«Рождественский гнев» Дж. Р. Парк

Лопата была изношенной, но все еще крепкой, она глубоко вонзалась в лицо и почти разрезала голову надвое. Под хлюпающие звуки он высвободил инструмент, а затем со всей силы вогнал его в открытую рану, которую только что проделал. Когда верхняя часть головы отделилась от остальной и вывалилась на пол, он злобно усмехнулся.
- Видишь, Чарли. Ты должен хорошенько постараться, если хочешь нанести какой-нибудь ущерб, - усмехнулся нападавший, гордо инструктируя своего юного зрителя.
- Эй! Что ты себе позволяешь? - раздался разъяренный голос из окна спальни.
- Расслабься, бабуля, - крикнул он в ответ, бросив лопату на покрытую снегом землю, и, смеясь, потянулся к дому. - Твоему внуку, Томми Мудаку, придется слепить тебе еще одного снеговика, старая карга. Повернувшись к своему младшему брату, он прошептал: - И мы придем и разнесем его вдребезги, верно, Чарли?
Чарли кивнул в знак согласия, когда они уходили с лужайки перед домом миссис Паттерсон на освещенную снегом мостовую. Дороги посыпали солью, но они все еще оставались коварными, и в городе было жутко тихо, так как пассажиры оставались дома, наслаждаясь редким случаем, когда на работе не было снега.
В свои шестнадцать лет Макс был на десять лет старше своего брата, и хотя он не был самым крупным парнем в своем классе, он определенно был одним из самых злых. Жизнь была нелегкой, переезды из города в город, и ему было проще поставить барьер ненависти, чем завести друзей, а потом потерять их, когда отец получил очередную должность и им всем пришлось переехать.
Если бы они служили в армии, у них было бы какое-то сообщество, какая-то сеть поддержки, на которую можно было бы опереться, но у представителя «Мемори Инк», работающего по контракту, таких привилегий не было. Тем не менее это было очень важно. Семья переехала туда, куда требовалось, поскольку деньги были слишком хороши, чтобы от них отказываться.
Но все это не было оправданием тому, что Макс был таким злым!
- Рождество - это чушь собачья, - говорил он Чарли, когда они шли по улице; его младший брат удваивал шаг, чтобы не отстать от длинных шагов Макса. Снег, это полная чушь. Подарки, ну ладно, подарки - это неплохо. Но Дед Мороз...?
Он сделал паузу и посмотрел на брата.
- Чушь? - спросил Чарли, не зная, что ответить, и не решаясь разделить ругательства, которыми, похоже, наслаждался Макс.
- Вот именно, - улыбнулся Макс и похлопал по голове брата, пока они шли домой.

- Не могу поверить, что он это сказал! - мать Макса изображала отвращение, обвиняюще глядя на старшего. - Чему ты его учишь?
Чарли стоял в коридоре и кусал губу. Шестилетний подросток думал, что это невинное замечание - что-то вроде продолжения разговора после ужина, когда они будут собираться на улицу и отправляться на вечернюю службу колядок. По реакции матери он сразу же понял, что поступил неправильно. Однако у Макса были другие идеи.
- Да, он так сказал, и он прав. - С каждым годом непокорность Макса становилась все сильнее. Я научил его этому. Рождество - это ерунда! Если хочешь, можешь взять Чарли с собой на колядки, но я ни за что не пойду.
- Максвелл Бенджамин Сондерс, - запротестовала его мать, - почему ты настаиваешь на использовании таких нецензурных выражений? Я никогда с тобой так не разговаривала.
- Не в лицо, - пробормотал он.
- Что это было? - закричала она, ее терпение наконец-то перешло все границы.
- Мама, я не поеду. Рождество - это дерьмо. Огни, пение, дурацкие украшения, фальшивый смех и все, кто притворяется, что все в порядке. Все это полная чушь. Мир - не более чем дымящаяся куча дерьма, и никто не собирается притворяться, что это не так, и ничего не изменится».
- Пусть будет по-твоему, - взяла Чарли за руку его мать. Этот мир не идеален, и зимние ночи могут навевать тоску, особенно когда твой отец в отъезде, но Рождество - это сияющий свет посреди этой черноты. Это время радости, и только потому, что ты не хочешь в нем участвовать, не порти его мне и твоему брату!
