«Маленькие мессии» Эрик Стовекен

Леонард очнулся от оцепенения, вызванного хлороформом, и понял, что попал в беду. Адреналин в крови разогнал фармацевтический туман, и Леонард рассмотрел все, что мог, в окружающей обстановке. Да собственно, и смотреть было не на что. Маленькую, пустую комнатку освещала одна единственная лапочка, свисающая с потолка на тонком проводе. Она покачивалась из стороны в сторону, чередуя темноту с ярким светом. Пол и потолок были недавно выкрашены в черный цвет, запах краски все еще наполнял комнату, а стены были обиты звуконепроницаемыми панелями.
Руки и ноги Леонарда были примотаны скотчем к ручкам и ножкам старого деревянного стула. Он был раздет до трусов и галстука. Его рот был заткнут кляпом, наполненным кровью, и при каждом вздохе его тело сотрясала мелкая дрожь.
Стул был схвачен невидимыми руками и опрокинут на пол. Это движение не было выполнено с чрезмерной силой, но легкость, с которой оно было выполнено, говорила о том, что за ним стоит внушительная сила. Леонард получил перелом носа и рассеченную губу. Стул был возвращен на свое место, и голос похитителя раздался за правым ухом Леонарда.
- У меня есть ваше полное и безраздельное внимание?
Нападавший дождался невнятного и болезненного бормотания, которое с трудом пробивалось сквозь кляп, прежде чем продолжить.
- Полагаю, это не очень помогает вашим навыкам общения.
Рука прокралась вокруг головы Леонарда, сорвала клейкую ленту с его рта и вытащила большой шар из алюминиевой фольги. Вид кляпа не только объяснил предыдущие мурашки по позвоночнику, но и вызвал несколько новых спазмов.
Леонард тут же начал кричать о помощи и получил сильный удар по затылку. Кровь прилила к лицевой части черепа, усиливая пульсацию в носу и звон в ушах.
- Это бесполезно. У меня от воплей голова болит. Кроме того, комната звуконепроницаемая, так что любые крики о помощи просто глупы. Итак, теперь, когда вы можете говорить, мой первый вопрос - как вы себя чувствуете?
- Ч-что вам от меня нужно?!
- Ты хоть представляешь, сколько раз я слышал этот тупой вопрос? И каждый раз его задают так, как будто у меня есть четко определенный мотив. Конечно, он у меня есть, но обычно у людей, которые занимаются подобными вещами, его нет. Более того, люди спрашивают так, как будто мой мотив должен быть связан конкретно с ними или быть такого рода, что мое раскрытие причин почему вы здесь, смягчит это испытание. Ни то, ни другое не верно, и вопрос бессмыслен. Все будет понято позже. А теперь вернемся к моему вопросу. Как ты себя чувствуешь, Леонард?
- Ты знаешь мое имя?
- Удивительно, что можно узнать из чьего-то бумажника, Леонард. Твой ответ не отвечает на мой вопрос.
- Я боюсь, ясно? Это то, что ты хочешь услышать?
- Отлично. СТРАХ. Будем работать дальше, Леонард. Что касается твоего вопроса о том, хотел ли я это услышать, скажу следующее: единственное, что я требую от тебя во время нашего совместного времяпрепровождения, - это честность. Если бы ты испытывал сексуальное возбуждение от моего лечения, я бы хотел, чтобы ты сказал мне об этом. Конечно, страх облегчит мою работу, но и твое сотрудничество и откровенное описание того, что ты чувствуешь, тоже.
Леонард еще не видел лица человека, который держал его жизнь в своих руках, но он внимательно слушал. Похититель вышагивал взад-вперед позади него. Судя по звуку шагов, на нем были парадные туфли. Это предполагало довольно формальный стиль одежды. Обувь определенно не была кроссовками или тяжелыми ботинками, которые Леонард ожидал увидеть на психопате.
Голос был твердым, но не глубоким, с шероховатостью пожизненного курильщика. Его тон был интеллигентным и усталым от мира, хотя и не обязательно старым.
- Что скажешь, если мы начнем?
Свет погас.
Леонард слышал, как где-то впереди него двигаются предметы деревянной мебели. Незнакомец методично работал в темноте. В конце концов, слабый звук дыхания привел к тому, что незнакомец оказался прямо перед Леонардом.
Зажегся свет.
