«Красный асфальт» Шэйн МакКензи

Джон делал это снова и снова не только из-за острых ощущений, когда его лицо врезалось в рулевое колесо или на него сыпались бисеринки защитного стекла. Он наслаждался моментом растерянности и паники сразу после этого. Он выяснял, сколько травм он получил. И как сильно пострадал другой водитель.
Нужда сегодня была острой.
Его руки дрожали, когда он схватился за руль и помчался по шоссе. Давненько он не ездил по шоссе. С бетонным барьером, разделяющим северное и южное движение, о лобовом столкновении не могло быть и речи.
А лобовые столкновения были его любимой забавой.
Он мечтал перепрыгнуть этот барьер, подбросить машину в воздух, приземлиться на другой стороне шоссе и врезаться в 18-колесный грузовик. Он представлял, как пробивает лобовое стекло и разбивает лицо о решетку радиатора полуприцепа. Он слышал шипение жидкостей, шипящих в горячих двигателях, непрекращающийся звук клаксонов, визг шин, когда другие машины пытались объехать его. Запах масла, бетона и крови.
Но это была всего лишь фантазия.
Он вытер пот со лба и облизал губы, думая об этом, когда ехал по шоссе на скорости семьдесят миль в час в поисках идеального выезда. Это должна быть улица, на которой он никогда раньше не разбивался. Это было само собой разумеющимся. Хотя у него было несколько приятных воспоминаний о некоторых дорогах в городе, каждый раз ему нужно было что-то новое. Свежий асфальт, на который можно было бы вылить дождь из искореженного металла, разбитого стекла и крови.
Он осмотрел себя в зеркало заднего вида. После последнего столкновения его лицо украшали струпья, а также неоново-розовые пятна на коже, где раньше были рубцы. Он поковырял струп на лбу, содрал его, словно пластырь, и вытер бусинку крови, образовавшуюся в центре нового кратера. Костяшки его пальцев были бордовыми от царапин.
Плимут был его четвертой машиной в том году. Это была хорошая машина, пережившая две его последние аварии, но он был готов к новому комплекту колес. Как и меняющееся местоположение, так и частая смена окружающего металлического и стеклянного короба были не менее важны. И это, наряду с медицинскими счетами и страховыми выплатами, было тем, что с каждым годом делало все труднее удовлетворять его потребности.
Но он всегда находил выход.
Вытянув средний палец левой руки, он нажал на сигнал поворота. Он свернул на улицу Ольторф, проверил слепую зону, прежде чем перестроиться в правую полосу. Он не хотел попасть в мелкое столкновение по пути к месту назначения.
Ольторф был улицей, которую он давно собирался добавить в свой список. Узкие дорожки, много пешеходов. Не то чтобы он хотел свернуть с дороги и сбить кого-нибудь из них, но свидетели были частью острых ощущений... они добавляли паники.
"Боже мой, вы в порядке?"
"Не двигайтесь... Вы ранены?"
"Я вызову скорую!"
Потом были те, кто считал себя дипломированными парамедиками, насмотревшись "Скорой помощи" или других дерьмовых телешоу. Это были любимчики Джона. Они обхватывали его за туловище, вытаскивали из дымящихся обломков, обычно усугубляя его травмы. Благослови их Бог.
Еще одна хорошая вещь в Ольторфе - ограничение скорости. Твердые пятьдесят миль в час. Не так быстро, чтобы лобовое столкновение точно убило кого-нибудь, но потенциал для серьезных травм был бесконечен.
Когда он только начинал, когда потребность впервые закралась в его мозг, он гонял в жилых районах - на хорошей, безопасной скорости в тридцать миль в час. Но это оказалось скучным, мелким занятием. После этого он решил, что шоссе - это то, что нужно. Но он обнаружил, что, несмотря на то, что он движется на высоких скоростях, задний или боковой удар может зайти не так далеко. Конечно, иногда случались и перевороты, но их было трудно избежать, когда все машины ехали в одном направлении.
