«Дети Ромеро» Дэвид Э. Райли

Сегодня вечером сенатор Харди провел операцию против использования широко распространенного препарата, замедляющего старение, известного как «ОМ» («Опытный Мафусаил»). В ходе этой операции были затронуты продажи на черных рынках.
«Сегодня никто не знает, какими будут долгосрочные результаты от его применения. Быть может, он и замедляет старение, но лишь кратковременно, и пройдут годы, возможно, даже десятилетия, прежде чем мы сможем утверждать, что его использование безопасно и не имеет побочных эффектов, о которых в настоящее время ничего не известно. Люди принимают этот препарат в надежде на долгую здоровую жизнь, но они не знают, не возникнет ли других последствий».

Одна из последних газетных заметок, когда-либо опубликованных в Соединенных Штатах.
Старик слышал, как они скребутся, царапают когтями входную дверь двумя этажами ниже, пытаясь попасть внутрь. Он слышал их последние несколько ночей, пока лежал на жесткой подушке и тонком матрасе, уложенном поверх чугунного каркаса кровати, и старался согреться под изрядно истрепанными одеялами. Но дверь была прочной. Им пришлось бы трудиться не один месяц, чтобы сломать ее, и старик чувствовал себя спокойно, лежал и слушал без малейшего страха. Пусть тратят силы понапрасну. О тепле и комфорте говорить не приходится, зато он хотя бы в безопасности.
На следующее утро Джек выбрался из постели и оделся, суставы его ныли. Хотя солнце взошло уже несколько часов назад, оно было зимнее, бледное, почти не давало тепла, и холод от потертых ковров, раскиданных по голым половицам, обжег его ступни. Выудив сапоги оттуда, куда он закинул их прошлой ночью, когда, пьяный, пытался добраться до кровати, он натянул сначала носки, которые были засунуты внутрь, а затем и сами сапоги. Он зевнул, помедлил с минуту или две, почесываясь, а затем подошел к окну. Внизу за пыльными стеклами виднелась улица.
Ушли. Дети Ромеро почти всегда исчезали с восходом солнца. Они предпочитали ночь, в тени которой можно было скрыться. При дневном свете их было легко увидеть и подстрелить. Даже их затуманенные разумы были способны это понять, и инстинкт самосохранения заставлял их прятаться.
Джек накинул подбитую ватой уличную куртку и натянул перчатки. Скоро выпадет снег, хотя старик и без него чувствовал, как похолодало. Он потянулся за ружьем, стоящим у стены на предохранителе, патрон в патроннике. Хоть прошлой ночью, лежа у себя наверху, он и чувствовал себя в безопасности, но случалось всякое: немало выживших превратились в мясо, пока спокойно отдыхали у себя дома.
Не прошло еще и двадцати лет с тех пор, как впервые появился «ОМ», а они до сих пор не могут за это расплатиться. И не смогут еще долго, даже после того, как Джек станет кормом для червей, думал старик, отпирая замки на нескольких дверях, ведущих вниз по лестнице и на улицу. Он установил дверь наверху каждого лестничного пролета и просверлил в них глазки, чтобы увидеть, если кто-то вдруг сумеет пробраться в здание. До сих пор такое случалось лишь однажды. Как-то ночью он очень устал — или, скорее, напился, — и оставил дверь на улицу приоткрытой. Но к верхнему краю последней двери был прибит большой деревянный брусок, сквозь который он выстрелил, разнеся его в клочья — вместе с головой существа, хнычущего по другую сторону: красивое, молодое, заляпанное грязью лицо было видно сквозь выпуклое стеклышко глазка.
«ОМ». Теперь уже трудно вспомнить, что когда-то он был не только всеразрушающим проклятием. Проклятием, положившим конец и злополучной угрозе глобального потепления, ведь автомобилей почти не осталось, а фабрики, как и все, что еще оставалось механического или электрического, не работали уже несколько лет. Да, мы определенно решили эту проблему, иронично думал про себя Джек. Хоть чем-то мы можем гордиться.
