«Сломанные вещи» Кайл М. Скотт

Джош позволил маленькой отрубленной руке выскользнуть из его пальцев; позволил гравитации забрать ее как свою собственность. Она упала на пол, где приземлилась на небольшую кучу изуродованных тел. С растущим ужасом он осматривал опустошение, нанесенное мягкому фиолетовому ковру его спальни.
Слезы текли, горькие и жгучие, когда он начал узнавать маленькие части своих близких. Нога здесь, голова там, туловище - без конечностей - лежало на груди, выброшенное, как будто это был не более чем мусор.
Я не буду плакать.
Я не буду плакать.
Я не буду.
Это была чушь. Он заплачет. Он знал это. Это было так же верно, как солнце, светящее в небе летним утром.
Он всегда плакал. Это была власть, которую Джерри имел над ним все свои годы, и она никуда не денется в ближайшее время. Слезы уже текли. Это было данностью. Именно детские вопли подпитывали Джерри, словно воздух, которым он дышал. Его выводило из себя наблюдение за тем, как Джош рушится и распадается на миллион маленьких кусочков прямо у него на глазах.
Я ненавижу его. Я ненавижу этого монстра, и я хочу, чтобы он умер!
Было неправильно думать так о его старшем брате. Он знал, что никогда не должен думать так, даже если они были о человеке, который действительно, действительно этого заслуживал.
И Джерри... он заслужил это.
Джерри. Золотой мальчик. Блудный сын мамы и папы, наделенный внешностью кинозвезды, острым, проницательным умом и обаянием, далеко не по годам.
Джерри.
То, чего не знали мама и папа, могло бы заполнить книгу. Они видели своего первенца через сияющую, ледяную призму, наполненную светом, надеждой и гордостью, настолько мощной, что Джошу хотелось задохнуться. Чего они не понимали, ни в каком виде, форме или воображении, так это врожденной жестокости Джерри. В нем была глубокая и мрачная жилка. Настолько мрачная, что часто, в такие моменты, как сейчас, когда Джош сидел на полу и рылся в останках своих мертвых друзей, он искренне верил, что его старший брат - воплощение зла. Да, это было подходящее слово... зло.
Джерри был злым, извращенным парнем. Но он хорошо это скрывал. Их родители не знали. Его тети и дяди не знали. Его друзья тоже не знали. В их глазах Джерри был Иисусом с лучшей стрижкой. Святым. Принцем. Мальчиком с плаката для всего хорошего и правильного в мире. И Брэнди, его совершенно великолепная девушка, с которой он встречался три месяца и больше, - она видела проблески этого, но даже она не знала, кем он был на самом деле.
Кем он был, так это монстром.
Какой брат, имея на целых шесть лет больше мог бы сделать то, чему Джош стал свидетелем на полу своей спальни?
Мне всего двенадцать. Он практически взрослый мужчина, и он делает это!
Джош поднял одну из отрубленных голов, пошатываясь от отвращения. Он изучал ее в своих руках, желая, чтобы слезы прекратили свой поток. Желая, чтобы горе было остановлено. Желая, чтобы эти позорные, детские всхлипы остались спрятанными глубоко в его груди, где они не могли доказать, что его брат прав насчет него...
Что он был слабаком. Девчонкой. Неженкой. Маленькой гребаной пиздой.
Он посмотрел в мертвые глаза, уставившиеся на него с головы, и почувствовал, как нарастает тоска.
- Что он сделал с тобой, Хан? - спросил он крошечную пластиковую голову.
Маленькое подобие головы Хана Соло уставилось на него черными как смоль, безжизненными глазами, сделанными из краски, но все равно осуждающими его. Он бросил маленькую голову обратно на кучу разрушенных и сломанных игрушек.
Он не хотел смотреть. Не хотел изучать ужас перед ним, но он не мог отвести взгляд.
Там был Оптимус Прайм, его блестящее металлическое тело было разорвано пополам. И Гизмо - Магвай - с обеими руками, оторванными от его маленького плюшевого тела. Белый наполнитель сочился из раны, как сахарная вата. И Лайон-О, лидер могучих "Громокошек", его мускулистые ноги согнулись и вытянулись полностью. Их было больше - гораздо больше.
Насилие, которое Джерри совершил в его комнате, было не чем иным, как бойней.
Вот оно. Зрение Джоша затуманилось, превратив кучу сломанных фигурок в одно ужасное целое.
Я не буду плакать.
Я не буду плакать.
Я не буду.
Из его дверного проема раздался этот слишком знакомый голос. Как он его ненавидел. Веселье, ликование - это было невозможно пропустить.
