«Долина Смерти» Дэвид Амендола

— Что убило этих англичан? — спросил лейтенант Хартманн, уперев руки в бока и щурясь от яркого солнца, глядя на четыре скелета, лежащие рядом с тяжело нагруженным грузовиком.
— Что ты имеешь в виду? — отозвался лейтенант Дитрих, невысокий мужчина с суровым выражением лица.
Хартманн указал на останки.
— Я не вижу ни пуль, ни осколков среди их костей. Ни воронок от снарядов. И их машина не повреждена.
Он кивнул на грузовик — канадский «Шевроле» полуторатонник, выкрашенный в камуфляжные цвета бледно-голубого и песочного. Ржавый, покрытый пылью, он был приспособлен для пустыни: без лобового стекла, дверей и крыши, с широкими шинами. На нём стояли два пулемёта «Виккерс» — один в кузове, другой спереди, в открытой кабине.
Хартманн заглянул внутрь.
— Еды и воды в избытке. — Он осмотрел машину. — Бак наполовину полон.
Дитрих отмахнулся от назойливых мух.
— Мне, честно говоря, всё равно, от чего они умерли. Надо двигаться, если хотим добраться до уступа к ночи.
Блеск металла привлёк внимание Хартманна. Наклонившись, он подобрал разбросанные в пыли латунные гильзы. Осмотрел оружие погибших — винтовки «Ли-Энфилд», револьверы «Вебли», пистолет-пулемёт «Томпсон».
— Они стреляли, но, похоже, успели сделать лишь несколько выстрелов. Их застали врасплох.
Дитрих взглянул на часы.
Хартманн, невзирая на нетерпение товарища, медленно провёл ладонью по щетинистому подбородку.
— Это были не простые солдаты. Посмотри, как они одеты: арабские платки, шорты, сандалии. И их снаряжение — солнечный компас, теодолит, авиационный альманах. Это группа дальней разведки. Я слышал, они иногда проникают сюда.
— Кто они такие? — спросил Дитрих.
— Элитное разведывательное подразделение. Но обычно они действуют группами из нескольких машин, а не одной. Интересно, что они тут делали.
Хартманн обыскал грузовик и нашёл коды, блокноты и другие документы. Владея английским, он быстро их просмотрел.
— И что? — спросил Дитрих.
— То же, что и мы, похоже. Геодезическая группа. — Хартманн сдул пыль с футляра для карт, открыл его и изучил содержимое. — Вот карта, которую они нарисовали. Похоже, этот проход действительно тянется через всю впадину.
— И англичане о нём знают.
Хартманн задумался.
— Возможно, их штаб не в курсе. Радио сломано. Эти парни давно мертвы, и у каждого на шее оба жетона. Когда англичанин погибает, его товарищи забирают красный жетон. Их командование, вероятно, не знает, что с ними случилось.
Дитрих скептически хмыкнул.
Хартманн закрыл футляр.
— В любом случае, возьмём, что может пригодиться, и двинемся дальше. Эта карта показывает путь на уступ, и, похоже, он не заминирован и не охраняется.
— Значит, наша миссия выполнена. Надо сообщить в штаб.
— Сначала нужно всё проверить. Убедимся, что наши танки смогут пройти, и только тогда выйдем на связь.
— Штабу нужны обновления для планирования.
— Мы не можем рисковать, чтобы нас засекли пеленгаторы. Придётся соблюдать радиомолчание как можно дольше.
Губы Дитриха сжались в сдержанной гримасе, но он промолчал.
Они были одного звания, но командовал Хартманн. Дитрих был прикомандирован лишь как советник благодаря своему опыту боевого инженера, и этот амбициозный молодой офицер, член партии, с родственником в министерстве пропаганды, явно не был доволен таким положением.
Хартманн был одет по местному климату: тропическая форма — рубашка с закатанными рукавами, брюки, фуражка, выцветшая от оливкового до хаки. Потёртые коричневые сапоги, никаких нашивок, кроме погон с обозначением звания и рода войск. На шее — очки, белый шарф и бинокль. На поясе — кобура с пистолетом «Вальтер П38» и фляга на ремне. Долгое пребывание под солнцем сделало его светлую кожу загорелой, а белокурые волосы почти выгорели до белизны.
Дитрих, несмотря на жару, носил китель поверх рубашки, вероятно, чтобы красоваться Железным крестом на левом кармане. У Хартманна тоже была такая награда, но он не считал нужным её выставлять напоказ.
По его приказу грузовик и тела были обысканы, забрали всё полезное — обычная практика, ведь припасы и снаряжение всегда были в дефиците.
— Господин лейтенант, кажется, кто-то здесь уже побывал до нас, — сказал коренастый рядовой Штайнер, указывая на развязанные и разбросанные вещи, некоторые из которых были вскрыты и брошены.
