«Происшествие в доме престарелых» Марк Касселл

Попросить бабушку помочь со школьным проектом было для Джека впервые, его первоначальное нежелание натолкнулось на маму, которая и предложила это. Пятнадцатилетний, прыщавый и неуклюжий, но всё же довольно умный, Джек никогда бы не подумал, что окажется в больнице, забинтованным, во время допроса полицией. Он заявил следователям, что ни в чём из случившегося не было его вины.
Джек Демпси ничего не упустил в своём пересказе происшествия в доме престарелых.
В последний день семестра, со школьным рюкзаком на худом плече, он прошёл по коридору к бабушкиным апартаментам, благодарный тому, что оказался в доме, вдали от безжалостного осеннего ветра.
Его шаги, окружённые стенами с рисунками магнолий в тусклом свете, отражались эхом от облупившейся и испачканной плитки пола. Тонкий запах сырости, смешанный с тяжёлым мясистым запахом, усиливался по мере того, как он углублялся в «дом престарелых» - маме не нравилось, когда он произносил эту фразу. Дом не был строго домом для престарелых, это было скорее не слишком дорогое место для упрямых восьмидесятилетних и девяностолетних, которые отказывались жить в настоящем доме.
Джек знал, что написать сочинение о Второй мировой войне будет намного проще, если он воспользуется школьной библиотекой. Конечно, он мог порыться в интернете, как и большинство его одноклассников, но у бабушки, как настаивала мама, был непосредственный опыт жизни ребёнка в Британии, задушенной страхом перед вторжением.
Джек свернул за угол и вышел в последний коридор, ведущий к бабушкиным покоям, и увидел, что её дверь приоткрыта.
«Необычно», - подумал он, увидев слабое мерцание света.
Он предположил, что это телевизор, отбрасывающий белую дымку на раму и вдоль стены. Он замедлил шаг и поднял руку, готовый толкнуть дверь.
- Бабушка? - его голос угас в тишине.
Ответа не было.
Он толкнул дверь, и она распахнулась внутрь. На кончиках его пальцев осталась липкость, и он стёр её. Остатки рассыпались в меловой порошок. Его губы скривились, и он шагнул внутрь.
Вонь переваренного обеда перехватила его дыхание, и он закашлялся. В другом конце комнаты телевизор, громоздкий реликт среди другой устаревшей мебели, представлял собой прямоугольник безмолвных белых помех. Его сияние подчёркивалось приближением заката, прижавшегося к закрытым шторам.
- Бабушка?
Как и раньше, ответа не было.
Жара была невыносимой, что заставило его задуматься, не слишком ли сильно выставлен термостат? Бросив рюкзак в угол комнаты, он лихорадочно снял пальто и повесил его на спинку стула.
- Бабушка!
Он прошёл через гостиную в кухню. Бабушки не было. Потом обратно в гостиную и в спальню. Бабушки не было. Быстрый взгляд под кровать ничего не обнаружил - не то чтобы он ожидал, что она действительно будет там. Ванная оказалась такой же пустой. Где она была? В конце концов, входная дверь была открыта, так что, возможно, она ушла в гости к соседке или застряла за болтовнёй с их смотрителем (бабуля всегда пыталась каким-то образом повлиять на работу дома).
«Возможно, - подумал он, - она забыла о сегодняшнем моём визите».
Собираясь направиться к дивану, чтобы сесть и дождаться её возвращения, он услышал, как что-то шаркает в другом конце комнаты. Он прищурился и увидел сгустившиеся тени под маленьким столиком и креслом. Домашние животные не допускались в дом, так что он знал, что это не животное - по крайней мере, не должно было быть.
Джек шагнул вперёд, любопытствуя. Что-то бледное шевельнулось в слоях тьмы, но было трудно сказать. И снова этот звук.
Потом тишина. Движения не было.
Он присел на корточки, его собственная тень плясала по стене, и он заглянул за кресло.
Рядом со скромным шкафчиком для напитков и свёрнутыми телевизионными кабелями была дыра в стене. Штукатурка выглядела так, как будто её кто-то содрал.
Среди ошмётков плинтуса и оборванных обоев ковёр покрыла лёгкая пыль, похожая на хлопья теста. Внутри полости обнаружилась только тьма.
Прислушиваясь, он ничего не услышал.
Мясистый запах был сильнее, смешанный с влажной землёй.