- Что ты думаешь об этом дерьме, пиздюк? - спросил Джерри. - Я причинил боль твоим ссаным игрушкам?
Ярость, ненависть и тоска боролись внутри Джоша, когда его брат разразился диким ревом смеха.
Я не буду плакать.
Он начинался низко, глубоко в горле, прежде чем подняться до пронзительного нытья, а затем...
Джерри победил. Он всегда побеждал.
Джош ничего не мог с собой поделать. Он открыто плакал, не в силах остановить поток эмоций. Он плакал, он причитал, сопли текли, его грудь вздымалась. Он был совсем не взрослым. Он был маленьким мальчиком, слабаком, ничтожеством. Как Джерри всегда и говорил.


Джош сидел один в своей комнате, перебирая кучу сломанных игрушек. Некоторые из них можно было спасти, может быть, но большинство из них были уничтожены навсегда. Слезы перестали течь полчаса назад, сменившись усталым оцепенением, которое нахлынуло на него, как холодная волна.
Почему с Джерри всегда было одно и то же? Зачем ему нужно было это делать? Почему старшие братья всегда были такими придурками?
Но не все из них. Брат Майка - отличный парень. И два брата Томми тоже очень классные. Он всегда чувствовал определенную зависть, когда навещал дома своих друзей. Их старшие братья и сестры были их героями. Они заботились о них, защищали их, любили их.
Джошу просто не повезло. Он родился вторым в очереди на будущего "Короля дерьма". Часто он фантазировал о том, как прогуляется до местного спортзала, будет тренироваться, пока не станет таким же большим и сильным, как Джон Рэмбо, а затем... он покажет Джерри, кто здесь главный.
Он представлял себя стоящим над Джерри, торжествующим, пока его брат рыдает и пресмыкается у его ног, запуганный своим младшим братом. Джош нажимал ногой ему на грудь, заявляя о своих правах, как это сделал бы альпинист, покоривший самую высокую вершину самой высокой горы.
Это была прекрасная фантазия, но Джош знал, что все это чушь. Он был коротышкой. Слабаком. Над ним смеялись в любом спортзале, куда он заходил, и он выбегал из здания под хор насмешек от парней сильнее и лучше его.
Но фантазия была всем, что было у Джоша.
И теперь проводники его фантазий - его драгоценные игрушки - были еще больше опустошены жестоким тираном, который жил прямо по коридору, в большой спальне, с большим телевизором и последней, самой яркой консолью "Super-Nintendo".
Это было неправильно. Это было неправильно во всех отношениях.
Он представил себя снова стоящим над своим братом; на этот раз его ботинок был на лице Джерри. И он давил его.
Кто-то должен преподать ему урок. Кто-то должен показать ему, что он не самый большой и сильный. Он просто подлый хулиган, которому нравится терроризировать младшего брата, которого он должен любить. Снова пришла мысль, шепча в глубине его сознания, коварная в своем соблазне.
Я ненавижу его. Я бы хотел, чтобы он умер.
Его вывел из благоговения знакомый звук приглушенного смеха, доносившийся из соседней комнаты. Комнаты Джерри.
Глубокий гул смеха его брата сопровождался тихим, мелодичным хихиканьем его девушки Брэнди.
Джош вздрогнул, сидя там, уставившись на свои сломанные вещи, пока они смеялись, шутили и наслаждались своим положением лорда и леди всего чертового города. Король и королева выпускного бала. Красивые, но нищие. Дерьмо, завернутое в тончайший шелк.
Держу пари, они смеются надо мной. Они думают, что это так смешно, не так ли? Так смешно...
Он поднялся на ноги, его мышцы ныли, когда он попрощался со своими любимыми фигурками и закончил свое скорбное бдение.
Стены в их доме были тонкими, и он не хотел, чтобы они его услышали. Джош медленно подошел к стене, которую он делил с братом. Он приложил ухо к холодной стене и прислушался.
- Ты бы видела лицо этого мелкого засранца. Чертовы сопли и слезы, вытекающие из него. Это было потрясающе.
Лицо Джоша горело от стыда, когда он услышал, как хихикает Брэнди.
- Ты так жесток с ним!
- Не притворяйся, будто тебе это не смешно. Мы оба знаем, что тебя это возбуждает.
- Что именно? - запротестовала она насмешливым, игривым тоном.
- Ты любишь плохих парней. Не отрицай этого.
Джош стиснул зубы, кипя от ярости и унижения, когда Брэнди подтвердила то, что он уже подозревал. Она была такой же тварью, как и Джерри.
- Тебе следовало снять это на видеокамеру твоего отца! Тогда мы могли бы показать это ребятам в школе.