Позже он открыл для себя улицы со скоростью сорок-пятьдесят миль в час, где нет ничего, кроме двойной желтой линии, разделяющей автомобили, движущиеся в противоположном направлении друг от друга.
Эти улицы оказались самыми плодотворными.
Плимут катился по дороге, и Джон смотрел в окно на людей, идущих по тротуару, сидящих на автобусных остановках, перебегающих улицу. Он резко затормозил, когда мужчина лет двадцати, брюки которого наполовину свисали с его задницы, медленно шел по проезжей части. Машина рядом с Джоном с визгом остановилась, и они оба получили долгий взгляд от мужчины, который продолжал свою неспешную прогулку на другую сторону улицы.
В такие моменты Джон думал о том, чтобы просто переехать пешехода. Это не сильно поможет ему, но хруст их тел под его шинами может оказаться приятным. Он посмотрел на водителя рядом с ним, и они разделили момент товарищества.
Но Джона не интересовали машины, ехавшие на запад вместе с его Плимутом. Он изучал тех, кто ехал в восточном направлении, когда превышал скорость своего автомобиля на пять миль в час. Он считал, что каждая миля в час должна иметь какое-то значение.
Затем он увидел его: ярко-желтый Хаммер с хромированной решеткой радиатора, которая отражала солнечный свет в глаза Джона.
Вот это, наверное, может сравниться с моим Плимутом.
Когда они сблизились, Джон сжал руль скользкими ладонями, пот залил его лицо.
Это был отраженный свет. Он попал ему прямо в сетчатку глаза, он перевернулся и даже не понял, что произошло, пока не стало слишком поздно.
После столкновения наступило мгновение, которое, казалось, застыло, погрузив Джона в желатин застывшего времени. Он посмотрел в лицо другому водителю: женщина с мобильным телефоном у уха и детским автокреслом позади нее. Ее рот скрутился в узел, а глаза, казалось, готовы были разорваться в уголках.
В следующее мгновение Джон понял, что его грудь и живот обхватили руль, а макушкой он ударился о лобовое стекло. Он не был пристегнут ремнем безопасности - никогда не пристегивался, - поэтому его ребра приняли на себя весь удар. Не было подушки безопасности, чтобы смягчить удар – сейчас он убедился в этом.
Кровь наполнила его рот, и каждый вздох посылал молнии боли в грудь, живот и спину. Его голова уперлась в разбитое стекло водительской двери, и когда он отпрянул от нее, то увидел красный круг на месте своей головы. По разбитому стеклу стекали длинные капли. Эйфория пронеслась по его телу, когда капли крови с головы и лица упали на сиденье и пол.
И он улыбнулся. Он вдыхал запах, как мог. Дым вырывался из металлической гармошки, которой были передние части машин, сцепленные вместе, как целующиеся любовники.
Джон вздрогнул, когда наслаждение охватило его, как теплая ванна. Это было то, чего он хотел, то, что ему было нужно. То, что он заслужил.
Женщина в Хаммере закричала. Люди на улице заговорили в быстром, ускоренном ритме. Двери машин хлопали, обувь шлепала по тротуару, стекло звонко падало на землю. Группа людей окружила его машину, дергала за дверцу, раскачивая автомобиль.
Джон был в раю.


- Что, черт возьми, с тобой происходит, Джон?
Джон сидел на пассажирском сиденье минивэна Марка, когда они отъезжали от больницы. Он возился с вентиляцией кондиционера, пока она не подула на его израненное лицо. Он вздохнул и прислонился спиной к подголовнику.
- Ничего страшного. Это был несчастный случай.
Марк фыркнул.
- Несчастный случай? Ты действительно думаешь, что я поверю в это? Ты мог убить того ребенка.
