«Проститутка на заднем сиденье» Эрик Уильямс

В то утро, когда штат освободил меня из тюрьмы, холодный воздух, серое небо и мой никчемный-кусок-дерьма-отец ждали меня за бетонными стенами.
Прежде чем я переступил порог свободы, я вскрыл конверт из плотной бумаги, в котором были мои личные вещи. Охранники конфисковали их прямо перед тем, как вручить мне тюремную форму в день моего прибытия. Теперь я получил их обратно и не мог вспомнить, что они забрали.
Я заглянул внутрь. Одни дешевые наручные часы с севшей батарейкой: мусор. Фотография моего ныне мертвого бультерьера Брутала: мусор. Три палочки окаменевшей жевательной резинки: мусор. Один швейцарский армейский нож: напоминание о моем детстве до того, как жизнь стала отстойной. Папаша подарил его мне, когда мне было пять. Он начал употреблять наркоту два года спустя.
Я убрал нож в карман и выбросил все остальное. Выбросил вместе с остальным моим прошлым и сделал свой первый шаг в новое существование.
Дверь за моей спиной закрылась, охранник с другой стороны повернул замок до упора, оставив нас с отцом наедине впервые за пять лет. Он прислонился к капоту своего вишневого "Шевроле" 65-го года выпуска, склонил голову набок и глубоко затянулся "Мальборо". Пять лет и сорок футов разделяли нас, но этот сукин сын выглядел и пах так же.
- Привет, сынок.
Густое облако дыма сопровождало его слова и поднималось вокруг его кожистого лица.
Только один ответ нашел выход из моего горла.
- Какого хрена ты здесь делаешь?
У меня была довольно хорошая идея, почему, но я решил, что прикидываться дурачком может сработать достаточно долго, чтобы я смог выбраться из города.
- Это сейчас такой новомодный способ приветствовать своего старика?
- Я не проявляю вежливости к кускам дерьма.
Я высвободил ноги из положения, к которому они, казалось, были приклеены, и направился к автобусной остановке. Просто хотел сесть на автобус и договориться о поездке на запад. У меня было достаточно денег на проезд. Я не знал, куда пойду, и мне было все равно. Но я знал, что запад был далеко от всего этого дерьма. Далеко от папаши.
Когда я приблизился к "Шевроле", он откинул капот и преградил мне путь. Я подумал, что папа знал, что у меня более чем достаточно денег на проезд в автобусе. Или это, или он хотел, чтобы я снова работал на него, что было просто его способом держать меня под каблуком.
- Что это должно значить? - cпросил папаша.
- Ты точно знаешь, что это значит, - oн выглядел так же, как в ту последнюю ночь, когда я его видел, в ту ночь, когда он протаранил Уолтера пикапом "Форд", вплоть до той же проклятой ухмылки. - Посмотри за мою спину. Видишь то большое сооружение? Я провел там пять лет из-за тебя.
- Нет, не ради меня.
- Иди нахуй. Отправляйся своей дорогой, папа.
- У меня есть для тебя работа.
- Я не хочу иметь ничего общего ни с твоей работой, ни с тобой.
- У меня есть место, где ты можешь остановиться. Не отвергай меня, не выслушав, что я могу предложить.
- Я покончил с тобой. Я попрощался в тот день, когда меня отправили сюда.
- Эта работа законна. Я больше не занимаюсь порошком.
- Теперь я должен тебя уважать? Ты не торгуешь порошком. Отлично. Вместо этого ты, наверное, готовишь метамфетамин.
- Я предлагаю тебе честную работу, хорошую зарплату и постель. Почему бы тебе не сесть в машину и не выслушать меня?
- Ты знаешь почему. Ты точно знаешь почему.
- Считай это предложением мира. Ты помог мне. Теперь я помогаю тебе. Приведем все в порядок.
- Ты не знаешь, когда сдаться.
- Послушай, садись в машину и выслушай меня. Если тебе нравится то, что ты слышишь, тогда тебе найдется, где переночевать сегодня вечером. Если нет, то я бесплатно подвезу тебя до города, и я оставлю тебя в покое.
- Считай это официальным отказом. Я не сяду в твою машину.
Я попытался пройти мимо него, но его рука схватила меня за бицепс. У него все еще была железная хватка.
- Сядешь.
Лицо отца напряглось, губы скривились в усмешке. Его тон утратил дипломатичность.
- Нет, не сяду.
- Сядешь.
- Почему ты думаешь, что я это сделаю? Предложения мира? Ложные обещания? Я уже слышал эту чушь раньше.