Джерри простонал:
- Блин, я никогда об этом не думал.
- Bот почему ты меня любишь.
Повисла пауза, затем Джерри сказал:
- Всегда есть завтра. Я еще смогу об этом побеспокоиться.
- Так плохо... ломать игрушки маленького мальчика, - промурлыкала она.
- Ну, - протянул Джерри, - может, этот маленький засранец когда-нибудь поблагодарит меня за это, когда вырастет и заведет себе настоящую игрушку.
Ее девчачий смех снова, кокетливый и соблазнительный. Джошу стало дурно.
- Это ты про меня? - спросила она у Джерри. - Игрушка?
Послышался звук движения. Скрип матраса.
- Ты же знаешь, что ты - моя сексапильная маленькая игрушка для траха. И знаешь что?
- Что? - застенчиво спросила она.
- Мои старики вернутся не раньше, чем через четыре часа.
- Правда? А как насчет крохи по соседству?
- Пусть послушает. Это самое близкое, что может быть у жалкой маленькой сучки к настоящей пизде. Думаю, ему это понравится.
- Ты такой подлый.
- Сними юбку.
- Да, сэр.
- Теперь раздвинь ноги пошире.
- Как скажете.
- Играй с собой.
- Да, сэр.
- Теперь соси его. И продолжай делать то, что делаешь. Соси его, пока трогаешь себя.
Следующие слова Брэнди были приглушенными. Джош почувствовал, как глубоко в его чреслах зашевелилось возбуждение, которое только усилило его стыд.
- Хорошая девочка. Теперь наклонись и покажи мне свою задницу. Раздвинь свои ягодицы. Вот так. Красиво и широко. Хочу видеть обе дырки.
- Я вся ваша, сэр. Можете взять меня.
- Скажи, что ты - моя гребаная секс-игрушка.
Брэнди задыхалась:
- Я ваша гребаная секс-игрушка, - она издала протяжный всхлип.
- Ты чувствуешь его? - голос Джерри был хриплым. - Ты чувствуешь его глубоко?
- Да. Засуньте его до конца.
- Скажи "пожалуйста".
- Пожалуйста.
- Скажи "пожалуйста, сэр, трахните свою маленькую секс-игрушку".
Теперь она тяжело дышала. Потерявшись в плотском восторге.
- Пожалуйста, сэр, трахните свою маленькую секс-игрушку. Трахните свою секс-игрушку сейчас же.
На этом разговор прекратился. Джош был рад этому. Он отошел от стены, отталкиваемый ею, так же как и собственным возбуждением. Он был жалким слабаком, за которого его принимали - тупым ребенком без яиц, чей единственный шанс быть рядом с девушкой - это слушать, прижавшись к стене, как с ней что-то делает другой. Трудно было определить, кто ему больше противен: его брат или он сам.
И вот это снова, снова и снова звучало в его голове, как мантра.
Я ненавижу его. Я ненавижу его. Он заслуживает смерти. Все, что он делает, это разрушает мою жизнь. Все, что он делает, это причиняет мне боль.
Ненависть хлынула внутри Джоша, сотрясая его маленькое тело там, где он стоял. Годы и годы мучений, унижений, беспомощности и боли, струящиеся по его венам, как жидкий огонь. В театре его мысленного взора сотня ужасных воспоминаний освещала темноту, как фильм ужасов, снятый специально для него.
Кавалькада унижения. Его брат, сидящий на его лице, выпускающий пердеж в него. Его брат, смеющийся, когда он обмочился на школьной игровой площадке, всего лишь мальчик восьми лет, в то время как вся школа - мальчики и девочки - присоединились к нему. Его брат, разрывающий рисунок, который он с любовью нарисовал, изображающий недавно умершего кота их семьи. Кота, которого Джош любил и обожал больше всего на свете. Последнее и самое дорогое, что у него было, что напоминало о его питомце.
Снова и снова всплывали воспоминания. И всегда в их центре был его брат, мучающий его. Ядовитый циклон в вихре жестокости. Делающий жизнь Джоша несчастьем. Сущим адом.
Ну, - подумал Джош. - Достаточно...
Он подошел к двери своей спальни, открыл ее и спустился вниз. Не обращая внимания на стоны, когда он проходил мимо комнаты Джерри, он спустился по лестнице через две ступеньки. Затем он прошел через гостиную и на кухню, где полуденное солнце пронзало окна и целовало его бледную кожу.
Он прошел мимо стола для завтрака, мимо раковины и мимо холодильника - когда он добрался до кладовой, он сделал глубокий вдох. Затем вошел внутрь. Он найдет там то, что ему нужно. В конце концов, именно там папа хранил все свои инструменты...