- Ты можешь верить во все, что хочешь, - сказал Джон. Он закрыл глаза и наслаждался теплой пульсацией в груди. Хотя авария произошла несколько недель назад, ему все еще было трудно дышать.
- Это чушь, и ты это знаешь. Ты... ты зависим. Тебе нужна помощь.
Джон закатил глаза.
- Зависимость? Это глупо.
- Послушай... ты не виноват в том, что случилось с мамой. Ты должен отпустить это, - сказал Марк остановившись на красный свет.
Одно только слово "мама" чуть не заставило Джона впиться кончиками пальцев в горло Марка. Никто не знал, что он чувствует. Никого больше не было рядом. Он сделал глубокий вдох.
- Просто отвези меня домой, хорошо?
Марк покачал головой. Они ехали молча, и хотя Джон видел, как его брат время от времени поглядывал на него в периферийном свете, он никогда не отвечал ему. Он просто смотрел прямо в лобовое стекло. Казалось, что они сидят неподвижно, а улица проходит под ними, как бетонная лента беговой дорожки.
Но когда он осматривал внутренности минивэна, он не мог не задаться вопросом, какие прекрасные крушения он мог бы создать. С таким простором внутри и Джоном на пассажирском сиденье, он мог представить, как его тело подпрыгивает по салону, словно резиновый мячик. Он посмотрел на руль и подумал о том, как легко было бы дернуть руль.
Прошло столько времени с тех пор, как он попадал в аварию с пассажирского сиденья. С тех пор как...
Марк свернул на шоссе.
- Куда мы едем?
- У меня есть кое-что, что я хочу тебе передать. - Марк боковым зрением посмотрел на Джона и облизнул губы. - Просто ненадолго заедем ко мне домой, хорошо?
Джон ударил костяшками пальцев по приборной панели.
- Просто отвези меня, блядь, домой!
Его рука запульсировала, острая боль пронзила грудь. Веки дрогнули, он снова откинулся назад.
- Просто расслабься, парень. Это займет всего секунду. Марк переместился на своем сиденье, сменив полосу на шоссе.
Джон только покачал головой, наблюдая, как окружающие машины танцуют друг с другом.
Металл с плотью в центре, проносящиеся то в одну, то в другую сторону, снующие из полосы в полосу. Такой потенциал для кровавой бойни.
Они подъехали к зоне строительства, украшенной оранжевыми и светоотражающими знаками. Экскаватор вгрызался своим массивным когтем в эпидермальный асфальт шоссе. Вместо обычных бетонных баррикад стояли оранжевые бочки и светоотражающие столбики. Рабочие сновали вокруг, словно муравьи в касках.
Они свернули на съезд к дому Марка, что было добрых тридцать минут пути. Джон пожевал язык, изо всех сил стараясь больше не кричать.
- Что тебе нужно передать мне? И почему именно сейчас?
- Это что-то важное. Просто доверься мне, хорошо?
- Почему я должен довериться тебе? - Джон дернул головой и поморщился. - Если у тебя нет денег на новую машину, мне от тебя ни хрена не нужно.
Джон увидел, как Марк прищурился, когда они свернули на другую улицу, увидел, как дернулись мышцы его челюсти. Они ехали молча, пока наконец не остановились у подъезда.
- Ты можешь зайти внутрь, поздороваться с Глорией и племянником. Они скучают по тебе, Джон. Мы все скучаем.
Джон причмокнул губами.
- Чушь собачья. Так вот зачем ты меня сюда привез? Чтобы заставить меня чувствовать себя виноватым?
- Просто зайди...
- Этот ребенок - не моя ответственность! У меня нет никаких обязательств перед твоей гребаной семьей.
Кулак Марка, словно гремучая змея, ударил Джона в висок. Голова Джона качнулась вправо, шея вскрикнула от боли. Затем пальцы Марка обхватили горло Джона.
- Вылезай на хрен из этой машины и иди в дом. Думаешь, все твое дерьмо не затронуло остальных? А?
