«Слаггер» Брайан Смит

Морщинистое лицо Уолтера Перси ничего не выражало – его безмятежный облик ни капли не выдавал его внутренней злости. У него всегда получалось скрывать свои истинные чувства – сомнительный талант, который внёс большой вклад в распад его брака. Он был почти столь же искусен в сокрытии своих чувств, как когда-то был искусен в Игре.
Игра была бейсболом, естественно. И он любил её с безграничной страстью; она же разрушила его жизнь, коснувшись каждого аспекта его существования. Она была единственной действительно значимой вещью из всего того, что у него осталось.
Сегодня была первая игра сезона для «Рочестер Ред Уингз», команды класса ААА в «Балтимор Ориолз», и он должен был быть счастлив. Межсезонье, наконец-то, закончилось, весенние сборы с его мелочными ссорами почти забылись. Он был на бейсбольном стадионе - и близок к нирване, как никогда.
Но ебучая шпана её разрушила.
Они ржали над ним, хихикая, как дебилы, и отпуская грубые шуточки по поводу его необъятных размеров. Это были чистенькие подростки, все из себя американцы, опьянённые алкоголем и молодостью. Шпана, которая умоляла бы его дать автограф, если бы его карьера не завершилась столь скоропостижно.
Вместо этого они бросали в него бумажные стаканчики из-под пива. Только один из них достиг цели, ударившись о его переносицу, а затем упав на колени. Небольшое количество пива, сдобренное щедрой порцией слюны, вытекло из чашки, пропитав его джинсы в районе промежности.
- Эй, жирдяй! – заорал один из этих засранцев. – Ты обоссался что ли?
Он отбросил стакан и продолжил свои попытки игнорировать нескончаемый шквал оскорблений. В конце концов, он собирался смотреть игру. Хорошую игру. Только что началась нижняя часть шестого иннинга, и счёт был ничейный. Майк Дженсен, главная угроза Денвера, готовился к удару. Толпа встала, все как один, - огромная волна плоти, и в унисон освистала его.
Если бы не эти говнюки, с которыми Уолтер Перси делил в целом пустую секцию по правой стороне трибуны. Они окончательно потеряли интерес к игре, находя словесные оскорбления более достойными их внимания. Это был вид спорта, без сомнения, жёстче, чем бейсбол, и, по их мнению, забавней.
Не поворачивая головы, Уолтер вращал глазами из стороны в сторону, просматривая близлежащую территорию в поисках охранников, но никого поблизости не было. Они определённо ограничились тем, что сосредоточили свои силы на проблемах в более людных частях стадиона.
Обычно ему доставляло удовольствие сидеть вот так, отдельно от всех, если бы не вся эта херня и орава малолеток. Он видел происходящее на поле достаточно хорошо, и, если уж на то пошло, у него был бинокль. Здесь так редко кто-либо садился, что он стал воспринимать этот отдалённый сектор трибун, как дом вне дома, как свою личную собственность. Это было единственное место, которое давало ему ощущение, что с миром всё в порядке; оно действовало, как буфер здравомыслия, как гарантия, что, может быть, не всё так плохо на самом деле, и, может быть, он сможет совладать со своей жизнью в следующие полгода, чёрт, может быть, даже переживёт следующее унылое межсезонье.
А теперь вот эти мелкие опездолы нарушали его личное пространство, оскверняя его неприкосновенность. Он был взбешён до невозможности, но он знал, что любое действие с его стороны только распалит их, сделав ситуацию ещё хуже, если это, вообще, было возможно. Если бы он только мог хорошенько сосредоточиться на игре…
- Жиртрест!
Чёрт! Да оставьте же вы меня, - подумал он. - Идите, ради Бога, докапайтесь до кого-нибудь другого!
- Бля буду, тебе лопата нужна, чтобы найти свой хер во всём этом дерьме, да, жиртрест?
Одна из девчонок, эффектная блондинка, закричала:
- А как ты дрочишь, толстожопик? А, я знаю - ты используешь бульдозер, чтобы до него добраться, и кран, чтобы его поднять.
Залп, который выдала блондинка, вероятно, показался ребятам самой смешной штукой в мире; они разразились безудержным смехом, который для всего остального мира звучал, как смех больных астмой гиен.
Как только он стих, они приготовились возобновить словесный обстрел. Видимо, впечатлённые её предыдущим выстрелом, все остальные уступили блондинке.
