«Камилла» К. Ленц

Из окон бара на улицу струились теплый свет и оживленный смех. Тереза остановилась, глубоко вдохнув морозный воздух. Ей чудилось, будто чей-то взгляд неотступно следует за ней. Проходя мимо, она задела вывеску у двери, и мел оставил белесый след на ее пальто.
Для понедельника в баре было оживленно. В отличие от пятниц и суббот, которые заведения редко отводили под лесбийские вечера, в этот будний день тяга к общению переполняла зал. Почти все столики и укромные кабинки были заняты, и лишь барные стулья у стойки одиноко ждали своих гостей.
Тереза села между двумя болтающими парами и заказала пиво. Она окинула взглядом зал. Все вокруг разговаривали и смеялись, собравшись группами или парами. Никто, казалось, не замечал ее.
Но это не избавляло от ощущения, что она выделяется, будто на нее направлен прожектор. Конечно, Тереза чувствовала себя так всегда, выходя в люди, но твердила себе, что не может вечно прятаться.
Она уставилась в свое пиво, стараясь стать незаметнее.
— Ищешь кого-то? — раздался голос позади.
Тереза обернулась и увидела женщину с крашеными черными волосами и выбритым виском. Ее откровенное кожаное платье было куда смелее всего, что Тереза могла бы надеть. Она пожалела о своем скромном выборе — рубашке на пуговицах и джинсах.
— Простите?
— Ты все оглядываешься, — заметила женщина. — Должна была с кем-то встретиться?
— Ох, нет, — ответила Тереза, чувствуя, как лицо заливает жар. — Просто… боюсь наткнуться на свою бывшую, Камиллу. У нее привычка появляться там, где я.
Женщина кивнула.
— Понимаю. Сцена у нас небольшая. Хотя тебя я раньше не видела. Меня, кстати, зовут Анна.
— Тереза. Я в последнее время редко выбираюсь.
— Надеюсь, теперь будешь чаще, — улыбнулась Анна.
Тереза нервно хихикнула.
— Это в планах, — сказала она, краснея.
— Кстати, о планах, тут немного тесно, — Анна кивнула в сторону двери. — Я собиралась выйти покурить. Не хочешь на пару минут на улицу? Кажется, ты почти допила.
Бутылка пива была еще наполовину полной, но темное стекло и рука Терезы, обхватывающая ее, создавали иллюзию, будто она почти опустела. Тереза бросила еще один взгляд на зал, пытаясь вообразить, как могла бы вклиниться в чью-то беседу. Она отмахнулась от мысли, что Анна ненавязчиво подталкивает ее допить скорее.
— Да, — кивнула Тереза. Она сделала несколько больших глотков, стараясь не слишком это афишировать. — Я, в общем, закончила.
Она оставила бутылку на стойке и последовала за Анной на улицу.
Дыхание Терезы выглядело почти таким же густым, как дым, который Анна выдыхала в зимний воздух. Тереза обхватила себя руками и слегка подпрыгивала, чтобы согреться.
— Приятно вдохнуть свежего воздуха, — сказала Анна. — К тому же здесь можно друг друга расслышать.
— Да, — ответила Тереза, стараясь не стучать зубами. — Мне нравится с тобой говорить.
Анна открыла рот, чтобы что-то сказать. На миг Тереза испугалась, что она укажет на очевидное: их беседа едва вышла за рамки светской болтовни, а единственная связь, которую Тереза ощущала, была лишь ее отчаянным желанием не сидеть в одиночестве. Но Анна лишь поднесла сигарету к губам.
— Мне это часто говорят, — сказала она, и дымные слова выскользнули вместе с ее усмешкой.
Звук четких, уверенных шагов нарастал, приближаясь. Из мрака тротуара, словно призрак, выступила женщина в безупречных сапогах и роскошной меховой накидке. Ее обнаженные лицо и колени поражали безупречной гладкостью и мраморной бледностью кожи.
Яркие глаза женщины метнулись от Терезы и Анны к вывеске. Под размазанным следом от пальто Терезы, где мел прежде складывался в слова «Заходите», теперь красовалась затейливая надпись с завитушками и сердечками, рекламирующая девичник, который проводится в баре раз в два месяца.
Женщина поджала губы.
— Чудесная ночь, — бросила она, проходя мимо входа на террасу.
— И правда, — дерзко ответила Анна. Пока женщина не вышла из зоны слышимости, она покачала головой и добавила: — Ну и люди.
— Эй, ты в порядке? — спросила она Терезу.