Глаза Леонарда перестроились и посмотрели на своего похитителя. Он выглядел как самый обычный офисный клерк средних лет на всей земле. Леонард был ошеломлен тем, что перед ним стояло это ничтожное существо. У него была небольшая щетина, слабые следы морщин смеха на щеках и редеющая линия волос. Одет он был просто, в темные брюки и белую рубашку на пуговицах непонятной марки и качества.
Нападавший усмехнулся.
- Не совсем то, что ты ожидал, не так ли? Не бойся. К тому времени, как все закончится, ты будешь удивлен гораздо больше меня, - oн сделал паузу, оценивая реакцию Леонарда. - Тебе, наверное, интересно, что я приготовил для тебя?
- Думаю, у меня есть неплохая идея!
- И ты ошибаешься, - ответил он с леденящей душу уверенностью.
Незнакомец сидел на таком же стуле, как у Леонарда. По обе стороны от него стояли складные столики с коробками, содержимое которых не было видно с того места, где сидел Леонард.
Из кармана рубашки мужчина достал скальпель, которым он ловко орудовал, пока говорил.
- Меня зовут... Роджер, - объяснил он.
Леонард заметил, что Роджер сделал многозначительную паузу и поднял взгляд вверх, прежде чем назвать свое имя, как будто он его выдумал. Если бы у Леонарда не было шансов выбраться живым, ему бы назвали настоящее имя нападавшего. Псевдоним означал надежду.
- Tы должeн быть польщен своим выбором. Твоя жизнь еще может иметь какую-то ЦЕННОСТЬ в этом мире.
- Ты что, совсем охренел?
- Хех, очередной тупой вопрос. Если бы я был в здравом уме, я бы так и сказал. Если я - сумасшедший, я, конечно, буду отрицать это и дам тебе такой же ответ. С таким же успехом ты можешь спросить меня, не патологический ли я лжец.
- ...
- Хватит логических игр. Мы не будем беспокоиться о внешнем мире, о правилах и нравах, которые его определяют. Мы будем жить настоящим моментом и при этом направим все свои силы на выполнение поставленной задачи.
Роджер взял скальпель и удалил зазубренный участок кожи с левой руки Леонарда. Последовавший за этим крик длился дольше, чем хотелось бы Роджеру.
Раздраженный жалобным воплем, Роджер взял скальпель за конец и резко ударил им по сломанному носу Леонарда. Боль была незначительной, но заставила пленника замолчать.
- Дорогой, Леонард, если ты начнешь кричать каждый раз, когда я к тебе прикасаюсь, это займет больше времени, чем нужно.
- Да пошел ты, больной ублюдок!
- Продолжим, - спокойно произнес мужчина. - Теперь у нас открытая рана на руке. Это ужасно неудобно для тебя, потому что, хотя сейчас это болезненно, есть вероятность инфекции и гангрены. Такое количество открытой плоти может привести к заражению крови и медленной мучительной смерти. Не весело, Леонард!
Леонард смерил своего мучителя свирепым взглядом, но промолчал.
- У меня рядом две коробки. В одной из них у меня есть все необходимое для современной аптечки. Там есть бинты, лента, антибиотики и антисептики местного действия. Все, что мне нужно для стерильного и правильного ухода за раной, находится в этой коробке. Тебе нравится эта коробка, Леонард? Другая коробка заполнена другими способами лечения раны. Йод для медицинской помощи в стиле 1940-х годов. Кошерная соль и виски, если мы выберем подход времен гражданской войны. А еще соус "Табаско" и наждачная бумага.
От таких перспектив у Леонарда начался приступ борьбы со своими узами и криков о помощи, которая никогда не придет.
- Сейчас, сейчас. Это не та вещь, о которой я склонен судить поспешно. У каждой коробки есть свои достоинства, которые нужно тщательно взвесить. Однако, если ты будешь вести себя как ребенок, я буду вынужден принять поспешное решение. Я могу выбрать коробку номер два просто потому, что она требует меньше терпения, чем коробка номер один. Я понятно объясняю?
Леонард погрузился в глубокое молчание.
- Tы, наверное, заметил, что во мне много ненависти и того, что можно описать как "настоящая злая жилка". Некоторые могут даже сказать, что во мне слишком много ненависти и ЖЕСТОКОСТИ для одного человека. Они были бы гораздо более правы, чем могли бы понять. В связи с этим, ты будешь испытывать больше боли, чем должен испытывать один человек. Тебе будет казаться, что ты умер тысячей смертей к тому времени, как все закончится.