- Ты знаешь. Ты таааакой сексуальный, толстожопик. Просто тебя таааааак много. Уверена, ты должен…
Ну хватит! У каждого парня есть предел, и она только что до него добралась.
- Иди на хуй, пиздень.
Это их тут же заткнуло; казалось, они на мгновение не смогли поверить, что это существо – этот прожорливый свин – смеет дать отпор.
Долго это не продлилось.
- А может, - сказал один из парней, - мне стоит подойти и навалять тебе по твоей жирной жопе.
В первый раз он посмотрел на них прямо.
- А почему бы тебе не подойти и не попробовать, тупой мелкий мудила.
Тот, который угрожал ему, поставил свою выпивку и встал. Он был высоким и в хорошей форме, мускулистым, как тяжелоатлет. Когда-то, много лет назад, и Уолтер так выглядел. Тогда он бы не ощущал страха, стоя лицом к лицу перед парнем вроде этого; а теперь он испытывал именно страх, и ему это ни капельки не нравилось. Внезапно он разозлился сам на себя за то, что так сильно запустил себя; мысленную стену самоотречения, которую он возводил годами, смело в секунды. Боже, так не должно было случиться! Он мог держать себя в форме, и, если бы он так делал, он бы легко справился с подобным придурком. Его затрясло от силы ненависти к себе.
Тяжёлоатлет усмехнулся.
- Крутой, да?
Остальные засмеялись.
- Ты, наверное, обосрался уже, а, жирдяй?
Блондинка захихикала.
Уолтер встал, но не для того, чтобы драться с этим парнем; это была драка, в которой ему, пожалуй, не победить, и он это знал. Он решил обойтись малой кровью и уйти. Он вздохнул, ощущая тяжесть сожаления на сердце. Уолтер подсознательно чувствовал, что он нескоро сюда вернётся. Он не решится ещё раз столкнуться с этими придурками или другими такими же.
Он отвернулся от них и двинулся в сторону бетонных ступеней, ведущих к торговым автоматам. Спустился по лестнице настолько быстро, насколько ему позволяло его массивное телосложение, стремительно прошёл через зал с торговыми автоматами, отмахнувшись от полуобнажённой девушки, желавшей продать ему какую-то программу, и наконец, вышел на парковку.
Он поискал взглядом свою серую «Хонду», щурясь, чтобы лучше видеть в стремительно сгущающейся темноте. Она стояла, он это точно знал, где-то в третьем ряду по правую руку. Он двинулся в том направлении.
Приближаясь к машине, Уолтер почувствовал, что у него за спиной люди, ещё до того, как услышал их на самом деле. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что это были ребята с трибун. Он не сомневался, что у них что-то нехорошее на уме. Они походили на охотничьих собак, отказывающихся отпустить свою добычу. Вот, кто они, - подумал он, - звери. Он ускорился, прекрасно понимая, что это напрасно. Они были моложе и быстрее его.
У него не было шансов.
Получив меткий удар по заднице, он растянулся на тротуаре. Его лёгкие выплюнули большую часть воздуха, как только он ударился животом о землю. Он тяжело, прерывисто задышал, отчаянно втягивая воздух большими глотками. Из глаз по обеим сторонам носа покатились слезы.
- Вставай.
Это был тяжелоатлет; этот голос он узнал моментально. Уолтер остался лежать на земле, не в силах пошевелиться, - он всё никак не мог отдышаться.
- Я же, бля, сказал, вставай. Я знаю, что даже такие жиробасы, как ты, могут слышать, так что делай, что я сказал.
Девчонка засмеялась. Блондинка. Самая горластая и лютая среди них. Она же девушка, чёрт возьми! Куда катился этот мир?
- Думаю, он не может встать, - произнесла она. – Он такой тяжёлый, что даже сам себя с земли поднять не может.
Он услышал мягкий шелест кроссовок, бегущих по тротуару. И затем возле него присела блондинка. Он поднял глаза на неё; она улыбнулась ему сверху вниз, и у него в голове всё перемешалось, будто мозг был неспособен принять реальность происходящего. Она была милая, очень симпатичная, типичная чирлидерша. Она была из тех, о ком мечтают все парни в старших классах – и множество мужчин постарше. Но глаза в центре этого личика были полны необъяснимой ненависти. Откуда у неё это? - гадал он. - Из-за чего такое могло случиться?
