«Эпитафия» Джо Конрат

Я был давним поклонником Дэвида Моррелла, поэтому, когда он стал соучредителем Международной организации писателей триллеров и попросил меня присоединиться, я согласился, хотя я не большой любитель тусовок. Я рад, что сделал это, потому что они опубликовали антологию под названием "Триллер" под редакцией Джеймса Паттерсона, и я занял призовое место среди многих авторов бестселлеров в сборнике. Позже эта история была номинирована на премию "Британский кинжал", но больше всего меня взволновало то, что я разделил обложки с "Наладчиком Джеком" Ф. Пола Уилсона, литературным предком Фина.

Хорошо надрать задницу - это искусство.
Парни по обе стороны держали мои руки, растягивая меня в стиле распятия. Шутник, который работал надо мной, дико размахивал руками, не ставя ноги и не вкладывая в удар инерцию всего тела. Он тратил большую часть своей энергии на ругань и крики, в то время, как должен был сосредоточиться на нанесении максимального ущерба.
Дилетант.
Не то чтобы я жаловался. То, чего ему не хватало в профессионализме, он компенсировал подлостью.
Он придвинулся и ударил меня в бок. Я напряг пресс и попытался сместиться, чтобы принять удар в центр живота, а не в более уязвимые почки.
Я тяжело выдохнул, когда его кулак приземлился.
Он отступил, чтобы ударить меня по лицу. Вместо того, чтобы напрячься, я расслабился, пытаясь поглотить удар, позволив шее откинуться назад.
Но, все равно было чертовски больно.
Я почувствовал вкус крови, но не был уверен, откуда она - из носа или изо рта. Возможно, отовсюду сразу. Мой левый глаз уже заплыл и превратился в щелочку.
- Hijo calvo de una perra!
Ты лысый сукин сын! Как оригинально. Его дыхание было неровным, плечи ссутулились, лицо блестело от пота.
В наши дни уличные бандиты не в лучшей форме. Я лично виню в этом телевидение и нездоровую пищу.
Последний удар - полусерьезный шлепок по моему сломанному носу - и меня отпустили.
Я рухнул лицом вперед в лужу, пахнущую мочой. Каждый из трех парней входящих в группировку с оригинальным названием "Короли" нашел время, чтобы плюнуть на меня. Затем они вышли из переулка, смеясь и давая друг другу пять.
Когда они отошли на достаточное расстояние, я подполз к мусорному контейнеру и, опираясь на него, поднялся на ноги. В переулке было темно и тихо. Я почувствовал, как что-то прошелестело по моей ноге.
Это были крысы, слизывающие мою капающую кровь.
Хороший район, ничего не скажешь.
Мне было очень больно, но боль и я были старыми приятелями. Я сделал глубокий вдох, медленно выдохнул, немного потыкал и пощупал свой отбитый бок. Ничего не казалось серьезно поврежденным.
Мне повезло. Жить буду.
Я сплюнул. Кровавая слюна прилипла к моей распухшей нижней губе и капала на футболку. Я попытался сделать несколько шагов вперед, сумел удержать равновесие и продолжил идти из переулка на тротуар и к автобусной остановке на углу.
Дотащился и сел.
"Короли" забрали мой бумажник, в котором не было ни документов, ни кредитных карт, но было несколько сотен наличными. Я держал запасную пятерку в ботинке. Подошел автобус, и грузный водитель поднял бровь при моем появлении.
- Тебе нужен врач, приятель?
- Нет спасибо. Своих девать некуда.
Он пожал плечами и взял мои деньги.
Всю дорогу пассажиры автобуса прилагали героические усилия, чтобы не смотреть на меня. Я наклонился вперед, чтобы кровь затекла между ног и не испачкала одежду. Это были мои хорошие, почти новые джинсы.
Когда за окном показалась моя остановка, я весело помахал всем на прощание и, спотыкаясь, вышел из автобуса.
