«Танк» Саймон МакХарди

Я бросаю белье в стиральную машину, наполняю коробку для монет и перевожу диск в режим интенсивной стирки.
- Кажется ты уронила их, - говорит привлекательный молодой человек, протягивая мне черные стринги.
Я благодарна, что сейчас не то самое время месяца, и что это не та пара, которую я уничтожила, когда съела карри из фаала в начале недели. И все же, когда незнакомец прикасается к моему грязному нижнему белью, мне немного неловко, и я чувствую, как горячий румянец заливает мои щеки.
- Спасибо, я спешила и не заметила, как они выпали.
Я откидываю крышку и бросаю их в суп из одежды.
- Без проблем, - oн подносит руку к носу и глубоко принюхивается.
Я морщу нос. Надеюсь, он не нюхает свою руку, потому что касался моих трусиков.
- Извини, у меня сенная лихорадка. В это время года в воздухе столько пыльцы.
- Да. Аллергия ещё та сука, - говорю я, улыбаясь.
Мужчина прислоняется к моей стиральной машине и одаривает меня хлесткой улыбкой.
- Послушай, мне еще нужно загрузить две стирки. Я мог бы проследить за твоей, если ты торопишься?
Он снова принюхивается, и его глаза становятся стеклянными. Бедняга, ему очень плохо. Вероятно, ему следует принять антигистаминное средство.
Обычно я не такая доверчивая, но я очень спешу догнать Шону, а этот парень симпатичный. Он хорошо одет и выглядит честным. В любом случае, что ему может понадобиться от моей одежды?
- Это было бы замечательно. Меня кстати зовут Оливия, - я кокетливо перебрасываю волосы через плечо.
- Билли, - oн ухмыляется.
- Ух ты, правда? Вот это да! Я просто подумала, что ты напомнил мне Билли Айдола, когда ты улыбнулся.
Билли Айдол такой горячий. Я люблю плохих парней.
Билли ухмыляется совсем как Билли Айдол, и я хихикаю.
- Спасибо тебе, Билли. Я вернусь через час за своей одеждой, хорошо?
Он кивает и снова одаривает меня той же улыбкой.


- О, Боже, Шона, я только что встретила самого симпатичного парня. Он присматривает за моим бельем, - говорю я и дую на свой тройной латте "венти", соевый, без пенки.
- Ты оставила какого-то чувака, с которым познакомилась в прачечной, наедине со своими грязными трусиками. Ты что вчера родилaсь? Ты хоть можешь себе представить, сколько там извращуг? Не говоря уже о джинсах от "Прада", которые ты носишь, и которые стоят около пятисот долларов.
Шона разошлась в пух и прах, приводя себя в порядок для нашего маленького свидания. Она из тех девушек, которых нельзя увидеть без макияжа, накладных ресниц, ногтей и наращенных волос. Ей всего двадцать один год, но она уже сделала подтяжку лица, вживила коллагеновые имплантаты в губы, подправила нос и сделала операцию по уменьшению половых губ. Я не такая, как она. Я настоящая уральская красавица.
- Я об этом не подумала, но все будет хорошо. Он не будет знать, сколько стоят мои трусики, а ты знаешь, как я отношусь к людям.
Шона закатывает глаза.
- Твой выбор в мужчинах - отстой. Помнишь того маленького парня, который просил тебя носить ортопедические скобы на шее и ногах во время секса?
- Ты имеешь в виду Алистера?
Каким же странным был этот парень.
- Да. Как назывался этот фетиш?
Шона отсасывает треть своего нежирного фраппучино с дополнительными взбитыми сливками и шоколадно-поздним соусом. Это равносильно заказу диетической колы с вашим фаст-фудом на каждый размер.
- Абазиофилия. Я даже не знала о существовании такого фетиша, пока не встретила Алистера. Помнишь, нам пришлось искать его в сети?
- А потом был чувак, у которого была назофилия, и он пытался сосать твой нос во время секса.
- Я думала, он промахнулся и пытался поцеловать меня по-французски в губы. Я была слишком вежлива, чтобы что-то сказать. Но в следующий раз, когда зажегся свет и он сделал это снова, я поняла, что он ненормальный
- О-о... - Шона хлопает в ладоши, и мой кофе чуть не опрокидывается. - А как насчет Джека? Этот чувак был действительно болен.