Её улыбка изменилась, губы сморщились, затем раздвинулись, рот широко раскрылся и исторг из себя большой харчок. Слюна плюхнулась ему на лицо, смешиваясь со слезами. По лицу потекли свежие слёзы. Он начал всхлипывать.
Они все засмеялись. Одна из девчонок сказала: «бедненький малыш».
На лице у блондинки всё ещё блуждала эта ласковая улыбка. Она была словно ожившая кукла Барби: бесстрастная, лишённая настоящих чувств. Кроме неподдельной ненависти.
- Ага, - произнесла она. – Бедненький толстенький малыш. Ты заслуживаешь наказания, малыш.
Она стояла, а он уставился на эти длинные, лоснящиеся, загорелые ноги, ноги, стоящие того, чтобы о них мечтать. Он зачарованно смотрел, как одна из них ушла назад, а затем качнулась вперёд, крепко приложившись носком к его подбородку. Зубы соединились, прикусив кончик языка. Тоненькая струйка крови скатилась из уголка его рта.
Остальные присоединились к ней. С каждой стороны по трое.
- Наверное, ты можешь уже не вставать, - проговорил тяжелоатлет, а затем ударил его в бок. Он увидел, как розовый кроссовок скользнул в его сторону, почувствовал, как он попал в цель, почувствовал отпечаток подошвы на своей коже. Вскоре и остальные подоспели, обрушив, казалось бесконечный шквал ударов на его окружённое тело.
Он стал молиться о быстрой смерти
И всё же каким-то чудом они оставили его в живых. Утомившись от внепланового издевательства над толстяком, они оставили его – окровавленную груду – на тротуаре. Его разум оцепенел, как и его тело. Сквозь туман он расслышал, как они бездушно смеются и обсуждают поход за пивом.
Живой.
Он просто не мог в это поверить.
Но кое-что всё же умерло в Уолтере Перси той ночью – тот очень важный проблеск искреннего человеколюбия, которое позволяло оставаться ему психически здоровым и в целом неплохим.
Он исчез.
Словно его никогда и не существовало…

Когда-то давным-давно, когда он был самым перспективным игроком в низшей лиге «Нью Йорк Янкиз», его называли «Слаггер» . Скауты представляли его как второе пришествие Микки Мэнтла; он выбивал такие бесподобные хоум-раны, что внушал благоговение всем, кто их видел. Помимо своего мастерства в хи́тах, он вдобавок изящно управлялся с мячом - с лёгкостью подбирая граундеры и перехватывая лайн-драйвы, и мог отлично бегать по дорожкам между базами.
Жизнь тогда была простой, незамудрённой. Он знал, что из себя представляет, куда двигается и что он будет делать, когда попадёт туда. Он всё видел в простых тонах, в оттенках белоснежно-белого и смоляно-чёрного; линия между правильным и неправильным была легко различима, как, например, в случае с его импульсивным решением жениться на Луизе после подписания своего первого контракта на участие в низшей лиге.
В те дни Луиза была уступчивой женщиной, и она тут же приняла его предложение. Они отправились в медовый месяц в Нью-Йорк, посещая «Янки-Стэдиум» три дня подряд, зная, что однажды он огласится аплодисментами его поклонников.
Однако те мечты длились недолго. Два года спустя – всего через несколько дней после их годовщины – он вступил в конфликт со вторым бейсменом команды противника. Ему выбили колено, сразу ставшее бесполезным; требовались годы реабилитации, прежде чем оно снова стало бы функционировать, как положено.
У Уолтера отняли цель в жизни, он превратился в оболочку человека, в обычную шелуху. Он заполнял вакуум в душе, постоянно набивая своё тело едой, всевозможными закусками и помоями. Луиза возмущалась, оплакивая разрушение его когда-то атлетической фигуры. Его тело раздулось, особенно пузо; когда-то плоский, как стиральная доска, живот теперь успешно прятал от его взгляда ноги; их супружеские проблемы росли по экспоненте.
В день их девятой годовщины он получил бумаги на развод. Выбранный момент его вообще не волновал; он уже перешагнул этот рубеж. Уолтер знал, что в последнее время у неё был другой мужчина, но это не имело никакого значения. Он хотел, чтобы она ушла; она была всего лишь символом его разрушенного прошлого, разбитой мечты, которую уже нельзя собрать воедино.