Папа кивнул в сторону заднего сиденья "Шевроле". На заднем сиденье лежала связанная женщина с кляпом во рту. Ее широко раскрытые глаза уставились на меня. Кровь окрасила белую тряпку красными пятнами. Ее юбка была задрана на бедрах, открывая то, что дал ей Бог. Возможно, она задрала ее непроизвольно, ерзая на сиденье. Возможно, папашa изнасиловал ее, пока ждал, когда я выйду. Последнее, вероятно, более вероятно, чем первое.
- Ты знаешь, что я с ней сделаю, если ты этого не сделаешь.
- Какое мне дело до двухдолларовой шлюхи? Ваши с ней дела не имеют ко мне никакого отношения.
- Ты пропустил комиссии по условно-досрочному освобождению и отсидел все пять лет. Почему? Ты боялся, что тебя выпустят?
Я ничего не сказал.
- Или это было потому, что ты не хотел быть на поводке у надзирателя по условно-досрочному освобождению?
Папашa был на шаг впереди меня, но я молчал.
- Видишь ли, я думаю, ты отсидел свой полный срок, чтобы в тот день, когда выйдешь на свободу, быть свободным. Таким образом, ты мог бы дойти прямо до этой автобусной остановки и навсегда покинуть город, не опасаясь преследования федералов. Но если бы ты это сделал, ты бы ушел, не повидавшись со мной, а я пока не готов тебя отпускать. Видишь ли, сынок, я не хочу, чтобы ты уходил. Я хочу, чтобы ты сел в машину, чтобы мы с тобой могли немного мило поговорить о твоем будущем.
Я должен был предвидеть, что к этому придет. Должен был знать, что папашa не позволил бы мне так просто уехать из города, знал он о моей заначке денег или нет. Он хотел держать меня рядом, но избиения или убийства какой-нибудь шлюхи было недостаточно, чтобы удержать меня рядом.
- Мне нужно успеть на автобус, - сказал я.
- Ты бы закрыл глаза на эту бедную девушку и позволил бы ей умереть только для того, чтобы освободиться от меня и этого города? Заведение не смягчило твое сердце, да?
- Совершенно верно.
- Что ж, тогда, наверное, мне нужно напомнить тебе, что у меня есть с собой и другие инструменты ведения переговоров.
Ему больше не нужно было ничего говорить. Папашa все время носил с собой пистолет 357-го калибра и складной нож. Пистолет меня не напугал, потому что папа был не настолько глуп, чтобы вытаскивать его перед тюрьмой. Но я знал, что он без колебаний выпотрошит меня и оставит умирать на месте.
- К чему все эти разговоры о том, чтобы действовать законно? - cпросил я. - Почему ты не пригрозил мне сразу?
- Потому что я хотел красиво усадить тебя в машину. Хотел сохранить вежливый тон перед этой милой тюрьмой.
- Будь ты проклят.
- Садись в машину.
- Ты, долбаный ублюдок.
- Садись.
Мои кулаки сжались, я был готов драться. Но я знал своего отца. В нем ничего не изменилось. Что означало, что он держал складной нож наготове. Знал, что он разрежет меня от живота до члена, если я сделаю хоть одно неверное движение. Затем он убьет шлюху для пущей убедительности.
Я посмотрел на нее, увидел панику в ее глазах, а потом подумал о его ноже и смирился с тем, что этот сукин сын загнал меня в угол.
- Садись.


Папаша ехал на безопасной скорости по лесной проселочной дороге #9. Я похлопал себя по бедру и попытался придумать выход из этой передряги. Шлюха сзади застонала. Нужно было выпутаться из этого, не запачкав руки в крови. Я не мог рисковать еще одним пребыванием в тюрьме.
Отец ни разу не упомянул о деньгах. Возможно, он не знал. В конце концов, он никогда не выходил на связь, пока я был внутри. Но тогда зачем использовать шлюху, чтобы добраться до меня? Он знал, что мне насрать на нее или на кого-либо еще. Единственный человек, с которым у меня были связи - был он, и я хотел, чтобы они были разорваны как можно скорее.
- Кто эта шлюха? - cпросил я, пытаясь найти хоть какой-то намек.
- Проститутка, сынок. Шлюхи делают это бесплатно.
- И какое она имеет отношение к тому, что ты делаешь?
- Это простой вопрос доверия. Я тебе не доверяю.
- Я отсидел пять лет в тюрьме. Разве этого недостаточно для гарантии?
