«Международный день смерти» Р.Дж. Бенетти

Однажды человечество проснулось, и все изменилось. И я имею в виду, абсолютно все. Ибо вся вселенная была вывернута наизнанку, насильно, без согласия.
Смысл жизни был навсегда запутан, навсегда перекрыт, причем гораздо более странным образом, чем могут объяснить мои слова.
Повсюду пожилые люди, неосознанно ожидающие остановки сердца или сознательно страдающие неизлечимой болезнью, люди, прыгающие со зданий, или перерезающие себе вены, или засовывающие головы в печи, солдаты и члены банд, которых застрелили, взорвали или задушили, младенцы, родившиеся без дыхания или функционирующего серого вещества, люди, сбитые поездами или искалеченные самолетами, врезающиеся в скалы, наркоманы, злоупотребляющие героином, крэком и кокаином - у всех них была одна общая черта. Никто из них, ни один из них, не перешел на другую сторону.
Никто из них не мог.
Что-то пошло не так. Было ли это сбоем в потоке чисел, пронизывающем существование, или односторонним решением Богов или Богинь, или инопланетной расы, вмешивающейся в то, что мы думали, мы знали... все было по-другому, и казалось, так и останется навсегда.
Начиная с полудня 31-го июня, в 14:37 по восточному времени, ни у кого на Земле не было возможности добровольно или случайно причинить себе вред или умереть. Концепция смерти теперь была подчинена закономерностям. Онa придерживалась жесткого графика, никогда не пропускалa ни одной встречи.
Потому что она появлялась в один и тот же день, в одно и то же время, каждый последующий год. Как по маслу.
2 октября, в 15:53, наступает время покоя и благоговения, которое во всем мире получило название "День Cмерти".
В этот день Жнец собирает свой урожай одним взмахом косы. Один взмах, столь же мастерский, сколь и убийственный, забирал миллионы, миллионы и миллионы, как ни в одну другую минуту в году.


Независимо от того, как сильно я старался, я не мог умереть.
Не мог, если только всемогущая реальность не позволит этого.
Я стрелял себе в лицо более сотни раз...
Я замуровал ноги в цемент, а затем упал головой вперед в реку Потомак...
Я облил себя бензином и чиркнул спичкой...
Я непрерывно курил сигареты, пока мое горло не покрылось опухолями...
Я все еще здесь.
Однако мой дядя и несколько тетушек умерли, а также несколько двоюродных братьев, один из родителей и несколько друзей, когда минутная стрелка показывала 15:53. Охватывая континент за континентом, это стало своего рода праздником, мрачным днем страшных прощаний. Люди собирались в их гостиных и смотрели на часы по телевизору, как будто это канун Нового года.
Но атмосфера всегда была напряженной. Те, кто хотел или заслуживал того, чтобы уйти, почти никогда этого не получали. Казалось, что в этом широкомасштабном убийстве не было формулы. Автократов часто щадили, в то время как святые оказывались на обочине. Дело дошло до того, что никто не знал, что хуже: бессмертие или сверхпунктуальное вымирание.
Раньше, когда смерть была неизбежностью, уготованной каждому из нас, многие считали ее нежелательной. Теперь, когда ее можно было отложить, возможно, на вечность, это желание было вызвано не столько желанием, сколько замешательством.
Почему это происходило?
Животные по-прежнему умирали, когда это было возможно. Но не мы. Ни я, ни ты. Если только это не было в тот день и если только нам не суждено было умереть.
Это был Международный День Cмерти на моем тридцать пятом году жизни, когда я потерял волю жить дальше.
Я сидел в гостиной моего двоюродного брата с приятелями, моей девушкой и другими живыми родственниками. Хныкал. Все были в предварительном трауре, потому что никто не знал, кто должен уйти. Мог ли это быть я? Могла ли это быть моя девушка, или мои племянники, или мои племянницы, или моя бабушка? Мог ли это быть мой сосед? Могли ли это быть все мои соседи? Может ли это быть у всех на планете, кроме меня?
Эта мысль была моим кошмаром наяву. О жизни в полной изоляции. Никогда не умирая. Вот почему я захныкал. Вот почему мы попрощались друг с другом, так как многие рыдали и напивались, и все осуждали нынешнее положение дел.
В тот день, через десять лет после первого Дня Cмерти, семьдесят пять процентов населения земли перенесли коронарный тромбоз. Все в доме, за исключением меня и моего двоюродного брата Бенни, испустили дух. Некоторые повалились вперед. Некоторые резко упали. Некоторые схватились за грудь. Некоторые улыбнулись, когда они держались за руки. Моя девушка улыбалась. А я плакал. Потому что она ушла. Я сказал Бенни ударить меня по голове каминной кочергой. Он так и сделал. И физически я был в порядке.
Это был кошмар. Я помню, как держал ее, она обмякла в моих руках. И я помню, как оглядывал комнату, моя бабушка провалилась сквозь свой стеклянный кофейный столик. Мои племянницы свернулись калачиком на земле, как спящие щенята. Мой лучший друг сидел неподвижно, затаив дыхание, когда пиво пролилось на его джинсы и пропитало диванную подушку под ним.
Остались только Бенни и я. Гребаный Бенни.


