«Слезы зомби» С. Дж. Браун

Для мертвых все довольно просто. У них нет никаких обязанностей, нет планов, не о ком заботиться, и никто не причиняет им горя - если, конечно, они не попадают в ад, но это открывает целую банку метафизических червей, в которую я даже не хочу влезать.
Однако нежити приходится переживать больше горя, чем южным чернокожим в 1950-х годах. Поговорим о гражданских правах. Мы не можем голосовать, получать водительские права или посещать государственные школы. Нам запрещено появляться в кинотеатрах или любых других темных общественных местах, где мы можем укусить или сожрать Дышащего. Нас никто не берет на работу, мы не можем подать заявление на пособие по безработице и не можем найти приличное жилье. Даже приюты для бездомных отвергают нас.
Когда вы умираете, ваш номер социального страхования "уходит на пенсию", что не является проблемой, если вы остаетесь мертвым. Но если вы вернетесь с того света, станете зомби из-за генетических отклонений или из-за того, что при жизни вы ели слишком много фастфуда, тогда вам конец. Ваш номер социального страхования исчез, и вы не сможете его вернуть. А поскольку нежить не считается человеком, даже у Дышащих, которые не принадлежат к организованным религиям, шансы получить новый номер социального страхования примерно такие же, как у городка в Вайоминге избрать шерифа-гея.
Конечно, без номера социального страхования вы не сможете устроиться на работу, подать заявление на получение федеральных или государственных пособий или получить финансовую помощь на обучение в школе. И если вы думаете, что ваша семья готова принять вас, дать вам кров и вернуть любое наследство, которое у вас может остаться, забудьте об этом. Дышащие очень злятся, когда мертвые возвращаются.
Я не очень понимаю это. Мы ведь ничем не отличаемся от тех, кем были до смерти. Мы жаждем безопасности, общения и любви. Мы смеемся, плачем и чувствуем эмоциональную боль. Нам нравится слушать Элвиса Пресли и смотреть общественное телевидение. Конечно, есть и клеймо, в виде поедания человеческой плоти, но это так в духе Джорджа Ромеро. За пределами Голливуда нежить, как правило, не ест живых - за исключением растущего меньшинства зомби, которые создают остальным дурную славу. В конце концов, если некоторые азиаты не умеют водить машину, это не значит, что все они плохие водители. Ладно. Плохой пример. Но вы поняли мою мысль. Дышащие будут верить в то, во что они хотят верить, даже если они члены вашей семьи.
Мои родители не слишком обрадовались, когда я появился на их крыльце, воняя мокрой, кишащей червями землей и формальдегидным дезодорантом. Это одна из самых больших проблем при возвращении из мертвых. Запах никогда не проходит. Я принимал десятки раз душ и даже отмокал в ванне, наполненной дезинфицирующим средством, но от меня по-прежнему смердит так, будто я выполз из компостного бака и помыл волосы аммиаком. Конечно, вонь не была тем фактором, что вывело из себя моих родителей. Я не могу сказать, что знаю, через что они прошли, но я могу представить, каково это - увидеть, как их тридцатидвухлетний сын подходит к входной двери в костюме, в котором они его похоронили. И это еще не говоря о моем физическом состоянии. Я умер не совсем естественной смертью.
Я провел около недели на крыльце родительского дома, прежде чем отец наконец вышел и заговорил со мной, спросил, чего я хочу. Я попытался ответить, но слова выходили из моего рта, лишь писком и визгом. Очевидно, в аварии были повреждены голосовые связки, что объясняет швы на горле.
Я пытался выучить язык жестов, но мои когнитивные функции просто отсутствуют, а одной рукой жестикулировать довольно сложно. Гробовщик сделал хорошую работу, зашивая меня, но он не потрудился починить мою левую руку, которая была сильно изуродована от плеча до локтя. По крайней мере, ему удалось пришить мое ухо на место.
Я мало что помню о том, что произошло после моей смерти. Я не видел яркого света и не слышал бесплотных голосов, но ведь это не совсем рай, не так ли? Я помню только несчастный случай, а затем темноту, бесконечную и близкую, как мембрана. Следующее, что я помню, это как я шел утром по обочине Старой дороги Сан-Хосе и думал, какой сегодня день, откуда я пришел и почему моя левая рука не работает. Затем мимо проехал пикап, и гнилой помидор взорвался у моего лица. Два подростка ехали в кузове грузовика. У одного из них штаны были на лодыжках, и его голая задница была направлена в мою сторону, а второй бросил в меня еще один помидор и крикнул:
Возвращайся в свою могилу, урод!
Сначала я думал, что они просто дети - устраивают беспорядки, поднимают шум, бросают в людей гнилые помидоры ради забавы. Отрицание - одно из первых препятствий, которые приходится преодолевать зомби. Затем я прошел мимо магазина "Продукты Билла" и увидел себя в витрине. Пока я стоял и смотрел на свое отражение, шестилетняя девочка, выходившая из двери, уронила свое мороженное, увидев меня, и с криком убежала.
Мне потребовалось время, чтобы смириться с тем, что со мной произошло. Кем я стал. Мне до сих пор трудно с этим смириться. Это большая перестройка, труднее, чем вы можете себе представить. В конце концов, у меня остались те же основные надежды и желания, что и при жизни, но теперь они недостижимы. С таким же успехом я могу желать себе крылья.
Иногда я слышу голос отца, дрожащий и высокий, когда он впервые подошел ко мне на крыльце.
Что... что тебе нужно, Энди?