Мужчина замер, и словно задумался о чем-то.
- Продолжим! Мы возвращаемся к вопросу о ящиках. Эти коробки содержат не только инструменты боли или облегчения. Они также содержат их возможности. Я могу быть милосердным или жестоким, а ты должeн попытаться угадать, какой вариант я выберу. Это в твоей природе - пытаться предугадать мой следующий шаг. Это хороший способ свести себя с ума, пытаясь залезть в мою голову. Так что же вдохновит меня помиловать тебя? Может быть, тихое послушание? Или я хочу видеть, как ты изрыгаешь на меня ругательства, как пьяный байкер? Чего я хочу от тебя, Леонард? Я собираюсь посидеть здесь немного и посмотреть, как ты будешь думать об этом.
Роджер откинулся в кресле и зажег сигарету. Взгляд Леонарда, почти побежденный, оставался более или менее неизменным. Если бы не решительная непокорность, с которой он бросал взгляд вниз, Роджер мог бы подумать, что его жертва была сломлена гораздо раньше срока. Глубоко затянувшись, Роджер решил потянуть время, ожидая, пока Леонард сделает хоть какой-то шаг.
Через десять минут Роджер начал вынимать содержимое аптечки, молча каталогизируя ее содержимое по мере того, как он раскладывал его на подносе. Когда это не вызвало никакой реакции, он переключил свое внимание на другую коробку: достал бутылку острого соуса и стал жонглировать ею из руки в руку. Так продолжалось несколько минут, пока он не зажег еще одну сигарету и не осмотрел Леонарда. В его глазах был тот же вызов, на губах та же гримаса. Порез на переносице начал зарубцовываться, и Роджер потушил сигарету об него, вернув Леонарду полное внимание.
- Я сейчас вернусь. Предупреждаю, что эта медитативная горечь навевает на меня скуку, и у меня может возникнуть искушение навязать тебе какое-нибудь оживление, когда я вернусь. Подумай над моими словами, и давай посмотрим, сможешь ли ты выбрать свою судьбу.
Свет погас, дверь открылась и закрылась, оставив Леонардa наедине со своими мыслями.
Боль превратилась в белый шум в затылке. Его беспокоила не непосредственная боль, а явная креативность Роджера. Однако он ожидал стерильного лечения своей травмы. Осложнения могли сузить возможности Роджера сделать все, что ему нужно. Слабое утешение, если оно было, было всем, что было у Леонарда.
Леонард знал, что его ждет еще больше боли и страданий, чем он мог себе представить. Минуты мимолетной доброты были лучшим, на что он мог надеяться. Он должен был сделать все, что в его силах, чтобы приблизить эти моменты. Он попытался думать.
Дверь открылась в темноте прежде, чем Леонард успел прийти к каким-либо значимым выводам. Шаги шаркающей походкой направились к двери. На один из столов что-то положили. Сквозь темноту пробился голос Роджера:
- Итак, как ты думаешь, какую коробку я собираюсь использовать, Леонард?
Леонард чувствовал что-то в воздухе в дюймах над своей открытой раной. Невозможность увидеть, что это было или когда оно появилось, лишила его разума и почти лишила способности говорить.
- Я не знаю! Мне все равно! Просто сделай это!
- Tы не cмог заставить себя посмотреть на эту ситуацию моими глазами, не так ли?
Леонард чувствовал, как невидимая рука подползает все ближе к ране.
- Я очень разочарован в тебе.
В тот момент, когда он больше всего ожидал ожога от кайенского масла и уксуса на открытой плоти, включился свет, и он увидел, что никакой руки рядом с его рукой нет, а Роджер невозмутимо сидит в своем кресле. На столе рядом с ним лежало буррито из микроволновки в ожидании острого соуса.
Прежде чем Леонард смог воспринять эту угрожающую сцену, он сжался в комок и издал хныканье человека под бормашиной дантиста.
Роджер тихо захихикал:
- Тысяча смертей, мой друг. Каждая из них хуже предыдущей.
Леонард уставился на своего похитителя, голова все еще гудела от адреналина и гнева.
- Что, полагаю, означает, что я совершу тысячу убийств.
Странное замечание Роджера вызвало на лице Леонарда отток мести в обмен на любопытство.
- Говори, пока можешь, - предупредил Роджер.
Леонард прикрыл болевшие глаза.
