«Возвращение домой» Райан Хардинг

«Это Хейли из кабинета доктора Гаррика, я пытаюсь связаться с мистером Бенджамином Коллинзом. Нам нужно записать вас на последующий визит, чтобы обсудить результаты вашей биопсии. Пожалуйста, позвоните нам по телефону…»
У Бена было ещё одно сообщение на голосовой почте, но он сбросил красный сигнал телефона, не прослушав его. Он сделал это как раз вовремя, когда во входящем звонке появилось имя его жены, буквы на экране были искривлены чёрной паутиной. На прошлой неделе он уронил телефон на асфальт парковки после того, как адвокат сообщил ему о кончине его матери. То, что она каким-то образом узнала его имя и номер телефона, слишком обеспокоило его, чтобы он успешно переложил телефон обратно в карман после звонка.
Сорок с лишним лет назад:
«Ты не против, если я посплю в твоей постели?»
Он не надеялся, что сможет убедить себя, что сделает всё правильно, но, стоя во дворе с возвышающимся над ним домом, взгромоздившимся, как гигантский кондор на заросшем участке, ему не хотелось идти туда одному.
- Привет, дорогая, - сказал он, во рту у него было сухо, как в пустыне, несмотря на пустую бутылку из-под воды, которую он оставил в арендованной машине.
Дом, казалось, покраснел, как будто нежные слова предназначались ему.
- Привет! - сказала Линда. - Как Аризона?
- Э-э-э… жарко, - сказал он, созерцая чудеса печально известных гор и пустынь Иллинойса. - Очень… душно.
- Спасибо за этот захватывающий прогноз погоды, - сказала она. - Эй, ты знал, что ты всего в часе езды от того места, где пришельцы похитили того парня?
- Пришельцы?
- Да, тот фильм «Огонь в небе». Ты помнишь?
- Да, - сказал он, имея в виду только акт воспоминания.
Кроме того, сейчас было не до этого.
Дом тоже помнил и не мог понять, почему Бен считал все свои воспоминания бременем. Они были аккуратно сложены внутри, заходи и переживай заново.
- Это было похоже на «Хостел» на НЛО, - сказала Линда. - Но это было добрых двенадцать или тринадцать лет до «Хостела».
Дом так же вспомнил эти «добрых двенадцать или тринадцать лет», точно как и Бен в своих стенах. Он поднялся по лестнице на крыльцо, так что ему больше не нужно было смотреть на него целиком. Невольная поддержка Линды пробормотала ему на ухо, удерживая его руку достаточно, чтобы вставить ключ в замок, пока она обсуждала межгалактическую пытку, массивную иглу, губчатое глазное яблоко.
- Где ты? - спросила она, когда заскрипели петли на двери.
- В отеле.
Он молился, чтобы никто не запустил газонокосилку в следующие пять секунд, несмотря на вечерний час.
- Подожди, это был ключ? Господи, где тебя поселили - в Econo Lodge?
Бен вошёл внутрь и заставил себя закрыть дверь. Он не появлялся здесь со своего тринадцатого дня рождения. Впрочем, несмотря на затхлость, запах был именно таким, каким он его помнил. Прежде всего ириски и ванили, а под ними что-то землистое, что заставило его подумать о том, что он съел горсть земли.
Тишина наполнила его уши постоянным давлением, и воздуха вдруг стало мало.
- Бен? - голос Линды звучал слабо, как шёпот на другом конце жестяной банки на верёвочке.
- Я здесь, - сказал он.
Он имел в виду дом после всех этих десятилетий.
Он никогда не собирался возвращаться после того, как его отправили к тёте и дяде, в то время как его мама «получала необходимую помощь». Как будто такое место могло вообще существовать.
- Думаю, я поселюсь здесь, - сказал он. - Может быть, возьму что-нибудь поесть. Могу я позвонить тебе чуть позже?
- О, у тебя всё нормально?
- Я буду очень рад поскорее вернуться домой, - сказал он.
«Но ты уже дома», - заверил его дом.


Его вырвало в ванной внизу примерно через тридцать секунд после того, как он повесил трубку с Линдой. Ему пришлось удерживать кнопку несколько секунд, пока унитаз полностью не смылся, как и раньше. Словно это место ждало его на паузе. Оно ждало и её, как бы долго она ни отсутствовала. Он представлял, как она теряет дом, собственность, которую осуждают и избегают, как дом Майерса в «Хэллоуине». Она работала в универмаге, где однажды ей дали колоссальную прибавку в пять центов. У неё не было сбережений, даже если бы она была в состоянии отправить платёж по почте. Кто-то, должно быть, помогал ей, из-за чего он не мог сдержать горечи. Однако это был не его отец. Эндрю-старший провернул гораздо более успешный акт исчезновения, чем Бен, по-видимому, справился сам. Он подозревал, что его дядя содержал дом в порядке, понимая, что она отплатит ему тем, что никогда не будет вмешиваться в жизнь своего сына.