Кожа Терезы посерела, с алыми пятнами от мороза. Ее широко раскрытые глаза следили за уходящей женщиной, пока ночь не поглотила ту.
— Я в порядке, — сказала она.
Анна кивнула.
— Трудно не принимать такое близко к сердцу. Но нельзя позволять таким людям управлять твоей жизнью.
Жить во тьме имело свои утешения, подумала Тереза, — и не только относительную безопасность. Порой казалось, что они — единственные двое в тайном мире, что есть лишь один человек, которому можно доверять и на которого можно положиться, и это делало связь глубже, чем любое другое человеческое чувство. Слепыми объятиями, Тереза чувствовала, будто обнимает неподвижную точку вселенной, ось, вокруг которой вращается все.
Анна докурила сигарету и бросила окурок в лужу талого снега.
— Не хочешь уйти отсюда?
Тереза не была уверена, манила ли ее привычная уединенность или это было неповиновение Камилле, но она кивнула и последовала за Анной прочь от бара. Ее глаза шарили по теням вокруг всю дорогу. Анна, похоже, не замечала, что может быть чьим-то утешением. Казалось, ей важна лишь компания, даже если Тереза молчала во время прогулки.
Анна отперла дверь своего дома кодовым замком, чьи кнопки, истертые временем, едва сохраняли следы цифр. В вестибюле грязные отпечатки обуви, словно веер, тянулись к одинокому лифту. У стены приютилась стойка ресепшена с потрепанным ламинатом, изъеденным по краям.
Тереза уставилась на стойку.
— Здесь есть администратор? — спросила она.
— Здесь? — усмехнулась Анна. Она нажала кнопку вызова лифта, но та лишь слабо мигнула, не загоревшись. Анна вздохнула, удерживая палец на кнопке. — Место, прямо скажем, не ахти.
— Нет, все нормально, — выпалила Тереза. — Я просто… обращаю внимание на такие вещи, как безопасность. Вот и все.
Понимание отразилось на лице Анны, когда двери лифта открылись. Она жестом пропустила Терезу вперед, удерживая кнопку, пока та не вышла.
— Не сказала бы, что это место с высоким уровнем безопасности, но замки работают, — предложила она. — Хотя, если честно, домофон, чтобы вызывать и впускать в квартиры, не работает с мая. Так что, строго говоря, он бесполезен, но, парадоксально, это даже безопаснее, чем если бы он функционировал. Надеюсь, это тебя успокоит.
Тереза кивнула.
— Успокаивает.
Теперь никто не мог дозвониться до квартиры снаружи. Не теперь, когда они уже были внутри.
Оказавшись в квартире, Анна открыла холодильник. Она налила большую часть пива в стакан и передала его Терезе.
— Это последнее, так что придется делить, — сказала она, одним глотком допивая остатки из бутылки.
— Ничего страшного, — ответила Тереза.
Тереза стиснула стакан обеими руками, словно он мог отогреть ее озябшие пальцы. Мебель выглядела потрепанной, будто собранной с чужих обочин, но в комнате витал свежий, чистый воздух. Тереза осторожно присела на край выцветшего дивана.
Стены были увешаны фотографиями Анны с друзьями, постерами хоррор-фильмов, наклейками групп и самыми разными политическими лозунгами — коллаж жизни Анны, прерываемый лишь узкой дверью и окном, выходящим на балкон. Тереза задумалась, как выглядел бы подобный коллаж ее собственной жизни. И хватило бы у нее смелости показать его кому-то.
— Это место правда классное, — сказала Тереза.
Анна фыркнула.
— Ага, конечно.
— Нет, я серьезно, — настаивала Тереза. — Оно такое… полностью твое. Мне это нравится.
— С этим не поспоришь, — сказала Анна, садясь рядом с Терезой на диван. — Но так бывает, когда единственное, с чем приходится работать, — это, — она пожала плечами, — ты сам.
— Иногда мне кажется, что у меня даже этого нет, — ответила Тереза. — Мои последние отношения… я чувствовала, будто отдаю своей бывшей все. Или почти все. Она хотела, чтобы я была именно такой, какой она меня видела. И знаешь, я думала, что тоже этого хочу. Но я просто не была достаточно сильной.
— Не говори так, — отмахнулась Анна. Она обхватила запястье Терезы, скользнув пальцами вверх и мягко отведя ее руку от стакана в пространство между ними. — Ты сильная, потому что осталась собой. Не позволяй ей заставить тебя думать иначе.