Сдерживая слезы, она застегнула пальто Чарли, поцеловала его в щеку и вышла из дома с младшим на руках; мать и сын растворились в ночи.
Макс почувствовал угрызения совести, глядя, как они уходят. Он противился своим родителям во всем, что они делали, но они всегда поддерживали его и заботились о нем. Сегодня он увидел их с другой стороны, и чувство одиночества закралось в его душу. Это был первый раз, когда она ушла. Когда отец уехал по делам на несколько дней, а потом Чарли и мама бросили его, страх одиночества стал всепоглощающим.
- К черту их, - пробормотал он себе под нос, и в нем закипал гнев. - К черту их всех.

Макс чувствовал жжение от последних капель водки, когда вливал ее в горло.
От нечего делать и желая утолить злость, он отправился в местный магазин и слонялся там до тех пор, пока ему не удалось уговорить кого-нибудь купить ему бутылку водки и пачку сигарет. Он переплатил и за выпивку, и за пачку «Ламберт и Батлер», но в его возрасте он был рад тому, что мог получить.
Осознав, что оставил ключи в доме, ему ничего не оставалось, как найти место, где можно было бы перекантоваться, пока семья не вернется с колядки. В своих блужданиях он прошел вдоль реки, под мостом, обогнул автостоянку и пересек кладбище.
Несмотря на алкоголь в крови, Макс начал чувствовать, как холодный вечер леденит его тело. Он бросил пустую бутылку в надгробие и улыбнулся, услышав, как она разбилась в темноте.
Когда он проходил мимо церкви, воздух наполнился звуками рождественских гимнов. Бодрый ритм «Холли и Айви» перетек в нежное исполнение «Мальчика-барабанщика». Макс скорчил гримасу от этих бессовестно радостных звуков.
Пошатываясь, он направился к церкви, расстегнул ширинку и улыбнулся, опорожняя мочевой пузырь у стены по периметру.
- Это мое тело, - сказал он, размахивая членом в воздухе и обводя мочой крошащуюся каменную кладку.
Отойдя назад, чтобы полюбоваться грубой свастикой, которую он попытался нарисовать своей мочой, Макс достал сигарету из своей смятой пачки и прикурил. Он вздохнул, вдыхая сладковатый дым.
Не обращая внимания на его действия, хор продолжал.
- Чертовы жалкие пиздюки, - пробормотал он, нахмурившись, и, ссутулившись, направился в сторону торгового парка.

Люди - мудаки. А люди, которым нравится Рождество, - и подавно!
Одурманенный алкоголем мозг Макса начал усиливать его гневные мысли.
К черту Рождество! Как они смеют быть счастливыми!
Не сбавляя шага, подросток запустил свой ботинок Doc Martin в садового гнома, вылепленного в виде Санта-Клауса. От удара полая глиняная модель разлетелась вдребезги, замусорив палисадник, в котором она стояла.
Макс улыбнулся, испытывая удовлетворение от чувства разрушения.
Перейдя дорогу к заброшенному торговому центру, он подпрыгнул, ухватился за вывеску и, раскачиваясь на ней, ударил ногой по пластмассовым оленям, выстроившимся вдоль входа. Когда пластмассовые животные падали, как домино, он подхватил Рудольфа и швырнул его в фальшивого Санту, который гордо восседал на своих санях.
Рога угодили ему в лицо, расколов щеки и свалив на пол длинную белую бороду. От сокрушительного удара сапог Макса борода старого святого и улыбающееся лицо самого знаменитого оленя разлетелись на мелкие осколки.
Не останавливаясь на достигнутом, Макс ухватился за сказочные огоньки. Обмотав проволоку вокруг рук, он потянул за нее, вырвал из креплений и побежал вдоль пешеходных витрин магазинов, срывая фонари на ходу.