Хартманн кивнул.
— Но, похоже, они почти ничего не взяли.
— Арабы?
— Скорее всего. Большинство этих вещей им ни к чему.
— Может, это они убили англичан?
— Сомневаюсь. Я никогда не слышал, чтобы арабы нападали на англичан или на нас. Скорее всего, они нашли их уже мёртвыми и забрали, что хотели.
К сожалению, большая часть припасов англичан оказалась непригодной для еды. Мечты о овсянке, беконе и печенье с маргарином, которые показались бы амброзией после недель на чёрством хлебе и консервированной говядине, рухнули.
Штайнер издал торжествующий возглас, подняв настоящий трофей — керамический кувшин с ромом, стандартным для британских спецподразделений, чтобы согреваться в холодные пустынные ночи. Он откупорил его, сделал осторожный глоток и радостно объявил, что ром годен.
Хартманн рассмеялся и нашёл ещё одну ценность — сигареты. Это были дешёвые индийские «V», но для изголодавшихся по никотину солдат выбирать не приходилось. Он оставил пачку себе, а остальные раздал, чтобы все могли насладиться кратким моментом роскоши, пока разгружали грузовик.
Затем он вернулся к своему транспорту — небольшому связному полугусеничнику 250/3. Осторожно, чтобы не обжечься о раскалённый металл, он забрался внутрь через заднюю дверь. Температура превышала сорок градусов по Цельсию. Над рамочной антенной был натянут брезент, создающий подобие тени.
Хартманн протиснулся между скамьёй и громоздким радиооборудованием. Впереди, за рулём, сидел Штайнер, глядя через открытый козырёк. Справа от него — радист, пожилой капрал с очками по имени Липперт. Хартманн стоял сзади, чтобы следить за дорогой.
Дитрих вернулся к своему автомобилю — «Фольксвагену Тип 82», тропической версии с большими песочными шинами, которым управлял рядовой Фукс.
Все надели очки и обмотали лица шарфами, защищаясь от пыли. Затем патруль двинулся: «Фольксваген» гремел впереди, полугусеничник с лязгом гусениц и синим выхлопом следовал за ним.
Оба транспорта были выкрашены в жёлто-коричневый цвет, но местами проглядывала серая основа. На них красовались чёрно-белые немецкие кресты, тактические знаки 3-го разведывательного батальона 21-й танковой дивизии и эмблема Африканского корпуса — белая пальма со свастикой. Большая часть армии состояла из итальянцев, но командовал немец — фельдмаршал Эрвин Роммель.
Когда в 1940 году Муссолини вторгся в контролируемый британцами Египет, стремясь расширить свою империю и соединить африканские колонии, малочисленные британцы разгромили его армию и отогнали обратно в Лизацию. Гитлер отправил три дивизии на помощь своему союзнику.
Теперь был ранний июнь 1942 года. Наступление Роммеля в конце мая заставило британскую Восьмую армию отступить в Египет, и она закрепилась у маленькой железнодорожной станции Эль-Аламейн. Если Роммель прорвётся, Суэцкий канал окажется в его руках. Египтяне, недовольные британской оккупацией, могли бы его приветствовать. А за каналом манила ещё большая цель — богатые нефтяные месторождения Ближнего Востока.
Но Эль-Аламейн был отличной оборонительной позицией. На севере — Средиземное море, на юге — пустыня Сахара, обрывающаяся в огромную впадину Кваттара, заполненную солончаками, болотами и зыбучим песком размером с озеро Онтарио, непроходимую для танков.
Расстояние между побережьем и впадиной сужалось здесь до менее чем семидесяти километров, создавая узкое место, где британцы могли сократить линию фронта и укрепить фланги. Их база снабжения в Александрии была всего в ста километрах, и припасы с подкреплениями текли рекой со всей Британской империи и из Америки.
Линии снабжения Африканской танковой армии тянулись на сотни километров до портов Ливии. Вражеские самолёты и подлодки наносили огромный урон конвоям из Италии, а то, что добиралось до Африки, подвергалось атакам истребителей-бомбардировщиков по пути к фронту. Части Роммеля были измотаны, ослаблены и растянуты.
Но Роммель не мог остановиться. Нужно было сохранить темп и ударить, пока британцы не перегруппировались. Однако впадина Кваттара мешала Пустынному Лису обойти южный фланг Восьмой армии — стратегия, которая ранее приносила ему успех.
Тогда в штаб поступил любопытный разведывательный доклад. Он пересказывал легенду, которую бедуины, знавшие эти суровые земли лучше европейцев, передавали у костров. Даже эти выносливые люди избегали впадины Кваттара, называя её Долиной Смерти.