Джош открыл дверь спальни Джерри, очень медленно и тихо, как только мог. Несмотря на животные звуки, доносившиеся изнутри, его охватил страх.
Если Джерри застанет его заходящим в его комнату, особенно когда он делает то, что делает с Брэнди, это будет конец. Игра окончена.
Его старший брат изобьет его до полусмерти, а затем заставит объяснить родителям, что на него напала банда местных головорезов. Или что он упал. Или что он упал со своего велосипеда. Это всегда было что-то. И они всегда верили своему золотому ребенку.
Дверь была тихой, когда он толкнул ее, совсем немного. Он заглянул внутрь, чувствуя немедленное отвращение. Первое, что он увидел, была голая задница его брата, которая ритмично поднималась и опускалась, когда он входил и выходил из девушки под ним. Ее ноги были расставлены по обе стороны от Джерри, ступни прижаты к кровати, бедра высоко подняты, побуждая ее любовника вперед, глубже.
Лицо Брэнди было спрятано под грудью Джерри, когда он рычал, как дикий зверь, его пропитанная потом плоть смешивалась с ее собственной, когда она стонала, извивалась и брыкалась.
Джош открыл дверь немного шире. Ровно настолько, чтобы он мог войти в комнату.
Он подошел к кровати, ступая так тихо, как только мог, его глаза не отрывались от двух трахающихся тел на кровати. Он перешагнул через простыни, сброшенные на ковер; его сердце колотилось в груди, словно жаждая вырваться на свободу.
Джерри вгрызался в ее шею, когда Джош двинулся за ним. Его брат сильнее, яростнее толкался в Брэнди. Джошу показалось, что он слышит, как сердцебиение брата встречается и совпадает с его собственным. Вонь пота и чего-то еще, мускусного и сладкого, витала в воздухе вокруг совокупляющейся пары. Если его брат сейчас обернется...
Не было пути назад, даже если бы он захотел. Вообще никакого пути назад.
Джош поднял молоток над головой, замерев лишь на мельчайшую долю секунды. Затем он опустил его на затылок Джерри.
Глухой стук, когда сталь соприкоснулась с костью, звучал более удовлетворительно, чем все мелодии из субботних утренних мультфильмов в мире. Все вместе взятые.


Джерри приходил в себя. Это было хорошо.
Какое-то время, пока он усаживал брата на стул, Джош беспокоился, что слишком сильно ударил этого ублюдка. Может, убил его. Это было бы катастрофой.
Его брат должен был увидеть то, что должно было произойти. Он должен был увидеть это своими собственными глазами. Впитать все.
Джош с приглушенным интересом наблюдал, как Джерри сморгнул кровь с глаз. Прищурившись, словно глядя на солнце, он встретился взглядом с Джошем. Джош улыбнулся.
- Что за...? - пробормотал Джерри.
Может, я ударил его слишком сильно? Нет. Он жив, не так ли?
Да, он был жив, но, похоже, удар молотка выбил из его черепа все, что делало Джерри, ну... Джерри. Умерший мозг ничем не отличался от того, что он был фактически мертв. Черт.
И снова его беспокойство утихло, когда его старший брат слизнул засыхающую кровь с губ, сосредоточил свой злобный взгляд на Джоше и сказал:
- Какого хрена, педик?! Я убью тебя, ты... мелкий пиздюк!
Да, Джерри все еще был там. И, похоже, он еще не осознал серьезности своего положения. Настроение Джоша улучшилось. Он одарил Джерри широкой, сияющей улыбкой.
- А вот и ты, старший брат. Bот и ты.
- Что... ты... делаешь... ты... мелкий... пиздюк...?
- Я сломался, Джерри. Вот что. Я... сломался.
Глаза Джерри теперь прояснялись; темный туман забвения рассеивался, как черные облака, когда к нему приходило сознание. Он огляделся вокруг, наконец-то приняв свое положение. Медленно начиная понимать свое положение.
Первое, на что упал взгляд Джерри, были веревки, привязывавшие его к крепкому деревянному стулу для завтрака. Его ноги были грубо связаны вместе в лодыжках. Его запястья были прикреплены к подлокотникам стула.
Инстинктивно Джерри немедленно начал бороться с путами, но вскоре понял, что это бесполезно. Джош позаботился о том, чтобы у него не было возможности освободиться - он понимал, что если Джерри освободится, его изобьют до полусмерти, возможно, даже на несколько дюймов больше.
Его брат вскоре понял, что он в ловушке. Затем, в удивительном подвиге самоотверженности для такого бессердечного, жестокого и мелочного ублюдка, он медленно огляделся вокруг себя, бормоча имя Брэнди.