- Как большинство людей, которых ты знаешь, говорят о похищении человека и его пытках в течение длительного периода времени по причинам, которые он не может понять?
Смысл был понятен; но, несмотря на свою понятливость, Леонард обнаружил, что странный ответ выпал из его рта еще до того, как он успел подумать:
- Большинство людей, которых я знаю, называют это браком.
Он пошутил. Он пошутил над человеком, который сломал ему нос и содрал кожу с руки и который обладал способностью увеличивать эти повреждения в течение неопределенного времени. Возможно, начиналось безумие?!
- Хороший ответ. Есть кое-что, чем я могу восхищаться. Легкомыслие перед лицом неопределенного будущего.
Леонард осторожно заметил, что Роджер до сих пор не использовал термин "смерть" в буквальном смысле. Веселье Роджера оказалось заразительным, и Леонард попытался улыбнуться, стараясь слиться, сблизиться с человеком, который мог убить его в любой момент. Роджер оставался невозмутимым. Он резко повернулся и посмотрел на своего пленника.
- А что бы сказала твоя жена, если бы услышала, что ее муж так разговаривает?
Улыбка Леонарда исчезла так же внезапно, как и улыбка его похитителя.
- Как, черт возьми, ты узнал, что я женат? Этого нет в бумажнике!
- На тебе обручальное кольцо, Леонард. А теперь ответь на вопрос. Что бы сказала Кристина, если бы услышала, что ты так говоришь?
Леонард напрягся. Роджер пытался разжалобить его, упоминая его семью.
- Я думаю, она была бы слишком травмирована этой ситуацией, чтобы даже говорить.
- О! Tы растешь в моих глазах! И ты опять прав, - cнова эта леденящая душу уверенность. - Вот что я тебе скажу. Из-за твоего юмора перед лицом опасности я буду обрабатывать твою рану в сострадательной и стерильной манере. Достаточно СПРАВЕДЛИВО?
Леонард теперь боялся не только за себя, но и за свою семью, но изо всех сил старался оставаться сердечным.
- Спасибо.
Над его благодарностью посмеялись.
- Tы заберешь это обратно, прежде чем все закончится.
Не имея ничего другого, он принялся за работу, осторожно очищая рану антисептиком, который, хотя и жалил, был гораздо добрее, чем все, что было в коробке номер два. Очистив рану, похититель положил пару слоев чистой стерильной марли и надежно закрепил повязку, обернув ленту вокруг руки, стараясь не нарушить кровообращение.
- Вот так. Как ощущения?
- Намного лучше. Еще раз спасибо.
Не успело прозвучать слово "спасибо", как Роджер выхватил из-за пояса дубинку, обрушив ее со скоростью трескающихся костей на перевязанную рану. Леонард издал крик, который был заглушен резким ударом по голове, лишившим его сознания.


Когда Леонард очнулся, он увидел, что Роджер надевает латексные хирургические перчатки и раскладывает инструменты на подносе.
- Пришло время приступить к серьезной работе, Леонард. Мы "маленькие мессии", мой друг, и все же, какую жертву мы принесли? Практически никакой.
Леонард не успел ничего ответить, как алюминиевая фольга и клейкая лента вернулись на место. Скальпель был взят в руки, и на правой руке Леонарда был сделан глубокий болезненный разрез. Он рефлекторно прикусил шарик из алюминиевой фольги, что вызвало мурашки и усилило боль от разреза, так как кожа вокруг него натянулась.
- Видишь ли, Леонард. Я нахожусь на этой Земле именно с этой ЦЕЛЬЮ. Предназначен ли ты для этого с рождения или нет - это вопрос домыслов. Видишь ли, ты был избран для этого. Был ли это я или какая-то высшая сила, действующая через мою руку, - бесполезный спор. Разве ты не согласeн? - Роджер взял хирургическую иглу и нитку. - Теперь я не хочу, чтобы ты беспокоился об этих порезах. Игла и нитка были простерилизованы, а нитка пропитана йодом. Будет щипать, но это убережет швы от микробов и бактерий, которые могут вызвать инфекцию.
Его шов был грубым, но эффективным. Не пытаясь искалечить или повредить порезы, Роджер, тем не менее, был отнюдь не нежен, что заставило Леонарда несколько раз прикусить шарик из алюминиевой фольги.
- Только подумай о том, что мы делаем здесь добро, Леонард. Ты умираешь тысячей смертей. Подумай об этом.
