«Ничто не мешало» Билли Сью Мосиман

В то Рождество в поместье Фэйрфилд завелось достаточно крыс, чтобы потопить целую флотилию кораблей. Собственно, именно оттуда, по словам Марты Белль, моей кухарки, они и пришли - с кораблей, стоящих в городском доке. Это в двух милях отсюда, сказал я ей. Она утверждала, что они принесли с собой чуму - ту самую, от которой мы прятались в доме, чтобы ее избежать, - и теперь они здесь. Украли пироги с мясом, картошку и все карамельки, которые она испекла.
Мы остались вдвоем. Когда мне перевалило за тридцать, я отказался от мысли о семье. Марта Белль была сначала моей няней, а теперь - экономкой и кухаркой. Она была очень откровенной. Мы были так одиноки, что она стала говорить прямо.
- Крысы не могут быть настолько плохими, - сказал я, зная, что иногда она преувеличивает.
Она потянулась к фартуку и достала из глубокого кармана тесак для мяса. Он выглядел подозрительно запачканным.
- Ты зарубила их? - я был поражен. Должно быть, крыс действительно много.
- Я не успеваю, - сказала она, засовывая тесак обратно в нагрудный карман. - Если одна из них нас укусит, мы точно заболеем и умрем.
Я потер подбородок и отвернулся, чтобы посмотреть в окно на фасад дома. Мое воображение разбушевалось, и я увидел, как по холму, на котором стоял Фэйрфилд, несутся волны прозрачных крыс, нападая на замок целыми полчищами. Я содрогнулся.
- Я помогу тебе, - сказал я.
Вместе мы прошли в массивную холодную кухню и встали в широком дверном проеме. По мощеному каменному полу разбежалась дюжина крыс. Марта Белль громко зарычала и выхватила тесак. Она погналась за мерзавцами и настигла двух из них, разрубив их надвое. Кровь брызнула на камни, а остальные крысы побежали под шкафы и тумбы.
- Боже мой!
- Он единственный, кто может нас спасти, - торжественно произнесла Марта Белль.
В городе от чумы умер мой собственный поверенный, а также мой кузен Эдвард, мой садовник и мастер. Они копали ямы и бросали трупы друг на друга, поджигая их перед захоронением. В городе воняло горячей смертью. Я не ездил туда уже несколько недель, и, хотя еда иссякала, ее хватало на нас двоих, по крайней мере до Рождества.
Снова появились крысы, выглядывая из щелей и дыр, так что мы вдвоем скреблись по полу за ними, как дикие свиньи. Я топтал тех, кого настигал, а Марта Белль с наслаждением орудовала своим тесаком, отделяя головы от тел, лапы от туловища, животы разрезались пополам, кишки падали каскадами. Мы работали с остервенением, как маньяки, в течение получаса, и пока мы пыхтели и отдувались, крысы снова спрятались.
- Что же нам делать?
Я хмуро посмотрел на Марту Белль и ответил:
- Попробуем яд.
В течение недели яд, который я несколькими неделями ранее купил в городе, действовал на крыс. Мы находили мертвых крыс повсюду, и теперь не только на кухне. Одна лежала мертвой в моем мягком кресле у камина. Две были найдены под одеялом на моей кровати. Три в туалете, две в коридоре, четыре на лестничной площадке. Они проникли во весь дом.
Но потом они поумнели и не стали трогать отраву, которую мы разложили. Мы добавили орехи и кусочки сыра, но они все равно не поддались искушению.
Я не знал, что нам делать. В ночь перед Рождеством я проснулся от того, что под одеялом шевелятся пальцы ног. Я почувствовал, как чьи-то усы коснулись моей ноги. Я откинул одеяло и закричал, как маленькая девочка, - так я был напуган. Марта Белль распахнула дверь моей спальни с тесаком в руках. Она была в ночной рубашке, и глаза ее пылали.
- Где? Где? - спросила она.
Отойдя от кровати, я указал на то место, где что-то корчилось. Она тут же подошла, сняла покрывало и с размаху всадила его в толстого ублюдка. Теперь мои простыни были в крови, а желудок скрутило.
- Отправлен в ад! - крикнула она.
Остаток ночи я не мог заснуть. Я сидел в пижаме у огня и дрожал от холода и страха. Как мы могли победить в этой отвратительной битве? Почему они продолжают приходить?
Когда рассвело, я медленно спустился по лестнице к парадной гостиной и маленькой облезлой кедровой елке, которую мы там поставили. Как только я увидел ее, я замер. Украшения были сбиты на каменный пол и сломаны. Красивая звезда на верхушке, которую мне привезли из Испании, шатко стояла, готовая вот-вот упасть. Несколько упаковок под елкой были разорваны, а их содержимое разбросано. Зеркало и заварочный чайник для Марты Белль. Рубашка и шелковый галстук для меня. Все испорчено. Рождество было испорчено.
