«Предсмертное служение» Дже Мейзер

Скрипучий полуживой автобус трясся по старой дороге, вздымаясь и выпуская дым из выхлопной трубы. Мия и Сакия держались друг за друга, наблюдая, как бесплодная пустошь снаружи проносилась за окнами.
— Скоро приедем, девочки, ― голос водителя пытался пробиться изнутри сквозь мокрый кашель.
Мия вздрогнула. Слезы наполнили ее глаза.
— Все в порядке, — сказала Сакия, сжимая руку Мии. — Мы скоро прибудем.
Она не это имеет в виду, — подумала Мия. ― Она все еще сердится.
Словно по сигналу, над вершиной следующего холма показался дом, смотрящий прямо на дорогу у своего подножия.
— Будет больно? — спросила Мия старшую девочку.
— Нет, — сказала Сакия.
— Будет страшно?
Сакия не ответила.
Мия посмотрела в окно. Автобус сильно замедлился, подняв небольшое облако пыли. По земле носились перекати-поле, цепляясь за трещины и подпрыгивая в воздухе.
— Я тоже превращусь в пыль? — спросила Мия.
Сакия ничего не сказала.
Мия была не готова. Когда автобус подъехал к гигантскому сооружению, она осталась твердо сидеть на своем месте, даже после того, как Сакия встала.
— Да ладно, — прошептала Сакия, намек на панику появился в ее голосе. — Не медли. Они выйдут и заберут тебя, несмотря ни на что.
Мия поднялась на ноги, несмотря на свинец в животе. Она шаркала по проходу, а Сакия всю дорогу дергала ее за рукав.
Воздух должен был быть свежим, должен был помочь подавить страх Мии, но этого не произошло. Он был не свежим, а пустым… пустым и приторным, будто застоявшееся желтое одеяло, которое зависло в ноздрях и легких Мии. Тугое, неподвижное, мягкое и удушающее ничто.
— Здесь не тепло, — сказала Мия дрожащим голосом. — Не холодно. Здесь никак.
— Тише, — сказала Сакия, ткнув сестру под ребра.
Директриса стояла на ступеньках, терпеливо ожидая их прихода. Она была ошеломительной ― Мия сразу же заметила это в черном платье и иссиня-черных волосах. Женщина была прекрасна и ужасна, бледная кожа сияла из-под прорезей и завязок темной ткани.
— Поторопитесь, девочки, — сказал водитель, выталкивая отставших из автобуса. — У нас не так много времени, прежде чем я привезу следующую партию из вас.
И с этими словами последние девушки, две юные красавицы, выглядевшие уже достаточно взрослыми, чтобы выпивать, вышли из автобуса и ждали дрожащей кучкой у крыльца. Автобус тронулся, и за ним вздымались клубы тишины.
Не было ни ветра, ни животных, ни разговоров. Директриса посмотрела в каждую пару глаз. Никто не смел позволить дыханию сорваться с губ. Вдалеке каркал канюк, стучали ногти по классной доске. Мия вздрогнула, и Сакия прижала ее крепче. Директриса встретилась взглядом с Мией, и на мгновение девочке показалось, что она увидела улыбку, угрожающую появиться на стоическом лице женщины.
Вздох донесся из стайки девушек, когда директриса развернулась, и ее волосы цвета воронова крыла закружились в пируэт. Женщина бросила взгляд на дом. Девочки посмотрели друг на друга, глаза умоляли о подсказке, о предложении, о герое, который указал бы путь.
Одна девушка, светло-рыжая блондинка с бордовым бантом в волосах, сделала первый шаг. Ее храбрость прорвала плотину, и девушки в унисон двинулись вверх по лестнице и вошли в дом, словно стая.
Внутри дома пахло костром и медью, а воздух был влажным и тяжелым. Хоть снаружи дом и был красив, его интерьер был ветхим, пожелтевшие стены облезли полосами краски, а потолки провисли и покрылись коричневыми пятнами.
— Что это за запах? — спросила Мия, дергая Сакию за рукав.