На кровати Брэнди извивалась, крича приглушенно о помощи. Ее глаза вылезли из орбит, когда она пыталась сформулировать слова вокруг грязного спортивного носка, который Джош засунул ей в рот. Ее руки были раскинуты над головой, привязанные к изголовью кровати Джерри маленькими пластиковыми стяжками. Ее ноги оставались свободными. Она извивалась и молотила, как пойманная рыба, приглушенно воя непристойности Джошу, когда он опустился на колени, чтобы встретиться лицом к лицу своего брата, близко. Ярость Джерри быстро затмевалась ужасом. Его глаза горели от страха, когда он увидел, что Джош держал в правой руке.
Джош наслаждался страхом. Страданием. Ужасом.
В широких, черных, испуганных зрачках своего мучителя всей жизни он увидел свое отражение, и впервые в своей одинокой, неважной жизни ему понравилось то, что он увидел. Уверенность. Решимость. Цель.
- Ты уже начал понимать? - спросил он Джерри.
- Что понимать, маленькая сучка?! - Джерри так старался казаться крутым. Сильным. Контролирующим. Дрожь в голосе выдавала его. - Я тебя, блядь, прикончу, когда встану с этого стула.
- Когда ты встанешь со стула? С чего ты взял, что встанешь со стула, Джерри?
Золотой мальчик раскалывался. Джош пристально наблюдал, как губы его брата дрожали, как и его собственные много раз прежде. Джерри теперь не был мужчиной. Он не был мучителем, стоящим в дверях Джоша со злобной ухмылкой, наслаждаясь собственной жестокостью...
Он был мальчиком. Слабым, напуганным маленьким мальчиком, балансирующим над пропастью чистого ужаса. Он был беспомощен, и он знал это.
- Отпусти меня! - потребовал он, его голос ломался от низкого до высокого.
Это немного напомнило Джошу его собственный голос... то, как он изменился по тону. Однако с Джошем это было половое созревание. С Джерри это было дрожащее начало его новой реальности.
- Отпусти меня, блядь! - рявкнул он, его мышцы напряглись в руках, его бицепсы дрожали, когда он снова боролся со своими ограничениями.
- Брось это, Джер, - решительно сказал Джош.
На кровати Брэнди продолжала свои нелепые махания, ругаясь, сражаясь со своими путами.
- Что ты, блядь, делаешь?! - закричал Джерри, и слезы потекли по векам его глаз.
Джош никогда раньше не видел, чтобы его брат плакал. Никогда за все свои годы. Все слезы, которые были пролиты в их счастливом доме, были пролиты самим Джошем. Годы их. Реки их.
Джош потянулся вперед, провел указательным пальцем по щеке брата. Он смаковал влажность слезы, всего на мгновение, прежде чем сунуть палец в рот. Он был солоноватым на вкус. На самом деле, ничем не отличался от вкуса его собственных слез.
- Ты глухой, Джерри? Я же говорил тебе, что происходит, - наконец ответил он своему пленнику. - Я сломался.
Джерри сплюнул кровь по подбородку, когда фыркнул.
- Ты уже давно полностью сломан, ты, ебаный псих!
Джош поднял молоток, покрутил им в ладони, как он видел, как многие его герои делали это со своими мечами, пистолетами и ножами. Он почувствовал что-то, чего никогда не чувствовал раньше в своей жизни...
Он почувствовал... крутость.
- Ты не понимаешь, Джер, да?
Джерри прорычал что-то неразборчивое.
Джош крепко сжал молоток.
- Это не то, о чем я говорю.
С хрюканьем Джош обрушил молоток на лодыжку Брэнди, сломав кости, как хрупкие веточки. Брэнди взвыла, моча хлынула между ее ног, когда она инстинктивно подтянула их ближе к своему телу, минимизируя цель, как могла. Ее ступня болталась под ее уже почерневшей лодыжкой, когда Джош дико замахнулся. Вторым ударом он ударил ее по пальцам болтающейся ноги и ухмыльнулся, услышав, как хрустнули кости. Его сердце забилось, когда пальцы треснули под яростной силой молотка. Кровь немедленно заполнила искривленные пальцы, сделав их болезненно-синими. Ноготь на большом пальце ноги Брэнди, должно быть, был срезан краем молотка. Он висел на нескольких крошечных мясистых прядях, свисая, как ужасное украшение, с ее сочащегося, изуродованного пальца ноги.
За кляпом из носка она завыла, как побитая собака. Джош напрягся. Проигнорировал это. Сосредоточился на текущем вопросе.
Его брат что-то кричал. Все это звучало немного отдаленно, как будто он слышал сквернословные протесты через толстое стекло.