Анна склонилась к Терезе и поцеловала ее. Тереза застыла, разрываемая сомнениями — отстраниться или ответить с большей страстью. Пальцы Анны мягко вплелись в ее волосы, удерживая нежно, но твердо. Губы Анны были теплыми, мягкими, а поцелуй — уверенным, полным решимости. Тереза не могла понять, жаждет ли она этого или просто поддается, растворяясь в объятиях, позволяя прикосновениям Анны вести ее чувства и поступки.
Их тела сближались с каждым вдохом, каждым ощущением, каждым невольным движением. Рука Анны обвила талию Терезы, притягивая ее еще ближе. Они словно были созданы друг для друга — если бы не стакан, который Тереза все еще сжимала в руке.
Они остановились, затем отстранились.
— Прости, — сказала Тереза, хотя не была уверена, извиняется ли она за начало или за прерывание поцелуя.
— Не извиняйся, — ответила Анна, все еще улыбаясь. Она встала и протянула руку. — Пойдем.
Тереза последовала за Анной в спальню, оставив пиво на заляпанном кофейном столике. Не было слов, приглашений, вопросов и ответов — только их молчаливое согласие в каждом движении.
Анна увлекла Терезу на кровать. Ее руки обвились вокруг талии Терезы, скользнув под рубашку и вычерчивая легкие круги на пояснице, пока их губы сливались в поцелуе. Тереза неловко боролась с пуговицами, стесненная близостью их тел, но наконец сбросила рубашку. Анна, не медля, мягко оттеснила Терезу к подушкам, и ее ладонь плавно поднялась от бедер к груди.
Анна уткнулась в шею Терезы. Инстинктивно Тереза наклонила голову, открывая доступ. Ее дыхание стало прерывистым, пока Анна дразнила и покусывала эту зону, но в остальном она оставалась неподвижной. Это было так знакомо и все же… так странно. Рот Анны на шее Терезы был мягким, ее руки нежно скользили по самым чувствительным местам ее тела. Тереза невольно напрягалась, ожидая жесткой хватки за запястья или острых ногтей, впивающихся в кожу, но ничего подобного не последовало.
Когда губы Анны начали скользить вниз по телу Терезы, та выгнула спину. Не чувствуя привычной властной силы, не ощущая, что ее подавляют или поглощают, Тереза потянулась к Анне, обнимая и притягивая ближе. Ее пальцы вплелись в короткие волосы Анны, мягко направляя ее от правой груди к левой, и Тереза упивалась новым чувством контроля. Она села, Анна все еще обнимала ее за талию, ее тело вытянулось вдоль ног Терезы, сливаясь с ней в этом мгновении.
Анна приподнялась, словно в позе собаки мордой вниз, чтобы дотянуться до губ Терезы. С улыбкой Тереза наклонилась и поцеловала Анну — сначала короткими, сладкими касаниями, затем замедляясь в более долгий и глубокий поцелуй. Анна таяла под ней.
С закрытыми глазами Тереза ощущала, как руки Анны скользнули к её бёдрам. Ладони двигались по коже круговыми движениями, надавливая всё сильнее — особенно на внутреннюю сторону. Прикосновения дразнили, будоражили, и в голове Терезы звучал один безмолвный крик: «Да». Мысль о том, чтобы остановить Анну хоть на миг, казалась невыносимой. И всё же, продолжая в том же темпе, она не могла получить большего — того самого чувства, когда желание достигает пика и становится невыносимым. Она бы просто застряла в этой муке, с жаждой, которая только росла, не находя выхода.
Собрав остатки воли, Тереза мягко отстранила руки Анны и, не медля ни секунды, потянулась к молнии. Движения были торопливыми, почти отчаянными — брюки соскользнули вниз, обнажая её, словно она сбрасывала не одежду, а последние оковы сдержанности. Анна тут же подхватила порыв, помогая стянуть всё лишнее, как будто каждая секунда промедления была пыткой. Через мгновение бельё, брюки и носки уже лежали на полу в спутанном ворохе — как сброшенная кожа, за которой начиналась жаждущая, нетерпеливая плоть.
С озорной улыбкой Анна нежно провела ладонью по ступне Терезы, легонько помассировала, затем наклонилась и поцеловала её лодыжку. Её рука скользнула выше, ласково разминая икру — медленно, уверенно, с мучительной намеренностью. Она поднималась всё выше по ногам Терезы, играя с ритмом, то сосредотачиваясь на одной ноге, то переключаясь на другую, будто дразня, проверяя границы терпения. Тереза наконец не выдержала — из её груди вырвался нетерпеливый, почти жалобный всхлип.