Он приблизился к глазку во внешней двери и посмотрел на улицу. В такой мере предосторожности редко возникала необходимость. Как обычно, на улице было пусто. Только несколько припаркованных навечно машин, чьи шины уже давно сдулись, а кузова разъела ржавчина. Вдоль дороги тянулись ледяные подтеки. И повсюду обломки и развалины, куда уж без них.
Джек со вздохом отпер дверь и потянул ее на себя. Тяжелая дверь захлопнулась у него за спиной с громким гулом, прежде чем он запер ее снова. Сняв ружье с плеча, он осторожно огляделся по сторонам.
Вдалеке он увидел три фигуры, которые бежали к нему. Впереди всех — девушка. Он сразу узнал в ней Кэндис Рой, крепкую семнадцатилетнюю жительницу поселения. Она чертовски хорошо стреляла из ружья. И это его смутило. Почему она сжимает пушку в одной руке, убегая от преследователей? Кончились патроны? Это не похоже на Кэндис. Как и большинство местных, она взяла бы запас как минимум на десять перезарядок, распихала бы патроны по всем сумкам и карманам, куда только возможно. Боеприпасы — это жизнь. Особенно против смердяков.
Джек поспешил ей навстречу. Он видел, что она уже выбилась из сил, а твари, похоже, постепенно сокращали дистанцию. Это были мужчина и женщина, на гладких лицах без единой морщинки за долгие годы скопилась грязь, засохшие остатки еды и крови, отчего лица стали похожи на чешуйчатые слоистые маски.
Опустившись на одно колено, Джек прицелился в того, что поближе, совместив центр крестообразного прицела телескопической линзы с глазом мишени. И спустил курок. Выстрел разнес верхнюю часть черепа — мозги, осколки кости и мутная выцветшая кровь брызнули в разные стороны. Несколько секунд спустя старик снял и второго. Два тела, подергиваясь, лежали на земле, а Кэндис подбежала к нему, задыхаясь.
— Ружье заклинило, а то я и сама бы справилась, — объяснила она, тяжело дыша. — Не меньше мили пробежала, пока тебя не увидела. Сразу второе дыхание открылось.
— Ты молодец. Мне уже казалось, они тебя вот-вот догонят.
— Живучие ублюдки. Наверное, им просто мозгов не хватает понять, что они устали.
Джек усмехнулся.
— Вроде как, в этом есть смысл. Должна же быть хоть какая-то компенсация за то, что они стали психопатами с протухшими мозгами. Видать, это она и есть.
— Рада, что тебя это повеселило, Джек, — Кэндис нахмурилась.
— Ты и сама посмеешься, когда отдышишься.
— Ага, и когда забуду, что едва не стала мясом для этих ублюдков.
— И это тоже, — согласился Джек, и веселья в нем поубавилось. Им всем теперь приходилось жить в опасности, и все относились к этому серьезно. Слишком уж часто приходилось видеть последствия.
— Ты сама-то почему здесь? — спросил Джек.
Кэндис хмуро посмотрела на него.
— Уж кто бы спрашивал.
— Это мой выбор. Выбор, с которым я прожил уже не один год. Такая жизнь не для всех, особенно в наше время. Но ты-то не похожа на угрюмого высохшего дряхлого одиночку вроде меня.
— Нет, — Кэндис обвела взглядом пустую улицу: каменные фасады жилых домов, магазины и офисы. Доисторические строения. — Мне просто нужно было какое-то время побыть одной, вот и все.
Джек сделал из этого вывод, что она наверняка разругалась с каким-нибудь мальчиком, и решил, что это его не касается. Он пожал плечами.
— Ну ладно. Можешь побыть пока тут, если хочешь. По крайней мере, я могу помочь тебе починить ружье. А ты пока походишь с пистолетом. Всегда надо иметь про запас пистолет. У меня вот автоматический кольт. Один выстрел — и тварь рухнет на месте. Учти, я не шибко метко из него стреляю, но вблизи меткость и не важна.
— Обычно я ношу запасное оружие. Просто сегодня что-то не подумала.