Ресурсы были повсюду, было множество рабочих мест и обилие неразберихи. В последующие Дни Смерти, все сто сорок семь из них (я продолжал стареть, но мое сердце каким-то образом продолжало биться), казалось, что умирает все меньше и меньше людей. Как я уже говорил ранее, я перепробовал все способы покончить с этим, но, похоже, моя жизнь принадлежала не мне, чтобы отнимать ее. И, когда я был древним, высохшим человеком-изюмом, мой худший кошмар сбылся.
Бенни умер на полуслове через год - он просто замедлил речь и перестал болтать о том, о чем, черт возьми, он там болтал. Я встряхнул его. Мягко.
- Бенни, очнись... Бенни? Oчнись, мудак... Бенни?
Он покинул меня.
Я возненавидел его. Не поймите меня неправильно, он был моим единственным спутником на протяжении десятилетий, но все равно я буду скучать по нему. Я попытался вспомнить его глупые высказывания и его странные, беспорядочные мысли, отражающиеся на его узком лице.
Дружеское общение закончилось.
Но не жизнь.
Когда моя история должна была закончиться, книга не захлопнулась. Больной автор продолжал царапать бессмысленные слова на своем пергаменте своим издевательским пером. Его чернильница, бездонная и темная.
Все ушли, кроме меня. И каждую ночь я ходил по улицам, - очень медленно, с тех пор как состарился, - крича, чтобы найти еще одну душу. Еще одного человека, которому можно посочувствовать. Еще одного человека, который взял бы на себя мое бремя, пока я нес его.
И, наконец, одной мрачной ночью, когда я шел по улицам, одинокий голос ответил мне из темноты.
Это была фигура, не мужчины и не женщины, скорчившаяся на ящике из-под молока под мерцающим гобеленом из паутины. Мои слова эхом вернулись ко мне, когда я закричал. Обрадованный, я медленно подошел к фигуре и, подойдя ближе, увидел, кто это: Мрачный Жнец с косой, размышляющий о жизни и смерти, его костлявые руки подпирали череп.
- Привет... - нервно сказала я.
- Привет, - повторил он в ответ.
- П-почему, почему... - заикаясь, пробормотал я, - ...я все еще здесь, когда все остальные ушли?
- Откровения 9:6.
- Что???
- В те дни люди будут искать смерти, но не найдут ее; пожелают умереть, но смерть убежит от них, - сказал Мрачный Жнец.
- Это все из Библии?
- Нет. Хм. Книга - это выдумка. Тем не менее, сломанные часы показывают время дважды в день, или как там говорится в пословице. Я имею в виду, что этот стих, похоже, применим к тебе.
- Так ты не знаешь, что происходит? Ты не знаешь, почему я - единственный, кто все еще здесь?! Ради всего святого, ты - Мрачный Жнец!
- Послушай, расслабься, успокойся. Я точно не уверен. Меня уволили больше века назад. Сказали, что я слишком случайный. Слишком неаккуратный.
- Что?!!
- Да. Какой-то молодой парень занял мое место и упростил все дело. Должно быть, забыл о тебе. Потерял твое имя в картотечном шкафу или что-то в этом роде.
- Но почему ты здесь?
- Не знаю. Мне больше некуда идти. Когда все остальные ушли, я думаю, обо мне тоже забыли.