Но, по слухам, бедуины знали о тайном проходе — забытом караванном пути, который мог быть проходим для танков. На карте он вёл за британские линии. Если это правда, неожиданный охват мог стать реальностью.
Начальник штаба Роммеля сомневался, но перспектива была слишком заманчивой. Аэрофотосъёмка показала слабый след тропы, но требовалась наземная разведка. Так был отправлен патруль Хартманна.
Они ехали по узкой, неровной тропе из твёрдой солёной породы, извивающейся через пустыню белых и коричневых солончаков. Плоская, потрескавшаяся поверхность, усеянная редкими пучками травы и кустов, казалась твёрдой, но скрывала коварные топи, способные поглотить машину.
Ветер завывал, но не приносил облегчения от жары, лишь поднимал пыль, забивавшуюся повсюду — в двигатели, еду, глаза, лёгкие.
Солнце палило нещадно. Было так сухо, что пот испарялся мгновенно, но Хартманну казалось, что его глаза вот-вот закипят.
И мухи — проклятые, назойливые мухи. Они не только раздражали, но и разносили болезни, как и тропический климат с его антисанитарией. Дизентерия, желтуха и дифтерия косили солдат не меньше, чем бои.
Хартманн провёл в Северной Африке уже год, но так и не свыкся с пустыней. Эта бесконечная пустота — километры и километры ничего — угнетала его. Жёсткая, беспощадная земля, словно созданная для войны. Здесь не было хрупких пейзажей, которые солдаты могли бы разрушить, и почти не было мирных жителей, мешающих кровавому делу. Идеальное поле битвы.
Он ненавидел её, хотя признавал, что есть места и хуже. Брат, служивший в России, рассказывал ужасы: пленных морили голодом или расстреливали. Безумие. В Северной Африке, по крайней мере, обе стороны уважали правила войны.
Миссия пока казалась успешной. Проход был достаточно твёрдым, чтобы выдержать тяжёлые немецкие танки.
Патруль внезапно замедлился. Впереди на тропе что-то лежало. Подъехав ближе, Хартманн увидел два разлагающихся тела.
Один — бедуин в развевающемся кеффие и длинной тёмной тобе, рядом с винтовкой и кинжалом. На груди — патронташ. Рядом лежала туша верблюда. Оба кишели чёрными тучами мух; солдаты морщились, зажимая носы от вони разложения.
Дитрих приказал Фуксу убрать их. Тот, давясь, надел перчатки и оттащил бедуина в сторону, но верблюд был слишком тяжёл. Пришлось прицепить трос, и полугусеничник оттащил тушу, чтобы освободить путь.
Хартманн, превозмогая мух и запах, подошёл ближе. Винтовка бедуина — «Ли-Энфилд», пустая, рядом гильзы. На изогнутом клинке кинжала — засохшая жёлтая кровь. В поясе — нож Сайкса-Фэрбэрна, оружие британских коммандос.
Оба тела были покрыты множественными глубокими проколами.
— Похоже, это он разграбил англичан до нас, — сказал Хартманн.
— Это не похоже на пулевые или осколочные раны, — заметил Фукс.
— Нет. Больше похоже на удары копьём.
— Может, его убил другой араб?
Хартманн покачал головой.
— Араб украл бы верблюда, а не убил. И забрал бы оружие. Странно. Не могу объяснить. — Он вздохнул. — Ладно, едем дальше.
Вскоре они миновали пруды с солоноватой, застоявшейся водой, окружённые тростником, неподвижные, как могилы. Для Хартманна они пахли смертью.
К полудню остановились — нужно было заправиться из канистр и прочистить забитые песком воздушные фильтры. Пока техники возились с двигателями, солдаты разминали затёкшие от долгой тряски спины и ноги.
Перекусили наспех, отмахиваясь от назойливых мух. Жевали безвкусную итальянскую тушёнку, больше по привычке, чем от голода. Банки были помечены «AM» — Administrazione Militare, но итальянцы шутили, что это «Asinus Mussolini» или «Arabo Morte». Немцы звали её «Alter Mann» — «Старик». Запивали тёплой водой из фляг, наполненных из канистр с белым крестом.
По строгому приказу Хартманна мусор тщательно собирали, чтобы не оставить следов для врага.
Полдень был временем радиосвязи. Липперт надел наушники и настроился на нужную частоту, но сообщений из штаба Роммеля не было. Вражеских переговоров тоже не поймал. Выключив радио, он вылез помочь остальным.
Штайнер закреплял пустые канистры на задней стойке полугусеничника. Отпив из фляги, он махнул рукой на болотную растительность.
— Не верится, что в этом проклятом месте что-то растёт.