Марта Белль в конце концов присоединилась ко мне и, увидев, что бирюзовый чайник лежит в осколках, а заварочный стакан - в щепках, закрыла лицо фартуком и разрыдалась. Я обнял ее за плечи и сказал:
- К Новому году я заменю твои подарки. Не расстраивайся.
Готовка в тот день была то удачной, то неудачной. Пока пекли булочки и хлеб, кухню заполнил ужасный запах, и Марта Белль вынуждена была достать сковороды, чтобы обнаружить двух зажаренных крыс. Ей пришлось выбросить все это на задний двор.
В соусе с индейкой она обнаружила плавающую когтистую лапу, и ее стошнило.
Нам нечего было есть, кроме тощей индейки, которую мне удалось поймать после недельной охоты в лесу.
Марта Белль села со мной за полированный стол, как она делала по праздникам, ведь мы действительно были семьей. Слезы пролились на жилистое мясо.
- Не плачь. Мы не побеждены.
- Я побеждена, - сказала она голосом, полным слез. Подняв правую руку и оттянув рукав блузки, она обнаружила зараженный укус в подмышке. - Я обречена, Мастер.
Она редко называла меня так и только по мрачным поводам.
- О, Марта Белль, не сдавайся.
Мы это вылечи».
Я тут же покинул стол и отправился за отваром и припарками.
Через несколько дней моей дорогой спутнице стало плохо, она лежала в постели, тяжело дыша, и ее начало раздувать. К вечеру она умерла.
В доме воцарилась тишина, словно там должны были бродить призраки. Я завернул Марту Белль в простыню и потащил ее через кухню к куче дров. Я направился в дом за хворостом и огнем. Когда я вернулся, к моему ужасу, труп моей любимой подруги лежал, извиваясь и подпрыгивая, как будто внутри был зажжен порох. Я бросил костер и отпрыгнул от него. Я взывал к Богу на небесах, чтобы он остановил это чудовище, умолял его забрать демонических тварей и ужасную смерть, которую они принесли.
Марта Белль дрожала, пока из каждого отверстия не показалась крыса: мордочка, усики, острые зубки и розовый язычок, высунувшийся из глазниц, ушей, носа и рта. Они были внутри нее и ели все подряд. Я поднял огненный столб и заставил их вернуться. Я поджег ткань и наблюдал, как пламя сжигает того, кого я знал всю свою жизнь. Слезы застряли в горле и застилали глаза.
Я должен был уехать отсюда. Я сбегу из поместья Фэрфилд и оставлю его на попечение правящих крыс. Я собрал сумку, положил в нее немного еды и взял нашу последнюю оставшуюся лошадь. Я не переставал скакать до полуночи.
На следующий день, когда я чувствовал себя настолько подавленным, что думал, что умру, молодой парень из замка Хавермилл догнал меня верхом и пригласил на обед со своими людьми.
Благодарный за то, что нашел здравую, здоровую душу, я согласился. Я познакомился с его родителями, Джоном и Элизабет, тремя братьями и двумя сестрами. Обед подавали двое хорошо одетых слуг и дворецкий. Я попытался объяснить, что произошло в моем доме, поместье Фэрфилд, но мне пришлось проявить деликатность, чтобы не испортить аппетит компании.
Негромко рассказывая о потере Марты Белль, я краем глаза заметил какое-то движение и взглянул на стену напротив стола. Мой взгляд привлекло отверстие возле плинтуса... и черные глаза, глядящие из темноты.
Слова подвели меня. Я заикался и показывал пальцем, но никто больше не видел дьявола.
Как только трапеза была закончена, я поблагодарил соседей и поскакал прочь в наступающий вечер.
Скоро, знал я, их замок будет захвачен, и все они погибнут.
Они говорили, что крысы принесли блох, а блохи заразили нас бубонной чумой. Нет, говорю я, крысы одолели нас и съели как деликатес.
Блоха никогда не смогла бы нанести такой вред моей стране, какой нанесли крысы.
Я скакал на лошади по лесам, по горам, на паромах и по лугам. Я скакал на лошади сквозь заросли ягодных лоз и спускался по крутым ущельям. Я скакал до тех пор, пока лошадь не намылила мои руки, прежде чем остановиться на ночлег.
Мне нужно было быть за сотни миль от Лондона и очагов чумы, но я все равно скакал, полный ярости и негодования.
К Рождеству я достиг пределов страны и сел на корабль. Я не хотел этого делать, зная, что именно там водятся крысы, но это было необходимо сделать, если я хотел ехать дальше.
В первую ночь на своей узкой койке я услышал скрежет по дощатому полу и напрягся.
На вторую ночь на край моей койки забрался зверек и нежно обгладывал пальцы на ногах.
К концу недели каждый из нас был искусан блохами и крысами, заражен и умирал.
К Рождеству я даже не смог добраться до суши. В день Рождества корабль, лишенный живых людей, уплыл в бескрайнее синее море вместе со своим грузом мертвецов.
Я больше никогда не увижу поместье Фэрфилд.