Джон попытался заговорить, но его голос был зажат под хваткой Марка. Его губы скривились, обнажив зубы.
- Думаешь, ты единственный, кто скучает по маме? Каждый раз, когда ты так делаешь, это возвращает нас всех в тот день. А как ты думаешь, что чувствует папа?
Когда Марк отпустил его, Джон смог только вздохнуть. Каждый вздох проходил бритвой по мышцам его торса. Джон открыл дверь машины и вышел, оставив брата пыхтеть в минивэне.
Джон смотрел, как Марк глубоко вздохнул, осмотрел себя в зеркало заднего вида, а затем вышел из микроавтобуса. Он прочистил горло, открыл переднюю дверь в дом и показал головой, чтобы Джон вошел.
Не желая затягивать ситуацию, Джон повиновался. Его взгляд не отрывался от земли, когда он проходил мимо Марка, но когда он заглянул в гостиную, он стиснул зубы, крутанулся на пятках, но Марк захлопнул дверь и скрестил руки.
- Пошел ты, мужик. Пошел ты!
- Это для твоего же блага. Мы просто хотим помочь, Джон, - сказал Марк, протягивая руку, чтобы мягко положить ее на плечо Джона.
Вся его семья находилась в гостиной, все стояли перед ним, нахмурив брови и сжимая в руках бумаги.
Женщина, которую Джон не узнал, поднялась ему навстречу.
- Здравствуй, Джон. Меня зовут Гвинет, - сказала она. Она указала на свободное место рядом с его отцом и дядей, словно ведущий ток-шоу. - Твоя семья здесь, потому что они любят тебя и беспокоятся о тебе.
Во рту у Джона пересохло, а дрожащие колени почти не слушались. Он хотел закричать, вбить эту суку в землю, но вид его семьи, сидящей там, с беспокойством на каждом лице, смягчил его - особенно отца, по обветренным щекам которого уже текли слезы.
До этого он видел его плачущим только один раз.
- Они просто хотят тебе кое-что сказать, - сказала Гвинет. - Ты выслушаешь их?
Джон кивнул, повесив голову, и зашагал к свободному стулу. Марк последовал за ним и занял место между Глорией и Чарли. Мальчик стал таким большим, и только тогда, глядя на него, Джон понял, как давно он его не видел. И никого из его семьи.
Когда подушка сиденья провалилась под ним, отец протянул тонкокожую руку к его колену и сжал. Тело старика сотрясалось от рыданий, пока он вытирал лицо фланелевым рукавом.
Глаза Джона горели, и он не мог заставить себя посмотреть кому-нибудь в глаза. Он смотрел на свои руки, исцарапанные и шероховатые, и боролся со слезами, которые грозили появиться. Его руки плавали в поле зрения. Грубая рука взяла его за плечо и похлопала по спине.
- Джон, прошло уже несколько лет с тех пор, как мы разговаривали в последний раз, - начал его дядя. - Я знаю, ты, наверное, удивляешься, почему я здесь, ведь я не видел тебя с самого детства, но я хочу сказать тебе кое-что, что, надеюсь, поможет, - он прочистил горло, и Джон услышал, как скомкалась бумага. - Джон, я здесь, потому что люблю тебя. Я скучаю по своей сестре каждый день. Она была моим лучшим другом, всегда. И она любила тебя больше, чем ты можешь себе представить.
Тяжесть, заполнившая его нутро, начала превращаться во что-то другое, что-то уродливое. Он попытался пережевать ее, но когда дядя продолжил говорить о матери Джона, она стала невыносимой. Он смотрел, как его слабые руки сжимаются в кулаки.
- Послушай... Я знаю, что ты был с ней в машине. Я знаю, что ты видел, как это произошло. Но...