— Ш-ш-ш, — выругалась Сакия, шлепая сестру по руке.
— Но тут так воняет, — сказала Мия, снова наворачиваясь слезами. — Как на бойне…
— Потому что это она и есть, — отрезала Сакия, поднеся палец к губам, пытаясь заставить замолчать взбесившуюся сестру.
Они прошли от входа в главную комнату, которая оказалась единственной комнатой на первом этаже. У дальней стены стояла массивная дровяная печь, покрытая котлами, в которых кипел пар. Длинные деревянные скамьи стояли вдоль комнаты, как церковные, пустые, если не считать объедки на поломанных тарелках.
Рыжая девочка колебалась всего мгновение, прежде чем пройти вперед и сесть в конце скамьи в первом ряду, аккуратно сложив руки на коленях, как воспитанная и приличная, которой она явно была. Остальные последовали ее примеру, но с гораздо меньшим изяществом, спотыкаясь и садясь с неловкой нерешительностью.
— Что мы делаем? — спросила Мия, оглядывая комнату. Здесь не было ничего, если не считать дровяной печи, скамеек и скудных остатков от бывших жильцов. — Что это?
Сакия не ответила.
Она перестала отвечать, значит злится, — подумала девочка.
Девушка огляделась, посмотрела на другие лица, бледные и угрюмые, с полосами пыльных слез на прыщавой коже. Маленькая девочка, не старше пяти лет, сильно дрожала, несмотря на теплый воздух.
Такая молодая. Как она здесь оказалась?
Маленькая девочка смотрела на нее широко раскрытыми голубыми глазами, с дрожащими губами, ее светлые волосы были пропитаны коричневой грязью.
Такая молодая.
Они ели молча. Миски каши из котла на дровяной печи раздавала здоровенная женщина в мешковатом платье, с зашитым ртом и раздутыми ноздрями, чтобы приспособиться к притоку воздуха. Мия вздрогнула, когда женщина протянула ей миску. Женщина молчала, улыбаясь, пока тяжелая бечевка удерживала ее губы вместе, слегка разрывая ее плоть.
Эта бечевка мокрая от крови, — подумала Мия, не сводя глаз с мясистых потрескавшихся губ. Она заразится ее в мгновение ока.
Улыбающаяся обслуга поковыляла прочь, хрящи падали с ее ковша на пол. Мия не ела. Она держала миску в руке, наблюдая, как куски мяса плавают в коричневой жиже.
— Пора.
Лысая женщина с толстыми венами, торчащими на голове, стояла в дверном проеме, заполняя его огромной массой мускулов.
— Пятерых сразу. Никакого безделья.
— По крайней мере, это будет быстро, — сказала Сакия.
Мия посмотрела на девочек, выстроившихся вдоль скамеек. Двадцать, максимум.
Слишком быстро, — подумала Мия, а ее сердце колотилось в груди.
Рыженькая, гордо занявшая первое место в первом ряду скамеек, теперь выглядела так, словно глубоко сожалела об этом решении. Она была в первой пятерке. На этот раз она уже не спешила.
— Пошли, — рявкнула лысая женщина.
Рыжая девушка посмотрела на девочек, в ее глазах плескалось безумие. Она слишком боялась плакать. Все отвернулись, словно стыдясь ее слабости. И тут послышались ее рыдания, а тело сотрясалось дрожью страха. Лысая женщина закатила глаза и шагнула вперед. На ней были тяжелые, блестящие черные сапоги, которые доходили до открытого паха, шнурки пронизывали мускулистую плоть ее бедер. Эти тяжелые ботинки цокали так громко, что Мия была уверена — они проломят пол. Лысая женщина в сапогах схватила в пригоршню светло-рыжие волосы и подняла девушку со скамьи. Девушка кричала и корчилась, но лысая женщина не дрогнула. Она взяла девушку на руки и, уверенно держась, вышла из комнаты.
Следующие четыре девушки последовали за ней без возражений, глядя себе под ноги, а не на яростно сопротивляющегося товарища. Мия смотрела, как они вышли из комнаты, шаркая ногами, бегло оглядываясь. Ей было больно видеть их страх, неуверенность. Она снова посмотрела на свою кашу.