- Боже, Джек, эметофил. Я почти забыла о нем, - говорю я, недоверчиво качая головой.
Джек повел меня в вкусный буфет "Bсе, что можно съесть", где я наелась, как поросенок. А потом он меня совершенно ошaрашил. Когда меня начало тошнить во время секса, вместо того, чтобы остановиться, как сделал бы любой нормальный мужчина, он продолжил. На самом деле, он возбудился еще больше, и к тому времени, как я закончила извергать свою рвоту, я не знала, была ли я больше покрыта спермой или блевотиной.
- Ты действительно притягиваешь всяких уродов, не так ли?
- Да. Ну, больше никогда, никаких более причудливых фетишей. Я покончила с уродами, отныне для меня будут только хорошие, нормальные парни, может быть, такие, как этот Билли. Я могла бы пригласить его на свидание, когда вернусь и заберу свое белье, ну, знаешь, просто чтобы поблагодарить его. Это напомнило мне, что я, скорее всего, пойду. Я сказала, что буду только через час.
- Надеюсь, он не украл твои трусики.
Шона смеется и прихлебывает остатки своего напитка.
- Не все мужчины уроды, ты же знаешь, Шона. Подожди, пока не встретишься с Билли, сама увидишь.


Билли вытаскивает белье из машины, когда я возвращаюсь в прачечную. Мое белье сложено в корзинку так аккуратно, как это сделала бы моя собственная мать.
- О, Боже, это так мило. Я этого не ожидала, - выпаливаю я.
Билли одомашнен, а также хорош собой.
- Не проблема. Мне больше нечего было делать, пока я ждал, пока моя закончиться. Он снова улыбается, и трусики, которые я ношу, становятся немного влажными. - Послушай, я не уверен, что тебе это интересно, но у моей семьи сегодня вечером игра. Это очень весело. Ты, случайно, не свободна?
Немного странно, когда тебя просят познакомиться с семьей парня на первом свидании, но Билли действительно милый, и я не хочу упускать эту возможность.
- Послушай, у меня действительно есть пара дел, но они могут подождать. Если твоя семья не возражает, это было бы здорово.
- Как насчет шести? - он записывает адрес на листке бумаги и протягивает его мне. - Они действительно фантастические люди. Тебе понравиться. Я обещаю.
- Если они такие же милые, как ты, то я уверена, что они замечательные.
Я забираю свою корзину и, бросив последний взгляд через плечо на Билли, который, как я с радостью отмечаю, осматривает мою подтянутую задницу, направляюсь домой. Вернувшись в свою квартиру, я распаковываю свою одежду и складываю ее в ящики комода. Пропала моя любимая пара трусиков, желтая пара. Я отмахиваюсь от этого. Билли, должно быть, по ошибке оставил их в стиральной машине.


Я подъезжаю к дому семьи Билли в шесть. Это большой двухэтажный дом в георгианском стиле. У семьи Билли есть серьезные деньги. Будем надеяться, что мяч не упадет слишком далеко от дерева. Я иду по длинной усыпанной галькой подъездной дорожке и любуюсь красочным садом в угасающем свете. Окна в передней комнате запотели. Я слышу смех и возбужденные голоса, и я громко стучу в огромную арочную дверь, чтобы они могли меня услышать. Смех стихает до приглушенного хихиканья, и дверь открывается.
В дверях стоит привлекательная блондинка лет сорока с небольшим.
- Tы, должно быть, Оливия. Ты даже красивее, чем сказал Билли. Я - Энн.
- Вы слишком добры. Мне нравится ваше платье.
На Энн черное коктейльное платье от "Коко Шанель". Оно, должно быть, стоит целое состояние и делает моего "Диора" похожим на тряпку.
- О, оно старое! Но, пожалуйста, заходи.
Я следую за ней через со вкусом обставленный спартанский коридор в гостиную. На дизайнерских диванах сидят Билли и остальные члены его семьи.
- Твоя гостя прибыла, Билли, - говорит Энн.
- Привет, Оливия, я так рад, что ты смогла прийти.
Я чувствую, как его мышцы выпирают под рубашкой, когда он встает и обнимает меня. Это так заводит.