Как только первый разрез был запечатан, Роджер быстро сделал еще один, в дюйме от первого. Второй разрез оказался немного глубже, и из него потекла струйка крови. Леонард взвизгнул, и в его горле раздался низкий стон.
- Прежде чем ты потеряешь сознание, позволь мне сказать тебе, что у меня достаточно эпинефрина и торазина. Любое время, которое ты проведешь в сладкой пустоте бессознательного состояния, - это моя ЗАСЛУГА.
Это были последние слова, которые услышал Леонард перед тем, как потерять сознание.
Сознание пришло в виде капельницы с эпинефрином. Роджер продолжал открывать и закрывать еще множество разрезов. Руки и ноги Леонарда были покрыты свежезашитыми повреждениями, которые дали о себе знать, когда под действием адреналина все его тело ожило. Мышцы конвульсировали, кожа натянулась, и свежие рваные раны натянулись на пропитанных йодом бинтах.
Попытка закричать привела к обычному приглушенному крику. Леонард оглядел комнату. Роджера не было видно. Затем был звук громкого фырканья. Тонкий туман поднялся в воздух над головой Леонарда и мягким каскадом опустился на свежие порезы. Пленник издавал жалкие крики и безумно боролся со своими узами, усиливая боль в изуродованной коже и посылая новые молнии боли в сломанную руку. Распылив туман, представляющий собой комбинацию лимонного сока, уксуса и отбеливателя, Роджер подошел к Леонарду.
- Обычно я бы не давал тебе спать во время всех этих разрезов, но я почувствовал, что смогу добиться гораздо более быстрого прогресса, если буду резать тебя без твоего плача. Кроме того, я всегда могу компенсировать ту боль, которую ты пропустил, теперь, когда ты в сознании. Как ты себя чувствуешь?
Глаза Леонарда бешено метались по комнате. Его сердце бешено колотилось. На мгновение он почувствовал себя достаточно сильным, чтобы попытаться сбежать, но тут же боль накатила снова. Если раньше он мог использовать шок и отстраненность, чтобы спокойно взглянуть на ситуацию, то теперь он был слишком взбешен, чтобы проложить себе путь к свободе. Адреналин, боль и эндорфины пели балладу о борьбе или бегстве, но его разорванные и ушибленные мышцы имели другие планы, оставляя его тело в состоянии заторможенности.
- Знаешь что? Моей работы по наложению швов было недостаточно, чтобы заклеить некоторые из этих ран, - безумец прошел в дальний угол комнаты и вернулся с промышленным паяльником. От этого зрелища Леонард начал еще более бесполезные и болезненные приступы сопротивления. - Я просто прижгу раны, ради безопасности!
Сначала он приложил паяльник к порезу на правом колене. Кожа на колене относительно устойчива к боли. Тем не менее, это была самая сильная боль, которую Леонард когда-либо испытывал. Боль уникальна. В месте контакта возникает сильное тепло, но нервные окончания там быстро погибают. Однако жар такой, что от центрального ожога исходит целый спектр повреждений и последующей боли. Ожоги с разрывом кожи по-прежнему мучают живые нервы, расположенные ближе всего к точке контакта. Вторичные ожоги, расположенные дальше, по-прежнему вызывают боль в плоти под кожей. Кроме того, ожоги первой степени, не более чем солнечный ожог, но появившиеся и покрывшиеся волдырями за считанные секунды, жгут кожу. Эти разнообразные боли составляют лишь малую часть палитры ощущений, затопляющих сознание жертвы.
Раздается звук, едва уловимый в тишине комнаты, но громоподобный в ушах жертвы; шипящий звук сжигаемых волос и первого слоя кожи, отдающего свою влагу обжигающему металлу. Шипение длится всего мгновение, а затем сменяется шипением плоти, готовящегося мяса. А какое мясо готовится без запаха? От жарящейся человеческой плоти исходит отвратительная вонь, усугубляемая для жертвы мускусом паленых волос, который распространяется впереди нее.
Эта симфония боли должна была звучать для Леонарда во всей своей полноте каждый раз, когда его похититель прикасался металлом к плоти.
- Tы уже понимаешь, почему ты здесь?
Леонард задыхался от рыданий и мог только качать головой. Слишком поврежденный, чтобы двигаться, слишком одурманенный, чтобы потерять сознание, он был зажат в кресле и в руках своего безумного мучителя.