Время прошло. Может, минуты, час, Мия не была уверена. В комнате было тихо, если не считать урчания животиков и случайного хныканья тех, кто больше не мог сдерживать свой страх. Как только Мия подумала, что напряжение может вывернуть ее наизнанку, с верхнего этажа донесся грохот. Девушка на скамье перед ней закричала.
— Что это было? — спросила Миа, вглядываясь в лицо Сакии.
Сакия не ответила. Она смотрела в потолок, наблюдая, как зажженная свечами люстра качается из стороны в сторону.
Еще один глухой звук. И еще один.
Всего пять.
Потом снова тишина, если не считать позвякивания пожелтевших кристаллов на качающейся люстре. Девочки подняли глаза, наблюдая, как свет танцевал на стенах, пока не замер.
— Ну, что ж, — прогремел голос. — Продолжаем.
Лысая женщина снова стояла в дверях. Ботинки на платформе все еще были зашнурованы на ее длинных ногах, но Мия не слышала, как она топала по лестнице. Однако, когда она вышла из комнаты, она топала еще громче, чем раньше. Вторая группа девушек, не теряя времени, последовала за топотом ботинок.
Мия хотела, чтобы она была с ними.
Ожидание было мучительным.
На этот раз грохот был громче. Этаж выше заскрипел, и пыль мелким порошком посыпалась с каждой из пяти стрел. Но на этот раз были крики. Леденящие кровь, пронзительные, хрипящие и отчаянные. Мия взглянула на потолок и увидела, что водяные пятна вдоль отделки углов становятся темнее, влажнее…
Следующая партия девушек уже стояла у дверей, когда из фойе появилась женщина. Эти девушки не ушли спокойно. Удары сопровождались пронзительными стонами и сдавленными рыданиями. Стены сотрясались, дерево трещало от потолка до пола с каждым глухим ударом.
Скамья Мии осталась последней. К тому времени, когда лысая женщина стояла в дверях, Мия уже сожалела, что время шло вперед. Она не хотела идти. Ей не хотелось, чтобы все закончилось. Эта комната, с этими расколотыми скамьями, с этой тошнотворной кашей и этой ужасной-приужасной женщиной с зашитой улыбкой, теперь не казалась такой уж плохой. Мия могла с комфортом представить, что проведет тут целую вечность, что ее зад испещрен ранками от того, что прижимали к этому дереву, а желудок горит от употребления этой жирной похлебки.
Теперь, глядя на задник этих сапог, на каблуки на платформе и на кровь, струящуюся из дырок на бедрах лысой женщины, Мия подумала, что комната со скамьями была раем.
Они поднялись по лестнице, избегая дыр и недостающих досок. Мия споткнулась и потянулась к перилам, но быстро отпрянула, ухватившись за что-то скользкое и мокрое.
Не за поручень.
Набор переплетенных кишок, возможно, от трех или четырех доноров, прикрепленных вверху и внизу лестницы к большим бедренным костям.
— Продолжай идти, — сказала Сакия, таща сестру вверх по лестнице.
В конце лестницы был крошечный вход, открывающий одну большую комнату, занимавшую весь верхний этаж дома. Потолок был высоким, как в спортзале, а стены грязными и обветренными, очень похожими на комнату внизу. Однако эта была почти не обставлена. Практически пустая…
Если не считать тела, разбросанные по полу.
Мия последовала за сестрой в комнату, и ее ноги погрузились в ворсистый ковер. Ее пальцы на ногах хлюпали, будто она ступала по грязи или болоту. Она пошевелила ими, растирая влагу.
— Девочки.
Лысая женщина исчезла. Черноволосая директриса заняла свое место, стоя в центре комнаты.
Была ли она там, когда мы вошли? — задумалась Мия.
— Носом к стене, девочки.
Никто не пошевелился. Мия косилась на других девушек, приподняв брови и осматривая стены.