- Оливия, познакомься с Майклом, моим мужем.
Майкл одет в строгий темно-серый костюм и галстук. Мы улыбаемся и киваем друг другу.
- Это бабушка и дедушка, родители Майкла.
Дедушка напоминает мне моего собственного дедушку, усатого и с добрым лицом. Но бабушка - это что-то другое. Она - куча морщин, со сморщенным ртом и водянистыми глазами, плавающими за очками-рыбками, втиснутая в инвалидное кресло. Она хрипит и набирает полные легкие воздуха через кислородную маску. Я пытаюсь улыбнуться, но получается неискренне, и улыбка неловко застывает на моих губах, не достигая глаз.
- Привет, ангелочек, - говорит дедушка, ухмыляясь и показывая ряд совершенно белых зубов, которые явно не его собственные.
- А это - Джеральд, мой старший сын. Джеральд - гробовщик.
Джеральд, более худая и жуткая версия Билли, с черными как смоль волосами, протягивает бледную руку. Его рука такая же холодная, как и у трупов, с которыми он работает весь день, и у меня по спине пробегает дрожь.
- Это, должно быть, интересная работа.
- У неё есть свои преимущества, - Джеральд усмехается.
- Мы любим есть пораньше, Оливия, если ты не против? - я киваю. - Тогда, если ты не против, прошу в столовую, - говорит Майкл.
Мы все проходим, дедушка замыкает шествие вместе с бабушкой. Официальная столовая отделана панелями из богатого дерева, а над длинным обеденным столом поблескивает хрустальная люстра. В центре полированной поверхности из красного дерева дымится огромный чугунный котел. Я сажусь между Билли и Джеральдом на один из десяти плюшевых стульев.
- Тебя ждет угощение. Это знаменитый венгерский гуляш моего отца, - говорит Билли, накладывая щедрую порцию тушеного мяса в миску передо мной.
Семья шумно прихлебывает куски мяса и овощей, плавающие в красноватом соусе. На вкус это лучше, чем кажется, и мне удается съесть все это и вытереть подливку ломтями хлеба. Я уже собираюсь сказать, что не смогу съесть больше ни кусочка, когда появляется Майкл с гигантским шоколадным тортом. Мне подают кусочек размером с кирпич, погруженный во взбитые сливки. Каким-то чудом я нахожу для него место. Я откидываюсь на спинку стула с выпирающим животом. Что я только что съела? Три тысячи калорий? На этой неделе мне придется каждый день заниматься в тренажерном зале, иначе я растолстею.
- Время поиграть в танк, - говорит Майкл.
Он выводит всех из столовой, и меня охватывает волнение. Билли толкает бабушку в ее инвалидном кресле. Она хватает последнюю порцию шоколадного торта, проходя мимо, и запихивает ее горстями в свой рот.
- Что такое танк? - спрашиваю я Билли, когда меня ведут по длинному коридору, увешанному старинными семейными портретами.
- Это такая игра. Она очень веселая, Оливия. Тебе понравится.
Дедушка, идущий впереди меня, громко пукает. Я задерживаю дыхание и притворяюсь, что не слышала этого.
Майкл останавливается на полпути по коридору и распахивает широкую деревянную дверь, за которой видна широкая лестница, ведущая в темный подвал. Для бабушки установлен кресельный подъемник. Билли помогает ей взобраться на него и отправляет бабушку, жужжа, вниз, во мрак. Я следую за дедушкой вниз по истертым ступенькам. В воздухе пахнет пылью, и меня поражает мысль о том, как странно играть в игры в подвале. Свет мигает и освещает длинный стеклянный резервуар, стоящий посреди пыльного бетонного пола. Остальная часть огромного пространства пуста.
- Что это такое? - спрашиваю я.
- Это танк, - благоговейно говорит Билли.
Дедушка расстегивает штаны. На нем нет нижнего белья, и его фиолетовый шлем Дарта Вейдера направлен прямо на меня. С кончика капает водянистая жидкость. Дедушка, должно быть, потерял свои шарики. Может быть, у него слабоумие или болезнь Альцгеймера. Я ожидаю, что семья Билли посмеется над этим, но когда я смотрю на Энн, она тоже раздевается, как и Майкл, Джеральд и Билли. У Билли большой толстый член, а у Джеральда он тонкий и длинный, как бледный червяк.