Липперт присел, разглядывая траву у тропы, и нахмурился.
Хартманн, сверяясь с британской картой, заметил его интерес.
— Что-то не так, Липперт?
— Ничего, господин лейтенант. Просто растения ненормальные.
— В каком смысле?
— У многих фасциация.
— Что это?
— Деформация растений из-за мутации.
Хартманн поднял бровь.
— Ты что, ботаник?
— Учитель биологии, господин лейтенант.
Хартманн усмехнулся.
— Так у нас в команде профессор.
Липперт посмотрел на пруд.
— Там что-то движется. Похоже на больших белых змей.
Змея поднялась над водой, но это была не рептилия, а скорее червь или личинка. Сегментированное тело задрожало и вдруг раскололось. Из него высунулась голова насекомого.
— Что за чёрт? — воскликнул Дитрих, отшатнувшись.
Они с ужасом наблюдали, как огромное насекомое выбралось из куколки и выползло на илистый берег на шести тонких ногах.
— Посмотрите на его размер! — сказал Штайнер.
Тело, длиной полметра, с коричневым волосатым экзоскелетом, напоминало крупную птицу. Прозрачные крылья с прожилками, почти два метра в размахе, крепились к грудному отделу. Маленькая голова с антеннами и большими чёрными фасеточными глазами.
Хартманн расстегнул кобуру.
— Держите оружие наготове.
— Метаморфоза, — сказал Липперт, качая головой. — Это невозможно в нашей атмосфере.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Хартманн.
— Насекомые дышат иначе, чем мы, и их дыхание ограничивает размер. Гигантские насекомые жили триста миллионов лет назад — стрекозы размером с птиц, многоножки длиннее двух метров — из-за высокого уровня кислорода. Такое насекомое сегодня не выжило бы.
Штайнер взял два пистолета-пулемёта MP40, зарядил их и один протянул Липперту.
— Должна быть какая-то адаптация, изменившая дыхание, — продолжал Липперт. — Без хищников возможен гигантизм.
— Как это могло случиться?
— Мутации бывают случайными, но могут вызываться средой. Возможно, загрязнение воды минералами или радиация от солнца.
— Что это за тварь? — спросил Штайнер, сжимая MP40.
— Комар, — ответил Липперт, указывая на хоботок. — Посмотрите на эти челюсти. Укус будет страшный.
Дитрих вздохнул, скрестив руки.
— Господа, мы тут не на лекции по биологии.
— Вообще-то, господин лейтенант, это может объяснить кое-что, — сказал Липперт.
— Просветите нас, — сказал Хартманн.
— Эти твари могли убить англичан и араба. Помните проколы на телах? Самка комара выпивает крови в четыре раза больше своего веса. Такие монстры могли вызвать смертельную кровопотерю. Они также переносят болезни, но тут, возможно, хватило и кровопотери. Живут они около месяца, так что те, что убили англичан, уже мертвы.
Ещё куколки всплыли в пруду и начали раскрываться.
— Они не могут летать? — спросил Штайнер.
— Пока их экзоскелеты не затвердеют, а крылья не высохнут, — ответил Липперт.
— Тогда надо убить их сейчас, — сказал Хартманн.
— Шум привлечёт внимание, — возразил Дитрих.
— Придётся рискнуть. Штайнер!
— Да, господин лейтенант?
— Используй пулемёт.
Штайнер развернул полугусеничник к пруду, занял место за пулемётом MG34 и прицелился. Выстрелы разорвали тишину, пули разрывали насекомых, брызгая жёлто-зелёной кровью. Гильзы звенели, падая на пол. Уничтожив взрослых комаров, он расстрелял куколки, личинки и яйца. Запах кордита заглушил вонь болота. Наконец, Штайнер сменил раскалённый ствол.
Хартманн оглядел бойню.
— Всех достал. Едем дальше.
Вскоре в мерцающей дали Хартманн заметил что-то. Сначала он принял это за мираж, но понял, что это реально. В двухстах метрах от тропы, в другом пруду, лежали обломки самолёта — искорёженный металл, сломанные крылья, рваная обшивка.
Это был биплан с двумя двигателями в тандемной конфигурации. Хвост с четырьмя стабилизаторами был выкрашен в выцветшие полосы — красные, белые, зелёные. Фюзеляж разбился, нижнее крыло сломано. В кабине — останки двух пилотов, погибших при ударе. Вокруг обломков вода была замутнена жёлтой маслянистой жидкостью.
Хартманн сверился с картой. Группа дальней разведки отметила обломки как ориентир, без деталей.
Дитрих подошёл.
— Зачем остановились?
Хартманн кивнул на самолёт.
— Старая рухлядь. Какая разница? — пожал плечами Дитрих.