- Ну, видишь ли, я как губка, - железо коснулось плоти, заиграла симфония. - Я все впитываю.
Еще одна пауза, и третье повреждение было запечатано:
- В частности, я впитываю НЕГАТИВ. Tы знаешь, что это значит?
Леонард снова покачал головой, на этот раз более отчаянно, так как боль усугублялась с каждой секундой.
- Когда я говорю "негатив", я имею в виду так называемые плохие чувства. Я имею в виду гнев, ненависть, горечь, ярость, зависть, презрение и жестокость. Все эти разнообразные чувства, которые могут заставить совершенно нормальных людей совершать подобные вещи.
По мере того как Роджер произносил литанию негативных эмоций, он прикасался паяльником к каждой ране. Леонард снова упал в обморок, но остался в ловушке химически принудительного состояния сверхчувствительного сознания. Его разум хотел улететь в какое-то безопасное и теплое место подальше от тела, но его удерживали фармацевтические цепи.
- Люди, испытывающие подобные эмоции, не доводят себя до чего-то настолько серьезного, - шипение и жжение, еще один порез запечатан. - Что подводит меня все ближе к причине, по которой мы сейчас здесь. Видишь ли, обычно эмоции, которые я впитываю, принимают форму маленьких проблем. МАЛЕНЬКИЕ преступления, маленькие грехи и маленькие проступки. Иногда это такие мелочи, как подрезать кого-то на перекрестке или нагрубить кассиру. По иронии судьбы, обычно именно такое поведение заставляет человека совершать подобные поступки. Рождаются порочные циклы.
- Есть еще БОЛЬШИЕ грехи и большие преступления. Они происходят из одного и того же места, ты знаешь. Убийство - это всего лишь результат негатива, так же, как и начало драки, обзывание или карточное шулерство: беззаботное выражение негатива, - Роджер продолжал шаг за шагом прижигать ноги Леонарда. - Tы понимаешь, о чем я говорю?
Леонард к тому времени не мог даже покачать головой. Он повесил голову, глаза были плотно закрыты, из уголков сочились слезы. Его грудь вздымалась от тихих рыданий. Он знал людей, которые наслаждались болью, сексуальных мазохистов и наркоманов. Все они говорили о прозрении; о моменте ясности и спокойствия, который наступает, когда тело переходит через край. Он уловил слабый вкус этого побега со сломанной рукой и разбитым носом. Он начал парить, и хотя он ненавидел жуткое чувство отстраненности, когда это происходило с ним, сейчас он жаждал ощутить его снова. Тщательно отрегулированные капельницы в его руке следили за тем, чтобы он оставался там, где был, телом, разумом и душой. Роджер был хорош. Он уже делал это раньше. Впервые болезненно реальный призрак неизбежной смерти поднял свою уродливую голову, отчего рыдания Леонарда стали еще более жалкими.
Кулак Роджера врезался в уже поврежденное лицо Леонарда с удивительной силой и незаметностью. Апперкот отбросил стул назад настолько, что он едва не опрокинулся на спинку. В ушах зазвенело, но не смогло заглушить крик его похитителя.
- Ты, сопляк! Думаешь, мне это доставляет удовольствие? Ты вообще слушал меня?! Все эти чувства, вся эта ненависть, гнев, страх, горечь и презрение - это не веселье. Сначала это немного торопливо. Покалывание в основании мозга, горячее чувство в руках, готовых наброситься на первого человека, достаточно глупого, чтобы перечить мне. В нем есть сила, которая приходит вместе с ним. На этом все не заканчивается. Она продолжает нарастать. Оно накапливается в щелях моего существа и чувствует себя как дома, потому что есть шанс, что оно уже было там раньше. Оно строится, пока я не освобожу его. Как здесь. Как сейчас. И почему я прохожу через это? Потому что это мой крест, который я должен нести. Потому что, беря все эти эмоции, все эти маленькие жестокости и частные убийства и выливая их в один чистый, простой и изолированный акт, я очищаю мир в целом. Я останавливаю порочный круг и замедляю колесо кармы. Этой жертвой я спасаю жизни, умы и души. Это не хобби. Это моя судьба. Это наша судьба. Мы - мессии!
Глаза Леонарда расширились от шока, страха и отчаяния. В них также появилось чувство жалости, которое казалось неуместным.
- Ты хочешь знать, какое место во всем этом занимаешь ты?
