«Правда, которая скрывается под кожей и мясом» Кассандра Хоу

Английский завтрак, $15.20
Пухлые сосиски, приправленные специями; нежный пудинг, все еще густой от привкуса масла; хлеб, поджаренный до румянной корочки; грибы, обжаренные в лужах фритюра; печеные бобы, пропитанные жиром и разбавленные терпким томатным соусом. Еще немного блестящего масла. Бутылка кислого коричневого соуса. И абсолютно ничего из того, что обычно ест худенькая, симпатичная Молли. Мясо - это слишком банально, говорила Молли своим друзьям, когда они спрашивали, почему она предпочитает телятине ломтики сырой моркови, головки брокколи, а не бараньи мозги, тушеные в пряном соусе масала; сырые вещи, чистые вещи, растительные и бескровные. Они смеялись. Но это полуправда.
Мясо не было триггером. Мясо вызывает внутренние переживания

Международный телефонный звонок, £156,28
На прошлой неделе он рассказал ей все.
Молли рвала швы кресла своими короткими острыми ногтями, пока его набивка не выпала, как комки волос и кожи. Снова и снова, пока ее голос оставался ровным, а сердце билось в узкой клетке с ребрами.
- И ты позволил ей просто... уйти?
- Что еще ты хотела, чтобы я сделал?
- Я не знаю. Сообщить о ней?
- Я не могу. Я уже говорил тебе. У него есть дочь. Если его посадят, опекунство передадут ближайшим родственникам - его родителям.
Молли почувствовала голодную пульсацию, ослабление сухожилий. Под ее кожей клетки вступали в сговор против своей человеческой оболочки.
- И что?
- Его родители - причина того, что она такая, какая она есть, Молли. Я не могу... Я не могу так поступить с невинной девочкой.
Молли сглотнула. В ее голове слова "невинная девочка" были неотличимы от слова "мясо".
- Семь лет, - прошептал он ей. - Если ты собираешься сделать какую-нибудь глупость, обещай мне, что подождешь семь лет, прежде чем сделать какую-нибудь глупость снова?
Молли ответила "да", "хорошо", хотя все в ней, кости, кровь и мозг, болели от желания ослушаться.

Виски с нижней полки, $125.50
Молли пьет крупными глотками, а не из стакана, без удовольствия, только с затаенной яростью. Алкоголь мерцает, как огонь в ее венах, почти достаточно, чтобы отвлечь от восстания ее плоти, мятежа ее мозга. Почти, но не совсем.
Она осушает первую бутылку за час, заказывает вторую, потом третью. Когда виски почти заканчивается, подходит мужчина, дородный бухгалтер с двойным подбородком, и алкогольным амбре в качестве бонуса. Она не протестует ни против его компании, ни против его разговора, ни против руки на ее талии, руки на ее бедре; даже не против его запаха, резкого и маслянистого.
В конце ночи он говорит:
- Ты хочешь уйти отсюда?
И Молли, сгорающая в шелухе своей кожи, сгорающая от гнева, сгорающая от ненависти, и желания нарушить свое слово, томно отвечает:
- Почему бы и нет?

Номер в двухзвездочном отеле, бесплатный
Он раскладывает ее на белых простынях, как невесту. Его прикосновения трепетны, осторожны. Его пальцы дрожат. Молли вздыхает, когда он задирает ее блузку. На мгновение ей приходит в голову мрачная мысль о том, чтобы поддаться, насладиться его многослойной мягкостью, его нетерпеливым вниманием, тем, как его рот, влажный, горячий и голодный, взбирается по перекладинам ее ребер. Она закручивает пальцы в его влажные, редеющие локоны, и он стонет, когда она тянет его, нечеловечески сильно. Молли позволяет себе одну маленькую, изящную улыбку, прежде чем изменения проносятся по ней, проводит ногтями по его спине, кожа сползает рябью, капая кровью на простыни. Он кричит, высоко и тонко, даже когда тело Молли переписывает себя на языке плотоядных вожделений, мышцы становятся длинными и люпиновыми. Ее череп хрустит, когда челюсти удлиняются, превращаясь в морду, а зубы - в ножи. Ее тело трансформируется, раздуваясь и удлиняясь.
Слишком поздно он пытается вырваться и убежать. Она делает выпад. Он кричит. Крик обрывается слишком быстро. И красный цвет заполняет все пространство.