— Никогда не знаешь, что может быть ценно для разведки. — Хартманн снова посмотрел в бинокль. — Похоже, «Капрони Ca73», гражданский лайнер, переделанный итальянцами в бомбардировщик. Их сняли с вооружения до войны.
— Он нёс бомбы, значит, был на боевом задании.
— Возможно, во время кампании в Ливии десять лет назад. Египтяне поставляли повстанцам припасы, поэтому итальянцы построили проволочный забор на границе. Но я не слышал, чтобы они пересекали границу так далеко.
— Что за жёлтая жидкость в воде?
Хартманн принюхался, уловив слабый запах чеснока.
— Горчичный газ! Итальянцы бомбили им деревни. Держите маски наготове!
Солдаты начали рыться в поисках противогазов.
— Если бомбы начали течь в полёте, пилоты могли отравиться, — сказал Дитрих. — Это объясняет, как они здесь оказались. Возможно, они сбились с курса из-за газа.
Растения вокруг были бледными, искривлёнными.
— Здесь растения ещё более деформированы, — заметил Липперт. — Это, должно быть, источник заражения. Горчичный газ, смешиваясь с водой, растворяется в другие химикаты, а вода в болоте и без того полна минералов. Бог знает, какая ядовитая смесь тут получилась.
— Как что-то может выжить в этой грязи? — спросил Штайнер.
— Не знаю, но вместо того чтобы убить комаров, это их мутировало.
— Уходим отсюда, — сказал Хартманн. — Здесь опасно.
Они двинулись дальше. Впереди высились угрюмые известняковые скалы северного уступа впадины Кваттара — конец прохода. Они были за британскими линиями, на вражеской территории. Разведав путь наверх, Хартманн собирался нарушить радиомолчание и связаться со штабом Роммеля.
Ветер усилился. В голубом небе поднялась стена пыли. Скоро их накрыла воющая песчаная буря. Видимость упала до нуля в жёлто-оранжевой мути. Фукс съехал с тропы в солончак, и колёса забуксовали в липкой грязи. Двигатель заглох.
Хартманн вылез и прокричал приказы, перекрывая вой ветра. «Фольксваген» был лёгким, но проще было прицепить трос. Штайнер аккуратно вытащил машину.
— Веди осторожнее, идиот! — рявкнул Дитрих.
— Так точно, господин лейтенант, — ответил Фукс.
— Господа, лучше переждать бурю, — сказал Хартманн.
Они укрылись в машинах. Солнце скрылось, но жара не спадала. Хартманн закрепил оторвавшийся угол брезента. Песчаные бури могли длиться сутками.
Но эта утихла через пару часов. Небо прояснилось к раннему вечеру.
Однако «Фольксваген» не заводился.
— Теперь что? — раздражённо спросил Дитрих.
— Не знаю, господин лейтенант, — ответил Фукс, проверяя мотор. — Похоже, забился карбюратор.
— Поторопись.
Солнце, наконец, село, окрасив небо в зловещий оранжевый. Скоро жара сменится холодом. Фукс вытер руки, завёл двигатель.
В воздухе послышалось гудение. Штайнер указал наверх.
— Самолёты!
— Если это англичане, мы мишени, — сказал Фукс.
Укрытия не было, времени на маскировку тоже. Хартманн посмотрел в бинокль.
— Это не самолёты. Ещё комары.
— Не может быть! — воскликнул Штайнер. — Я всех перебил!
— Вся вода заражена, — сказал Липперт. — Они плодятся в других прудах.
Патруль в спешке схватился за оружие, едва стая бросилась в атаку — словно порождения кошмара, с жутким жужжанием наполнили воздух.
Штейнер вскочил в полугусеничный броневик и поднял пулемёт вверх. Зелёные трассирующие пули прочертили темнеющее небо, когда он открыл огонь. Насекомые пикировали низко, остальные тоже попытались стрелять по ним. Липперт, находясь позади Штейнера в броневике, открыл огонь из своего MP40. Фухс и Дитрих опустились на колени рядом с «Фольксвагеном» и открыли огонь каждый из своего MP40 и трофейного «Томпсона». Хартманн схватил трофейную винтовку Ли-Энфилд.
Грохот был оглушительным — мерное лязганье автоматов, глубокий частый рёв пулемёта MG34 и резкие одиночные выстрелы винтовки.
Пули разрывали крылья, пробивали хитиновые панцири, отсекали антенны и ноги. Куски насекомых падали, словно ужасающий дождь. Пулемёт имел ограниченный угол поворота, поэтому Штейнер не мог развернуть его достаточно широко, чтобы целиться в цели сбоку или сзади. Липперт прикрывал его, но вдруг его MP40 заклинило. Пока тот пытался исправить это, комар спикировал на Штейнера сзади.