- Нет.
- Черт возьми, я отдувался за тебя. Пять гребаных лет за то, что ты сделал. Этого должно быть достаточным доказательством того, что я хочу, чтобы это было мертво и похоронено вместе с тем бедным ублюдком, которого ты сбил.
- Мне нужно, чтобы ты был рядом, сынок. То, что ты отмотал срок в тюрьме, не имеет ко мне никакого отношения.
- Я был там из-за тебя.
- Ты был там из-за себя. Ты не сдал меня, потому что чувствовал себя виноватым. Потому что ты не остановил меня. Ты считал, что заслуживаешь наказания за то, что позволил мне проехать грузовиком через грудь Уолтера.
- Я не позволял тебе ничего делать. Уолтер был твоим косяком.
Папаша усмехнулся.
- Да, ты это сделал. Ты чертовски хорошо знал, почему я собирался встретиться с Уолтером. И ты чертовски хорошо знал, что я с ним сделаю. Это был не первый раз, когда ты видел, как я срываюсь на ком-то, кто не мог заплатить.
- Я знал, что ты умрешь в тот момент, когда тебя посадят в тюрьму. Все твои враги чуть не убили меня только за то, что мы носим одно и то же имя. Я спас тебе жизнь.
- Я знаю, что ты сделал, и это не имеет ко мне никакого отношения. Отбывание срока было твоим раскаянием. Полный срок был твоим билетом на свободу, но я не могу тебя отпустить.
- Пошел ты.
И твои интеллектуальные игры. Папаша держал свои карты поближе к груди и плел паутину, как дерьмовый паук.
- Если ты сделал это для меня, если ты сделал это, чтобы защитить меня, тогда ты не должен испытывать никакой неприязни к своему дорогому старому папе или возражать против того, чтобы остаться и тусоваться с ним. В конце концов, это был такой самоотверженный поступок. И все же ты готов запрыгнуть в первый же автобус, уехавший из города. Можешь ли ты сказать, что не испытываешь ко мне неприязни? Можешь ли ты сказать, что любишь меня?
- Нет.
В какую бы игру он ни решил поиграть, он решил затянуть ее, а не переходить к делу.
- Видишь ли, ты попал в тюрьму виноватым, сожалеющим о том, что натворил. Взял вину на себя. Непредумышленное убийство на дороге. Темная туманная ночь и Уолтер под кайфом. Твое детское личико убедило присяжных в том, что это чушь собачья. Но ты думал, что заслуживаешь большего, а не меньшего. В тюрьме ты обрел Бога, Будду или, может быть, научился духовно любить мужчину. Теперь ты другой человек. Ты отсидел свой срок, примирился с самим собой и решил, что, когда выйдешь, уйдешь навсегда. Но ты все равно кое-что знаешь обо мне.
- Что у меня есть на тебя, пап? Ни хрена. За все то время, что я был в тюрьме, я ничего не сказал. И поверь мне, возможность была. Но мои знания о твоей жизни умерли пять лет назад. И я хочу сохранить их такими. Я ничего не могу на тебя повесить.
- Ты знаешь такое дерьмо, которое невозможно забыть. Больше, чем мне удобно. Я знаю все о сделках, которые тебе предлагал окружной прокурор. Я поддерживал связь с людьми внутри, оставаясь дружелюбным. Но чувство вины сильно, и оно хорошо поработало, заставляя тебя молчать. Теперь ты на свободе, и мне нужно самому увидеть, каким человеком ты стал.
Возможно, он действительно верил в то дерьмо, которое нес. Да, я чувствовал себя немного виноватым из-за того, что позволил ему убить Уолтера, но я взял вину на себя, потому что это избавило меня от него. Тюрьма была первой свободой, которой я когда-либо наслаждался.
- А она? - cпросил я. - Угрожать ей бесполезно. Собираешься убить ее сейчас, раз от нее нет никакого толку?
- Что-то в этом роде.
Проститутка кричала с кляпом во рту.
- Отпусти ее. Я даю тебе слово. Все, что я когда-либо мог использовать против тебя, теперь забыто. Но я не буду работать на тебя и не останусь твоей марионеткой. Сначала тебе придется убить меня.
- Увидим.
- Как все будет? А? Объясни это по буквам!
- Я скоро это сделаю.
- Сейчас.
- Скоро.
Я пару раз ударил кулаком по приборной панели и наорал кучу дерьма, но все это отскочило от него. Его игра, его правила. Папаша продолжал вести машину, а я смотрел в окно на проплывающий мимо лес.