Он медленно выпрямился, считая это шумом соседа или, может быть, даже своим воображением. Затем изнутри стены, выше, что-то рухнуло. Холод пробежал по его затылку, бросая вызов жаре комнаты. Он посмотрел на стену, ожидая… ожидая чего именно?
Медленно он начал отступать.
Стена вздулась, треснула и…
Джек понятия не имел, что это было за серое существо, когда оно прорвалось сквозь стену. Чем бы оно ни было, оно врезалось в Джека, ослеплённого кусками штукатурки и завитками обоев. Дыхание Джека вырвалось из лёгких. Он отшатнулся. Споткнулся о ковёр. И полетел вниз, назад. Его голова ударилась о стол. Мерцающий свет сменился тёплой и гостеприимной тьмой.


Когда Джек пришёл в себя, он обнаружил, что его нет на ковре. Вместо этого он сидел прямо среди содержимого своего школьного рюкзака. Папки и бумаги валялись вокруг него. Между ними разбросаны ручки и карандаши. И тонкий слой этого липкого вещества покрывал всё. Не говоря уже о кирпичной пыли и кусках рваных обоев.
В голове гудело, а в ушах раздавался еле слышный рёв.
Как? Что? Он поднялся на колени, хотя головокружение не давало ему встать. Сквозь замешательство он наблюдал, как облако пыли отлетает от его одежды. Её освещали последние лучи заходящего солнца сквозь щель в занавесках. Мерцающий телевизор теперь был единственным источником света в комнате.
Как долго он был без сознания?
Он провёл рукой по лицу и вздрогнул. Его пальцы были в крови.
Обрушившийся участок стены заполнил часть комнаты, и когда он заглянул в зияющую полость, он кое-что вспомнил. Его сердце подпрыгнуло в груди. Прорвавшегося серого существа нигде не было видно. Может быть… может быть, ему это показалось? Стена, очевидно, рухнула на него из-за сырости, возможно, из-за этого он и потерял сознание. Внутри стены ничего не скрывалось. Это было странно.
Снова, на этот раз осторожно, он коснулся раны на виске.
Тишина бабушкиной комнаты казалась гуще, а этот странный мясистый запах тяжелее. Где была бабушка? Он встал, готовый выйти оттуда; ему придётся позвать смотрителя и позвонить маме.
Его пальто теперь висело не на спинке стула, где он его оставил, а лежало на полу рядом с перевёрнутым школьным рюкзаком. Так быстро, как только позволяли его трясущиеся ноги, он подошёл к нему и увидел, что он тоже был покрыт ещё бóльшим количеством своеобразной грязи. Он порылся в карманах в поисках телефона.
Его там не было.
Он повернулся, растерянность и пульсирующая головная боль грозили поставить его на колени.
Его телефон лежал у плинтуса, его экран представлял собой массу трещин под мазком этой блестящей грязи. Он подобрался к нему и, хотя экран светился за паутиной осколков стекла, обнаружил, что он не реагирует ни на какое прикосновение пальца. Джек уронил его, встал, вытер липкую массу с кончиков пальцев и пошёл за бабушкиным телефоном. Он тоже был покрыт ещё бóльшим количеством странного дерьма. Стараясь не сходить с ума, он схватил трубку, испытывая отвращение к предмету.
В телефоне была только тишина. Это его не удивило. В гневе он нажимал на кнопки, но гудка не было.
Его сердцебиение теперь заполнило голову, пульсируя так же быстро, как его дыхание. Возможно, бабушка была внизу, в общей комнате? Если нет, то сосед может помочь. Бросив последний взгляд на комнату и неохотно осмотрев разрушенную стену, он вышел в коридор. Подняв руку, чтобы прикрыть глаза от верхнего света, костяшки пальцев коснулись раны на голове, и он зашипел сквозь стиснутые зубы.
Каждый шаг посылал ударную волну в его череп, пока он шёл по коридору к лестнице.
Прямо перед лестничной площадкой стояло кресло с высокой спинкой - обычное место, где жители могли сидеть и смотреть в окно. Джек почти не заметил сидевшего там джентльмена, настолько он был мал ростом и то, как он поджал под себя ноги на подушке. Это выглядело невероятно неудобно. Темнеющее небо за окном уступило место его измождённому отражению, создав бледное изображение. Джек узнал его, хотя и не знал его имени. Он был одет в поношенную коричневую пижаму, воротник был расстёгнут, обнажая морщинистую кожу и кудри седых волос. Голова запрокинута назад, рот слегка приоткрыт. Он спал? Джек на это очень надеялся.