Остановившись, чтобы перевести дух, подросток огляделся по сторонам в поисках следующей цели. Сверкающий снеговик улыбнулся ему через окно Old Kitchen Italia, лучшего итальянского ресторана города. Аниматронная рука снеговика медленно помахала мальчику и одарила его броской улыбкой, которая вызвала у него гнев. Это диснеевское чудовище было именно тем, что он ненавидел в этом празднике.
Оглядевшись по сторонам, Макс заметил большое растение в горшке и наклонился, чтобы взять его в руки. Собрав все силы, он поднял куст и нацелил его на свою цель.
Покачивая бедрами вперед-назад, он мысленно посчитал, прежде чем бросить растение и его терракотовое основание в сторону ресторана.
- Ну и пууууусть, - пропел он в насмешливой мелодии, наблюдая, как снаряд врезается в окно.
Горшок с растением треснул, пробив стекло, сбил с подставки богато украшенного снеговика и, пробившись сквозь сетчатую занавеску, с грохотом приземлился где-то в ресторане.
- Что за Матерь Божья Мария! - раздался хрипловатый голос изнутри ресторана.
Макс попятился назад, его ноги подкосились от страха. Голос был неожиданным, заведение выглядело закрытым и безлюдным.
Зажегся свет, осветив обеденную зону ресторана на фоне какофонической суматохи. Макс услышал еще несколько голосов, но не смог расшифровать, о чем они говорят, так как их слова перекликались друг с другом.
Три.
Четыре.
Он не мог точно определить, сколько их было, да ему было и все равно: единственной мыслью было бежать.
Он повернулся, чтобы бежать, но ноги понесли его еще до того, как он повернул голову. В этот момент он успел увидеть, как к нему приближается большой кулак с неправильной формы костяшками пальцев.
Затем все вокруг потемнело.

Окружающее его пространство медленно выплывало из темноты, покачиваясь от движения его все еще сонной головы. Даже когда образы улеглись, он не мог понять, где находится, и ему потребовалось мгновение, чтобы вспомнить предыдущие события.
Только когда тяжелый кулак, от которого опух правый глаз, раскрыл ладонь и ударил его по лицу, чтобы привести в чувство, он вспомнил о ресторане и снеговике.
Макс сидел на деревянном стуле в маленькой мрачной комнате, окруженный тремя мужчинами в костюмах, сшитых на заказ. Стены представляли собой лишь открытую кирпичную кладку, а из центра плохо оштукатуренного потолка свисала лампочка. В одном углу комнаты гудел большой морозильный ларь, в другом стоял сейф. Вдоль дальней стены стоял старый потрепанный стол с пыльным компьютером и монитором. Клавиатура была белесого цвета, а экран мерцал, пытаясь сохранить связь со свободными проводами на задней панели.
- Так кто же этот хрен? - поинтересовался лысеющий мужчина, поглаживая ухоженную бороду. Кто тебя послал, маленький засранец? - сказал он, наклоняясь ближе к Максу и откидывая волосы мальчика назад, так что их глаза встретились.
- Понятия не имею, - ответил его коллега размером с обезьяну, с руками, похожими на лопаты; такие же волосатые, как и большие.
Макс наблюдал, как тот подошел к морозильнику и открыл крышку старого бытового прибора.
- Ты из Кензи? Да? - мужчина с бородой схватил Макса за челюсть. В чем дело, ты не можешь говорить? Позволь мне представиться. Меня зовут Карлито Джон. А вон там - Мумбо. С его кулаками ты уже знаком. - Карлито Джон хрипло захихикал. Позади меня стоит Матц. Ты не хочешь говорить с Матцем. Если ты думаешь, что мы страшные, то подожди, пока не досадишь мистеру Матцу.
Глаза Макса перебегали с одного человека на другого. Его взгляд задержался на человеке по имени Матц. Он был гораздо худее двух своих коллег, его подбородок заканчивался точкой, подчеркивающей козлиную бородку. Глаза у него были узкие, а скулы казались такими острыми, что могли порезать пальцы от неосторожного прикосновения. На мгновение они встретились взглядами, и постепенно ухмылка Мутца расширилась.
- Тебя прислал Хамиш, не так ли? - от мягкого тона Матца по спине мальчика пробежал холодок.
- Нет, - закричал Макс, вырываясь из лап Карлито Джона. - Меня никто не посылал.