Если честно, я не знаю, чего я хочу. Я знаю, чего бы мне хотелось - я хотел бы вернуть свою жизнь, снова жениться и сидеть на диване в семейной комнате с женой и дочерью, смотреть кино, пока наши две кошки гоняются друг за другом по дому. Но моя жена тоже не выжила в аварии, и она до сих пор похоронена на кладбище. Я не знаю, почему я вернулся, а она нет. Может, это как-то связано с генетикой. Или с судьбой. Или извращенное чувство юмора Вселенной. Какой бы ни была причина, я скучаю по ней. Хотя мое сердце перестало биться, оно все еще болит.
Я даже не могу пойти навестить могилу Сары до закрытия кладбища, потому что скорбящие бесятся, увидев меня. Я понимаю, почему Дышащие не хотят, чтобы нежить была на кладбище днем, но мне не нравится ходить туда ночью. Там так темно и жутко. И там есть звуки, вещи, которые я слышу, которые не кажутся естественными. Я знаю, что я должен быть тем, кого все боятся, но мне все равно страшно. Особенно ночью.
После аварии моя дочь переехала жить к сестре моей жены. Я постоянно думаю об Энни - чем она занимается, кто ее друзья, как у нее дела в школе. Я звонил каждый день, надеясь услышать ее голос в трубке, но потом ее тетя и дядя сменили номер и уехали из штата.
Как бы мне ни хотелось навестить ее, я не думаю, что это будет хорошей идеей, даже если бы я знал, где она живет. Я не хочу, чтобы она запомнила меня таким. И я не думаю, что она захочет пойти со мной на пикник.
И все же я хотел бы увидеть ее еще хоть раз, сказать ей, как сильно я ее люблю, как сильно скучаю по ней, но я практически потерял всякую надежду на это. Я вообще почти перестал надеяться на что-либо. Я просто не так представлял себе свою жизнь, или свою смерть, или как бы вы это ни называли. В основном я просто сижу на чердаке моих родителей, смотрю на стены и на вентиляционную трубу и думаю, что мне делать. Я не могу найти работу, не могу ходить в школу, не могу тусоваться в клубе "Аптос", играть в бильярд в "Фаст Эдди" или посещать другие места, которые я раньше посещал. Родители разрешают мне оставаться на чердаке, но избегают меня, и никто из моих старых друзей не хочет иметь со мной ничего общего. Конечно, есть и другие зомби, с которыми я могу потусоваться - в округе живет больше дюжины, - но это не то же самое.
Через некоторое время мне становится скучно, как собаке, оставшейся одной в доме, которая в расстройстве начинает грызть вещи - обувь, диван, подушки. И как собака, я начинаю чувствовать беспокойство и разочарование. Вот только я не думаю, что меня удовлетворит жевание подушек.
Я присоединился к группе поддержки, местному отделению “Общество анонимных зомби”. Думаю, нам нужно придумать новое название. В конце концов, когда ты нежить, ты так же анонимен, как трансвестит с пятичасовой тенью на глазах, но, думаю, мне не стоит жаловаться. По крайней мере, на наши собрания не приходят самозванцы из групп поддержки, пытающиеся подцепить уязвимых женщин. Это было бы плохо.
Интересно, но плохо.
На встречах я встречал неплохих зомби. Я имею в виду выживших. Именно так, согласно справочнику общества, мы должны называть друг друга и себя. Выжившие. Это должно заставить нас чувствовать себя лучше, менее отчужденными от общества. Более человечными. Большинство из нас считает, что это просто куча семантической ерунды. Что касается Дышащих, то мы не более человечны, чем собаки или кошки. И у нас нет тех же прав, что и у животных. Поскольку мы мертвы, любые преступления, совершенные против нас, в худшем случае являются административными правонарушениями. В большинстве случаев они даже не считаются преступлениями.
Если вы никогда не знали человека, у которого банда пьяниц вырвала руки из плеч, а потом несколько раз ударила его по лицу его же собственными руками, то вам, наверное, этого не понять.
Некоторые из нас собирались вместе вне группы и обсуждали, что мы можем сделать, чтобы защитить себя. Сначала мы придерживались основных принципов - использование системы приятелей, комендантский час, ношение оружия. Однако в последнее время мы стали затрагивать вопросы, которые считаются запретными в группе поддержки.
Один из членов группы, сорокасемилетний водитель грузовика по имени Карл, сумел раздобыть копию оригинального фильма "Ночь живых мертвецов". Рита, двадцатидвухлетняя жертва самоубийства, выдала себя за Дышащего, чтобы получить номер в отеле с видеомагнитофоном, где мы могли посмотреть фильм. Браслеты и украшения хорошо скрывали шрамы Риты. Добавьте солнцезащитные очки, немного косметики, пару флаконов дешевых духов и озабоченного портье с плохим зрением, и вуаля, номер ваш.
Я никогда не видел этот фильм при жизни, меня никогда не привлекали зомби или слэшеры, но фильм показался мне захватывающим. Не с точки зрения создания фильма - сюжета, истории, режиссуры, актерской игры, всего этого художественного дерьма. Я говорю о чем-то более духовном, о моменте ясности, о прозрении относительно моего собственного существования. И я не думаю, что я был единственным, кто это почувствовал.
Я знаю, что мы не должны увековечивать стереотип нежити, или живых мертвецов, как бы вы нас ни называли. Наше общество проповедует сдержанность в любое время. И видит Бог, я последний, кто думал, что я буду делать это. Ради всего святого, я был вегетарианцем. Но что еще я должен делать? Когда мне одиноко, мне становится скучно. Когда мне скучно, я волнуюсь. Когда я волнуюсь, я расстраиваюсь. А когда я расстраиваюсь, мне хочется что-нибудь съесть.
Я просто надеюсь, что мои родители поймут меня.