Шаг Джека замедлился, но он остановился, увидев кровь на висках старика.
Но это была не просто кровь. Пёстрые мазки странного тестообразного вещества из дыры в стене ползли вверх по стулу. Они добрались до головы мужчины сбоку, прорываясь под сморщенную кожу. Блестящая жидкость сочилась из раны, стекая по лицу и смешиваясь с кровью.
В животе Джека забурлила тошнота. Он потянулся к своему виску, поморщившись, когда его пальцы исследовали рану. Головокружение охватило его, и он пошатнулся. Его пальцы скользнули по стене, оставляя кровавые следы. Его лёгкие внезапно сжались. Глядя на пол, отчаянно пытаясь прийти в себя, он заметил, как плитка пола была поднята вверх у ног человека, обнажая выпуклую рыхлую массу. Она расползалась наружу, как цепляющиеся водоросли, высушенные на солнце.
Веки мужчины дрогнули. Рана сочилась. Он застонал, слюна пузырилась на его губах.
Джек выпрямился, попятился и пронёсся мимо него. Он свернул за угол и оказался на лестничной площадке. Поднимаясь по лестнице по две ступени за раз, он чуть не упал, лихорадочно хватаясь за голову, корчась от боли, пытаясь стереть кровь, инфекцию, чем бы ни была эта отвратительная дрянь.
Наконец внизу, в другом коридоре, точно таком же, как и наверху, он заметил ещё больше этих дыр. Он заметил, что двери других апартаментов были открыты, и в каждую из них проникал угасающий дневной свет, но не обращал на них внимания. Он надеялся, что с бабушкой всё в порядке, она сидит в своём любимом кресле в гостиной, играет в карты или в скрэббл с друзьями, в полной безопасности.
Сейчас он был почти у цели, хотя, по правде говоря, ему больше всего на свете хотелось убраться к чёрту из этого дома престарелых.
Избегая новых дыр в стенах, он заметил ещё более толстую складку рыхлого чего-то, что висело над головой. Оно пробило одну стену, проползло по потолку и прибилось к противоположной стене. Волнистые «водоросли», скользкие от влаги, здесь внизу были темнее, чем те, что он видел наверху. И длиннее. Путь которых выходил из стены общей комнаты.
Он замедлил шаг, опасаясь худшего, борясь с желанием повернуться и бежать.
Голоса.
Мягкий разговор.
«Пусть всё будет хорошо. Пожалуйста».
Он успокоил дыхание и положил дрожащую руку на дверь.
Знакомая шероховатость покрывала деревянную панель. Он толкнул дверь, и его встретили жар и вонь, которые прорвались ему в горло.


У Джека подкосились ноги, и он попытался схватиться за ручку двери, промахнулся и упал за порог. Стоя на коленях, отчаянно пытаясь удержаться на ногах, он смотрел во мрак гостиной.
Похоже, что большинство жителей дома престарелых были здесь, несколько десятков, но сосчитать было невозможно. Хотя все были как бы разбросаны по полу, некоторые лежали друг на друге, слившись друг с другом, как расплавленный воск свечи.
Голоса исходили изо ртов в тех местах, в которых их не должно было быть.
Прижатые к трём углам комнаты среди перевёрнутых стульев, жильцы вместе взятые представляли собой мясистую груду разорванной одежды, кожи и костей. Их крапчатая и покрытая пигментными пятнами кожа туго натянулась, превратившись в дрожащие мембраны. Кое-где кости рук и ног торчали под неправильными углами, черепа и грудные клетки были протиснуты сквозь блестящие органы. Кровь капала из ран.
Это были не только рты в неправильных местах, но и каждый нос, каждый глаз, каждое ухо. Другие части тела тоже. Подмышки и локти, обвисшие груди, седые лобковые холмики и морщинистые ягодицы.
Всё бросало вызов человеческой анатомии.
Ошарашенный, Джек сморгнул слёзы. Он вытер лицо, чувствуя, как пульсирует голова. Он не знал, что на него смотрит.
Но это было именно так: на него смотрели… Как будто каждый житель дома престарелых так или иначе оглядывался на него. Их глаза не были мёртвыми взглядами, как он мог подозревать. У одних не было век, другие утонули в мясистых складках, но у всех были плавающие взгляды, ни на чём не фокусирующиеся. И всё же ему казалось, что все смотрят на него.
