«А сигара — это сигара» Ричард Лаймон

Вонь пришла как раз около десяти вечера. Бет закрыла глаза и глубоко задышала ртом, но запах не уходил. Тут всегда спасал бурбон. Так что, она встала, выключила телевизор и пошла на кухню.
На холодильнике стояла полупустая бутылка. Стакан, покоившийся на горлышке бутылки, тихо позвякивал всю дорогу назад в гостиную. Она с ногами села на диван.
Держа бутылку под носом, Бет открутила крышку. Аромат бурбона смешался с отвратительным смрадом, заглушив его.
— Чёртовы сигары, — пробормотала она в тишине.
До свадьбы Рэнди никогда не курил. Началось это семь месяцев назад одним тихим июньским вечером. В их квартире на Иден-стрит было ветрено от вентиляторов. Рэнди пришёл, бросил галстук на спинку стула и поцеловал её. Верхняя губа была влажная от пота.
— Как дела на работе? — спросила она.
— Эй, мы получили заказ от Харрисона!
— Отлично.
— Сорвали куш.
— Прекрасно.
— А ещё, у Джима Блэйка родилась двойня. Мальчик и девочка, — улыбаясь, он с плутоватым видом заиграл бровями и достал из нагрудного кармана пару сигар. Сигары были длинные, тонкие как палец, коричневые, под целлофановой обёрткой.
— Близнецы, говоришь? — Бет села к нему на колени и обняла за плечи. — Придётся постараться, чтобы догнать.
— Пора бы уже начать.
— Сначала ужин, пока не остыл.
Они ели салат «Краб Луи» при свечах. После ужина, попивая кофе, Бет услышала шуршание целлофана и подняла голову. Рэнди снимал плёнку с сигары.
— Не смей, — сказал она.
— Присоединишься?
— Шутишь? Да я даже не притронусь к этим… к этим… — она умолкла и её улыбка погасла, когда тёмное перекошенное лицо Рэнди показалось над одной из свечей. Пламя колыхнулось к кончику сигары.
— Рэнди, ну пожалуйста. Я не переношу их запах.
Лицо над свечами, всё словно в синяках от пляшущих теней, усмехнулось. Губы выпустили дым в её сторону.
— Не плохо пахнут, а?
— Ужасно!
Часы с кукушкой забили десять и Бет отвлеклась от воспоминаний. Она смотрела как пластмассовая птица отбивает поклоны за каждый час. И ждала, что, в след за птицей, счастливые балканские крестьяне под циферблатом закружатся в танце. Они не пошевелились. И тогда она вспомнила. Те не танцевали с тех пор, как они съехали со старой квартиры в Иден-стрит.
Как жаль! Они с Рэнди купили эти часы в Солванге. Купили на медовый месяц часы с кукушкой и керосиновую лампу, теперь всегда стоявшую на комоде в спальне на случай, если им хотелось романтики.
Мерзкий запах становился всё сильнее, и она сжимала стакан всё сильнее. Прокатилась волна тошноты. Она одним глотком осушила стакан и налила снова.
Каким-то образом, ей удалось выдержать запах его первой сигары.
— Слава Богу, что ты закончил!
— Эй, да они на самом деле шикарные. Ну и ну, если бы я знал, как они хороши, да я бы…
— Ты что, сейчас серьёзно?
— Ну и ну, теперь я знаю, о чём говорил Киплинг. Женщина — это лишь женщина, а сигара — это сигара. Этот парень знал, о чём говорил.
— Спасибо огромное.
Улыбаясь, он снял целлофан со второй сигары.
— Рэнди, нет.
— Да всё нормально, — он закурил.
— Пожалуйста, убери.
— Почему?
— Пожалуйста, потому что я тебя прошу. Меня тошнит от этого запаха.
— Да привыкнешь.
— Привыкну, а? Думаешь? — она вскочила. Стул отлетел назад и грохнулся на пол.
— Элизабет!
Она хлопнула дверью.
На балконе, сквозь слёзы в глазах, она посмотрела на бассейн во дворике этажом ниже.
Рэнди вышел вслед и положил тёплую руку ей на шею.
— Ну же, дорогая. Ну, что случилось?
— Что случилось? — она повернулась к нему лицом. Сигара всё так же торчала изо рта. Она выхватила её и швырнула с балкона.
— Осторожно! — завопил голос снизу. — Вы что там делаете?
Клео, соседка снизу, улыбалась, стоя на краю бассейна. В руках она держала пакет с покупками.
— Ужин мой сжечь хотите?
До них донёсся её сиплый смех.
— Прости, — отозвался Рэнди. После чего схватил Бет за шиворот, затащил в квартиру и пнул за собой дверь.
— Что это ты за спектакль устроила?
Раскрытой ладонью он ударил её по щеке.
— Больше никогда, — шлёп. — Так, — шлёп. — Не делай!
Ночью, лёжа в постели, он нежно обнял её и сказал:
— Прости, дорогая. Нельзя было тебя бить. Ну и тебе нельзя было забирать мою сигару. Ты не имеешь права.
Она расплакалась. И тогда он прижал её голову к себе, как младенца, и прошептал:
— Да всё хорошо, дорогая. Всё хорошо.