- Ну же, Оливия, не будь такой медлительной, - говорит Билли.
- Что... почему вы все раздеваетесь? - говорю я, пятясь к лестнице.
- Билли, останови ее, - говорит Майкл.
Билли кладет руку мне на плечо и дергает меня назад.
- Помни, что ты гостья, Оливия. Ты же не хочешь, чтобы тебя сочли невежливой, не так ли?
- На какой планете вы, люди, находитесь? С чего бы мне хотеть раздеваться? - кричу я изо всех сил.
- Ты же не хочешь испортить свое красивое платье, не так ли, Оливия? - говорит Энн.
- Вы все тут что, наглухо шизанутые?!
Мой желудок издает неприятное бульканье, и я чувствую давление жидкости в нижней части кишечника. Должно быть, все дело было в той чёртовой еде.
- Это начинает действовать слабительнoе, которoе мы добавили в тушеное мясо, - говорит Энн.
Как бы в подтверждение, из нескольких животов вырывается хор бульканья.
- Разденься, пожалуйста, Оливия. Я не хочу повторять тебе это снова, - говорит Майкл.
В его голосе звучат опасные нотки, Если они такие чокнутые, кто знает, что они сделают, если я не соглашусь. Я расстегиваю платье и выскальзываю из нижнего белья. Все смотрят на безупречно чистую ластовицу моих трусиков и разочарованно вздыхают. Я стою там, дрожа от страха и прикрывая свою наготу.
- Мальчики, разденьте бабушку для игры, - говорит Майкл.
- Не смейте прикасаться к ней, вы, молодые выскочки. Это работа мужа, - говорит дедуля, отталкивая Билли и Джеральда в сторону. Он опускается на колени у ног бабушки, затем хватается за спину и стонет. - Оx, ёбаный экибастуз, моя спина.
- Каждый раз одно и тоже, - говорит Джеральд, качая головой.
- Все в порядке, папа, я сделаю это. Мальчики, помогите ему встать.
Майкл с ревностью опускается на колени перед бабушкой, которая с любовью проводит вымазанной в шоколаде рукой по его волосам. Он поднимает ее цветастый халат через голову. Отвисшие груди бабушки, усеянные красными прыщами, покоятся, как два гигантских слизняка, на ее животе размером с валун. Он снимает бабушкины труселя. Они выглядят так, как будто ее пизда жевала блeвотину и выплевывала её. Майкл делает мощный вдох.
- Ух ты, круто - говорит он.
Его зрачки расширяются, и он бросает нижнее белье дедушке, который повторяет ритуал, прежде чем передать его Энн, и они идут по кругу, пока не достигают меня.
Меня тошнит, когда Джеральд сует мне под нос эти прогорклые трусы.
- Убери их от меня.
- Ты не знаешь, от чего отказываешься, - говорит он и аккуратно раскладывает их на перилах лестницы.
- Гость всегда имеет честь первым войти в танк, Оливия, - говорит Майкл.
Боже, я ненавижу его холодный, властный голос.
- Пожалуй, я откажусь. Я ненавижу замкнутые пространства.
Я бросаюсь к лестнице, но Билли слишком быстр и заключает меня в медвежьи объятия.
- Отпусти меня, - я дико мотаю головой, но он слишком силен.
- Мальчики, положите ее внутрь и закрепите, - говорит Майкл.
Джеральд хватает меня за ноги, и они бросают меня в стеклянный резервуар. Я пытаюсь выпрыгнуть, но Джеральд и Билли привязывают меня к какой-то штуковине внизу. Они собираются похоронить меня заживо. Я в панике. Мое дыхание учащается, и я бьюсь головой о стекло, надеясь, что оно разобьется.
- Бесполезно, Оливия. Я сделал его из пуленепробиваемого стекла. Хорошо, кто хочет идти первым? - говорит Майкл.
- О, я, я, пожалуйста, - говорит Джеральд, крепко сжимая ноги.
Он семенит к резервуару, сжимая ягодицы, и садится на корточки надо мной.
- Какого черта? - спрашиваю я.