Угол Стейт и Чермак был весь освещен, мерцали английские и китайские огни неоновых реклам. В отличие от Нью-Йорка и Лос-Анджелеса, в каждом из которых есть разросшиеся чайнатауны, Чикаго имел небольшой китайский квартал. Моргните, когда будете ехать на запад по Двадцать второй, и вы его пропустите.
Хотя я и белый человек, но именно в Чайнатауне я нашел покой и уют, которого не было среди англосаксов. С тех пор, как мне поставили диагноз, я практически отрекся от общества. Жить здесь было все равно, что жить в другой стране - или, по крайней мере, в квадратном квартале другой страны.
Я снимал номер в отеле "Лаки-Лаки", расположенном между разрушающимся многоквартирным домом и китайской мясной лавкой на углу Стейт и Двадцать пятой улицы.
Отель работал в основном по почасовой ставке, хотя я не мог придумать более отвратительного места, куда можно привести женщину, даже если ты снимаешь не только комнату, но и ее. В коридорах воняло плесенью и еще хуже, штукатурка осыпалась на тебя, когда ты поднимался по лестнице, в холлах красовались непристойные граффити, а все здание слегка наклонялось вправо.
Я снимал номер бесплатно, но с условием: не водить к себе наркоторговцев. Что я и делал, за исключением тех, кто торговал со мной.
Я кивнул владельцу, Кенни-Джен-Банг-Ко, и попросил ключ. Кенни был в три раза старше меня, чисто выбрит, за исключением нескольких черных родинок на щеках, из которых росли длинные белые волосы. Он дергал за эти волоски, размышляя обо мне.
- Как поживает другой парень? - спросил Кенни.
- Пьет сороковку солодового ликера, который он купил на мои деньги.
Он кивнул, как будто это был ответ, которого он ожидал.
- Хочешь пиццу?
Кенни жестом указал на коробку на прилавке. Кусочки были настолько старыми и сморщенными, что напоминали "Доритос".
- Я думал, китайцы ненавидят фастфуд.
- Пицца - не фастфуд. Ее готовили полчаса. С анчоусами и красным перцем. Вроде.
Я отказался.
Моя комната была на один скрипучий лестничный пролет выше. Я отпер дверь и прошел в ванную, заглянув в треснувшее зеркало над раковиной.
Ой!
Мой левый глаз полностью закрылся, а окружающие его ткани выпятились, как переспелый персик. Фиолетовые синяки соперничали с красными припухлостями на щеках и лбу. Мой нос был похож на клубничное желе, а кровь запеклась черной коркой на губах и шее.
Все выглядело так, будто Джексон Поллок надрал мне задницу.
Я стянул с себя футболку, снял туфли и джинсы и включил душ на полную мощность.
Было больно, но большая часть дерьма была удалена струями горячей воды.
После душа я выпил пять таблеток "Tайленола", запил их рюмкой текилы и провел десять минут перед зеркалом, заставляя нос вернуться на место. Cлезы текли по моему лицу, .
У меня было немного кокаина, но я не смог бы ничего нюхать, так как мой нос был весь в сгустках крови и соплей, и я был слишком измотан. Я обошелся текилой, решив, что завтра мне пригодится рецепт на кодеин.
Поскольку боль не давала мне уснуть, я решил немного поработать.
Грязной вилкой я подковырнул половицы возле радиатора и достал пластиковый пакет, полный того, что казалось маленькими серыми камешками. По размеру и консистенции эти гранулы напоминали аквариумный гравий.
Я положил пакет на пол, затем достал пресс для снаряжения патронов "Lee Load-All", весы, контейнер с порохом, несколько пыжей и коробку пустых гильз 12-го калибра.
Все добро я перенес на кухонный стол. Затем натянул свежую пару латексных перчаток, закрепил загрузчик на столешнице и в течение часа тщательно заправлял десять гильз. Когда я закончил, я зарядил пять из них в свой "Моссберг" 935, ложе которого было обрезано для более удобной маскировки.
Мне нравились дробовики - у вас была большая свобода действий при прицеливании, копы не могли отследить их, как пули, и ничто так не вселяло страх Божий в человека, как звук досылания гильзы в патронник.