Его внутренности, бесплатно.
Он восхитителен, тающий, нежный от долгого бездействия, испещренный широкими мазками жира. Лучше, чем вагю (мраморная говядина), думает Молли, раскалывая его грудину, как яйцо, одним мощным ударом. Лучше, чем секс, вздыхает она, выковыривая гнойные альвеолы. Они лопаются на ее языке, медно-сладкие. Она пробирается между витками кишечника, находит охлаждающий желатин его печени и глотает его. Ей так этого не хватало. Годы, безвкусные, истонченные в небытие, сменяются влажным, соленым удовольствием от свежих субпродуктов. Гораздо лучше, чем все остальное, что она пробовала в последние годы. Лучше, чем эта человеческая беспомощность. Лучше, чем это ожидание, этот бесконечный счет часов, недель и секунд, пока она не станет свободной.

Частный детектив, $598
- У него есть дочь, - говорит он с упреком. - Одиннадцатилетняя девочка, которой нужна мама.
Частный детектив - неплохой человек. Иначе Молли не стала бы с ним работать. Он просто неэтичен, в нем есть жилка сострадания, которую не исчерпать никакими деньгами. В другой жизни он мог бы стать героем, охотником, облаченным в броню из китовой кожи с щитом из стали. Но не здесь. Здесь закон обезвреживает, разряжает, побеждает любой инстинкт, кроме стремления прижаться к земле и выстоять.
Молли улыбается, осторожно пожимает плечами. Ее кожа кажется слишком плотной, гребни позвонков зазубрены. Она боится, что если будет двигаться слишком быстро, ее эпидермис расколется, выбрасывая комки мышц и обломки вымоченной в мелочи кости, волосы бухгалтера с прошлой ночи, спутанные, как пряжа, в ямке живота, комочек в младенчестве.
- Я знаю.
Частный детектив колеблется, впиваясь ногтями в связку коричневых папок, протянутых как храмовые подношения. Она может сказать, что он сомневается в себе, взвешивает последствия возврата денег, балансирует между арендной платой за этот месяц и виной за всю жизнь.
- Я дала обещание, - добавляет она. - Обещание ждать семь лет.
Он не спрашивает ее, почему, и что она намерена делать после того, как пройдут семь лет. Некоторые секреты лучше оставить зарытыми в землю. Кроме того, есть что-то мифическое в ее провозглашении, официальность, которая резонирует с присущей ему человечностью, честность, граничащая с религиозной гипотезой. Частный сыщик, который на самом деле является хорошим человеком в ужасном мире, опускается на стул, внезапно постарев.
- Семь лет? - спрашивает он, и в отголосках слов она слышит, как он умоляет не делать ей больно, пожалуйста, не делайте девочке больно.
- Семь лет, - лжет она.