- Ты ни черта не знаешь! - Джон вскочил на ноги, подняв стул над головой. Все его тело взорвалось болью от напряжения, но ярость пересилила ее. Человек, называющий себя дядей, вздрогнул, защищая лицо руками.
Прежде чем Джон успел размозжить ему голову, кто-то вырвал стул из его рук.
- Что это за хрень? Я не хочу здесь находиться!
Джон повернулся и увидел, что Марк отбросил стул в сторону и шагнул вперед. Джон ударил Марка кулаком в лицо и почувствовал, как под его костяшками треснул нос брата.
Марк попятился назад, из носа на ковер потекла кровь.
- Господи Иисусе, - сказала Глория, подбегая к мужу. - В чем, черт возьми, твоя проблема, Джон?
Лицо Чарли осунулось, и он начал плакать.
- Что вам, люди, от меня нужно, а? - Джон повернулся к Гвинет и наставил на нее палец, похожий на ствол пистолета. - А ты кто такая, черт возьми? Зачем ты здесь?
Она продолжала сидеть, улыбаясь.
- Я здесь, чтобы помочь. Предложить тебе второй шанс.
- Второй шанс на что?
- На жизнь, Джон.
Когда Джон хватал ртом воздух, ему показалось, что в его груди что-то разорвалось. Скручивающая, ослепляющая боль, которую Джон растрачивал впустую в доме своего брата. Он хотел быть у себя дома, где он мог бы наслаждаться этим в одиночестве, где он мог бы смаковать свой кайф.
- Джон, сядь.
Голос был громовым, абсолютным.
Колючий гнев, пульсировавший в его животе, словно он проглотил кулек гвоздей, улетучился при звуке этого голоса.
Марк фыркнул и вытер лицо, когда Глория прошептала ему что-то на ухо и поцеловала его. Плач Чарли превратился в тихое хныканье. Дядя Пол бормотал ругательства под нос.
- Ты должен слушать и слушать хорошо, мальчик.
Джон не стал искать другой стул и просто позволил своему телу развернуться на полу. Он поднял глаза на отца и растаял под его взглядом.
- Это должно прекратиться. Твоей матери было бы очень стыдно за тебя, ты это понимаешь? Мне жаль, что тебе пришлось увидеть то, что ты увидел, я бы поменялся с тобой местами в одну минуту, - сказал он. Он наклонился, уперся локтями в бугристые колени. - Я люблю тебя, мальчик. Твоя мать любила тебя. Ты не имеешь никакого отношения к тому, что случилось, понимаешь? Это был несчастный случай. Теперь прости себя, пока ты не оказался в земле рядом...
Губы старика задрожали. Он глубоко вздохнул и сел повыше.
- Эта женщина, Гвинет, собирается предложить тебе кое-что, и тебе, черт возьми, лучше принять это. Ради всех нас.
Джон повернул голову, не обращая внимания на жгучую боль в шее, и уставился на женщину сквозь затуманенное зрение.
- Джон, мы хотим, чтобы ты провел некоторое время в одном центре, поговорил с людьми, которые действительно могут тебе помочь. Твоя семья все для тебя подготовила, и все, что тебе нужно сделать, это согласиться поехать.
Джон оглядел лица, окружавшие его. Он зарылся лицом в ладони и позволил слезам пролиться.
Он кивнул, вытер лицо воротником рубашки. Коллективный вздох облегчения пронесся вокруг него, как штормовой ветер.
- Мне... мне просто нужно немного воздуха.
- Давай, Джон. Возьми минутку, чтобы все обдумать. Мы все будем ждать тебя здесь.
Отец помог ему подняться сильной мозолистой рукой и заключил его в крепкие объятия. Они держали друг друга, кажется, целую вечность, хотя, когда старик отпустил его, казалось, что прошло совсем немного времени.
Марк улыбнулся через окровавленное лицо, похлопал Джона по плечу, проходя мимо. Дядя Пол протянул руку, Джон пожал ее и получил одобрительный кивок.