Для этой работы у меня не было выбора.
К тому времени, когда я закончил, мой нос получил золотую медаль в пульсации, а глаз приблизился к нему с серебром. Я проглотил еще пять таблеток "Tайленола" и четыре рюмки текилы, затем лег на койку и даже не заметил как вырубился.
И увидел сон:
Он повторялся каждую ночь, настолько яркий, что я чувствовал запах духов моей Донны. Мы все еще были вместе, жили в пригороде. Она улыбалась мне, проводя пальцами по моим волосам.
- Фин, поставщик провизии хочет знать, что мы будем готовить: гороховый суп или суп из свадебных шариков.
- Объясни мне еще раз, что такое свадебный суп?
- Это куриный бульон с крошечными телячьими фрикадельками.
- По-твоему, это вкусно?
- Очень вкусно. Я уже пробовала его раньше.
- Тогда давай сделаем его.
- Думаешь успеем?
Она поцеловала меня; игриво, с любовью.
Я проснулся весь в холодном поту.
Если бы кто-то сказал мне, что счастливые воспоминания однажды станут источником невероятной боли, я бы не поверил.
Все меняется.

Сквозь грязное стекло в комнату проникли солнечные лучи, заставившие меня невольно прищуриться. Я потянулся, морщась от боли во всем теле, кроме левой стороны, где команда врачей перерезала нервы во время операции под названием хордотомия. Операция носила чисто паллиативный характер. Эта область казалась мертвой, хотя рак все еще процветал в моей поджелудочной железе. А теперь и в других органах.
Хордотомия дала достаточно обезболивания, чтобы я мог функционировать, а текила, кокаин и кодеин восполнили остаток.
Я оделся в мешковатые тренировочные штаны, свои окровавленные спортивные туфли (с новой пятидолларовой купюрой в подошве) и чистую белую футболку. Поверх нее надел кожаную перевязь для ружья и поместил туда "Моссберг". Обрез висел прямо между лопаток стволом вверх, я с легкостью мог достать его в одну секунду, сунув правую руку назад на уровне талии. Наконец сверху я накинул черный непромокаемый плащ на пару размеров больше, чем следовало. Он надежно скрыл обрез и кожаную перевязь.
Я положил в карман пять дополнительных патронов, пакет с серыми гранулами, "Глок" 21 с двумя дополнительными обоймами патронов 45-го калибра и шестидюймовый нож-бабочку. Затем я повесил железный ломик на дополнительный ремешок, вшитый в подкладку пальто, и отправился встречать чудесное утро.
В Чайнатауне пахло соевым соусом и помоями. Летом было еще хуже, когда вонь, казалось, оседала и прилипала к одежде. Хотя еще не было семи утра, температура уже держалась на отметке девяносто градусов. От солнца начало щипать разбитое лицо.
Мой путь пролегал по Стейт, затем по Сермак и далее на восток. Кондитерская "Синг Ланг" уже час как была открыта. Когда я возник на пороге лавки, хозяин, важный коренастый китаец по имени Ти, несколько раз моргнул, словно не веря своим глазам.
- Фин! У тебя ужасный вид!
Он бросился за прилавок, чтобы встретить меня, руки и рубашка были испачканы в муке.
- Моей маме нравится.
Черты лица Ти исказились:
- Это были они? Те, кто зарезал мою дочь?
Я коротко кивнул. Ти повесил голову.
- Мне жаль, что я принес тебе эти страдания. Они очень плохие люди.
Я пожал плечами, что вызвало новый прилив боли.
- Это была моя вина. Я был беспечен.
Это было преуменьшение. Прочесывая Чикаго почти неделю, я обнаружил, что бандиты ушли в подполье. Я уговорил одного парня, и после дружеских уговоров он охотно поделился со мной важной информацией: убийцы Санни должны появиться в суде на слушании другого, не связанного с этим дела. Предварительные слушания проводились в "Дейли-центре". Я наведался туда и со стороны понаблюдал за парнями. Запомнил их имена и физиономии и незаметно проследил за ними до самого их убежища.