Он повернулся к Джерри, опустил молоток, позволяя ему качаться. Он уделил своему брату все свое внимание. Брэнди подождет.
- Что не так, Джер? - спросил он.
- Зачем ты это делаешь!? - завопил Джерри, теперь уже открыто плача.
Дикая гордость вскипела в сердце Джоша, когда он увидел золотого ребенка в таком хрупком состоянии.
- Зачем... ЗАЧЕМ?!! - закричал он, брызгая слюной в лицо Джерри, когда наклонился ближе. Он понизил тон. - Это касалось моих игрушек, Джерри. Теперь касается и твоей игрушки.
- Я не...
- Я знаю, что ты не понимаешь, ты слишком глуп, чтобы понять это, так что я упрощу это для тебя, старший брат. Это не ракетостроение, но постарайся не отставать.
Джерри кивнул, послушно. Его взгляд метнулся между ревущей, корчащейся Брэнди и залитым кровью молотком в руке Джоша.
- Ты издевался надо мной всю мою жизнь, Джерри. Мама и папа этого не видят. Они не видят, кто ты. Они никогда этого не увидят. Ты - мелкий, жестокий, порочный паразит, и ты не заслуживаешь всего, что у тебя есть. И у тебя есть все, Джерри - весь мир в твоих руках. Девушка, машина, друзья... это все твое, и так было всегда. Ты воспринял это как должное, Джер. Все это. Как будто это было твое чертово право по рождению быть обожаемым. Знаешь, что у меня было, Джер, пока у тебя была твоя прекрасная жизнь? У меня были мои игрушки.
Хмурый взгляд Джерри был почти комичным. Джош продолжал:
- Это все, что у меня было. Ничего больше. Ты лишал меня любого шанса на счастье, как будто это ничего не значило. Ты делал меня несчастным всю мою жизнь, просто потому, что ты мог. И я мирился с этим. Я мирился. И единственный способ, которым я мог это пережить, - это иметь мои фигурки, чтобы утешать себя. Они были моими друзьями, Джер. Я любил их. Они были всем, что у меня было, и ты это знал.
Джерри покачал головой - сюрреалистический жест отрицания. Джош на мгновение задумался, в чем его брат пытался себе отказать.
Его жестокость? Его злоба? Его собственное заслуженное положение?
- Это не имеет значения, - предположил Джош.
- Мне... жаль... - захныкал Джерри. - Не причиняй ей больше вреда.
Вот оно. Он заботится о ней. Хорошо.
Джош ухмыльнулся.
- Тебе пока не жаль, но ты пожалеешь. Ты захотел и сломал мои игрушки, как будто они были мусором. Ты забрал мои драгоценные игрушки и превратил их в бесполезные, безжизненные, сломанные вещи. Ты сломал мои игрушки, Джер. А теперь я сломаю твою... Я сломаю твою "игрушку", пока она не станет такой же бесполезной, какими ты сделал мои.
- Нет... нет...
Джош поднялся на ноги. Он чувствовал себя Тором, могущественным богом грома, когда он держал молот над головой. Он опустил его на коленную чашечку Брэнди. Кость разлетелась под ударом. Хлынула кровь. Приглушенные крики заполнили комнату. Это звучало неправильно. Джош потянулся вперед и вытащил грязный носок изо рта. Она задыхалась, кашляя, Джош поднял молоток.
На этот раз ее левая рука. Тяжелый молоток ударил ее по костяшкам пальцев, хрустя костями и плотью. Он ударил снова. На этот раз, слушая, как ломаются кости, наслаждаясь тем, как ее деформированные пальцы указывают в диких направлениях, изуродованные и искалеченные. Брэнди кричала изо всех сил; молила о пощаде, о боге и о его большом храбром Джерри, чтобы тот спас ее.
Джерри нихера ее не спасал.
В этот раз Джош снова взмахнул, с диким хрустом вонзая твердую стальную головку молотка в середину ее бедра. Звуки, исходящие от нее теперь, были едва ли человеческими.
- Каково это, когда твои вещи ломаются, Джерри?
Джерри плакал и звал их мать.
- Не плачь пока по маме, Джерри, - издевался Джош, слизывая кровь с губы. - Мы еще не добрались до самой лучшей части.
Темное мокрое пятно расцвело из промежности Джерри.
- Сколько людей обмочились этим утром, - размышлял Джош. - Да ладно, Джер. Ты же знаешь, что самое веселое, не так ли? Самое веселое - это не калечить чужие вещи.