— Если не будешь думать, долго не проживешь, — Джек оглядел улицу, вдруг ощутив холод, пробирающий до костей. — Я собирался пополнить запасы. Подсобить не хочешь?
— Думаю, это меньшее, что я могу сделать, — ответила девушка, и ее губы изогнулись в неуверенной улыбке. — Что у нас сегодня? «Уолмарт»?
— Как всегда. Секция консервов.
Какое-то время они шли по улице в тишине, пока не свернули к стоянке у ближайшего магазина, на которой находились брошенные машины и валялись остатки скелетов нескольких сотен тел: мрачное напоминание о хаосе тех времен, когда последствия «ОМ» начали проявлять себя.
— Как так вышло, что ты ни разу не принимал «ОМ»? — спросила Кэндис, когда они прошли мимо первого трупа. — Сегодня редко встретишь людей твоего возраста. Почти каждый из твоего поколения принимал их. А ты почему не стал? Дело в религии?
Джек покачал головой.
— В жене. Когда об «ОМ» загудели все газеты, нам обоим было уже за пятьдесят. И у нее к тому времени уже началась болезнь Альцгеймера. Какой прок от средства, замедляющего старение, для кого-то с таким диагнозом? Откладывать старение — это не такой уж и соблазн для человека, чьи мозги превращаются в кашу. Что до меня, я не мог их принимать, пока Рейчел была такой. Мне казалось, это как-то неправильно. В те времена дополнительные сорок или пятьдесят лет не казались мне таким уж приятным подарком. Черт, я даже подумывал о самоубийстве, когда Рейчел умерла, так плохо мне было.
— Тебе повезло.
— Ты можешь так считать, но не факт, что я с тобой соглашусь. Не совсем такими я представлял себе свои золотые годы, — Джек оглядел парковку. — Казалось безумием то, с какой жадностью люди жаждали заполучить это средство, — сказал он спустя несколько секунд. — Правительство так его и не узаконило, сама знаешь. По большей части, оно продавалось на черном рынке — рынке, который стремительно вырос, так велик был спрос. Все будто с ума посходили. Каждый хотел заполучить его, особенно те, кому перевалило за сорок. Пока запрещали всякую ерунду, они получали выгоду, поверь мне. Криминальные империи разрослись до невероятных размеров. По крайней мере, поначалу.
— Пока последствия не уничтожили их.
— Пока они не уничтожили все, или почти все. Само собой, были и предостережения. Некоторые ученые выступали против «ОМ». Но их никто не слушал. Возможность получить бессмертие была слишком заманчивой, и никто не хотел ждать, пока завершатся все испытания — они заняли бы не один год. Для многих это было чересчур. Черт, появись этот «ОМ» чуть раньше, когда Альцгеймер казался нам с Рейчел чем-то далеким, что случается с кем угодно, только не с нами, то и мы с ней наверняка стали бы его принимать. Почему нет? Мы бы ухватились за возможность прекратить старение и получить лишнее время.
— И закончили бы так же, как эти вонючие твари.
— Не сомневаюсь. Не слышал ни об одном случае, чтобы кто-то принимал «ОМ», а последствия через семь-восемь лет не проявились. Альцгеймер на их фоне просто легкий насморк. Ты думаешь, что сейчас дело плохо, девочка, но ты не видела, что творилось, когда миллионы ублюдков слетели с катушек. Как вспомню, так и удивляюсь, как вообще хоть кому-то из нас удалось выжить. Не будь они такими тупыми, думаю, мы и не выжили бы. К счастью, им частенько было интереснее рвать друг друга в клочья, чем охотиться на нас. За первый год их количество сильно поубавилось, а потом оставшиеся начали объединяться. Те, что поумнее.
— Я ничего из этого не помню, — сказала Кэндис. — Я тогда была еще младенцем. Мне повезло, маме было всего восемнадцать, когда она меня родила, и ей незачем было принимать «ОМ». Все полетело к чертям раньше, чем возникла в этом необходимость.
— Как твоя мама?
— В порядке. Но возраст начинает сказываться.