Джеральд хрюкает и удовлетворенно вздыхает, когда струя жидкого дерьма вырывается из его задницы и брызгает мне на грудь и лицо. О, Боже, как оно ужасно пахнет. Меня рвет, и рвота смешивается с дерьмом, покрывающим мой рот.
Семья хлопает в ладоши.
- Браво, сынок, - говорит Майкл.
Билли хлопает Джеральда по спине, когда он со своими дерьмовыми ягодицами подходит и встает рядом с бабушкой.
- Это ёбанное безумие. Какого хера вы творите?
Такое чувство, что я нахожусь в сумеречной зоне.
- Охлади свои пыл, Оливия. Это игра. Мы все по очереди гадим в бак, чтобы посмотреть, сможем ли мы тебя утопить. Если мы этого не сделаем, мы тебя отпустим, - говорит Майкл.
- Вы, ёбанные психопаты. Я сдам вас копам!
Майкл смеется.
- Они тебе не поверят. Я генеральный директор одной из ведущих компаний Австралии. Энн возглавляет хирургическое отделение больницы Глен-Марк, а Билли, ну, Билли работает волонтером почти во всех общественных группах города и является выдающимся членом местной церкви.
- Я раньше был федеральным судьей, а бабушка была надзирательницей, - говорит дедуля.
Бабушка смотрит на меня своими огромными глазами.
Энн садится на корточки над моим лбом. Ее безволосая задница морщится и посылает воздушный поцелуй, а затем со свистом выпускает воздух. Я закрываю глаза и задерживаю дыхание. Свист продолжается десять секунд, прежде чем он превращается в бульканье, и теплая струя дерьма взрывает мои волосы и зачесывает их назад. Струя замедляется до капель из протекающего крана, и я некоторое время жду, когда последняя капля упадет мне на лоб, прежде чем открыть глаза. Мерзкая, горячая смесь растекается под моей головой и плечами.
- Неплохо, милая, - говорит Майкл, когда Энн снова поднимает ногу над резервуаром.
- У меня там есть еще кое-что. Я просто чувствую это, - говорит она.
- Ты знаешь правила, Энн. У тебя есть только одна попытка, - говорит дедуля.
- Ковровое бомбометание, - кричит Майкл и вертит задницей вверх-вниз по всей длине бака, гадя и пукая.
Я полностью покрытa черной, вонючей слизью. Даже по моему влагалищу стекает дерьмо.
Когда я побрилa его, готовясь к члену Билли, я никогда не думалa, что в моих самых смелых мечтах его отец выльет на него горячее, зловонное содержимое своего кишечника.
- Срань господня, пап. Это было чертовски круто.
Глаза Билли сверкают, и его лицо расплывается в широкой ухмылке. Он совсем не похож на Билли Айдола.
- Да, папа, ты знатный говномёт, - говорит Джеральд.
- Спасибо, мальчики. Я уверен, что это была та дополнительная щепотка паприки, которую положила мама.
- Зачем вы это делаете? - хнычу я.
Даже в самых страшных кошмарах я бы никогда не подумала, что такая семья существует.
- Ну ты что! Это же весело. Бабуля часто играла в эту игру, когда была маленькой девочкой. Она и ее друзья обычно связывали хорошеньких маленьких девочек в их церковных платьях и гадили на них. Она знает все забавные игры, в которые можно играть. Мы любим тебя, бабуля, - говорит Билли.
Бабуля показывает ряд желтых, как заварной крем, зубов и кончик раздутого языка. Я начинаю думать, что бабуля - какой-то демон-задница, который обнимает все мерзкое в этом мире и портит тех, кто ее окружает.
- Билли, твоя очередь, - говорит Майкл.
- Я хранил это весь день только для тебя. Я ел бобы чили на обед и яйца на завтрак, - говорит Билли, глядя на меня сверху вниз.
- Не делай этого, Билли. Пожалуйста не надо!
Я не могу поверить, что это снова случилось со мной. Почему я привлекаю к себе всяких ублюдков? Билли наклоняется над резервуаром и раздвигает ягодицы перед моим лицом. Нет никакого предупреждения. Его задница взрывается, как пушка, и говно размером с коровью лепешку брызгает мне на лицо и закрывает его, как маска. Оно густое и пахнет серой. Слизь забивает мне ноздри и рот и мешает дышать. Я машинально двигаю ртом, пытаясь удалить липкую слизь из дыхательных путей, но она не двигается с места. Из этого есть только один выход. Я набираю полный рот дерьма и глотаю. Мой желудок взбунтовался, и горячая рвота подступила к горлу. Кислотная блевотина брызгает мне на лицо и ослабляет маску дерьма. Я могу дышать и снова видеть.