В его голове витали темные призраки. Мертвые вещи, сделанные из мертвых материалов. Хи-Мэн. Скелетор. Люк Скайуокер. Бэтмен. Дом смеха из пластиковых сокровищ, все сломанные. Все испорченные.
Джош глубоко вгляделся.
- Самое веселое, Джерри... это уничтожать чужие вещи.
Джош сжал молоток обеими руками. Он поднялся, встал над Брэнди, когда ее лунообразные детские голубые глаза сияли от ужаса. Он сильно ударил молотком по ее лицу.
Ее нос взорвался, как спелый помидор, когда ее ударил молоток. Кровь и сопли брызнули из ее сплющенных ноздрей. Раздробленная кость с шипами проткнула кожу изнутри, выглядывая из того места, где раньше был ее хорошенький носик. Под ее глазами образовались глубокие темные синяки. Она выплюнула кровь изо рта, изо всех сил старалась не захлебнуться ею.
Сделав болезненный, прерывистый выдох, она открыла рот, чтобы закричать, или просить, или умолять. Джош ударил молотком по ее открытому рту так сильно, как только мог.
Зубы разбились, когда сталь пронзила их. Крошечные сломанные осколки ее зубов застряли в ее кровоточащих, продавленных деснах. Джошу они показались маленькими белыми лодками, цепляющимися за поверхность красного бурлящего моря. Брэнди булькала густой кровью в горле, глотая собственные зубы, как горькие пилюли, отражая дыхание.
Его брат ругался, ревел и плакал.
Он поднял молоток так высоко, как только мог. Опустил его со всей своей силой. В этот раз он собирался ударить ее по челюстям. Он хотел увидеть, как они рушатся полностью. Он промахнулся.
Вместо этого плоская, твердая головка молотка опустилась на ее правую глазницу. Кость вокруг глазного яблока прогнулась внутрь. Само глазное яблоко оказалось внутри головы. Забавно!
Он ударил снова. В то же самое место. На этот раз сильнее.
Глазное яблоко вырвалось брызгами студенистой мульчи и крови. Ее единственный здоровый глаз уставился на Джоша, вопрошая. Она все еще была в сознании. Еще забавнее!
Он ударил ее по лбу. Наблюдал, как он вдавливается внутрь. Снова ударил. Удивился тому, как ее череп открылся и как мозг вытолкнулся из раны - словно ища спасения. Он был другого цвета, чем он себе представлял.
Он ударил снова. На этот раз удар пришелся по самому мозгу. Джош хихикнул, когда красные, блестящие куски материи вырвались из боков изуродованного черепа.
Еще один удар. Потом еще. Потом еще...
К тому времени, как Джош выдохся, ее голова была не более чем вязким супом из мозгового вещества, расколотого черепа и крови.
Выглядело так, будто кто-то пролил полусырой болоньезе на подушку Джерри. Пар поднялся от сырой, изуродованной плоти, когда Джош наконец выронил молоток, затаив дыхание. Тот упал на ковер спальни с глухим стуком, когда он наклонился близко к измельченному мясу над шеей Брэнди, изучая самую драгоценную вещь своего брата.
- Тебе нравится, каково это, Джерри... терять то, что принадлежит тебе?
- Я... убью... тебя...
Джош проигнорировал пустые угрозы. Он позволил себе мгновение, чтобы восстановить самообладание. Избить девушку брата молотком было тяжелой работой, и он не был спортсменом.
Он выдохнул устало.
- Угадай, что будет дальше, Джерри?
Взгляд старшего брата метнулся к брошенному молотку. Джош проследил его взгляд к оружию, затем снова посмотрел на Джерри.
Он рассмеялся.
- Ты так легко не отделаешься, брат, - он не мог себе представить, что человек может выглядеть более напуганным, чем Джерри все это время, но темное обещание в его словах действительно сработало.
Не говоря больше ни слова, Джош направился к двери спальни, открыл ее и потянулся за чем-то за пределами комнаты. С хрюканьем он поднял тяжелый предмет и вернулся внутрь.
Увидев, что Джош приготовил для него, Джерри взбрыкнул, как дикая лошадь, почти обезумев от ужаса.
Джош открутил крышку.
- Самое худшее не то, что ты сломал мои игрушки, - спокойно сказал Джош, как будто Джерри спросил. - И не то, что ты оторвал им руки. И даже не то, что ты оторвал им головы. Это произошло давным-давно. Это было самое худшее. Ты помнишь мой шестой день рождения? Я помню. Я помню его так, будто это было вчера. Я помню его, потому что в тот год бабушка купила мне восьмидюймовую фигурку Супермена. Я любил эту вещь всем сердцем, в течение двух или трех часов, которые она у меня была, я был на небесах. Супермен был моим кумиром, и ты это знал. Вот почему ты сделал то, что сделал. Я помню, как я плакал, когда ты испортил тот прекрасный день. Держу пари, ты тоже, Джерри...
