«Шоколадный Иисус» Патрик Килл

Воскресная школа — не самое лучшее место для такого прекрасного летнего дня. Мисс Ларсон без умолку тараторила о том, как Иисус сделал то, как Иисус делал это, и как все сгорят в аду, если не станут жить как как маленькие чванливые придурки, осуждающие всех вокруг.
Алекс ненавидел церковь. Его мать каждое воскресенье вручала ему пять баксов, которые он должен был класть в тарелку для пожертвований, но вместо этого Алекс отправлялся в кондитерскую Луи и скупал кучу конфет и шоколадок.
Его мать ничего об этом не знала. Все ее внимание было поглощено Ником. Хотя парень был вдвое моложе, она вешалась на него, будто он был последним мужчиной на Земле. Она совсем перестала ходить в церковь, а на колени теперь опускалась ради других дел.
Алекс пнул камешек, подняв облако пыли в переулке и оглянулся на свой дом. Ветер свистел в дырявой черепичной кровле, а водосточные желоба заросли травой. С тех пор как его отец погиб в автокатастрофе почти два года назад, дела шли все хуже и хуже.
Именно поэтому он так ненавидел церковь. Если бы Иисус и вправду существовал, его отец не умер бы так рано. Как кто-то всемогущий и добрый мог допустить что-то настолько плохое? Проповедник Робертс сказал, что все происходит по какой-то причине, и когда Алекс спросил, какая могла быть причина «для такого», лишь пожал плечами и погладил Алекса по голове.
С тех пор Алекс в церковь не возвращался.
Как всегда, он купил в кондитерской плитку шоколада на деньги, выданные мамой и уселся на скамейке у магазина, наблюдая за прихожанами. Откинувшись на спинку скамейки, он подставил лицо и руки теплому солнцу, прикрыл глаза и задремал.
Проснувшись, он обнаружил, что солнце растопило шоколадку, лежавшую на скамейке. Форма её странно исказилась от жары, и Алекс чуть не нассал в штаны от страха, когда опознал в ней крошечную фигурку Иисуса, смотрящую на него шоколадными глазами.
Алекс протёр глаза и тряхнул головой, будто пытаясь вырваться из крепкого сна. Но шоколадная фигурка лишь скрестила руки и молча ждала.
Лицо фигурки было вылеплено почти так же идеально, как на портретах, которые его мама понавесила в своей спальне. С той же бородой и умоляющими, добрыми глазами. На фигурке были волнистая мантия и сандалии — точь-в-точь такие как на Иисусе в представлении Алекса.
— Расскажи мне о своих бедах, сын мой, — голос звучал чётко, как будто звук исходил от какого-то безумного кукловода, направлявшего слова исключительно в уши Алекса.
Алекс икнул, затем пересел на другой конец скамейки, стараясь игнорировать странного маленького человечка, сделанного из чистого шоколада.
— Не бойся, Алекс. Я — свет мира, помнишь?
Алекс огляделся, опасаясь, что кто-то может пройти мимо и увидеть, как он разговаривает с полуфутовым куском шоколадной помадки, похожим на Господа. — Проваливай… отстань от меня!
— Твоя душа должна жить дальше, Алекс. Ты не должен пропускать церковь и вместо послушания предаваться удовольствиям, — сказал Иисус. — Ключ к тому, чтобы открыть врата рая, — это дисциплина и самопожертвование.
— Я не хочу с тобой разговаривать.
— Твой отец хочет, чтобы ты ходил в церковь и жил праведной жизнью.
Алекс встрепенулся, грусть смешалась с проблеском надежды. — Я хочу поговорить с ним! Я скучаю по нему!
Шоколадный Иисус улыбнулся и протянул свои крошечные руки ладонями вверх. Шоколад медленно таял и пузырился, меняясь и превращаясь в широкоплечего мужчину с усами и в очках.
— Папа!
Его отец поднял шоколадную руку и помахал. — Привет, сынок!
Алекс надул губы. — Ты на самом деле не мой отец.
Шоколадная фигура скрестила руки. — Это я, Александр. Теперь я на небесах.
Алекс почувствовал волну разочарования. Его отец раньше был теплой плотью, которую можно обнять или поиграть с ней в мяч на заднем дворе. А теперь, после смерти, он превратился в кусок шоколада — и только потому, что Иисус позволил ему объявиться. И это называется милость?
Фигура, словно уловив его безразличие, снова приняла облик шоколадного Иисуса. — Я знаю, ты зол и не понимаешь. Ты молод, но должен усвоить: всему происходящему есть причина. В конце концов, ты будешь вознагражден в Царствии Небесном.