iphone 4s, $199
Она звонит ему снова, рассказывает о бухгалтере, но не о детективе, или о своей карте ежедневных ритуалов женщины, разграниченных по видам деятельности и часам, о фотографиях маленькой девочки с темными, задумчивыми глазами, играющей на детской площадке.
- Это была ошибка, - говорит она, сила извивается, как бабочка, попавшая в ловушку под ее кожей.
- Ты съела его!? - шепчет он недоверчиво. Откровение пугает его.
- Мир стал лучше без таких, как он. - произносит она после паузы.
Его сухой голос режет ее.
- Не тебе это говорить!
Гнев Молли ударяется о чашу ее черепа, предупреждение, которое она не может определить, полное грома, полное опасности, полное гнили. Ее рот истончается, а кровь становится горячей. Она проводит языком по острым зубам, которые уже не такие короткие, как миг тому назад. Мышцы на руках надуваются, а тело снова вибрирует и становиться больше.
- Он был просто мясом, - говорит она ему, все еще пьяная от крови, все еще теплая от жира, который она высосала из груди бухгалтера. - Пустое место. Никто не будет скучать по нему.
- То, что ты делаешь, неправильно.
Его голос уже более спокойный и тихий.
Она задыхается от его защиты, от воспоминаний о его защите, о всех тех случаях, когда он предписывал жизнь недостойным, о всех тех случаях, когда он говорил ей сидеть, сидеть, сидеть, стоять, хорошая девочка, стоять. На мгновение она возненавидела его.
- Не похоже, что меня могут поймать.
Это истина. Не может быть дела без улик, не может быть ареста без тела, которое можно выставить на всеобщее обозрение.
- Дело не в этом.
Молли делает паузу.
- Это потому, что ты боишься, что я причиню ей боль?
- Нет. Это не имеет к этому никакого отношения. Я беспокоюсь о тебе.
- Лжец! - кричит она, горло пульсирует от желания измениться. - Это имеет отношение...
- Это имеет к тебе самое непосредственное отношение. Мы говорили об этом! Мы говорили о том, что изменения делают с...
- Ты боишься, что это означает, что я найду ее и причиню ей боль?
- Нет, я...
- Да. - Она ударяет кулаком по стене. Бетон отслаивается. - Да. Именно так. И я знаю... Я знаю, что ты собираешься сказать. Ты скажешь, чтобы я подумала о ее матери, о девочке оставшейся без отца, о том глупом, бесполезном ребенке, который ничего не сделает, только вырастет и будет потреблять, потреблять, потреблять и...
- А что, если она вырастет и станет кем-то сострадательным, кем-то, кто понимает боль, кем-то, кто изменит мир, кем-то достойным? - Дрожащий вздох. - Она не причиняла мне боль. Это было неправильно. То, что она сделала. Но она не причинила мне боль, и ее дочь не должна страдать из-за этого. Она ушла от меня и теперь живет вместе с бухгалтером. Она счастлива и начала новую жизнь.
- Дело не в этом.
- Нет, именно в этом дело. Это не твоя история.
Молли замирает.
Он продолжает, неумолимо.
- Это не твоя история. Это моя. Ты ведь понимаешь это, да? И я решил отпустить ее, пусть она будет счастлива. Почему ты не можешь понять, что не надо меня оберегать. Не надо защищать и делать мою жизнь лучше!
- Но я хочу и могу...
Ярость ослепляет ее зрение. Телефон разбивается, ударяясь о стену, разбрасывая внутренности; осколки материнской платы и кусочки пластика, похожие на раздробленные кости пальцев.

Кухонный нож, $5.60
Она покупает дюжину, хотя они не достаточно острые, предназначены для самых мягких разрезов, самых простых блюд. Но она не возражает. Они только для показухи. Отвлечение внимания.

Веревка, малярный скотч, пластиковые пакеты, $21,50
- Это список покупок серийного убийцы! - Продавец на кассе нервно смеется.
Молли не поправляет его. Только бросает один короткий взгляд из под опущенных ресниц. Парень сглатывает комок подступивший к горлу.
- Пакет нужен?

Поездка на такси, бесплатно
Деньги, которые он называет, больше, чем она когда-либо заплатила бы за такси, но она терпит эти расходы так же, как терпит нелепые ухаживания водителя. Когда они приезжают, и он оборачивается она поглощает его целиком - как закуску, как прелюдию к главному блюду.

Возмездие, хорошие отношения
Она думает о том, чтобы послать ему ухо, или лоскут кожи с фарфоровой щеки, кость, нанизанную на петлю из черной веревки. Она думает о том, чтобы послать ему фотографию.
Сидя и слизывая сок поджелудочной железы с кончиков пальцев, Молли думает о многом, но в основном о том, как сильно она будет скучать по табачной теплоте его запаха, по тяжести его руки на ее плечах, по годам, которых никогда не будет, по дням проведенным вместе.
В конце концов, это было не для него. Это было для нее.
Она задумалась как лучше поступить дальше, и механически потирает ладони, даже когда перебирает узор сухожилий, букет вен, протянувшихся по полу, как предупреждение.
- Мама?
Молли вздрагивает и смотрит вверх.
Темные глаза, неухоженное лицо, волосы, еще запутавшиеся в облаке беспокойного сна. Просто ребенок, такой же хрупкий, как и все остальные. На мгновение сострадание тянется по швам ее кожи, отчаяние сжимает ее горло. Молли еще может остановить это. Она может...
Но дикий, необузданный голод берет вверх.
Она нападает.