— Если уж у нее возраст начинает сказываться, представь, каково мне, — Джек покосился на нее, поморщившись, а затем поудобнее перехватил ружье, готовясь стрелять при необходимости.
До главного входа в заброшенный магазин оставалось всего несколько ярдов. Двери его давно были разнесены в щепки. Внутри было темно, перевернутые продуктовые стеллажи тянулись вдаль, повсюду были разбросаны товары.
— Вряд ли мы наткнемся тут на смердяков. Днем они предпочитают отсиживаться в более укромных местах, где их вряд ли кто-то найдет и пристрелит.
— Они это прекрасно понимают, — мрачно сказала Кэндис.
— Те, кто дожил до наших дней, знают наверняка. А раньше хватало тупиц, которые этого не понимали. Наверное, выжили самые приспособленные. Самые тупые умерли первыми.
— А мы, значит, самые умные, да? — Кэндис рассмеялась. Ее смех немного взбодрил Джека. Он терпеть не мог бродить по доисторическим магазинам в поисках нескольких неповрежденных банок консервов, которые еще могли там заваляться. Присутствие Кэндис помогало немного развеять тоску. Быть может, одиночество, которое он всегда предпочитал, успело ему наскучить. Теперь, когда он так постарел, должно быть, настало время для разнообразия насладиться общением, а может, даже и присоединиться к поселению. За эти годы его не раз туда приглашали.
Нельзя же вечно корить себя за то, что пережил ее на столько лет, говорил он себе, вспоминая последние дни жизни Рейчел. По иронии, ее кончина совпала с появлением первых смердяков. Детей Ромеро.
Если бы они только знали, как широко это распространится, все эти политики и ученые, которые выступали на телевидении, обсуждая первые случаи агрессии со стороны смердяков. Ирония в том, что в течение следующих нескольких месяцев большая часть этих экспертов сами превратились в смердяков.
Название «дети Ромеро» поначалу казалось шуткой. Вот только эти твари не были похожи на киношных зомби. Это были не шатающиеся уродливые трупы, какими их изображал великий режиссер. Они не были уродами и отнюдь не шатались. И не были мертвыми. Совсем не похожи, думал Джек. Но зато они были смертоносными. Такими смертоносными, что Голливуду и не снилось.
— Осторожней, — предостерег девушку Джек, когда они переступили порог магазина. Он слегка расслабил лежащий на спусковом крючке палец, сканируя взглядом слабо освещенный интерьер. Раньше он часто здесь бывал. Ему была знакома почти каждая грязная куча гниющей еды, вывалившаяся на пол из разодранных мешков и порванных пакетов. Еще пара лет, и здесь не останется ничего, чем можно поживиться. Алкоголь закончился уже давно. К счастью, он знал, где еще его можно найти. Место, о котором пока никто, кроме него, не пронюхал.
В глубине магазина что-то зашуршало, и Джек тихонько выругался, машинально пригибаясь с ружьем наготове и вглядываясь в темноту.
— Что там? Крыса? — Кэндис за его спиной взяла в руку нож.
Джек покачал головой.
— Не знаю. Зверья тут хватает. Но, как по мне, по звуку не похоже на крысу, — он дал ей свой кольт, а затем пополз по проходу, вращая головой из стороны в сторону. Если здесь засели смердяки, он не сомневался, что с легкостью сможет одолеть двух или трех. Но всегда есть вероятность, что они решили организовать здесь лагерь. Время от времени он натыкался на группы, насчитывающие больше дюжины, хоть такое бывало и редко. Самым разумным было бы позвать подмогу. Но это был не метод Джека. Он слишком долго прожил отшельником, чтобы с легкостью ломать старые привычки. А учитывая, что со спины его прикрывала Кэндис, он был уверен, что они справятся с четырьмя, а может, и с пятью, даже не вспотев.
— Вон там, — прошептала Кэндис. Двумя пальцами махнула влево. — За холодильниками. Я там что-то видела. Оно за нами наблюдает.
Чертовски странное поведение для смердяка, подумал Джек.
— Ты уверена, что наблюдает?