Губы Алекса задрожали. Он вспомнил последний день, когда видел отца, и подумал о том, как изменилась жизнь после его смерти. Вспомнил маму — она тоже стала другой. Перестала готовить, почти не проводила с ним времени. Словно Алекс напоминал ей об отце, а она не могла вынести боли одиночества — потому и подобрала Ника, чтобы заполнить пустоту. А Ник, в свою очередь, жил за ее счет, а когда за стеной в их комнате становилось тихо, тайком пробирался к Алексу, тихонько разговаривал с ним, просовывал руки под одеяло и прикасался к Алексу так, как никто другой никогда не прикасался. И Алекс чувствовал себя грязно, словно потерял место в этом мире. В десять лет он уже ощущал себя чужим для всех. И не доверял никому — даже этой крошечной фигурке, смотрящей на него с умоляющим, мягким выражением.
— Послушай…
— Нет! — крикнул Алекс, вскакивая с парковой скамейки. — Теперь ты послушай для разнообразия. Каждую ночь я говорю с тобой, а ты не слышишь. Не защищаешь меня от Ника. Но ты позволил папе умереть и оставил меня здесь одного.
— Но земное не имеет значения…
— Чушь собачья! — Алекс пригнулся ближе к крошечному шоколадному божеству. — Все имеет значение. Мир ужасен, и люди здесь теряют надежду. Отсюда больше не видно небес.
— Но это люди осквернили мир, — объяснил шоколадный Иисус.
— А разве не Бог создал его вначале? И когда Он это сделал, Он сотворил и все плохое. Он создал то, из-за чего папа бросил меня, и создал таких, как Ник.
— Но я, наконец, пришел, чтобы помочь тебе, Алекс.
Алекс почувствовал ярость. Он чувствовал, что его распухшая прямая кишка все еще горит после последнего визита Ника. Он чувствовал одиночество и недоверие. - Что ж, ты пришел слишком поздно.
Алекс схватил шоколадного Иисуса и сунул его в рот.
Сжал челюсти, заглушая тихий вскрик, и с наслаждением принялся жевать, чувствуя, как шевеление во рту постепенно затихает, превращаясь в липкий слой, который он слизал с зубов и десен. Шоколад на вкус был… божественным.


Вернувшись домой, Алекс обнаружил храпящего на диване Ника и записку от матери: «Алекс, я ушла за продуктами. Когда придешь домой, приготовь Нику что-нибудь поесть».
Желудок Алекса свело от того, что он съел целую плитку шоколада натощак. Он бросился в ванную, спустил штаны и опорожнил кишечник в унитаз. Пот струйками скатывался со лба, пока он тужился.
Не успев дотянуться до туалетной бумаги, Алекс почувствовал, как что-то плеснулось в воде и прилипло к его заднице. Когда он наклонился вперед, послышалось бульканье.
Алекс обернулся, чтобы взглянуть на свою пятую точку, и ахнул: из экскрементов все еще прорастала крошечная комковатая фигурка. Продолговатый какашка извивалась, обретая руки по бокам, затем ноги. Заостренный кончик массы отвалился в воду, а на его месте внезапно сформировалась рогатая голова с ухмыляющимся лицом. Последним появился заостренный хвост.
Своими вновь образованными руками раздвинула ягодицы Алекса. Хриплым голосом она процедила: — Черт возьми, парень, да он тебе тут знатно все прочистил, а?
Алекс почувствовал, как его лицо заливается краской от этого постыдного факта. Он почувствовал себя слабым и никчемным.
Фигурка медленно выбралась наружу, вскарабкалась по его спине на плечо, оставляя за собой мокрый след.
— Как насчет того, чтобы сегодня сделать твой мир чуть ярче? — спросил дьявол.
Алекс нечаянно дёрнул плечом и какашечная фигурка сминаясь, врезалась ему в шею.
— И что для этого нужно?
Фигурка медленно восстановила свою естественную (или неестественную) форму, и Алекс впервые уловил исходящий от неё неприятный запах. Он боковым зрением заметил, что у дьявола вместо глаз торчали два кукурузных зерна, а уши были слеплены из кусочков семечек подсолнуха.
— Мы немного повеселимся, малыш, — заявил дьявол, и голос его звучал из глубин полости, напоминающей пустотелое ядро попкорна.
— Что ты имеешь ввиду?
— Сыграем в три желания, — сказал дьявол. — Какое у тебя первое?
— Хочу, чтобы папа вернулся, — выпалил Алекс.
Тёмная бесформенная голова печально закачалась из стороны в сторону.
— Не-а, прости, мелкий. Твоего папашу уже прибил Иисус. Что там у тебя следующее?
Алекс нахмурился, но вдруг губы дрогнули в улыбке.
— Второе желание — наблюдать, как Ник страдает. А третье — увидеть, как он сдохнет.
— Вот это я могу! — осклабилась кособокая масса экскрементов. — Приготовим старине Нику сэндвич. Мой любимый — с болонской колбасой, майонезом, солеными огурчиками… и бритвенными лезвиями. Сдобрим все «Драйно» — и сытный обед с мощным энергетическим зарядом готов!
Улыбка Алекса растянулась ещё шире. Ощущение одиночества внезапно начало рассеиваться.
— Кажется, ты мне нравишься.
— Так я и думал.