«И ты будешь обожаема» Реджина Митчелл

Движение в животе вывело ее из сна, в нос ударил запах экскрементов животных и заставил желудок перевернуться. В любой момент ее могло стошнить. Рвота или дерьмо. Она рассмеялась про себя, подумав, что именно так она себя и чувствовала. Как будто она должна была нагадить больше всех в мире. Одна из женщин возле храма предупредила ее, что так оно и будет, и кажется она была права.
Время, сказала она сама себе - нужно только время. Со временем все пройдет, и эта боль, и этот дискомфорт будут забыты в грядущей славе. Она положила руку на живот, и он зашевелился, подталкивая ее ладонь. Словно все чувствуя и понимая.
Иосиф подошел ближе, чтобы проверить, все ли с ней в порядке, но она отмахнулась от него. Глупый старый дурак. Если бы он только знал. Если бы он только знал.


Мария нашла ангела, грязного и обнаженного, прислонившегося к каменной стене. Он сидел с закрытыми глазами, опустив голову, когда она остановилась и посмотрела на него. Ее рука протянулась, прежде чем она смогла удержаться, чтобы не коснуться кожи медового цвета.
- Ты в порядке? - спросила она, когда он поднял голову.
Его глаза были темными, как копоть, в них совсем не было видно белков, пока он не моргнул. Потом появился белый цвет, но как яичная скорлупа, без оттенков. Он был красив странным образом. Молодой, с белыми волосами. Это были Волосы война, подумала она и покраснела. Шрамы образовывали узоры на его ребрах и ногах. Кровь стекала по его плечам, а так же из порезов на спине. Она хотела протянуть руку и вытереть эту кровь, зализать его раны. Но вместо этого сжала руки, засунув их в юбку, пытаясь стереть чувственное ощущение со своих пальцев. Мэри почувствовала легкий укол совести. Она знала, что никогда не будет так относиться к своему суженому, к этому разбитому дураку, который должен был стать больше опекуном, чем мужем.
Ангел встал и взял ее за руку, не стесняясь своей наготы. Она стала пунцовой: от его прикосновения она почувствовала себя еще более обнаженной, чем он сам. Они вышли в поле, среди полевых цветов, а над ними проплывали фиолетовые облака.
- Нет, - прошептала она. - Это неправильно.
Но на самом деле она не верила в это.
- Это то, что он хотел, - сказал ангел. - Значит так и будет.
- Бог? - спросила Мария, но ее мысли потерялись в его прикосновении. Вдалеке раздался отблеск молнии и раскат грома, похожий на смех Бога.
Ангел двигался над ней, волосы закрывали его лицо; его порезы все еще кровоточили, и она жадно брала кровь в рот, как младенец бутылочку. Бог больше не забавлялся, он ревел, а дождь бил, как маленькие кулачки, и этот звук заглушал их стоны, когда она обнаружила, что то, что она приняла за крылья, на самом деле было рогами, выгнувшимися из его лопаток. Она задохнулась от их твердой гладкости. Внизу виднелась гряда грубой рубцовой ткани, где крылья были оторваны в гневе. Она подняла руку и коснулась острия каждого рога, взяв кровь из кончиков пальцев. Наклонившись, она поцеловала рога цвета кости, посасывая их, словно пенис, которого ангелу так не хватало. Его руки блуждали по ее телу, вызывая жар в мелких точках везде, где они касались.
Она легла на мокрую траву, не обращая внимания на свист ветра напоминающий яростный голос в облаках, когда рот ангела двинулся ниже. Все ниже и ниже. Пока Мэри не села прямо со стоном, похожим на крик, когда ангел вдул в нее что-то маленькое и горячее, и его рука прижалась к ее животу, когда она закричала в экстазе. Семя горело в ней, как уголь, и она задыхалась, протягивая руки и не находя ничего, кроме цветов, травы и плоти ангела.
Он прижимал ее к земле, пока она билась в наслаждении, испачканная кровью и пыльцой, пока жар не угас до тупого жжения внутри нее, а отпечаток его руки не остался на ее коже.
- Это ты, - сказал он. - И теперь ты отмечена.
Мэри открыла рот, но он опередил ее и оборвал фразу прижав к губам палец.