Моя ошибка была в том, что я остался здесь. Белый парень в испаноязычном районе, как правило, выделяется. Я только что был в суде, где пришлось пройти через металлоискатель, и у меня не было с собой оружия.
Тупица! Ти и Санни заслуживали кого-то поумнее.

Ти нашел меня услышав что-то от кого-то - как связывается со мной большинство клиентов. Финеас Траутт - человек, который может решить любую проблему. Для которого не существует чрезмерно грязной работы, гонорар которого не слишком высок.
Я встретил его на парковке через дорогу, и он рассказал всю печальную, больную историю о том, что эти животные сделали с его маленькой девочкой.
- Копы ничего не делают. Подружка Санни слишком напуганa, чтобы выдвигать обвинения.
Подружке Санни удалось спастись, потеряв всего десять зубов, шесть ножевых ранений и разорванную прямую кишку. Санни повезло меньше.
Ти согласился на мою цену без вопросов. Не так уж много людей торгуются с наемными убийцами.

- Ты закончишь работу сегодня? - спросил Ти, потянувшись за пирожным в свою стеклянную витрину.
- Угу.
- Так, как мы говорили?
- Да. Так, как мы говорили.
Ти поклонился и поблагодарил меня. Затем он положил два пирожных в пакет и протянул их.
- Вот. "Лунный пирог" с утиным яйцом и шарик из красных бобов с кунжутом. Пожалуйста, бери.
Я взял.
- Дай знать, когда найдешь их.
- Я зайду сегодня попозже. Следи за новостями. Возможно, ты увидишь что-то, что тебе понравится.
Покинув кондитерскую, я направился к автобусной остановке. Ти заплатил мне достаточно, чтобы я мог позволить себе такси или даже лимузин, но такси и лимузины вели учет. Кроме того, я предпочитал откладывать деньги на более важные вещи, такие как наркотики и шлюхи. Я стараюсь проживать каждый день так, как будто он последний.
В конце концов, в моем случае это очень вероятно.
Подошел автобус, и пассажирам вновь стоило большого труда не глазеть на меня. Путь был недолог, всего около двух миль, и вскоре я оказался в местечке, известном как Пилсен, на углу Расин и Восемнадцатой.
Гостинцы, полученные от благодарного Ти, я оставил в автобусе - пусть им порадуется какой-нибудь счастливчик, - а сам вышел в Маленький Мехико.
Здесь пахло сочетанием сальсы и мусора.
Людей было немного - слишком рано для покупателей и пассажиров. На магазинах были испанские вывески, не утруждающие себя переводом на английский: zapatos, ropa, restaurante, tiendas de comestibles, bancos, teléfonos de la célula. Я миновал переулок, где из меня выбили все дерьмо, продолжил двигаться на север и нашел многоквартирный дом, в котором остановились мои три приятеля. Подергал входную дверь.
Они не оставили ее открытой для меня. Вот, досада!
Хотя серая краска потускнела и облупилась, дверь была тяжелой алюминиевой, а замок надежным. Но косяк, как я помнил по вчерашнему визиту, был из старого дерева. Я достал ломик из подкладки пиджака, незаметно посмотрел в обе стороны и распахнул дверь за меньшее время, чем потребовалось бы для того, чтобы открыть ее ключом, - рама легко раскололась и треснула.
"Короли" занимали подвальную квартиру слева от входа, выходящую окнами на улицу. Прошлой ночью я насчитал семь человек - пять мужчин и две женщины, включая три мои цели. Конечно, внутри могли быть и другие люди, которых я упустил, или не заметил.
Что ж, это будет интересно.
В отличие от входной двери, дверь их квартиры, вызвала лишь улыбку. Они, видимо, думали, что, будучи членами банды, не нуждаются в достойной охране. Какая самоуверенность.
Они думали неправильно.
Я достал свой "Глок" и попытался восстановить дыхание. Врываться в чужое жилище чертовски страшно. Это всегда так.
Один сильный удар ногой, и дверь распахнулась настежь.
