивающee и в то же время не обращающee внимания на нужды и желания тех, кто наслаждался его светом.
Ник МакKласки досчитал до четырех, после чего солнце согрело его навечно.