Прежде чем насекомое успело вонзить свой хоботок, Штейнер схватил его одной рукой за конечность, резко отшвырнул на пол броневика с яростным проклятием. Он наступил на голову чудовища большим кожаным ботинком, размозжив её с противным хрустом и забрызгав жёлтой кровью. Но второе насекомое сразу же заняло его место. Схватив Штейнера за широкие плечи лапами, оно вонзило ему в спину свой хоботок, острые мандибулы рассекли потёртую рубашку и впились в плоть.
Из горла Штейнера вырвался болезненный стон.
Липперт бросил застрявший автомат и начал колотить насекомое стальным шлемом. Тогда другой комар прыгнул ему на спину и вонзил в него своё жало. Липперт яростно замахал руками, стараясь сбросить монстра, который сосал его кровь. Оба мужчины упали, корчась и крича, на пол броневика.
Фухс выбил одного из комаров прикладом уже опустевшего «Томпсона», но двое других набросились на него с двух сторон. Ещё пара насекомых налетела на Дитриха, пока он искал пистолет. Люди отчаянно сопротивлялись, но в панике бросились бежать, крича, в соляные болота, сразу же провалившись по щиколотку в грязь. Их быстро поглотила стая.
У Хартманна закончились патроны. Он пополз под автомобиль и временно остался незамеченным или проигнорированным комарами. Те были заняты пиршеством над его умирающими товарищами, их крики и стоны постепенно затихли, а насекомьи брюшки набухли и покраснели от человеческой крови.
Он сжал зубы, подавив приступ тошноты, вызванной жуткой сценой пиршества чудовищ. Но в этом хаосе мелькнул шанс — двигатель машины по-прежнему работал.
Он перекатился из-под машины и вбежал внутрь. Чувствительные усики взметнулись вверх; выпуклые глаза оторвались от пира и уставились на него. Передачи заскрежетали, когда он выжал педаль сцепления, включил первую передачу и рванул вперёд.
Четыре комара последовали за ним.
«Фольксваген» мог развивать восемьдесят километров в час на асфальте, но значительно меньше по ухабистой дороге. Если бы он вёл машину слишком безрассудно и случайно свернул с пути, то немедленно завяз бы в грязи. Он посмотрел в боковое зеркало, напрягая зрение сквозь жёлтое облако пыли позади, и выругался.
Они нагоняли его.
Держа руль одной рукой, он нащупал свой Вальтер. Снял предохранитель и щёлкнул затвором, дослав патрон в патронник. Затем положил пистолет на сиденье рядом с собой.
Насекомые настигли его.
Хартманн переключил скорость на высшую и втопил педаль газа до упора, двигатель взвыл от перегрузки. Он стиснул зубы — не уйти.
Пластиковые окна были сняты для проветривания, поэтому в автомобиле оставалось только лобовое стекло и мягкая крыша. Никакого способа запереться внутри. Два хоботка пронзили мягкую ткань крыши, щупая в поисках добычи, и один из них едва не достал спинку сиденья.
Один комар просунул голову через окно справа. Хартманн схватил пистолет и выпустил четыре пули прямо в одно из его глаз. Насекомое упало.
Ещё одно попыталось сесть на запасное колесо, установленное на капоте, но потеряло равновесие из-за тряски. Оно скатилось под машину, и Хартманн услышал удовлетворительный хруст, а затем второй — насекомое было раздавлено.
До подножия эскарпа было уже недалеко. Соляные болота и соляные равнины сменились осыпями и песчаными дюнами. Дорога извивалась к подъёму по скалистому склону, поднимавшемуся почти на триста метров.
К водительскому окну подлетел ещё один комар, и Хартманн выпустил в него оставшиеся четыре пули — насекомое рухнуло. В небе остался лишь один противник. Левой рукой, с трудом сохраняя равновесие, он принялся перезаряжать пистолет: вытолкнул пустой магазин, положил «Вальтер» на сиденье и потянулся к поясу за единственным запасным.
Пока он искал его, машина завернула за поворот и потеряла сцепление с песком. «Фольксваген» занесло, он слетел с дороги и развернулся у подножия скалы. Машина врезалась в серую груду окаменевшего дерева — окаменелости, оставшиеся после лесов, что росли здесь тысячи лет назад. Хартманн откинулся на пассажирское сиденье и ударился головой о дверцу.
С кровью, стекавшей с пореза над глазом, он стал искать пистолет. Тот исчез, укатился куда-то под сиденье. Последний комар сел на заднюю часть автомобиля. Хартманн включил задний ход и резко двинул машину, размозжив насекомое о каменную стену.