Но Джону нужно было выйти наружу. Нужно было уйти от них всех.
Хрустящий воздух с ароматом свежескошенной травы наполнил его легкие, когда он закрывал за собой входную дверь. Он посмотрел на ключи, которые взял с тумбочки у двери, прежде чем выйти из дома.
Потребность была слишком сильна, чтобы ее отрицать.


Ему пришлось сделать разворот на служебной дороге автострады, чтобы объехать ее по кругу. Минивэн задел боком зеленый седан, но Джон почти не почувствовал этого, продолжая свой путь. Он стиснул зубы так сильно, что почувствовал, как пара из них треснула. Кровь попала ему на язык.
Минивэн отскочил от ограждения слева, а затем врезался в мотоцикл, который только что сменил полосу движения справа. В боковое зеркало он увидел, как мужчина в кожаной одежде подпрыгивает на асфальте, словно тряпичная кукла, но Джон продолжал ехать.
- Прости, мама, - сказал он. Он ударил ладонями по рулю, так как слезы затуманили его зрение. - Прости меня!
Он выехал на северное шоссе, то самое, по которому Марк ехал всего час или около того назад.
Но это было не то шоссе, которое он видел проносящимся за окнами... ему снова было девять лет. Он сидел рядом с матерью.
Он даже не мог вспомнить, из-за чего расстроился. Может быть, из-за какой-то ненужной вещи или игрушки, в которой ему было отказано. Или, может быть, они ехали к зубному врачу. Он не знал.
Он помнил только, как дотянулся до руля, обхватил его пухлыми пальцами и резко дернул вправо. Машину занесло, она чуть не перевернулась и вылетела на боковую улицу. Его мать закричала, вцепилась в руль и ударила по тормозам.
Джон увидел приближающийся грузовик и зажмурил глаза.
Она не была пристегнута, всегда говорила, что ремни слишком неудобные, хотя заставляла Джона пристегиваться, а машина была старой модели Тойота без подушек безопасности.
Удар был подобен взрыву бомбы, но ремень безопасности Джона удержал его на месте. У него сбилось дыхание, немного болели грудь и живот, но в остальном он был в порядке, все было хорошо.
Он не мог вспомнить, говорил ли он что-нибудь. Но он помнил, как смотрел в глаза своей матери. Широко открытые, с кровью, капающей в них из отверстия на лбу.
Ее туловище было повернуто в сторону водительской двери, но лицо лежало на руле, лицом к Джону. В ее кудрявых волосах поблескивало стекло.
- Мне очень жаль. О-о-о, Боже!
Джон не мог рассказать своей семье о том, что он сделал. Грузовик появился из ниоткуда, сказал он им. Мама не увидела его.
Он вдавил педаль газа в пол, давил всем весом до боли в колене. Минивэн отбросил универсал в сторону, когда он свернул на левую полосу.
Строительная зона появилась в поле зрения, материализовалась над бетонным горизонтом. Первая оранжевая бочка отскочила от переднего бампера, врезалась в лобовое стекло и покатилась прочь. Затем он ударил следующую и следующую.
Рабочих там не было, но экскаватор стоял, как желтое металлическое чудовище, и когда шины минивэна наехали на когтистый ковш, фургон резко затормозил и взлетел в воздух боком.
Джон ударился лбом о рулевое колесо, а его тело ударилось о водительскую дверь.
Минивэн приземлился на пассажирскую сторону, заскользил и закрутился в сторону южного движения. Осколки стекла и горячие искры осыпали его лицо. Сквозь ослепляющую боль Джон увидел встречный полуприцеп. Кровь залила ему глаза, и мир стал красным, когда раздался гудок грузовика.
Затем раздался удовлетворительный хруст металла и стекла, и великолепная боль вырвалась наружу, заключив его в крепкие и тесные объятия.
И он знал, что заслужил это.
Он был на небесах.