- Куда мы направляемся?
- Мы будем там достаточно скоро.


Прошло тридцать минут тишины. Ну, не тишины, просто без разговоров. Папаша что-то напевал. Я похлопал себя по бедру, и проститутка слабо застонала из-за кляпа.
Мне не удалось найти выход из положения, каким бы он не был. Отец что-то задумал, чтобы завоевать мое доверие и удержать меня на месте. Она волновала меня не больше, чем муравей. Но я не хотел смотреть, как он убивает другого человека. Был ли у меня выбор?
Мы подъехали к обшарпанной старой лачуге посреди леса Блэкуотер. Я никогда не был там раньше, но у меня было неприятное ощущение, что отец бывал там много раз. У лачуги была только одна цель, и не для отдыха. Раньше для такой работы у него был обшарпанный трейлер неподалеку от пляжа. Очевидно, с тех пор, как я попал в тюрьму, он стал деревенщиной.
- Заходи, - папашa заглушил двигатель. - Я заберу проститутку.
Он так и сделал, затащив ее брыкающееся и скулящее тело внутрь.
В лачуге пахло свежей мочой животных и смертью. Тусклый солнечный свет проникал сквозь покрытые грязью окна. Плесень распространилась по большей части потолка и по сучковатым сосновым стенам. Пол был покрыт пятнами крови. Как только я огляделся, я понял, как папашa планировал добиться моей лояльности. Не знаю, почему это не пришло мне в голову раньше.
- Я не собираюсь ее убивать, - сказала я, когда отец опустил проститутку между нами.
- Что?
- Ты хочешь, чтобы ее кровь была на моих руках, но я не убью ее.
- Серьезно?
- Я знаю, что это то, чего ты хочешь. Я убью ее, и тогда у тебя будет то, что ты всегда можешь иметь надо мной. Ты ведь хочешь верности, верно?
Папа усмехнулся.
- Нет.
- Тогда что, ты, кусок дерьма?
Он потянулся за спину и вытащил револьвер 357-го калибра, который был засунут сзади в штаны. Папашa направил пистолет в голову проститутки и взвел курок.
- Я собираюсь убить ее. Не тебя.
- Что?
Я шагнул вперед.
- Я убью ее у тебя на глазах. Если ты решишь сдать меня, ты станешь убийцей.
- Чушь собачья.
Потом я заметил, что на отце были перчатки. Должно быть, он натянул их перед тем, как привести проститутку.
- Этот предмет кажется знакомым? - cпросил папашa.
Калибр .357 ничем не отличался от...
Моего.
Который он подарил мне, когда мне исполнилось восемнадцать. Точно такой же, как у него, но с моими инициалами на рукоятке.
- Ты хранил пушку в своей машине, - сказал папашa. - Я забрал ее до приезда полиции. Я позаботился о том, чтобы не прикасаться к ней голыми руками.
Это означало, что на пушке все еще были мои отпечатки пальцев.
- В ней все еще остались последние три патрона, которые были у тебя, когда ты стрелял из нее в прошлый раз.
Он хранил револьвер последние пять лет. Если он застрелит ее...
- Даешь показания, показываешь пальцем, получаешь десять центов за любую мою деятельность, рассказываешь окружному прокурору о других телах, от которых я избавлялся в прошлом - я заберу тебя с собой. Убегай, иди пешком или даже выползай из города, и этот пистолет окажется у входной двери полицейских вместе с указаниями, где найти тело.
Проститутка кричала из-за кляпа.
- Ты работаешь на меня, сынок. Ты - мой.
- О'кей, я - твой. Клянусь. Я сделаю все, что ты захочешь. Доставлю порошок, мет, что угодно. Только не убивай ее.
- Твое слово для меня ничего не значит. Знать, что ты вешаешь мне на уши ответственность за убийства и наркотики, знать, что ты можешь сбежать в любой момент - неприемлемо. Мне нужно заклеймить тебя кровью, сынок. Ее кровью.
- Почему бы просто не убить меня? А? Если ты так беспокоишься обо мне, убедись, что я никогда не проболтаюсь.
- Живой, ты для меня дороже.
- Деньги... хорошо. Я отдам тебе деньги Уолтера.
Папашa склонил голову набок.
- Какие деньги?
- Деньги Уолтера. Они у меня. Я забрал их в ночь перед тем, как ты убил его. Он был слишком под кайфом, чтобы помнить.
- Ты подставил Уолтера?