Он проверил три родинки на спине в зеркале, сдёрнув рубашку ниже плеча. Линда заметила их несколько недель назад. Он не считал своим приоритетом визит к врачу, пока не пришли новости от адвоката его матери. Оказалось, что есть семейная история, которую он не должен игнорировать, и теперь кабинет врача хотел, чтобы он пришёл, чтобы обсудить результаты. Они не стали бы этого делать, если бы ничего не нашли. Он хотел, чтобы это больше беспокоило его, чем его нынешнее местонахождение, но это просто было совсем другое. Это была драма, ожидающая его в другой жизни.
Мать Бена едва поменяла что-то внизу. Та же мебель, часы, картины и статуэтки, может быть, с некоторыми дополнениями к последним. По крайней мере, она обновила телевизор. Она по-прежнему держала журналы и газеты на журнальном столике, что казалось причудливым штрихом в эпоху, когда всё больше людей читают новости и обсуждения с планшетов, смартфонов или ноутбуков. Ничего подобного он не видел, только трубку для портативного телефона. У него самого уже много лет не было стационарного телефона, и его отсутствие во всех телефонных книгах успокаивало, лишний шаг от неё.
Но это не имело значения. Она знала, где его найти. Адвокат сообщил ему две вещи: его мать умерла и дом теперь принадлежит ему. Не было никаких шансов, что он сделает что-нибудь, кроме как продаст его, конечно, но Бен чувствовал, что должен вернуться, чтобы увидеть его и понять, что она ушла навсегда. Он даже надеялся, что это принесёт освобождение, хотя до сих пор он не освободил в себе ничего, кроме желчи.
Он заставил себя подняться наверх. Он либо сдохнет от панической атаки, либо нет. Каким-то образом дом то сжимался вокруг него, как одежда, из которой он вырос, то отодвигал стены и потолок ещё дальше, так что он чувствовал себя безнадежно потерянным в лабиринте. Он задыхался, когда поднимался по ступенькам, его сердце колотилось в клетке груди. Когда он, наконец, пришёл в себя и старые скрипы эхом разнеслись по коридору, как вступительные ноты знакомой песни, перед его глазами прокатился рой чёрных точек. Ему потребовалось мгновение, чтобы определить, что обесцвеченный вид стены был не чем-то наложенным из этого видения, а постоянной чертой.
Бен представил свою мать с раскинутыми руками, держащуюся за обе стороны коридора, пока она стирала краску, стены превратились в нечто пурпурное от влаги её рук. Он слышал, как она вот так скользит к его комнате, как скрипит пол, когда её руки тёрлись о поверхность штукатурки. Он почти потянулся, чтобы обвести длинные мазки, но отдёрнул пальцы, прежде чем коснулся чего-либо.
Он ожидал, что найдёт свою комнату точно такой же, как и оставил её, и в основном так оно и было. В те дни он был без ума от бейсбола, и они прикрепили вымпелы Cubs и White Sox к плакатам с изображением любимых игроков Сubs, таких как Райн Сандберг, Марк Грейс и Андре Доусон. Также висел постер фильма «Космическая одиссея 2001 года» со Звёздным ребёнком. Подарок от отца на последнее Рождество перед его уходом. Он, вероятно, думал, что рейтинг G означает, что это должно быть для детей, и решил, что это достаточно близко, чтобы считаться «Звёздными войнами».
Картинки, приколотые к стене над его маленьким письменным столом, были новыми. Прядь его волос была новой. Так же как и синяя квадратная академическая шапочка, идентичная той, которую Эндрю-младший надевал на выпускном перед тем, как отправиться на поиски счастья и нового имени. Он сказал себе, что это просто какая-то копия, которую она купила, но был уверен, что это была та самая, которую он надевал, чтобы получить свой диплом, и бросил вверх над головой вместе с остальными одноклассниками. Она была там, сидела среди этих гордых родителей, делала свои собственные фотографии, вдали от своего брата и его жены, снова ощущая себя частью жизни Бена. Он что-то чувствовал в тот день, но каждый день своей жизни он чувствовал что-то подобное. Эта пустота в его следе, всегда тянущая его назад ко всем мерзким образам и действиям, которые он хотел забыть.