- Да, черт возьми! - кричит Билли, стуча кулаком по ухмыляющемуся брату.
Они размахивают руками и покачиваются в победном танце. Я наполовину погружена в вонючее дерьмо и блевотину. Следующими должны быть только дедуля и бабуля, и они никак не смогут заполнить бак. Со мной все будет в порядке, по крайней мере, я надеюсь на это.
- Хорошо, предоставьтe старичкам окучить эту грядку. Отойдите с дороги, вы, молодые выскочки.
Дедуля протискивается между Джеральдом и Билли и наклоняется. Его старческие яйца свисают надо мной, и он хрюкает, напрягаясь.
- Давай, дедуля, ты можешь это сделать. Ты чемпион, - говорит Джеральд.
- Я стараюсь, ребята. Это тяжело. У меня всю неделю был запор. Задняя часть дедулиной шеи становится фиолетовой. Его стоны превращаются в сдавленные крики. Его анус расширяется, и появляется коричневая головка размером с кулак.
- Матерь Божья, - хнычу я.
Дедуля гадит толстым, как питон, говном.
- А-а-а-а-а! - кричит он, когда его анус растягивается до предела.
Спираль затвердевших фекалий касается моего соска, а затем обвивается вокруг себя, когда остальная его часть выдавливается из коричневой "звезды". Когда дедуля закончил, я уставилась на башню богохульного дерьма высотой в фут. Какашка движется, извиваясь сотнями маленьких белых извивающихся...
- Глисты! Уберите иx, уберите! - кричу я.
- Ой, да ладно тебе, не будь такой ханжой, - говорит Энн.
Теперь очередь бабули. Ее рот работает так, словно она жует жвачку, а глаза вылезают из орбит. Демон готовится к какому-то ужасу. Билли и Джеральд берут друг друга под руки.
- На счет три, - говорит Билли. - Раз, два, три...
Бабуля сильно раскачивается, угрожая опрокинуться. По одной сосисочной ножке за раз они ведут ее к резервуару. Мальчики разворачивают ее, когда добираются туда, и помогают ей наклониться. Майкл и Энн раздвигают гигантские ягодицы. Геморроидальные узлы свисают из ее ануса, как набухшие виноградины, а ее седые волосы на лобке, как виноградные лозы в джунглях, свисают с ее пересохшей "киски".
- Пожалуйста, не делайтe этого. Я умоляю вас, - кричу я.
Бабуля хрюкает, и из ее кишечника вырывается цунами диареи. Мощный поток обжигает мне лицо и сопровождается газом, как от работающего фена. Я держу рот и глаза плотно закрытыми. Запах, похожий на брызги скунса, пузырится от дерьма, когда оно быстро поднимается вокруг меня.
- Бабуля, бабуля! - скандирует семья.
Дерьмо не прекращается. Мне отчаянно не хватает воздуха. Я быстро втягиваю воздух, и мои пазухи заполняются жидким дерьмом. Я снова выблевываю его прямо тем, что осталось у меня в желудке. Уровень дерьма у меня сейчас выше ушей, а в уголках рта звенит. Я собираюсь утонуть в дерьме. Я не могу в это поверить. Какой позорный конец. С последним стуком и чередой пукающих звуков цунами стихает.
Я выжила
- Да! - взволнованно кричу я и выпускаю пердеж, который держала в себе.
Он пузырится у меня между ног, и содержимое кишечника вытекает долгим теплым потоком. Мое лицо исчезает под лужей дерьма. Я сохраняю спокойствие в течение нескольких секунд, прежде чем сойду с ума, поверну голову и наберу полные легкие фекалий. Говорят, что твоя жизнь проносится у тебя перед глазами, когда ты умираешь. Моя тоже. Каждый чудак, с которым я когда-либо встречалась, устраивал дикие выходки для меня, включая Билли, худшего из всех ублюдков.