Это произошло десять лет назад. Событий за всё это время было немного. Он работал на заправочной станции, получая денег, которых хватало лишь на то, чтобы оплачивать квартиру и затариваться «Твинкис» и «Поп-Тартс». В свободное время он смотрел бейсбол по кабельному телевидению. Он ходил на игры «Ред Уингз» каждый раз, когда они играли в городе. Раз в год он ездил в Нью-Йорк, чтобы посмотреть игру «Янкиз». Во время межсезонья он следил за зимней лигой, подписываясь на новостные рассылки каждой из команд.
Год за годом его жизнь протекала по этой однообразной схеме. Однообразие успокаивало его, подпитывало его, позволяло сохранить умиротворённость. Покуда жизнь двигалась по чёткой, привычной схеме, он мог мириться с ней.
Теперь же всё кончилось; происшествие на парковке прошлой ночью всё изменило. Ему надоела та инертность, с которой он решал проблемы. Он хотел снова ощущать себя живым, как он ощущал себя, когда играл в Игру. Боже, казалось, это было сто лет назад; он чувствовал себя разлучённым со своим прошлым, будто всё это происходило с другим человеком. Конечно, ведь он имел так мало общего с тем человеком; его бейсбольное воплощение легко бы нахерачило этой шпане.
Он снова хотел быть тем человеком.
Он взмахнул новой деревянной битой со всей силы, прорезав гладкой дугой холодный ночной воздух. Поначалу бита казалась чужеродной в его руке, а её потенциальная мощь – ограниченной, но это длилось недолго. Он удивился тому, как быстро возвращаются старые инстинкты. Его боковые удары были плавными, удары снизу - чистыми. Он представлял себе, как бьёт по хлёсткому лайн-драйву.
Он был в парке – зоне отдыха с одним незатейливым игровым полем. Он обнаружил его ещё раньше, проезжая мимо. Было темно, и никого вокруг – слишком соблазнительно, чтобы отказываться. Он стоял на основной базе с новой битой в руках, раз за разом отбивая воображаемые скользящие, кручёные, прямые. Он даже предпринял одну неудачную попытку обежать базы, сдавшись на середине пути между первой и второй. Ему следовало сбросить несколько дюжин фунтов, прежде чем он будет в состоянии провернуть нечто подобное. Его намерение добиться этого было непоколебимо.
Но было уже поздно – пора идти. Он вздохнул, затем сделал ещё один последний боковой удар, отбив воображаемый прямой Роджера Клеменса на «Зелёном монстре» Фэнуэй .
Уолтер отвернулся от игрового поля и двинулся в сторону машины, пробираясь через высокую некошеную траву. Подойдя к обочине, он заметил молодого человека в тренировочном костюме, двигающегося по тротуару. Мужчина запыхался, по всей видимости, после длинной пробежки. Мужчина окончательно остановился и склонился, уперев руки в колени и тяжело дыша.
Он явно выдохся, - подумал Уолтер, приближаясь к нему. Он держал биту в правой руке, покачивая за ручку между большим и указательным пальцами.
Мужчина выглядел крепким, натренированным. Он напомнил Уолтеру тяжелоатлета на стадионе. Его правая рука сжалась вокруг ручки, когда он зашёл за спину мужчине; левая рука заняла своё место под правой, приводя биту в нужное положение.
Почувствовав опасность на миг позже, чем надо, мужчина развернулся. Его рот приоткрылся, и он уставился на огромного мужика с большой дубинкой.
Уолтер улыбнулся. Лучший угол было сложно придумать. Голова мужчины была словно кручёный мяч, хоум-ран на блюдечке с голубой каёмочкой. Он взмахнул битой, толстым концом въехав в изумлённое лицо мужчины. Хруст кости под давлением дерева был бесконечно упоительным; это было так, словно он точно попал по прямому мячу Нолана Райана и разбил его в пух и прах.
Ему было хорошо.
По-настоящему хорошо.
Словно заново родился.
Позже, сидя в машине, он отчищал биту от крови полотенцем. Он насвистывал «Возьми меня с собой на бейсбол» .
Он подмигнул оскалившему зубы трофею на приборной панели.
Мяч на память.
Боже, он себя чувствовал великолепно! После такого долгого нахождения в списке травмированных “Слаггер” вернулся, воскресший и окрепший.
И у него появилась новая игра.