Ещё фото разных лет. Эндрю-младший в колледже. Стипендия по бейсболу, но мелкие команды никогда не приглашали его, не говоря уже о крупных. Окончание колледжа (для этого у него не было квадратной академической шапочки, на этот раз он её не бросил). Это были первые дни после смены имени, отчасти из-за фразы «А вот и Бен!» из «Синего бархата». Она следила за ним с самого начала, или она наняла кого-то ещё, чтобы сделать это. Вот Бен стоял где-то в очереди и что-то увлекательно рассматривал. Вот Бен выходит из машины - Nissan, который он купил в прошлом году. Вот Бен выходит из страховой компании, где он работал. Вот Бен с Линдой как до свадьбы, так и после. Объявление о свадьбе вырезано из их местной газеты. На всех этих фотографиях она выкалывала Линде глаза, вероятно, канцелярской кнопкой, придавая им призрачно-пустой вид. В центре этого зверинца фотография Эндрю-младшего и его мамы. Первое Рождество после отъезда папы, снятое фотографом в мамином универмаге, вероятно, со скидкой для сотрудников, которая составляла крутые пять процентов от стоимости. Большинству из тех, кто видел это фото, он, вероятно, казался типичным ребёнком, который не мог дождаться возможности заняться чем-нибудь ещё, кроме как позировать в толстом свитере со своей мамой. Бен видел себя с мучителем. До сих пор видит.
Всё закружилось вокруг него, пол сдвинулся, как палуба корабля. Он попятился и сел на свою старую двуспальную кровать, пока у него ещё был выбор. Покрывало и простыня были откинуты с отталкивающе домашней ноткой, словно приветствуя его возвращение.
Он всё равно лёг на спину, свесив ноги с края кровати, и закрыл глаза, ожидая, пока уляжется буря.


Скрипы разбудили его, если он действительно спал.
Он и подумать не мог, что сможет заснуть на этой кровати.
Его осенила мысль:
«На самом деле она не умерла... это всё было уловкой, чтобы вернуть меня сюда, а теперь она придёт, чтобы забрать меня».
Однако он просмотрел её некролог. Конечно, он это сделал. Он был почти суеверен, что даже проверил это перед отъездом. Он даже нашёл то самое похоронное бюро, куда сможет отправить пожертвование в память о ней. Уведомление о похоронах пришло с некоторым опозданием, доказывая, что она не разыграла всё заранее и не была полностью лишена самосознания. По дороге сюда он также видел надгробие, двойное доказательство. Ему не нужен был адвокат, чтобы сказать ему ещё одну вещь, которую он унаследовал в этом жутком событии. Кроме того, после многих лет наблюдения за ним, зачем пытаться что-то делать только сейчас? Наверняка ей приходилось видеть более бурные дни за свои шестьдесят восемь лет.
Что-то скользнуло вдоль стен вниз по входу в коридор. Он не представлял, что это может быть.
Из-под него донёсся хриплый шёпот:
- Ты не против, если я посплю в твоей постели?
Так это начиналось и часто повторялось.
Бен спрыгнул с покрывала, спотыкаясь о свой старый комод, ожидая, что из-под кровати появится что-то вроде седой шевелюры. Он нагнулся, чтобы посмотреть. Под ней никто не лежал.
Скользящие звуки и скрипы снаружи прекратились.
Он, наконец, понял, что стал неприятно эрегированным после скрипа. Предательство своего тела вызывало у него отвращение. Его разум прокручивал шквал непристойных образов, как будто поощряемый этим развитием событий, «изюминки» ночных посещений. Как она сжала его руку в кулак и провела между своими ногами, побуждая его вращать её взад и вперёд внутри неё, пока она осторожно продвигала её дюйм за дюймом. Как она вздрагивала, мотала головой влево и вправо, получая явное удовольствие. Используя свой рот на нём, размазывая блестящие нити его спермы по её скальпу и считая, что это хорошо для её волос. Засовывая его в своё влагалище постепенно всё дальше и дальше, подбадривая его за стремление учиться, за то, что он большой мамочкин помощник.
Вещи, которые отталкивали его, вещи, которые также возбуждали его тогда. Он боялся её визитов, ненавидел то, что иногда также хотел их. Однако он победил. Он ушёл. Он нашёл жену, у него был счастливый брак. Линда была совсем не похожа на неё. Он наслаждался сексом без стыда и травм. Он больше не впадал в глубокое отчаяние, если кто-то в шутку называл его «мамочкиным ёбарем». Он был нормальным.