Директриса глубоко вздохнула, выкачивая воздух из комнаты. Все девочки посмотрели на нее. Ее глаза покраснели, а рот раскрылся, расколов голову пополам. Между ее ног вырос хвост, а из нижней части челюсти торчали зубы.
— Я сказала, носом к еб*ной стене, леди!
Это был не голос. Это был дикий, болезненный, утробный вой, который вцепился в уши Мии и нырнул на дно ее толстой кишки.
Девочки тут же послушались.
На удивление, эта стена пахла лавандой и медом.
— Сакия? — сказала Миа, протягивая руку к сестре. — Она пахнет мамой. Как дома. Разве это не прекрасно, Сакия?
Сестра не ответила. Мия повернулась и посмотрела на нее. Лицо Сакии было прижато к стене, на пухлых губах играла улыбка. Сердце Мии переполнилось любовью к прекрасной сестре, наставнику, опекуну. Ее лучшей подруге.
Мия вскрикнула, когда ее щеку резануло. Язык, тонкий, черный и колючий, полоснул ее щеку и лицо.
— К стене, дорогая, — прошипела директриса.
Мия сосредоточилась на стене, но наблюдала за Сакией боковым зрением. Странно. Она кажется все выше и выше...
Лаванда и мед вскружили голову. Нос Мии прижался к стене и принял ее, мягкую и гибкую, как грудь матери. Девчушка почувствовала эйфорию, словно шла по воздуху, и удовольствие усилилось. Она вдохнула и попробовала свое любимое печенье, которое пекла мама, — шоколадную крошку с карамельной каплей. Мия лизнула стену, и ее рецепторы переполнило вкусом сотен любимых блюд.
Потом пришли незнакомые ощущения. Запах лилий в день свадьбы, который еще не наступил, пульсация и поток сексуальности, который еще не вышел наружу, чистое обожание рождения и воспитания детей.
Удовольствие сменилось отчаянием, а затем и ужасом.
Мия никогда не чувствовала таких прекрасных вещей.
И никогда не почувствует.
Она открыла глаза и отвернулась от стены.
— Сакия, — прошептала она.
Сакия не ответила. Больше не могла. Она никогда не ответит. Ее лицо было искажено болью, ужасом и насилием, а перед белой ночной рубашки стал бардовым. Мия посмотрела на водопад крови, льющейся на ковер, и обнаружила, что она и ее сестра – все девочки – подвешены в нескольких футах от пола.
Мия посмотрела на свое тело. Она тоже была всего лишь картиной, висящей на стене, подвешенной на когте, который проникал в нее из-за сколов краски, с противоположной стороны дома и ада, что лежал за ним.
— Больно? — прошептала черная женщина.
Да! ― мысленно кричала Мия, ведь ее слова были приглушены кровью, льющейся изо рта.
— Хорошо, — сказала директриса.
Мия почувствовала это в когте, который прорвал ее кожу и схватил органы. Она почувствовала, что концом лезвия вонзилась ее собственная мать. Почувствовала руки Сакии, обвившие ее шею после того, как они обнаружили тело их матери на хозяйской кровати.
Она повернулась к сестре, висевшей на стене, с синим лицом и кровью, окрасившей ее глаза в ярко-красный цвет. Слезы текли по ее лицу.
Мия чувствовала свои руки, будто они обхватили горло, увидев, что наделала...
— Почувствуй смерть, которой ты служила, — сказала черноволосая женщина со своего места у стены.
Мия упала.
Она падала много минут, разбиваясь о мокрый ковер. Брызги крови оросили стены, залили ей рот, глаза и уши…
Девочка видела, как падала.
Ее тело вяло валялось на земле, груда мяса была выставлена напоказ, точно так же, какой она оставила свою дорогую мать.
Она посмотрела в сторону, на всех остальных девушек, залитых кровью, застрявших в стенах и под ними, плавающих, выстроившихся вдоль дома горизонтальными штабелями и кучами, уходящими в бесплодную пустошь за пределами самого строения. Ряды девушек плыли на многие километры.
А вдалеке на горизонте вздымался шлейф пыли от приближающегося автобуса.