— Думаешь?
— Конечно. Ну что? Как насчёт задать Блэйкам жару?
— Ну, давай, — сказала Бет.
Для неё это был траурный ритуал по всему, что теперь было потеряно.
Отвратительный запах становился сильнее. Бет подняла стакан. Посмотрела на стёганое одеяло, накрывшее её округлый живот, и отложила его.
Бедный ребёнок. Жизнь без того заготовила ему мало приятного. Не хватало только бурбона в крови, когда он не успел даже появиться на белый свет.
— Где ужин? — потребовал Рэнди три недели и три дюжины сигар спустя.
— В холодильнике, наверное.
— Чего? — он положил чемодан и уставился на неё.
— Я приготовила тебе баранью отбивную.
— Ну, было бы неплохо.
— Ну, так и вперёд.
— Эй, ты о чём?
— В этом доме ужинают в семь, а сейчас девять.
— И что?
— И то, что я не знаю где ты был, и знать не хочу. Но ты был не там, где положено. То есть, здесь и со мной. Это часть нашей сделки. Не можешь сдержать свою часть, значит, чёрт побери, иди готовь себе ужин сам.
— Хватит. А теперь, пожалуйста, приготовь мне пару отбивных и… — его перебил хлопок двери.
Бет спустилась в квартиру Клео. Дверь была открытой.
— Не стесняйся, дорогая.
Клео, в ярком шелковистом кимоно, растянулась на диване. Её морковного цвета волосы были в полном беспорядке. Потому как ткань обтянуло тело, Бет не сомневалась, что под кимоно ничего не было.
— Если тебе сейчас неудобно…
— Мне всегда удобно, когда заходят друзья.
Клео вкрутила сигарету в длинный мундштук.
— Ты выглядишь так, будто у тебя синдром Рэнди.
— Так и есть, — Бет не смогла сдержать улыбку.
— Ну так и располагайся, дорогая. Слушаю тебя очень внимательно.
Клео слушала, часто согласно кивая, иногда сочувственно покачивая головой и дважды закурив новую сигарету.
— Может быть, мне нужно попросить его о разводе, — начала Бет.
— Ошибаешься, дорогая. Сначала подай документы, а потом поставь его перед фактом. Послушай, я же тут все ходы-выходы знаю. Сделай так, если тебе нужен именно развод.
— Нет! Мне нужен Рэнди, каким он был раньше. Вот чего я хочу. Но, похоже, больше не будет как раньше, — она замялась, вспоминая как всё было хорошо.
— Тогда, можешь просто уйти, дорогая. Что там говорят о тонущих кораблях? Крысы бегут первыми? А я тебе вот что скажу. Не только крысы, но и выжившие тоже.
— Но я… — Бет расплакалась.
— Ну же, не надо.
Зазвенел телефон.
— Чёрт, — сказала Клео и встала.
Бет пошла за бумажной салфеткой.
— С возвращением, здоровяк, — сказала Клео по телефону.
По пути в ванную Бет заглянула в спальню. На прикроватном столике стояла пачка салфеток Клинекс. Взяв одну, она вытерла слёзы и высморкалась.
И тогда учуяла запах.
Лёгкий, едва заметный, но горький и отвратительный.
Шёл он из мусорного ведра. Под смятой салфеткой она нашла окурок мёртвой сигары.
Там, где касались его губы, окурок был сырой и холодный.
— Прости, дорогая, — Клео стояла в дверях, грустно покачивая головой. — Я могла бы сказать, что это не Рэнди, но…
Бет протолкнулась через Клео, выбежала из квартиры и бросилась к себе. Из спальни слышался тихий торопливый голос Рэнди. Увидев её, он повесил трубку.
— Итак, ты всё знаешь, — сказала он, выпуская серый дым изо рта. Он лежал на кровати, положив телефон на живот и сжимая в зубах свежую сигару.
Бет швырнула в него влажным окурком. Окурок шлёпнулся в спинку кровати.
— Ну, всё, — сказал он. — Прекращай.
На комоде стояла лампа. Та самая лампа с медового месяца, купленная в Солванге. Красное стекло покрылось пылью. Она давно стояла здесь без дела. Бет схватила её и бросила. Стекло разбилось об голову Рэнди, расплёскивая керосин ему на волосы, в глаза и в его раскрытый рот. На плечи, на грудь. И на сигару.
Тихо вспыхнуло пламя.
Бет трясущейся рукой поднесла стакан к губам. Ей хотелось выпить, отогнать прочь этот гадкий мерзкий запах. Это было бы несправедливо по отношению к маленькому Рэнди. Бедный ребёнок. Его и так ждёт мало приятного. Отец умер, а мать — убийца. Непредумышленное убийство, так это называется.
Запах бурбона помог, но недостаточно.
Наклонившись, она взяла сигару с прикроватного столика. Сняла плёнку и скатала её в шарик. Целлофан трещал как огонь.
Она чиркнула спичкой. Вскоре сигара затлела. Бет с наслаждением затянулась.
И в самом деле, запах не так уж плох. Куда лучше того, другого — запаха горящей плоти.