Анна остановилась, ухмыльнувшись. С улыбкой на губах она поцеловала внутреннюю сторону бедра Терезы, ее пальцы играли с кожей чуть в стороне от половых губ, дразня легкими касаниями и медленными, мягкими поглаживаниями. Тереза зашипела от удовольствия и предвкушения, ее голова откинулась на подушку. Она прикусила губу. Ее тело пульсировало с каждым движением пальцев Анны.
Из горла Терезы вырвался слабый вскрик, когда Анна провела языком по пути, только что пройденному ее пальцами. Но вместо того чтобы просто дразнить, обводя внешнюю сторону, Анна коснулась языком клитора Терезы, прежде чем погрузиться глубже, раздвигая губы длинными, медленными движениями. Ноги Терезы взбивали незаправленные простыни на краю кровати. Рот Анны работал, посасывая, облизывая, покусывая, пока Тереза стонала, ее крики нарастали вместе с удовольствием, пока все ее тело не захлестнули волны восторга.
Тереза тяжело дышала от радости своего оргазма. Анна замедлилась, уткнувшись в ноги Терезы. Когда Тереза отдышалась, она приподнялась на локтях и приподняла подбородок Анны, чтобы встретиться с ней взглядом.
— Моя очередь, — улыбнулась она.
Тереза не могла с уверенностью сказать, был ли момент, когда они остановились, перевернулись и заснули, или же продолжали сливаться, исследовать, растворяться друг в друге, пока не погрузились в забытьё — не от желания, а от изнеможения и тихого, всеобъемлющего покоя.
Спустя какое-то время она глубоко вздохнула, лениво потянулась, чувствуя, как простыни скользят с её рук, словно вода. Она прижалась к тёплой мягкости кровати, и только тогда поняла — обнимает не Анну, а подушку.
Нахмурившись, Тереза села, оглядываясь в поисках Анны. Дверь спальни все еще была открыта. Они не удосужились ее закрыть, их руки были заняты еще до того, как они добрались до кровати. В квартире не было ни звуков, ни признаков жизни.
Тереза босиком прошлепала в другую комнату.
— Анна? — позвала она.
На кофейном столике всё ещё стояло недопитое, выдохшееся пиво Терезы, забытое посреди ночи. Лампы по-прежнему горели, заливая комнату мягким, неестественным светом, будто время застыло. В этой тишине, среди беспорядка и следов недавней близости, стало ясно: Тереза была одна в квартире.
Неужели Анна ушла? — подумала Тереза. Но была середина ночи. Она взглянула в окно, чтобы убедиться, что солнце еще не взошло, и увидела Анну, стоящую на балконе, опирающуюся на перила и курящую.
— Нет, — прошептала Тереза. — Ох, нет. Анна! — крикнула она, распахнув балконную дверь.
Анна сердито шикнула.
— Эй! У меня есть соседи, — прошипела она.
— Здесь небезопасно! — взмолилась Тереза.
Глаза Анны пробежались по обнаженному телу Терезы, ее лоб нахмурился от беспокойства. Было ли это заботой о Терезе или внезапным осознанием, что она не знает, кого привела домой, Тереза не могла сказать.
— Здесь мороз. Иди внутрь. Я сейчас за тобой.
Ледяной воздух хлестал их, словно кнут, наполняя ночь глухим воем ветра и трепетом кожистых крыльев. Что-то обрушилось с высоты, когтистое, несущее с собой леденящий ужас. Когти вонзились в перила балкона, искрясь от силы удара. Тереза не успела даже вскрикнуть — Анну вырвали из её рук, как куклу, и в одно мгновение та исчезла в воздухе. Красный огонёк её сигареты, оторванный от губ, спиралью полетел вниз, растворяясь в темноте.
Анна, парализованная внезапным взлётом, будто зависла между сном и явью. Её тело дрожало, дыхание сбилось, глаза и рот распахнулись в немом ужасе, разум отчаянно пытался осмыслить происходящее. И только когда движение прекратилось — резко, как оборванный аккорд — она наконец увидела лицо похитителя.
— Ты? — ахнула она, узнав женщину, которую видела у бара. Ее бледная кожа натянулась над скулами, оттягиваясь от рта, обнажая длинные острые зубы, огромные крылья нависали над плечами, но пронзительные глаза остались прежними.
— Камилла, — выдохнула Тереза.