Он с облегчением выдохнул, включив первую передачу, но проехал лишь несколько метров, прежде чем двигатель снова заглох. Попытки завести его снова оказались безуспешными. Хартманн выскочил наружу и поднял помятый, забрызганный кровью капот, включив фонарик. Не сразу стало понятно, в чём дело, и он пробормотал ругательство. Он не был механиком, как Фухс.
Хартманн заметил чёрный овальный вход в пещеру возле изогнутого мёртвого акациевого дерева. Если он застрянет, это может послужить укрытием на ночь. Также он увидел разбросанные поблёкшие кости газелей, большинство из которых были сломаны. Это показалось странным.
Внутри пещеры раздался шорох и перестук шагов. Хартманн почувствовал, как его сердце заколотилось. Что-то там было — большое.
Может, и нет солдат или минных полей на этом конце переправы, но охранялось оно всё равно.
Из пещеры выполз здоровенный жёлто-бурый скорпион — чудовище длиной с нильского крокодила, с восемью согнутыми волосатыми ногами и парой гигантских клешней, как у краба. Его длинный сегментированный хвост с жалом опасно изгибался над спиной. Двенадцать чёрных бусинок-глаз смотрели на Хартманна.
Скорпион быстро двинулся к нему, раскрыв клешни. Его яд, скорее всего, был смертелен, но, возможно, и не требовалось жала — клешни казались достаточно мощными, чтобы разорвать человека.
Нырнув обратно в машину, Хартманн лихорадочно нащупал пистолет под сиденьем. Руки дрожали, но он вставил запасной магазин, выглянул и выстрелил. Пуля глухо щёлкнула по жёсткому восковому панцирю и отскочила. Сердце сжалось. Он нажал на спуск снова и снова — без толку. Пули не брали эту броню.
Мысли Хартманна лихорадочно метались. Если он пуленепробиваемый, как его убить?
Он спрятал пистолет в кобуру и схватил гранату на деревянной ручке. Панцирь, скорее всего, был нечувствителен и к пулям, и к взрывам — но в голове мелькнула другая мысль, отчаянная и безумная. Другого выхода не было.
Он отвинтил колпачок на деревянной ручке гранаты, оставив шнур свисающим. Сжав шарик на конце шнура, он стал наблюдать и ждать. У него будет лишь один шанс, прежде чем его разорвут на куски.
Скорпион внезапно ринулся вперёд. Хартманн быстро отступил, но споткнулся о кусок окаменелого дерева и упал в горячий песок. Клешни метнулись к нему, раскрытые челюсти — он рванул шарик, активируя пятисекундный запал, и метнул гранату прямо в пасть чудовища.
Взрыв рванул внутри — и повисла тяжёлая тишина после глухого, мясистого «бум».
Атака скорпиона замедлилась. Он остановился, сделал пару шагов назад и упал. Ноги и хвост судорожно подёргивались несколько минут, прежде чем он окончательно затих, из пасти сочилась голубоватая кровь.
Хартманн поднялся на ноги, стряхивая песок, и осторожно приблизился к существу. Мёртв.
Биологом он не был, но знал, что скорпионы не живут и не размножаются в воде. Они вообще не пьют — всю влагу получают с добычи. Как мутировал этот? Может, он съел заражённого комара.
И как англичане прошли мимо этого чудовища? На карте его не было, значит, оно, скорее всего, поселилось там позже. Ужасные последствия заражения распространялись по всему насекомому населению.
Затем он снова услышал знакомый, зловещий жужжащий звук. Чёрные точки двигались по небу, окрашенному в розовый цвет заката. Сердце у него пропустило удар. Ещё не конец.
Хартманн схватил ремень с тремя магазинами для автомата Фухса, который использовал те же 9-миллиметровые патроны Парабеллум, что и Вальтер. Также он нашёл один из револьверов Вебли, забранных у мёртвых английских солдат. Хартманн провернул барабан — все шесть патронников были заряжены, и он заткнул его за пояс.
Правда, дополнительных патронов ни к нему, ни к пустому Ли-Энфилд у него не было.
Но зато у него была штык-трубка винтовки — устрашающее оружие с продолговатым стальным клинком длиной более сорока сантиметров. Хотя такие штыки давно считались анахронизмом, армии упрямо продолжали их использовать. Он вынул его из ножен, насадил на ствол и повесил винтовку на плечо.
Комары кружили вдали и снижались, вероятно, привлечённые телами его товарищей. Это давало Хартманну немного времени. Он взял плащ-накидку и пару одеял, валявшихся на заднем сиденье.
Он отнёс их к пещере. Собрав обломки сухих колючих веток у мёртвого дерева, он быстро сложил их полукругом у входа в пещеру и накрыл одеждой.