Из задумчивости ее вывел голос Иосифа.
- Ты в порядке? Могу я принести тебе что-нибудь?
Его лицо было таким открытым, таким жаждущим угодить. Ей хотелось ударить его, выцарапать ему глаза и топтать их, пока они не лопнут. Ее опекун, ее тюремщик. А теперь еще и муж.
Мария улыбалась сквозь боль рождения и воспоминания, только память об ангеле мешала ей действовать в соответствии со своими мыслями. Она должна быть терпеливой. Придет время и все поймут.


Облака рассеялись, и появилось солнце, которое било пучком яркого света вниз, как будто так было всегда. Ангел пошел прочь через поле, пока не слился с развевающимися травами. Мария вдохнула тошнотворный аромат лилий. У нее болел живот, но она была в восторге. Она сжала бедра вместе, наслаждаясь теплом, распространявшимся от паха к животу. Этот маленький огонек, который изменит все.
Ну наконец-то. Что-то, что изменило монотонность ее уединенного существования. Всю свою жизнь она провела, будучи огражденной от всего, что хоть сколько-нибудь волновало. Она улыбнулась про себя. Это был первый раз, когда она сделала что-то без наставлений жен храма, без одобрения родителей, не заботясь ни о ком и ни о чем, кроме себя.
- Тебя будут обожать, - шептал он. - Тебя будут боготворить. Ты будешь так же ценна для людей, как идеальные белые цветы на этом поле.
Она улыбнулась при этой мысли. Но он заверил ее, что так и будет. И все из-за этого драгоценного камня внутри нее. Семя, которое горело даже сейчас.
Пора было уходить.
По счастливой случайности она встретила Иосифа на обратном пути. Это было замечательно - возможность рассказать ему раньше других, проверить, сможет ли она справиться с ложью.
- Иосиф! Иосиф... Мне нужно поговорить с тобой.
Он улыбнулся, увидев ее.
- Что такое? Я должен доставить это...
- Это может подождать. О, Иосиф, у меня самые чудесные новости!
Она сделала небольшую паузу, прежде чем продолжить. Конечно, он все еще держал колыбель в одной руке. Она надеялась, что он уронит ее и увидит, как она разобьется, когда она расскажет ему новости.
- Иосиф, я пошла гулять, и ты никогда не догадаешься, что произошло. Я встретила настоящего ангела в поле.
Она улыбнулась при воспоминании об этом, наклонив голову, чтобы Иосиф не видел ее глаз.
- Он был таким чудесным. Он рассказал мне много вещей, и...
- И?
Он осторожно опустил колыбель, чтобы пыль не попала внутрь.
- И он сказал мне... что у меня будет ребенок.
- Ребенок?
- Не просто ребенок, Иосиф, но... - Она взяла его руку в свою и прижала ее к своему животу. - Сын Божий.
Он отдернул руку, как будто собирался ударить ее.
- За какого дурака ты меня принимаешь? Кто... - Он опустил руку, а затем медленно наклонился, чтобы поднять колыбель.
Она покачала головой.
- Нет! Ты не понимаешь? Давай я тебе покажу.
Она подняла свою юбку, обнажив живот. Знак руки ангела светился ярко-красным, за исключением белой звезды в центре. Звезды, под которой она горела.
- Вот. Здесь он коснулся меня, Иосиф.
Это правда. Он также касался меня здесь и здесь, подумала она с ликованием. Если бы он только знал, но нет. Она сохранит этот секрет, как и обещала.