Рвота обожгла ему горло, и он проглотил её.
По ковру тянулись каналы плоти, свернувшиеся между сломанными ножками стульев и разбросанными подушками, цеплявшиеся за стены, как гигантские пальцы. Рамы для картин висели криво, стёкла треснули.
Отрезки дрожащей мембраны тянулись из одного угла комнаты в другой, как розовые, с прожилками паруса, прикрепленные к светильникам, поверхностям столов и подоконникам. Растянутая плоть время от времени нарушалась пульсирующей мышцей обнажённого сердца, или ритмичными подъёмами и опусканиями лёгких, или дрожанием деформированных ног и рук. Даже случайный щелчок артритным пальцем и подёргивание сморщенного пениса. Несколько неуклюжих рук сжимали несколько чёрно-белых фотографий.
И эти рты. Эти влажные губы, эти щёлкающие языки и стучащие зубы, складывающиеся в слова, предложения. Все рты в комнате заговорили одновременно. Безумная какофония, похожая на острую дискуссию, где все присутствующие требовали внимания.
- …стук автоматной очереди…
- …держал его за руку, когда он умирал…
- …в последний раз, когда я видел своего отца…
- …злое время, когда многие погибли…
- …никогда больше не видел моего брата…
- …рёв над головой, когда британский истребитель Spitfire гнался за нацистским Messerschmitt…
Джек обнял себя, не в силах оторвать глаз от нагромождения чудовищ, заполнивших комнату. Он слабо схватился за голову, желая, чтобы боль в виске утихла.
Ближайший потный мешок плоти задрожал и раздулся. Его цветочное платье порвалось, когда рука - или это была тонкая нога? - потянулась к нему. Слабые голубые вены извивались под полупрозрачной плотью, кости были невероятно тонкими. Плоскими, почти.
Джек отшатнулся, и дверной косяк ударил его по позвоночнику. Он повернулся, чтобы встать на ноги, которые не слушались.
- Бабушка, - прошептал он.
Он узнал скорее платье, чем её лицо. Потому что это было уже не её лицо. Её вьющиеся волосы всё ещё цеплялись за череп, сросшийся с искривлённым скелетом кого-то ещё. Бабушкино кресло - её любимое кресло - рухнуло под тяжестью, по-видимому, поглотив тело другого жителя. Две женщины превратились в один огромный раздутый холм из плоти и костей, склеенных вместе в массу морщинистой кожи, усеянной пигментными пятнами. Её глаза опустились куда-то вниз по вытянутым щекам, веки растянулись, подбородок превратился в часть позвоночника, который искривился и теперь неловко торчал. Её очки ввалились в ключицу, погрузившись в пупочную мембрану, которая сливалась с отвисшей грудью. Её жёсткие ареолы представляли собой морщинистые овалы с сосками, напоминающими изюминки.
Джек отполз в сторону, дальше в комнату, отталкиваясь от неё.
- Мои друзья помогут нам с твоим заданием, - сказала она мокрыми от слюны губами.
- Отстань от меня! - завопил он.
Он карабкался вверх, слабо цепляясь за стену. Он поскользнулся и упал на вздымающуюся плоть, когда существо, которое было его бабушкой, попыталось удержать его. Он растянулся на нём. Это была не бабушка, этого не могло быть. Это было невозможно.
Запах был смесью лаванды и потной кожи. Приторный, он послал волны тошноты, захлестнувшие его. Он хватал ртом воздух только для того, чтобы наполнить лёгкие вонью. Он кашлял и задыхался.
Обвисшие складки шлёпали вокруг него, как мокрая кожа. По его щеке скатилась влажная липкость. Не в силах вырваться из неё, он погрузился в скользкие объятия. Он оттолкнулся, отползая назад, упираясь в её сероватые жёсткие ареолы. Жгучая боль пронзила его голову, когда крошечные придатки вонзились в рану на виске. Он кричал, долго и громко.
- Ты получишь самые высокие оценки, Джек, - прошептала она, хотя он её не слышал.
Его крики длились дольше, чем сердцебиение каждого жителя дома престарелых. Включая бабулю, чьи глаза были самыми стеклянными. В конце концов, всё ещё убаюкиваясь в этих липких складках кожи, его рыдания погрузили его в мирное забвение.
Спустя несколько часов в больнице, с перевязанной головой и мамой у его постели, Джека одолевали воспоминания, которые ему не принадлежали.
Бабушка действительно помогла ему со школьным проектом.