— Мне так показалось, — прошептала в ответ Кэндис. Она была явно взволнована. Она с пеленок училась защищаться от таких существ и наверняка знала их поведение не хуже старика. — Может быть, это не смердяк?
Джек не знал. Может быть, кто-то еще пришел сюда в поисках припасов. Но зачем прятаться? Как только они с Кэндис переступили порог магазина, ему сразу должно было стать ясно, кто они такие. Для начала, смердяки не носят при себе ружья. К тому же они не разговаривают.
Решив, наконец, что делать, Джек встал и направился в ту сторону, куда показывала Кэндис.
— Если ты один из нас, выходи, — сказал он. — Стрелять не стану. Мы стреляем только в смердяков.
Даже несмотря на то, что существо явно недавно умывалось, Джек безошибочно понял, кто нерешительно вышел из тени напротив него, неловко вскинув руки, словно сдаваясь. Потребовалось бы чуть больше, чем несколько взмахов влажной тряпки, чтобы стереть годами въевшуюся грязь с этого лица.
На секунду Джек засомневался. Он знал, что нужно прицелиться и выстрелить. Он мог бы сделать это за долю секунды. Инстинкт дергал за нервные окончания, подгоняя его. Но он этого не сделал. Он не смог.
Движением руки он опустил ствол Кэндис, когда та подошла и встала рядом.
— Почему? — судя по голосу, она отчасти недоумевала, отчасти упрекала его.
Джек неуверенно покачал головой.
— Что-то здесь не так, — только и мог он сказать, а затем сделал шаг в сторону существа, не убирая пальца со спускового крючка, целясь прямо перед собой на уровне пояса.
— Ты кто? — спросил он.
Ее одежда была изорвана в лохмотья, которые держались лишь на липкой грязи, отчего казалось, будто это вовсе не одежда, а отвратительная замызганная кожа, облепившая ее костлявое тело.
Женщина сделала один осторожный шаг из своего укрытия. Ее пальцы были покрыты черной коростой засохшей крови и грязи, скоплением остатков тысяч сырых обедов. Да, она была одной из смердяков. Джек был в этом уверен. Но с ее лицом, особенно с глазами, было что-то не так. В них не было страха. И смятения.
— Стой там, где стоишь, — сказал он ей. — Еще шаг, и, нравится тебе это или нет, я выстрелю.
Женщина встала, покачнувшись. Она пыталась что-то сказать. В этом Джек тоже не сомневался. Но ее язык и мышцы челюсти двигались очень неуклюже, словно от недостатка практики.
— Какого черта оно делает? — спросила Кэндис.
— Будь я проклят, кабы знал, — Джек прищурился, вглядываясь в темноту. Как и все смердяки, которых он когда-либо видел, она выглядела молодо. Сколько бы ей ни было лет, когда она впервые приняла «ОМ», с тех пор годы перестали отражаться на ее лице, хоть и прошло уже два десятка лет. Да, препарат испортил ей мозги, но под всей этой грязью ее тело было таким же идеальным, как в тот день, когда она приняла «ОМ».
— Проснулась… — Женщина заговорила, заикаясь; голос у нее был хриплым, язык словно был чересчур большой — или не привык к движениям, которые его заставляли совершать. — Кош… мар… ушел…
— Ты и есть гребаный кошмар, — проворчала Кэндис, глядя на женщину полным ненависти взглядом. — Мы должны прикончить эту тварь.
Джек аккуратно дотронулся до руки девушки.
— Спокойно, — сказал он. — Смердяки не разговаривают.
— Тогда что она такое, если не чертова смердячка?
— А вот этого я не знаю, — ответил он. — Но смердяки не разговаривают. Это я знаю точно, даже если ничего, кроме этого, не знаю.
Женщина качнулась. Она выглядела так, словно не ела уже несколько дней.
— Проснулась… — повторила она.
Пока Джек закидывал на плечо мешок с консервированной провизией, на банках с которой уже почти ничего невозможно было разобрать, Кэндис вела женщину к нему домой. Руки смердячки были связаны спереди. В этом Джек пошел на уступку. Не сделай он этого, Кэндис воспользовалась бы малейшим поводом — нетвердый шаг или странное движение, — чтобы открыть огонь и убить существо.