Боль усилилась, и Мария корчилась в агонии, раздвинув ноги. Если она смотрела вниз, туда, где задралась ее юбка, на ее распухшей коже был виден след ангела. Ее успокаивала мысль о нем, о том, что произошло и что должно произойти.
Теперь боль была сильнее, но не невыносимой. Она не обращала внимания на беспокойство Иосифа и сосредоточилась на воспоминаниях о том дне. Хотя она знала, что больше никогда его не увидит, она представляла, что ангел сейчас рядом. Что ее кожа такая же гладкая, как тогда, что он снова прикасается к ней, проводит гладкими руками по ее груди и бедрам. Она застонала, шире раздвигая ноги, и Иосиф подошел к ней.
- Пора? - спросил он.
- Все в порядке. - Она заставила себя говорить мягко, чтобы не показать, что ее мысли прерваны. - Ребенок выйдет, и все будет хорошо.
Она почувствовала движение внизу; ребенок проталкивался наружу. Время пришло.
На этот раз боль была сильнее, и она позволила ей увлечь себя, не обращая внимания на бессмыслицу Иосифа и голоса, которые говорили с ним на заднем плане. Трактирщик и его жена. Неужели после того, как они отказались, они действительно попытаются помочь? Она бы рассмеялась, если бы не было так больно. Еще одна волна тошноты, а затем яркая, сжимающая боль. Вспышка темноты и света.
Она снова была среди лилий, каталась по траве, а над ней парил некто с кожей, пахнущей медом и кровью. Солнце вышло, но она не могла разглядеть ни его лица, ни тела. Кем бы он ни был (не ангелом, как она сначала предположила), она видела лишь большую тень. Неважно, главное, что он чувствовал себя восхитительно, блуждая по всем частям ее тела. Ее спина выгнулась, и она почувствовала, что кто-то, не он, держит ее за плечи. Тень шевельнулась, а затем быстро опустилась. Резкая боль в груди, и она увидела, что из обеих грудей течет кровь; соски исчезли, вместо них появились густые слизистые выделения. Она боролась, но потом отдалась боли, наслаждаясь ею. Она раздвинула себя шире и, наконец, почувствовала, как он входит в нее, больше, чем она могла себе представить.
Боль была приятной.
Ей казалось, что прошло несколько часов, пока она прижималась телом к темноте, чувствуя ее глубоко внутри. Наконец наслаждение стало слишком сильным, и она закричала, чувствуя, как мчится по коридору, слишком темному, чтобы видеть, не ощущая ничего, кроме ветра, бьющего в лицо. Тень удалилась, унося с собой тяжесть. Она почувствовала себя легкой, свободной, как не чувствовала никогда раньше.
Моргнув глазами, она увидела, что в хлеву рядом с Иосифом стоит группа людей. В руках у него был сверток. Может ли это быть? Но она не... Ее живот снова стал плоским, и, посмотрев вниз, она заметила, что метка ангела потускнела и стала нежно-розовой, которую никто, кроме нее, никогда не увидит, если специально не искать. Еще один секрет.
- Он родился? - спросила она, привлекая странный взгляд жены трактирщика.
Иосиф улыбнулся и повернул сверток к ней. Младенец был тихим и внимательным. Его темные глаза смотрели на нее, не мигая.
Мария улыбнулась и протянула руки, приготовившись к первому кормлению. Ее грудь болела, выделяя желтовато-белую жидкость, но не было никаких признаков того, что произошло раньше. Может быть, все это было в моем воображении, подумала она, когда ребенок начал сосать. Может быть, ничего этого не было. Я могла бы сейчас быть дома, спать, видеть этот ужасный чудесный сон. Ребенок поднял голову, и она увидела, что в его глазах нет белков. В следующую секунду он моргнул и все стало нормально.
Все это было правдой.
Этот ребенок станет гибелью человечества. Мария улыбнулась, вспомнив слова ангела: "Они поверят, что он сын Божий. Будут написаны книги, будут произноситься молитвы, будут вестись войны. Колдовство будет совершаться под видом чудес; мертвые будут ходить по земле. Люди будут убивать и предавать друг друга. Все во имя его. Одни будут почитать и любить его, другие ненавидить. А ты, как его мать... ты будешь обожаема".