- Чушь! - от дыхания Карлито Джона пахло чесноком, и Макс повернул голову, пытаясь отпрянуть от своего инквизитора.
- Я клянусь! - по лицу подростка потекли слезы. Я просто дурачился.
- О, я вижу, - в голосе Карлито Джона слышалась неискренность.- Ты сделал это ради забавы, верно? Ты разгромил это место ради забавы! Ты не можешь прийти сюда, разгромить ресторан моей мамочки и рассчитывать, что тебе это сойдет с рук! Только дурак назовет это развлечением. Эй, Мумбо, - начал смеяться Карлито Джон, повернувшись к громадному гангстеру, - этот парень сделал это ради забавы. Он разбил окно, разбил украшения и испортил нам ужин, просто так! Мамбо, дай мне гребаную палку.
Подняв руки из морозильника, Мумбо обнаружил то, что искал. В его руках, завернутый в тряпку, лежал длинный цилиндрический кусок льда. От основания до кончика он был примерно двенадцати дюймов в длину и заканчивался острым концом. Мумбо передал тряпку и лед своему боссу.
Карлито Джон некоторое время любовался оружием, а затем повернулся к Максу. Теперь я не верю, что ты говоришь правду.
- Только абсолютный имбецил будет бесчинствовать на моей территории, особенно когда на Рождество должно быть перемирие. Ты парень из банды. Я вижу, как это в тебе заложено. Вопрос в том, как она называется? Мы собираемся это выяснить, - его улыбка расширилась, а глаза потемнели от злобы. - Передо мной кусок льда, не больше и не меньше. Этот кусок льда, как ты видишь, сформован так, что заканчивается точкой. На самом деле все это похоже на очень большую булавку. И, как и булавка, он очень, очень острый. Я могу, и я это сделаю, протолкнуть этот кусок льда через твое тело.
Где я это сделаю? В колено? В щеку? В задницу? А может, в глаз? - он вздохнул с наслаждением, вспоминая, какое воспоминание вызвало его последнее заявление. Возможно, ты думаешь, что холодный лед поможет приглушить боль, но это не так. Ты можешь подумать, что острота острия позволит сделать чистый разрез, но это не так. На самом деле, чем больше я сижу здесь и разговариваю, тем больше острие начинает плавиться и тупиться, а значит, мне придется приложить немало усилий, чтобы всадить эту хреновину.
Макс заерзал на стуле. Он хотел вскочить и убежать, но Мамбо положил руку на плечо подростка, предупреждая его о том, что он должен следить за пленным мальчиком.
- Мумбо, держи мальчика неподвижно, - приказал Карлито Джон. Мумбо, как всегда, повинуясь приказу, схватил мальчика за лицо и заставил его широко раскрыть левый глаз.
Теперь Макс изо всех сил пытался освободиться, но было слишком поздно.
Направив всю длину замороженного прута на Макса, Карлито Джон медленно поднес острие к его лицу. Неуклюже острие царапнуло по щеке подростка, а затем приблизилось и задело ресницы. Макс непроизвольно моргнул, пытаясь удержать острие на расстоянии, но оно уже находилось внутри защитной границы естественных защитных сил мальчика. Слишком напуганный, чтобы отбиваться от него, если вдруг резкое движение подтолкнет его ближе, он мог только сидеть неподвижно и молиться о чуде, пока его кожа холодела от присутствия импровизированного пыточного устройства.
Он молился о помощи. Он молился Богу, своему отцу, гребаному Санте Клаусу. Этого не должно было случиться.
Надежда покинула его мысли, когда по слезному каналу Макса потекла вода. Ледяной шип заскрежетал о хрусталик глазного яблока, издав звук, который отдался в его голове и заставил его скрежетать зубами в знак сочувствия. Он почувствовал, как вес оружия давит на глаз, изменяя его овальную форму и заставляя его плавно возвращаться в череп.
Он чувствовал, что хрусталик вот-вот поддастся. Глазное яблоко достигло максимальной точки напряжения. Еще немного давления - и проникновение в глаз было гарантировано. Мягкий внешний слой лопнет, сложившись вокруг конца шипа, и из раны польется темно-серая жидкость, вызывая жгучую агонию, какой он еще никогда не испытывал.