Джош позволил воспоминаниям нахлынуть на него... дразнящее разворачивание подарка его бабушки; настолько особенное, потому что оно исходило от нее - его любимого человека во всем мире.
Биение его сердца, когда он разворачивал, а затем держал огромную статуэтку Супермена высоко, как сокровище; неизмеримое по ценности. Милое, доброе лицо его бабушки, когда она купалась в необузданном восторге своего внука.
Он бежит наверх в свою комнату, жаждущий придумать бесчисленные приключения для своего героя в воображаемом мегаполисе своей маленькой спальни. И тут Джерри стоит в дверях.
Джош не удивился, обнаружив, что его собственные слезы текут, когда черное воспоминание о том, что произошло дальше, смыло всю радость. Весь свет.
Был только Джерри. Его жестокость. Его злоба. Его больная потребность причинять боль и ломать.
Джош вздохнул. Он поднял канистру над головой Джерри, пока тот умолял.
Крики его брата поднялись на несколько октав, когда бензин полился на кожу головы, на его лицо, на его грудь и на его пах.
- Худшее, что ты когда-либо делал, это сжег моего Супермена, - Джош полез в карман, достал спичечный коробок. Он вытащил спичку. - Он был таким красивым. Таким чистым и идеальным, - быстрым движением запястья Джош провел спичкой по шероховатой поверхности наждачной бумаги коробочки. - Он был моим героем, a ты расплавил его в ничто.
Пламя мерцало перед глазами Джоша. Он наблюдал, как танцует свет; поразился его ужасной жажде пожирания.
- Это было самое худшее. Ты сделал из него монстра! Ты... - Джош замолчал.
Джерри замяукал, как котенок.
- Думаю, ты понял...
Джош бросил спичку на колени брата и наблюдал, как ярко полыхает пламя.


Сирены приближались. Джошу всегда было трудно различать разные тона, используемые каждой из аварийных служб. Но не сегодня.
Пожарные машины могли подъехать к его дому в любой момент. Он на мгновение задумался, кто их вызвал. В конце концов, дыма было не так много. Он уже потушил пламя.
Он позволил Джерри готовиться ровно столько, чтобы его больше нельзя было узнать как "золотого ребенка".
На самом деле, его вообще больше нельзя было узнать. Пузыристое, почерневшее существо, которое дергалось на все еще тлеющем стуле, едва напоминало человека. Глаза растаяли, опаленные дотла обжигающим пламенем. Губы полностью исчезли, предоставив Джерри дьявольскую, скелетную ухмылку. Его волосы тоже сгорели, и в некоторых местах даже череп Джерри проглядывал сквозь них, резко контрастируя с черной, хрустящей плотью.
Сверху донизу любимый сын мамы и папы был не более чем сочащейся, расплавленной кучей приготовленного мяса.
Но он был жив. Джош позаботился об этом.
Разве он не обещал Джерри, что его судьба будет хуже, чем у Брэнди? Он сдержал обещание.
Он кратко задумался о том, что уготовано обугленным, почерневшим уродам в кресле? Бесконечная боль. Изоляция.
Будущее, запертое в ненавистной оболочке, слепое и безмолвное, неспособное вырваться из тьмы, которую невозможно было бы облегчить. Бесконечное и бездонное отчаяние. Джош улыбнулся.
Он был уверен, что его собственная судьба будет гораздо менее суровой. Около десяти лет в психиатрической лечебнице, затем реабилитация, а затем возвращение в мир. Ему было двенадцать лет. Он легко выйдет из игры к двадцати пяти годам. Он сможет с этим жить.
В любом случае, здесь ничего нет, - размышлял он. - У меня нет друзей, и, как сказал Джерри, я никогда не найду себе девушку. Никакой "киски" для меня, здесь или там...
Он уедет надолго. Только Бог знает, когда он снова посмотрит на девушку...
И тут его осенило. Джош улыбнулся, когда эта идея завладела им.
Он посмотрел на изломанное, голое тело на кровати. Оно было согнуто, конечно, и сильно изувечено. Не говоря уже о том, что затвердевший суп из избитых костей и мозга, где была голова Брэнди, был немного отталкивающим...
Но... нищим выбирать не приходится.
И было бы забавно поиграть с чужой игрушкой. Особенно с игрушкой Джерри.
Спустив штаны, Джош залез на кровать. Прошло восемь долгих минут, прежде чем приехали пожарные. Достаточно времени, чтобы Джош успел поиграть - дважды.