Какими бы извращёнными мотивами ни руководствовалась его мать, обременяя его домом, это не имело значения. Он мог бы продать его «как есть» и никогда больше не видеть его, и, может быть, он однажды найдёт слова, чтобы объяснить всё это своей жене. Однажды.
Что-то закричало прямо позади него. Когда Бен отскочил от комода, задним ходом, прямо над его ухом раздался новый крик. Он повернулся спиной к зеркалу, висевшему над комодом, и стянул рубашку.
Родинки исчезли. Их заменили крошечные младенческие головы, больше, чем прежние окружности. Одна из них сонно зевнула. Две другие продолжали визжать.
Голова Бена тряслась в зеркале, белки его глаз расширялись в блестящей поверхности. Нет. Это было не более реально, чем то, что минуту назад скрипело, пальцы скребли по стенам, голос под кроватью.
Он, пошатываясь, вышел из комнаты, ожидая, что заклинание разрушится, как только он вырвется из периметра, но третья младенческая голова присоединилась к хору страданий на его спине. В его отсутствие коридор принял вид плоти, испещрённой уродливыми ранами. Синяки, мокнущие язвы и пустулы. Он мог видеть движения стен, вдохи и выдохи, дыхание всего дома.
Бен поспешил к лестнице, неловко осознавая близость спальни своей матери сразу за лестницей в дальнем конце. Её дверь была открыта, свет горел. Раньше нет. Когда он потянулся к перилам, что-то схватило его за лодыжки. В слабом свете он увидел узловатые верёвки плоти, тянущие его к спальне. Он царапал перила, ковёр, дверной проём, но щупальца доставили его в самое сердце ужаса.
Его ждала его мать или какая-то её интерпретация. Комната была пуста, если не считать её гротескной голой мутации в углу, по крайней мере, в три раза превышающей её нормальный размер. Огромная колонна свёрнутой плоти прилипла к стене, придав ей тот же болезненный вид, что и коридор перед её спальней. Дыхание продолжалось вокруг. Голова его матери повернулась к дверному проёму, колонна застонала, разрешая движение. Она улыбнулась, увидев Бена, связанного, уставившегося на неё, поражённого. Вся колонна вздымалась, как суррогатное лёгкое, что помогало ей держаться в вертикальном положении, а также формировало различные части её тела. Её ноги свисали, проход между ними теперь был за пределами чьего-либо кулака, даже если бы он был снабжён гигантскими руками Халка.
- Эндрю, - сказала она.
Усики исходили из чего-то, что он сначала принял за часть её тела, мешочка размером со ската с притоками вен и артерий вдоль его обхвата. Это лежало на полу у основания колонны его матери. Его верёвки на мгновение отпустили его.
Бен столько лет проклинал её, репетировал обширные монологи, чтобы уничтожить её, но теперь ни одно из этих слов не повторялось.
Не для этой раздутой, нечеловеческой, варикозной версии её.
- Я так рада видеть, что ты воссоединился с нашими детьми, - сказала она, сияя.
Трое младенцев на спине Бена возобновили мучительные крики.
- Нашими… - слова подвели его.
- Все те разы, когда ты кончал сюда, ночь за ночью, - она похлопала себя между бёдрами, где всё ещё оставалась пропорциональная генитальная анатомия над более широким входом в живой трон из плоти. - Конечно, у нас были ещё удачные случаи. Но я потеряла их во времени, но мы всё ещё здесь. Мы можем быть все вместе.
Бен поднялся на ноги, подтянулся и встал перед чудовищем. Встретив тошнотворную радость на её лице, он сказал:
- Трахни себя сама!
Щупальца моментально обвились вокруг него и вырвали землю из-под ног. Они подтащили его ближе к матери. Её когтистые пальцы разорвали его одежду, чтобы раздеть его за считанные секунды, пока он метался в оковах узловатых верёвок.
- Я думала, ты никогда не попросишь, - сказала она.
Он переместился из вертикального положения в горизонтальное, когда она схватила его за лодыжки и горло своими длинными пальцами. Неся его, как таран, она вонзила его в отверстие между ног. Если бы не её вагина, она видимо всё же выступала в роли суррогата. Бен оказался погружённым в губчатую слизистую оболочку, его руки не могли остановить продвижение. Он прижал их к бокам и исчез до пояса. Влажный жар охватил его. Она застонала, и он почувствовал, как её вибрации проходят сквозь скользкие стены. У него возник абсурдный образ его ног, торчащих из устья пещеры, прежде чем она выдернула его обратно. Он задыхался и отплёвывался, пытаясь вдохнуть более прохладный воздух.