Хартманн вернулся к машине. В салоне, в нише под приборной панелью, стояла полная канистра, а вторая была привязана к заднему крылу. Обе — стальные, тяжёлые, каждая на двадцать литров бензина. Он вытащил их, не обращая внимания на вес, и отволок к пещере. Затем обильно полил горючим одежду и сухие ветки, сложенные у входа, пока запах бензина не стал почти осязаемым, как жар.
Потом Хартманн сел в пещере, работая быстро, но делая паузы, чтобы закурить — последнюю сигарету.
Страдания от воспоминаний о погибших товарищах терзали его изнутри; он не мог избавиться от чувства вины — будто именно его решения привели их к гибели. Но сейчас не время было поддаваться эмоциям. Нужно было держать разум ясным, холодным, как сталь, и собранным, как натянутая тетива. Только так он мог выжить.
Наступила ночь. Полная луна уже взошла, освещая холодный, пустынный пейзаж бледным, зловещим светом. Он начал перезаряжать пистолетные магазины, доставая патроны из магазина MP40. Винтовку он прислонил к стене пещеры.
Стая снова взлетела. Теперь они летели прямо к нему, направляясь к своей новой добыче, своим новым жертвам, чьи чувства улавливали свежую кровь.
Горло Хартманна пересохло, как выгоревшая на солнце земля. Он выжал из фляги последние капли воды — тёплые, почти горькие, но такие желанные. Затем глубоко втянул дым от последней сигареты, ощущая, как никотин проникает в кровь, успокаивая нервы. Выдохнул медленно, с долгим шипением, будто пытался выдохнуть весь страх, всю боль и усталость.
Он был готов. Пусть прилетают эти чудовища. Пусть попробуют.
Он вышел наружу, держа Вальтер в руке. Когда его нечеловеческие враги приближались, он сделал последнюю затяжку и бросил окурок на плащ. Красный огонёк вызвал искры, которые мгновенно вспыхнули, и оранжевые языки пламени взметнулись вверх с громким «вуууш!», тепло обожгло лицо.
Хартманн не верил, что огонь отпугнёт комаров, но все создания боятся огня, и это хотя бы заставит их быть осторожнее. Отсрочит неизбежное.
Насекомые кружили вне досягаемости огня, злобно жужжа. Тщательно прицелившись, он сбил троих, перезарядил и сбил ещё двоих. Одного огонь поглотил, и Хартманн закашлял от запаха горящей плоти.
Вальтер опустел — он достал Вебли. Револьвер отдавался в руке, когда .38-й калибр впечатывался в головы и брюшки. Но как только огонь стал угасать, комары становились смелее. Они бросались вперёд, используя свои хоботки как копья. Хартманн бросил пистолет, схватил Ли-Энфилд и отступил в пещеру — нельзя было позволить окружить себя.
Используя винтовку как копьё, он отбивал тех, кто подлетал к входу. Он ткнул одного в глаз штыком — тот отступил. Пронзил второго сквозь грудь — тот упал, извиваясь в предсмертной агонии. Третьего он размозжил прикладом о стену пещеры.
Остальные отступили и терпеливо ждали своего часа, глядя на него своими бездушными чёрными глазами. Это было лишь вопросом времени. Хартманн не сможет сдерживать их вечно. Он устанет, и тогда они атакуют. Прикончат его.
Их жужжание вдруг заглушил оглушительный рёв стрельбы тяжёлого оружия. Целый ураган пуль и снарядов пронёсся мимо, разрывая комаров в желтую кровь. Стрельба продолжалась, пока каждое насекомое не было уничтожено. Затем наступила тишина. Уши Хартманна звенели, когда он осторожно выглянул сквозь дым догорающего костра.
Три вооружённых грузовика стояли на дороге, очерченные лунным светом. Вооружённые люди в белом были в арабских платках, шортах и сандалиях. Увидев Хартманна в слабом свете костра, ствол 20-миллиметровой зенитной пушки Бреда медленно опустился и направился прямо на него.
Ощущение дикой, почти животной радости — он жив! — и остатки боевого адреналина постепенно сменились тяжёлой, пронзающей реальностью. Хартманн выжил… но его война закончилась. Он бросил винтовку с горечью побеждённого, медленно поднял руки и шагнул из тени пещеры навстречу лунному свету, встречая своих спасителей как пленника.
Один из бойцов «Группы дальней разведки пустыни» подошёл к Хартманну и грубо обыскал его, ощупал карманы и вытащил его денежный билет, передав капитану.
Капитан даже не взглянул на него.
— Пошли отсюда, пока не появились новые твари.
Хартманн не заставил себя просить дважды, когда его посадили в одну из машин. Он уже слышал жужжание где-то вдалеке.