Карлито Джон облизнул губы, наслаждаясь предвкушением.
Он чуть сильнее сжал тряпку, обернутую вокруг ледяного стержня, и осторожно усилил натяжение.
- Что, черт возьми, здесь происходит? - женский голос, высокий и разъяренный, раздался откуда-то с другой стороны затемненного дверного проема. - Что, черт возьми, случилось с моим прекрасным снеговиком?! - тон сменился на печальный, а голос задрожал.
В комнату вошла невысокая женщина лет шестидесяти пяти с оливковой кожей. Ее седые волосы были повязаны платком, тапочки облепили ноги пушистым узором розового цвета. Халат, подобранный в тон, повторял ее тело.
- Прости, мама, - Карлито Джон убрал кусочек льда с лица Макса и повернулся лицом к своей расстроенной матери. - Я все исправлю.
- Что ты исправишь? - закричала она. - И что ты делаешь с маленьким Максвеллом Сондерсом? - спросила она, повернувшись к мальчику.
- Ты знаешь этого ребенка? - спросил ее сын.
- Я всех здесь знаю. Это мой бизнес. Я не очень хорошо его знаю, но я его видела. Он нытик. Напоминает тебя, когда ты был маленьким. Такая же нахальная улыбка и пухлые щечки.
Она обхватила лицо сына и игриво сжала его.
- Мамочка, - игриво рассмеялся Карлито Джон, - не трогай его, ладно?
- Этот Макс - сын Крейга Сондерса, - продолжила она. Ну, того компьютерщика, который был у вас на днях.
- Вы знаете моего отца? - наконец Макс нашел в себе мужество заговорить снова.
- Сондерс работает на нас в эти выходные, - напомнил Матц своему боссу. Было бы очень некрасиво причинить вред его ребенку, пока он выполняет для нас работу.
- Но он работает на «Мемори Инк»? - запротестовал Макс.
- Конечно, работает, парень, - улыбнулся Карлито Джон. - Но жизнь стоит дорого. Особенно когда у тебя жена и двое детей, которых нужно кормить. Иногда приходится зарабатывать немного больше денег. Я редко встречал отца, настолько преданного своей семье. Он мог бы сойти за итальянца.
- Так что мы будем делать с пацаном, босс? - спросил Мамбо.
- Он не может остаться безнаказанным, - ответил Карлито Джон, погрузившись в размышления. - Нельзя прийти, испортить ресторан моей мамочки и уйти невредимым. Я должен послать сообщение.
Он мрачно улыбнулся, когда у него возникла идея.

Макс сидел, дрожа, на лужайке перед домом своих родителей. Его продержали там целый час, велев встать на колени, пока бандиты связывали ему руки и ноги. Они засыпали его снегом, окружая тело, пока его не стало видно, кроме головы, торчащей из огромного кургана.
Карлито Джон смеялся, крепко заклеивая рот подростка скотчем, чтобы тот молчал, пока его заставляют пережидать холод.
- Хватит ныть, маленький урод, - сказал Матц, прикладывая декоративную голову снеговика - того самого, которого сломал Макс, - к лицу мальчика. - Твоя семья скоро вернется. Ты не умрешь здесь.
- А пока ты ждешь, - вклинился Карлито Джон, - подумай, что будет, если ты надуешь меня и мою семью. Если бы твой отец не был таким хорошим человеком, ты бы смотрел на нас только одним глазом.
Макс едва мог разглядеть голову снеговика, похожую на шлем; несколько небольших трещин давали ему возможность разглядеть трех мужчин, стоявших вокруг него. Их голоса эхом отдавались в чаше богато украшенной головы, и казалось, что они говорят под водой.
- Не отморозь себе голову, - усмехнулся Мумбо, и остальные, отойдя подальше, рассмеялись вместе с ним. Было бы обидно потерять их, так и не узнав, для чего они нужны.
Их бездушный смех был единственным звуком, который он слышал, кроме стука зубов, за последний час, и он продолжал крутиться в его голове, кружась и кружась.