Парень на диване, спал перед работающим телевизором. Не из тех, кого я разыскивал. Он проснулся и уставился на меня. Потребовалась миллисекунда, чтобы разглядеть татуировку банды - пятиконечную корону - на тыльной стороне его руки.
Я выстрелил ему прямо в лоб.
Если звук выбиваемой двери и не поднял всех на ноги, то уж выстрел из пистолета 45-го калибра, эхом прогремевший в маленькой комнате, прервал даже самый чуткий сон.
Движение справа. В дверях кухни появилась женщина, в трусиках и топике. Слишком много косметики на лице и жира на теле.
- Te vayas! - прошипел я ей.
Она сразу все поняла и выбежала из комнаты.
В холле возник парень. Он споткнулся и упал на тонкий ковер. Один из моих, парень, который прижимал мою правую руку, пока меня избивал главарь. Сейчас в руке у бандита поблескивал стилет. В два прыжка я подскочил к нему и дважды выстрелил: в локоть и - когда он перевернулся на полу - в заднюю часть колена.
Он закричал фальцетом.
Низко пригибаясь, я пробрался в холл, и тут же над головой у меня просвистела пуля и пробила потолок. Я прижался к полу, повернул голову влево и увидел стрелка - он стоял в ванной. Вчера этот урод держал меня за левую руку и смеялся каждый раз, когда главарь наносил удар.
Я засунул "Глок" в джинсы и потянулся за спину, выхватывая "Моссберг".
Он выстрелил снова, промахнулся, прицелился из дробовика и пальнул ему в лицо.
В отличие от свинцовой дроби, серые гранулы не обладали глубокой проникающей способностью. И если обычная пуля снесла бы мерзавцу полчерепа, то в результате моей атаки парень остался жив, но все его лицо превратилось в кровавую маску со свисающими лохмотьями кожи.
Он повалился на линолеум, ослепленный и захлебывающийся кровью.
Движение позади меня. Я упал набок и перекатился на спину. В нескольких метрах от меня в коридоре стоял паренек лет тринадцати. Он носил цвета латинских "Kоролей": черный - смерть, золотой - жизнь.
В его руке был пистолет.
Я вскинул дробовик и прицелился. Спустил курок.
Если ребенок и был достаточно взрослым, чтобы быть сексуально активным, то теперь - уже нет. Заряд угодил ровно в пах мальчишки.
Он упал на колени, все еще держа пистолет.
Я был на нем в два шага, вбив колено в его нос. Он упал и отключился.
В этот миг из спальни выскочили еще трое парней.
Черт! Видимо, я ошибся в подсчетах.
Двое были молодые, мускулистые, с ножами. Третьим был тот самый главарь, который избивал меня прошлой ночью. Тот, который назвал меня лысым сукиным сыном.
Они набросились на меня, прежде чем я успел снова вскинуть ружье.
Первый попытался нанести удар огромным ножом вроде тех, какими закалывают свиней. Я отбился дулом обреза. Он ударил снова и на этот раз рассек мне кожу на суставах пальцев правой руки.
Я швырнул дробовик ему в лицо и схватился за свой "Глок".
Он был быстр.
Но я был быстрее.
- Бах-бах-бах! - и вот он лежит в ожидании коронера. Я крутанулся влево, целясь во второго парня. Тот летел на меня в прыжке с боевым кличем, размахивая зажатыми в обеих руках ножами.
Один пистолет бьет два ножа.
До того, как приземлиться на пол, он получил три пули в грудь и две в шею.
Последний парень, тот, что сломал мне нос, схватил мой дробовик и нырнул за диван.
Чок-чок-чок.
Он выбросил гильзу и дослал другую в патронник. Я вытащил магазин "Глока" и вставил новый.
- Hijo calvo de una perra!
Отморозок снова обозвал меня лысым сукиным сыном! Я скажу так - химиотерапия - не самый хороший стилист. Справившись с обидой, я подполз к журнальному столику, опрокинул его и залез за него.