— Ты чертовски рискуешь, впуская эту тварь в свой дом, — проворчала Кэндис.
— Поглядим, — сказал Джек, сам не понимая, почему поверил этой женщине. Должно быть, боль, смятение и ужас в ее взгляде убедили его. Он не знал. Однако не прошло и часа с момента ее обнаружения, как она уже сидела в наполненной теплой водой ванне в квартире Джека. Она безразлично позволила сначала Джеку, а затем и Кэндис отскребать десятилетиями скопившуюся грязь со своего тощего тела. По большей части, женщина вела себя мирно: из-за усталости или страха, а может быть, из-за того и другого. Вскоре она снова стала почти похожа на человека. Вернее, стала бы, если бы не неестественное сочетание молодости и зрелости, которую не скрывали ни усталость, ни страх на ее лице. Руки женщины, особенно ее пальцы, почернели от въевшейся грязи и крови, с которыми мыло не справлялось. Как леди Макбет, подумал Джек; ее грехи останутся у нее на руках и будут преследовать долгие годы.
Он дал ей брюки и джемпер взамен лохмотьев, которые они счистили с ее тела слой за слоем, словно клочья разложившейся кожи. Это месиво так смердело, что Джек был вынужден открыть одно из окон и вышвырнуть все это на улицу, но даже после этого в квартире сохранился типичный запах детей Ромеро. Смердяками их назвали не просто так, подумал он.
— А дальше что? — спросила Кэндис, когда он отвел женщину в одну из спален, чтобы та отдохнула.
Джек пожал плечами.
— Поглядим, станет ли она есть нашу еду. Это главный тест. Смердяков не интересует нормальная еда.
— Ага, они любят, чтобы мясо отваливалось от костей, пока сердце еще бьется, — добавила Кэндис с явной горечью в голосе.
— Ни разу не видал, чтобы кто-то из них ел приготовленную еду, когда это возможно.
— И что, если она поест, значит, выздоровела? Такие у тебя мысли?
— Возможно.
— И ты станешь ей доверять? — Кэндис покосилась на закрытую дверь в спальню, где спала женщина.
— Не знаю, — ответил он. — Надо послушать, что она скажет. Выслушать ее историю. Все взвесить.
К тому времени, как они сели за стол, на улице уже стемнело. Джек приготовил густое рагу из консервированного картофеля, бобов и мяса, которые они принесли из магазина. Он поставил миску перед женщиной и положил ложку. Несколько напряженных секунд она пристально смотрела на нее, и Джек видел, как рука Кэндис тянется к кольту, заткнутому за пояс джинсов девушки. Женщина неуверенно взяла ложку. Прибор дрожал в ее неуклюжих пальцах, но она погрузила его в миску, медленно поднесла ко рту, расплескав половину содержимого. Когда край ложки коснулся губ женщины, та замерла, словно пытаясь вспомнить, что делать дальше. А потом сунула ложку в рот. Рагу потекло по ее подбородку, но она, кажется, этого не замечала. На мгновение остатки еды задержались у нее во рту, и Джеку показалось, будто она пытается распробовать странный вкус или распознать его. А может быть, вспоминает, когда в последний раз ела что-то подобное. Приготовленную еду. Семнадцать, а то и все восемнадцать лет — немалый срок, сразу не припомнишь. А помнил ли он сам, какой была еда в те времена?
Проглотив то, что оставалось в ложке, женщина удивила его тем, что продолжила подчищать миску с таким аппетитом, что Джек задумался, когда она ела в последний раз, но при этом пытался не думать о том, что это была за еда. То осталось в прошлом. А это — ее настоящее. Он надеялся, что для нее все изменилось.
Когда они закончили есть, Джек отодвинулся на стуле от стола и стал разглядывать женщину. Ее телосложение теперь казалось не таким странным: она выглядела более нормальной, так ему показалось.