Откровение о том, что его отец работал на гангстеров, промелькнуло в его мыслях. Как давно его отец занимается этими сомнительными сделками? И как далеко он готов зайти, чтобы сохранить семью? Возникло странное чувство уважения. Макс не мог вспомнить, когда в последний раз отец хоть в чем-то ему отказывал. Это Макс всегда бросал вызов, спорил, а не наоборот.
Он всегда добивался своего, и ни разу не случалось, чтобы на Рождество он не получил того, о чем просил, и даже больше.
Вкус жареного картофеля с подливкой щекотал ему язык, когда он вспоминал Рождество, когда был моложе. Это были веселые времена, и его родители всегда заботились о том, чтобы этот день был наполнен смехом и радостью. Они и сейчас так делают.
По его щеке скатилась слеза, когда он вспомнил, как просыпался рано утром и чувствовал на своей кровати тяжесть чулка, набитого подарками. Как они с Чарли тихо открывали свои подарки, чтобы не разбудить маму и папу. Конечно, их хихиканье вскоре пресекало скрытный подход, но ни один из взрослых не возражал, и вскоре на завтрак были пироги с фаршем, а в доме стоял божественный запах индейки в духовке.
Он был готов на все, чтобы снова оказаться там. Окунуться в любовь своей семьи. Если бы только он пошел на колядование и проникся духом сезона. Вся эта любовь по-прежнему ждала его, нужно было только принять ее.
Раскаянный вздох вырвался из его тела. Он сожалел, что был таким грубияном. Да, жизнь была трудной, но он не должен был быть таким засранцем по отношению к тем, кого любил. Он хотел собирать крекеры, есть капусту и играть в настольные игры со своей семьей. Он хотел сидеть в комнате с погашенным светом и смотреть, как мерцает рождественская елка, рассказывая брату истории о том, как он чуть не поймал Санта-Клауса, спускающегося по дымоходу. Он хотел слышать, как его брат смеется в той невинной манере, которая может исходить только от ребенка.
Его внутреннее смятение получило передышку, когда он услышал звуки приближающихся шагов.
- О, смотрите, снеговик, - услышал Макс восторженный возглас матери. - Должно быть, Максвелл сделал его.
Он смотрел, как две фигуры проходят мимо него. Звяканье ключей и вспышка света в прихожей означали, что мама вошла в дом.
- Макс? - услышал он ее зов.
Макс попытался ответить, но кляп заставил его замолчать. Он передернул плечами и попытался вырваться из своего снежного кокона, но мучители крепко запеленали его. Ослабевшее тело тратило все силы на то, чтобы согреться, и у него не оставалось сил, чтобы протиснуться сквозь ледяную стену.
- Макс! - снова позвала она. - Странно. Должно быть, он вышел. Но все равно приятно видеть, как он проникается духом Рождества. Что ты думаешь о снеговике, Чарли?
- Мне нравится, - ответил Чарли.
Я искупаю тебя, - сказала она младшему. - Пока я наполняю ванну, ты можешь поиграть в снегу.
Макс смотрел, как его мать исчезает в доме. Он снова позвал, пытаясь привлечь внимание брата. Он застонал так громко, как только мог, отчаянно пытаясь прогнать звук через кляп.
Чарли перестал играть и с любопытством огляделся.
Молодец, Чарли. Ты меня услышал!
Сердце Макса учащенно забилось, обрадованное возможностью побега.
Чарли медленно двинулся к нему. Макс перевел взгляд внутрь керамической головы, пытаясь получше разглядеть брата.
Что это у него в руке?
Лопата?
Для чего ему лопата?
Боже правый, нет!
Чарли хорошо усвоил урок, наблюдая за старшим братом.
Приложив всю свою силу, он глубоко вонзил лопату в лицо снеговика, едва не разрубив его голову надвое. Не будучи таким сильным, как Макс, Чарли потребовалось еще четыре попытки, прежде чем он успешно пробил ржавым инструментом весь путь сквозь налипший снег, наконец отделив голову от остального тела. Наслаждаясь своим актом разрушения, он, как и его брат, рассмеялся, когда разбитые останки упали на землю.