Дробовик взревел. Если бы он был заряжен дробью, он бы пробил дешевую древесно-стружечную плиту и превратил меня в говяжий фарш. Или в отбивного лысого сукина сына. Но на таком расстоянии гранулы не производили ничего, кроме громкого шума.
По всей видимости, бандит не перенял опыт, потому что он попробовал еще два раза с похожими результатами, а потом ружье опустело.
Я встал из-за стола, мое сердце сжалось в комок, а руки дрожали от адреналина.
"Король" повернулся и побежал.
Его спина была легкой мишенью.
Я быстро огляделся вокруг - убедиться, что все враги побеждены и не представляют опасности, - затем подошел и подобрал обрез. Зарядил его пятью патронами и не спеша направился к поверженному главарю, который лежал, уткнувшись лицом в ковер, и поскуливал. Раны на его спине были ужасны, но он все еще делал слабые попытки уползти.
Я нагнулся, перевернул его и воткнул ствол "Моссберга" между его окровавленных губ.
- Вспомни Санни Ланг.
С этими словами я нажал на курок.
Выстрел не был смертельным, однако результат получился малопривлекательным. Гранулы разорвали щеки и горло, хотя мерзавец каким-то образом еще умудрялся дышать.
Пропихнув обрез глубже в кровавое месиво, в которое превратилось его лицо, я нажал на курок еще раз.
С негодяем было покончено.
На полу в ванной валялся без сознания бандит, которого я ослепил первым выстрелом из "Моссберга". Его лицо напоминало что угодно, только не лицо; кровь пузырилась в дыре, образовавшейся на месте рта.
- Санни Ланг шлет тебе привет, - сказал я.
На этот раз я воткнул обрез глубже, и дело закончилось одним выстрелом, который разорвал бандиту горло.
Последний оставшийся в живых - тот, что запел, как Паваротти, когда я прострелил ему колено, - уполз на кухню, оставив за собой кровавый след. Там он скрючился в углу, прижимая к раненой ноге кухонное полотенце.
- Не убивай меня, приятель! Не убивай!
- Держу пари, Санни Ланг тоже об этом просила, - процедил я.
"Моссберг" прогремел дважды: один раз в грудь, другой - в голову.
Этого было недостаточно. То, что осталось в живых, задыхалось.
Я вытащил из кармана пакет с гранулами, достал горсть и запихивал их ему в горло, пока он не перестал дышать.
Затем я пошел в ванную и меня вырвало в раковину.
Вдалеке завывали сирены. Пора уходить. Я вымыл руки, затем сполоснул ствол "Моссберга" и убрал его в кобуру.
В коридоре пацан, которого я кастрировал, сжимал себя за ноги, всхлипывая.
- Ничего, всегда можешь стать священником, - успокоил я его и вышел на улицу.
Мой нос все еще был забит, но мне удалось влить туда достаточно кокаина, чтобы заглушить боль. Перед закрытием я зашел в пекарню, и Ти встретил меня мрачным кивком.
- Видел новости. Сказали, что это была резня.
- Ну, скажем так - приятного было мало.
- Ты сделал, как мы договорились?
- Я сделал, Ти. Твоя дочь отомстила. Это она их убила. Всех троих.
Я вытащил мешочек с гранулами и отдал отцу Санни ее кремированные останки.
- Xie xie, - сказал Ти, поблагодарив меня на мандаринском языке. Он протянул конверт с деньгами.
Он выглядел неловко, а мне нужно было купить наркотики, поэтому я взял деньги и ушел, не сказав больше ни слова.
Через час я уже купил кодеин по рецепту, взял две бутылки текилы и тощую шлюху со следами на руках и, устроил вечеринку у себя в номере. Я кололся, пил, трахал и нюхал, пытаясь вычеркнуть из памяти последние два дня.
И шесть последних месяцев.
Именно тогда мне поставили страшный диагноз. За неделю до моей свадьбы. Моим подарком будущей невесте был побег, чтобы ей не пришлось смотреть, как я умираю от рака.
Те латинские "Короли" сегодня утром, они легко отделались. Они ушли быстро и почти без боли.
Жить, зная, что скоро умрешь - намного хуже.