- Да, и я отдам тебе деньги, если ты позволишь мне уйти.
- Ты позволил мне убить Уолтера, чтобы оставить себе деньги. Ты отсидел свой срок, чтобы искупить вину. И у тебя хватает наглости судить меня, мелкий засранец.
- Со временем я заплатил все, что был должен. Я взял вину на себя, чтобы уйти от тебя. И я отдам тебе деньги, чтобы помирить нас и отмазать ее.
- Сто штук, - папашa усмехнулся. - Я зарабатываю столько за месяц, толкая "мет". Держать тебя под каблуком стоит большего, особенно теперь, когда я знаю, какой ты на самом деле скользкий кусок дерьма.
Паника захлестнула меня. Папашa повернулся и посмотрел через дуло 357-го калибра в карие глаза проститутки. Оставалось всего несколько мгновений до того, как он нажмет на курок. Этот сумасшедший ублюдок убил бы ее только для того, чтобы держать меня в узде, держать меня рядом.
- Прости, дорогая.
Я огляделся в поисках оружия на расстоянии вытянутой руки. Ничего не нашел. Потом я вспомнил о швейцарском армейском ноже.
Я вытащил нож из кармана джинсов, щелкнул лезвием и шагнул вперед. Однако отец заметил это и повернулся ко мне, в другой его руке ожил складной нож.
Сократив расстояние до того, как он успел вонзить лезвие мне в живот, я быстро метнулся вперед и воткнул кончик швейцарского армейского ножа сбоку в его шею, а он схватился за рукоятку.
Он закричал и попытался развернуться с пистолетом. Я ударил его по руке, сбив 357-й калибр на пол. Пистолет выстрелил, пуля пробила одно из окон.
Я ударил его ногой под коленку и повалил на пол. Папаша пытался отбиться от меня, но я всем своим весом навалился ему на грудину. Его дымное дыхание ударило мне в лицо, и я пришел в ярость. Его рука выпустила складной нож, оставив его погруженным в мягкую плоть моего бока.
Снова и снова я вонзал нож ему в шею. Его теплая кровь так пропитала мою руку, что я выпустил нож, и три четверти стали осталось в мягких тканях под челюстью.
Дыхание отца стало прерывистым, затем прекратилось. Он посмотрел на разбитое окно и закатил глаза. Проститутка продолжала приглушенно вопить.
Я посмотрел на свою руку. Вид крови вызвал бы у меня отвращение, если бы я не знал, что это кровь моего отца. Это знание наполнило меня чувством тепла и уверенности.
Все было кончено.
Наконец, все закончилось. Я должeн был знать, что никогда не смогу убежать от него. Все всегда зависело от него, и он должен был умереть, чтобы я стал свободным.
Вой проститутки вернул меня в настоящее. Я вытащил складной нож из бока. Рана кровоточила, как течка у сучки, но я буду жить. Я вытер руку о грудь папаши, а затем подошeл, чтобы вынуть кляп у нее изо рта.
Я резко остановился. Она все слышала и видела. Она могла рассказать свою историю о том, как папашa планировал убить ее. Как я убил его, чтобы спасти ее. Но чертова шлюха могла бы также рассказать, как я признался в том, что подставил Уолтера. Как я украл деньги и позволил ублюдку умереть за это. Как я убил отца, чтобы спасти себя, и мне было наплевать на нее.
У меня задрожали руки. Я посмотрел на труп моего отца и представил, как снова попаду в тюрьму. Я думал, как он, и ненавидел себя за это.
Папашa победил.
Я поднялся на ноги и схватил .357-й. Я посмотрел на нее в тусклом свете. Все эти годы только для того, чтобы вернуться назад? На этот раз на всю жизнь? Я не мог этого сделать. Я знал, что не выживу. Я бы ни за что не вернулся.
Только одно решение. Только один выход из этой ловушки.
Я взвел курок.
Только один выход. Только один способ наконец стать свободным.
Затем я услышала папашин голос в своей голове: Зачем оставлять живого свидетеля?
Я навел пистолет и всадил две пули в голову проститутки. Ее кровь смешалась с кровью отца в луже, покрывающей их тела.
- Будь прокляты вы оба.
Я оставил их гнить в хижине и взял папин "Шевроле". В тридцати минутах езды от лачуги, посреди ночи, я сбросил машину с пистолетом и ножами в озеро.
Теперь я направляюсь на запад с деньгами Уолтера в руках. Теперь я оставляю это дерьмо позади, оставленное мертвым на полу заброшенной хижины у черта на куличках.