Носок Анны скрипнул по перилам. Ее нога соскользнула, чуть не отправив ее вниз. Одно из крыльев Камиллы хлестнуло вниз, подхватывая тело Анны.
Тереза знала это ощущение слишком хорошо — быть пленённой в этой странной, мощной оболочке, ощутить, как она одновременно сковывает и не даёт упасть. Холодный воздух безжалостно жалил обнажённую кожу, вонзаясь ледяными иглами в каждый открытый участок тела.
Впереди, извиваясь в хватке, кричала Анна. Её голос резал ночную тишину, полон ужаса и ярости. Она пыталась вырваться, билась, но бесполезно — Камилла держала её мёртвой хваткой, спокойной и неумолимой, как сама смерть.
— Тереза, — прошипела она сквозь клыки. — Это из-за нее ты ушла?
— Я ушла, чтобы жить! — крикнула Тереза. Ее босые ноги ступили в снег на балконе.
— Ты могла бы жить вечно! — огрызнулась Камилла. — Со мной.
Тереза покачала головой.
— Это не жизнь. Жить — значит быть на виду, меняться, получать шрамы! Нельзя просто застыть и окаменеть, как ископаемое.
— Отпусти меня! — закричала Анна. Она рванулась в сторону, ударив локтем в лицо Камиллы.
Огромные демонические крылья угрожающе выгнулись вверх. Камилла наклонилась, оскалив клыки, и зашипела Анне в лицо. Внезапно лишившись опоры, Анна рухнула назад, ее руки хватали воздух над и вокруг нее.
— Нет! — закричала Тереза.
Она прыгнула вперед, схватив Анну под мышки. Ноги Анны болтались по ту сторону перил, а запястье все еще было зажато в когтях Камиллы. Тереза боролась с гравитацией и своей бывшей, пытаясь поднять Анну. Ноги и свободная рука Анны цеплялись, помогая перебраться через перила.
Каждый момент казался оторванным от предыдущего. Отдельные детали запечатлелись в сознании Терезы — умоляющие крики Анны. Когти Камиллы, впивающиеся глубже в ее запястье. Ноги Анны, скребущие внешнюю сторону балкона, пока они наконец не соскользнули. Агонизирующий вой, разорвавший ночь.
Тереза смотрела через перила. Анна лежала на земле семью этажами ниже. Одна нога была неестественно вывернута. Кровь запятнала ее лицо.
— Анна! — крикнула Тереза вниз.
Камилла смотрела на Терезу с холодной скукой.
— Вы познакомились только сегодня. Как она может что-то для тебя значить?
— Она впустила меня, — выплюнула Тереза.
— Перестань быть такой глупой и возвращайся домой, Тереза, — приказала Камилла. — Это не должно повториться.
— Нет! — закричала Тереза. — Ты не заставишь меня любить тебя угрозами. Если мне придется быть одной, чтобы никто больше не пострадал, пусть так, но я не останусь с тобой. Я найду способ быть счастливой, и если ты хочешь меня остановить, тебе придется меня убить.
Губы Камиллы оттянулись, обнажая клыки. Она потянулась к Терезе, застыв, когда снизу раздался слабый кашель.
Обе женщины посмотрели вниз. Лицо Анны исказилось от боли. Ее грудь дрожала, хрипя от усилий дышать. Она не проживет долго.
— Помоги ей! — потребовала Тереза.
Камилла безрадостно рассмеялась.
— Как я могу? Ты ясно дала понять: я не могу дать ей жизнь.
Это была правда. Все, что Камилла могла дать Анне, — это вечная, неизменная тьма. Холодный мир без риска — именно такой он всегда и был: обещающий покой, но лишённый подлинных чувств. Гладкий, безопасный, мёртвый. Тереза не была уверена, имела ли право обрекать Анну на такое существование. Но, глядя на её искалеченное, безжизненное тело, она понимала: с этим грузом вины она не справится. Не переживёт.
В отчаянии Тереза всматривалась в лицо Камиллы, ища в её глазах хоть намёк на сострадание, на остаток былой человечности. Хоть искру — крошечную, угасающую — чего-то живого внутри.
— Пожалуйста, Камилла, — прошептала Тереза, голос дрожал, ломаясь. — Я сделаю что угодно.
Камилла смотрела на неё, не мигая. На её лице расплылась улыбка, но в ней не было ни тепла, ни милосердия. Радость, вспыхнувшая в её глазах, была чуждой, холодной — ликующей, но не по-человечески. Это была радость существа, для которого просьбы — не мольбы о пощаде, а игра, предвкушение зрелища.