Леонард слабо кивнул в знак согласия.
- Есть обратная сторона всей той желчи, которую я принимаю на себя. На каждую жестокость есть страдание. На каждое преступление есть жертва. Когда кто-то бьет другого человека, он чувствует укор, а когда кто-то совершает убийство, кто-то другой должен умереть. Вы берете все это на себя и изгоняете в этом чистом акте. В этом же ритуале, в котором я изгоняю из общества всех демонов, которых могу, вы берете на себя его боль. Вы берете его страдания, кровотечения, синяки, плач и муки. Мы "маленькие мессии", Леонард. Гордись тем, чего ты добился здесь сегодня. Твои маленькие "косяки" со временем могут перерасти в БОЛЬШИЕ трагедии. Мы не можем этого допустить.
Ужас, который таился в этот момент, был сильнее всего, что чувствовал Леонард. Он не знал, что чувствовать, что говорить. Боль все еще будоражила его нервную систему, а кровь все еще капала теплой и липкой струей из некоторых менее аккуратных порезов. Ему казалось, что он сломлен, но последствия всего, что было сказано, были таковы, что он знал: его испытание только начинается. Если что и могло утешить его, так это мысль о том, что он помогает человечеству и что его мучитель страдает так же, как и он. Ему отчаянно хотелось во все это верить.
Роджер громко хлопнул в ладоши:
- Ах, как я болтлив.
В улыбке, расплывшейся по его лицу, было достаточно признаков веселья, чтобы бросить тень сомнения на все, что предшествовало этому. Была ли вся эта болтовня частью игры? Или это была правда? Роджер выключил капельницы. Возможно, он наконец-то устал. Он ждал, пока наркотики выйдут из организма Леонарда, попутно вырисовывая на жертве замысловатые узоры паяльником.
Когда наконец показалось, что действие наркотиков закончилось и Леонард готов погрузиться в сон, или бессознательное состояние, или ту черноту, название которой не имеет значения, Роджер резко шлепнул по сломанной руке, чтобы привлечь его внимание.
- Ты выглядишь так, будто тебе не помешает отдых. Хорошая идея, Леонард, у тебя был тяжелый первый день. При этом...
Роджер достал большой кинжал и неожиданно вонзил его в правую щеку Леонарда. Он пробил шар из алюминиевой фольги и вонзился в другую сторону лица Леонарда. Брызнула струйка крови. Затем Роджер ударил Леонарда в челюсть, снова вырубив его.


Леонард очнулся от приятного легкого шока, когда ему в лицо плеснули стакан холодной воды. Колотые раны на его лице были зашиты более тщательно, чем другие порезы. Его руки и ноги были развязаны, а сломанная рука лежала в перевязи. Роджер смотрел на него со спокойным, почти облегченным выражением лица.
- Ты можешь идти, Леонард. Я думаю, ты извлек урок. За все в этом мире надо платить. А зло, пусть даже маленькое, должно быть наказано. Иди!
- Ч-ч-что?!
Роджер протянул ему трость. Его ноги, хотя и были ужасно обожжены и постоянно болели, все еще функционировали:
- Ты сомневаешься в моем предложении?
Леонард взял трость.
- Н-нет. Вовсе... нет.
Как ни странно, он говорил серьезно. В поведении Роджера произошла перемена. Казалось, он был очищен, ритуал завершен. Более того, Леонард так хотел свободы, что с радостью отбросил все подозрения. Ковыляя, он добрался до двери и открыл ее, наткнувшись на свет за порогом.
Он умер еще дюжиной смертей, более тяжких, чем все, что навязал ему Роджер. Он стоял в коридоре перед собственной спальней. Когда его тело начало разрушаться, его схватили сзади за волосы. Роджер рывком втащил его в комнату и захлопнул дверь. Леонард стоял на изуродованных коленях, и только хватка Роджера за волосы не давала ему упасть на пол. Роджер наклонился к уху Леонарда и прорычал:
- Ты испытал СТРАДАНИЯ, кровотечение и синяки, но ты еще не начал понимать, что такое настоящие мучения!
Он бросил свою искалеченную жертву на пол.
- Это твоя спальня, Леонард, комната, где вы с Кристиной занимались любовью и шептали столько сладких нотаций за годы брака. Не волнуйся. Она не будет мешать нам в ближайшее время. Я уже позаботился об этом.
Дверь закрылась, и начались настоящие мучения.