— Ты помнишь, как тебя зовут? — спросил он.
Хотя на вид ей нельзя было дать больше тридцати, Джек знал, что ей должно быть по меньшей мере пятьдесят. Между тем временем, когда она еще использовала свое имя, и настоящим прошло почти два десятка лет безумия. Но, глядя на ее молодое лицо, об этом нетрудно было забыть.
— Меня… звали… Люси… когда-то.
Слышать ее голос было больно. Он не увязывался с ее лицом. От этого хриплого надломленного голоса у Джека волосы на загривке встали дыбом. Судя по Кэндис, у нее была такая же реакция. Тревожный знак, подумал он. Может быть, практика заставит голос женщины звучать более приемлемо.
Джек кивнул на Кэндис. И представил ее женщине.
— А меня зовут Джек.
Люси повторила их имена, словно пытаясь запомнить.
— Как давно ты вернулась к нам? — спросил Джек. — Я имею в виду, как давно закончились кошмары?
— Несколько дней… ночей. Я была… напугана. Пряталась.
— Что ты помнишь?
Женщина закрыла глаза и содрогнулась.
— Кошмары. Нескончаемые… бесконечные… кошмары.
— А до того, как они начались?
На секунду Люси открыла глаза. Она посмотрела на него, словно пытаясь мысленно вернуться на несколько десятилетий назад, а затем разрыдалась. Слезы неконтролируемо потекли по ее лицу. Даже Кэндис казалась обеспокоенной.
— Успокойся, — тихо сказал Джек. — Не нужно заставлять себя. Если не помнишь, это неважно. Если воспоминания еще там, они постепенно вернутся.
— Если ты сама захочешь, — добавила Кэндис.
Той ночью, пока они лежали в раздельных спальнях, Джек снова услышал, как что-то скребется снаружи. Люси сумела выбраться из того ада, через который ей пришлось пройти, но другим по-прежнему приходится жить в нем.
Но постепенно ему удалось уснуть.
Было три или четыре часа утра, когда он проснулся и понял, что звуки с улицы прекратились. До них дошло, что они напрасно тратят время, подумал он, хотя у этих ублюдков было полно времени, мысленно добавил он, заметив иронию.
Он почувствовал, что воздух стал прохладнее, и подумал, не открылось ли окно. Но ему совсем не хотелось вылезать из теплой постели, зная, как потом будет холодно. Он приоткрыл один глаз и удивился тому, как уже было светло. Всю ночь шел снег, и дом на другой стороне улицы был укрыт им: снег покрывал все выступы и карнизы, отражая свет в комнату Джека. И вдруг он услышал какое-то движение. В тот же миг остатки сна испарились. Он потянулся за ружьем, которое оставил возле кровати. Ружья не было. По телу пробежали тревожные мурашки, когда пальцы сомкнулись в воздухе. Он повернул голову, оглядывая комнату. И увидел фигуру в дверном проеме. Она смотрела на него. Это была Люси. Он сразу узнал ее, хотя в проеме было темно. Она что-то держала в руке. В другой руке сверкнуло лезвие. Широкое, как у одного из разделочных ножей с его кухни. У Джека перехватило дыхание, как только глаза привыкли к полумраку. Позади нее стояло еще двое. В ту же секунду он узнал запах, который шел от них. Неужели она спустилась вниз и открыла им нижнюю дверь? Впустила своих «братишек». На ее одежде Джек заметил подсохшую рвоту: должно быть, она выблевала рагу, лежа ночью в постели, когда ее кошмары вновь вернулись.
Джек вскочил на ноги, хотя почти не надеялся найти ружье. Но в верхнем ящике у него еще хранился револьвер. Если удастся добраться до него, то еще есть шанс. Но тварь, что ненадолго превращалась обратно в Люси, швырнула предмет, который держала в руке, к его босым ногам, отчего он отпрянул и упал назад. Беспомощно растянувшись на спине, Джек закричал, узнав лицо Кэндис, которое глядело на него с пола у его ног.
Люси двинулась на него, растопырив перепачканные пальцы, словно когти.