Она снова втиснула его в себя, глубже, на этот раз погрузив его до щиколоток. Его член скользнул по влажной мембране, дразнящийся до жёсткости. Она выводила его наружу и обратно снова и снова, трахая себя всем его двухметровым ростом.
Он снова подумал о том, что съел горсть земли. Жалкий жар пропитал его потом, ускоряя скорость его проникновения, пока колонна не содрогнулась, а стены не свернулись вокруг него, как удав, пока Бен не подумал, что задохнётся. Трение о его член в конечном итоге не привело к эякуляции, что было наименьшей пользой в этом жалком начинании.
Она оттащила его назад прямо перед тем, как он потерял сознание, успокоенная воздухом, температура которого была около тридцати градусов. Лозы обвили его ноги прежде, чем он сделал второй вдох.
- Помнишь, как тебе нравились все те мелочи, которые я делала с тобой здесь? - спросила она. - Ты и сам был не так уж плох. Быстрая учёба и быстрый язык. Не думай, что я забыла.
Бен попытался закричать, когда одна из верёвок из плоти вонзилась ему в анус. Другая отрезала его крик, зарывшись в его открытый рот. Руки его матери вновь прижались к нему, сжав его в шар и запихнув обратно во вход. На этот раз он углубился внутрь, в полную темноту. Несмотря на щупальце где-то в горле, Бен мог дышать легко. Раздававшийся гул окружал его, словно он сидел на дне океана. Он понял, что вещь у основания колонны действовала как своего рода плацента, способная поддерживать его в отсутствие света и воздуха.
- Я держала тебя внутри себя девять месяцев, - сказала его мать приглушённым рокотом баса где-то за пределами этой плотской тюрьмы. - Но теперь ты можешь оставаться внутри меня… всегда.
Резиновый мешок начал натягиваться на Бена, как латексный презерватив, поглощая его ступни и взбираясь по ногам.
Бен был в ловушке у своей матери почти всю свою жизнь. Он решил, что скорее умрёт, чем вынесет это любым способом, кроме метафорического. Он набрал столько же воздуха через ротовую связку и укусил её достаточно сильно, чтобы разорвать. Грязная жидкость медного цвета хлынула у него во рту, как прорвавшийся водопровод. Он выплюнул его и зажал другой шнур на другом конце. Он развернулся и начал подниматься обратно к плаценте, перебирая руками верёвку. Когда он добрался до того места, где снова мог видеть намёк на свет, в проходе не было достаточно места, чтобы выйти. Когда у него закончился воздух, он впился зубами во внутренние стены, вырывая кусок за куском, выбрасывая каждый кусочек, прежде чем откусить следующий. Мать кричала где-то снаружи.
Колонна наконец сдалась, выбросив Бена на пол спальни, пропитанного кровью, задыхающегося и кричащего с плацентарным канатиком, всё ещё приютившимся в его прямой кишке. Он наступил босой ногой на усик и поднялся на ноги, отсоединив шнур, когда достиг своего полного роста. Он проскочил через дверной проём спальни и спустился по лестнице.
Он обнаружил, что входная дверь превратилась в зияющую пасть, прежде чем он достиг дна, язычок которой изогнулся, изображая что-то непристойное. Он не раздумывал и бросился на кухню и к задней двери, где ключ от засова, вероятно, висел на одном и том же месте десятилетиями. Он оставил ключ от арендованной машины в зажигании с разбитым окном, так что ему просто нужно было избежать ареста за публичную наготу, прежде чем он выбрался бы оттуда.
Младенцы снова заскулили у него за спиной, как будто умоляя мать спасти их от этой убегающей фигуры отца. Он мог только надеяться, что они вернутся в прежнее состояние, как только он уйдёт отсюда, но если нет, он разрушит этот мост, когда доберётся до него.
Бен сорвал ключ с гвоздя и повернул его в замке.
- Трахни этот дом! - торжествующе закричал он, надеясь, что его услышал весь зал.
Когда он открыл дверь, то обнаружил, что стоит перед отверстием вдвое больше его размера, вставленным в другую стену из плоти.
Со второго этажа он услышал голос своей матери:
- Я надеялась, что ты это скажешь.
Бен нашёл блок столовых приборов на кухонной стойке, достал один из самых больших ножей и приготовился уйти через чёрный ход своей матери.