«Наказания» Рэй Гартон

Я прибыл в Мэннинг на следующий день после того, как в газете прочитал о смерти Джейн. Новость была на первых полосах по всей стране. Обычно из подобных историй пресса выжимает все до последней капли.

ПОДРОСТОК УБИЛ ЦЕРКОВНУЮ ОРГАНИСТКУ В ХОДЕ ИЗВРАЩЕННОЙ СЕКСУАЛЬНОЙ ИГРЫ.

Я бы не прочитал статью, если бы не увидел фотографию Джейн, с ее большими черепаховыми очками на маленьком носу, собранными сзади тусклыми каштановыми волосами и обычно робкой, мимолетной улыбкой, так ярко раскрывающейся перед фотообъективом. Это был довольно свежий снимок, но за последние десять лет она мало изменилась.
Я немедленно взял выходной, убедился, что у моей питомицы, Клариссы, достаточно еды и воды, после чего поехал из Лос-Анджелеса в Мэннинг.
Я вырос в Мэннинге, маленькой деревушке в Напа Вэлли, населенной адвентистами седьмого дня. Мои родители все еще жили там, но, когда я прибыл, то поехал прямо к дому мальчика. Его было достаточно легко найти; репортеры собрались на тротуаре, точно ожидая, что убийца может выглянуть наружу. Я припарковал свою арендованную машину через улицу и уставился на жилище, задаваясь вопросом, что из себя представлял подросток, как он с ней познакомился. И сделала ли она с ним тоже самое, что сделала со мной...

Когда мне было шестнадцать лет, я думал о Джейн Поттер только как о женщине, которая каждую неделю устанавливала квадратную коричневую подушку на церковную скамью для органов, садилась и играла на службах. Я не находил ее привлекательной; у нее была светлая кожа, простая одежда, а волосы всегда собраны в пучок или заплетены. Она не пользовалась косметикой, так как это противоречило устоям адвентистов седьмого дня, также, как и все девочки в подготовительной школе адвентистов, которую я посещал. Однако, они являлись звездами моих фантазий; несмотря на строгий дресс-код, им всегда каким-то образом удавалось одеваться так, чтобы в полной мере подчеркнуть все изгибы и выпуклости своих тел. Репрессии - мать творчества, как я всегда говорю.
Мисс Поттер присутствовала на всех религиозных мероприятиях и уделяла им намного больше времени, чем полагалось. Во время благотворительных продаж или обедов ее невозможно было отвлечь, настолько она, как одержимая, сосредотачивалась на своих обязанностях. Возникало чувство, что Джейн считала просто необходимым участвовать абсолютно во всех церковных делах, будто отдавая какой-то очень важный долг. Однако, несмотря на ее значительный вклад в церковную жизнь, община, казалось, игнорировала ее; иногда я даже думал, что люди ее избегают. Большинство прихожан были довольно популярны в социальном плане. Но не мисс Поттер. Она много улыбалась и кивала, но мало говорила, и с ней тоже редко разговаривали.
Наши отношения начались только после того, как однажды летом она простудилась, и моя мама попросила меня отвезти ей домашнего овощного крем-супа. Я поехал к Джейн на машине матери. Мисс Поттер жила в северной части города в передвижном домике, гнездившемся у подножия тенистого холма.
Стоял жаркий летний день, но Джейн вышла открыть мне дверь в тяжелом белом махровом халате. Я не ожидал, что меня пригласят внутрь, но она сделала это без колебаний. Оказавшись в доме, все еще жмурясь от солнечных бликов, я увидел, что сейчас на ней не было очков, а пышные и волнистые волосы, свободно распущенные, струились по плечам и спине. И я кое-что понял. Не сразу, понадобилось некоторое время, чтобы осознать данный факт полностью, но к моменту, когда я покинул ее жилище, он уже являлся непреложной истиной. Мисс Поттер была красивой.
Она не выглядела больной. Ее глаза казались чуть припухшими, но это могло быть от слез. Позже я понял, что так оно и было. Во время моих дальнейших визитов я потерял счет, когда обнаруживал мисс Поттер заплаканной. Честно говоря, я потерял счет и своим визитам.
Внутри трейлер был тускло освещен; у дивана горела только одна маленькая лампа, но ее темно-серый абажур пропускал очень мало света. Обстановка казалась скудной. На стенах ничего не висело за исключением самого отвратительного изображения распятия, которого я когда-либо видел; кровь, темная и вязкая, сочилась из головы, рук и ног Христа, а также из зияющей дыры в его боку. Лицо Спасителя было вытянутым и кошмарным, как у мертвеца.
Джейн поблагодарила меня за суп, отнесла его на кухню, затем с улыбкой села на диван, изящно сложив ноги под халатом. Она похлопала по подушке рядом с собой, и я сел на нее, хотя в моих движениях не наблюдалось ни малейшей грациозности. Я был неуклюжим и застенчивым подростком, особенно в присутствии женщин. Особенно облаченных в халат. Однако мисс Поттер смогла снять мое напряжение; мы немного поговорили о школе и предстоящем церковном пикнике. Во время беседы она иногда касалась моего плеча, руки и колена - безобидные разговорные жесты, но раньше я никогда не замечал за ней ничего подобного. Она была какая-то... другая.
Настояв, чтобы я называл ее Джейн, мисс Поттер в ходе разговора со мной узнала, что я интересуюсь рептилиями и тихо сказала: «А, тогда у меня есть книга, которая тебе понравится». Она подалась вперед и наклонилась через мои колени к небольшому книжному шкафу у стены.
Мое сердце задрожало, как желе. Вырез между лацканами ее халата и телом слегка сдвинулся, открывая белую, как летние облака, кожу и тонкую зеленовато-голубую венку, бегущую по изгибу левой груди и исчезающую дальше в тени. Мне так сильно захотелось посмотреть, куда она ведет, что пальцы непроизвольно дернулись, чтобы протянуть руку и отодвинуть лацкан в сторону. Я густо покраснел и встал, собираясь уходить.
У двери она вручила мне книгу, нежно дотронувшись прохладной рукой до моей шеи, и сказала: «Это будет тебе предлогом вернуться и увидеть меня». Когда я выходил, что-то коснулось моего зада; это могла быть сместившаяся складка джинсов или уголок столика у двери... или ее пальцы.
Конечно же, это были ее пальцы, но тогда я просто не мог в это поверить. Тем не менее, я неоднократно фантазировал на эту тему, когда в течение следующих нескольких ночей мастурбировал, уединившись в своей спальне. Онанизм, очевидно, являлся еще одним запретом среди адвентистов, но сейчас я думаю, что моя нынешняя душевная стабильность - следствие того, что я не прекратил мастурбировать даже после того, как школьный учитель биологии объявил нашему классу, что это может вызвать нервный срыв.
Я хотел поговорить о своих фантазиях, как это обычно делают мальчишки, с моим лучшим и в общем-то единственным другом, Гари Сигманом, но Гари тем летом был слишком молчаливым. Прошлой осенью его родители развелись; оба являлись учителями в адвентистской гимназии в Мэннинге, и из-за этого потеряли работу. (Церковь не может предотвратить разводы, но она наказывает тех, чей брак потерпел неудачу, и кто не смог этого предотвратить). Гари стал бледным и замкнулся в себе. Все считали его угрюмость и потерю веса расстройством от расставания родителей. Все, кроме меня. Я знал, что с ним случилось что-то еще; он выглядел старше и больше не смеялся. Но я не мог ничего поделать с этим и решил, что открою ему свою тайну, только если он сделает первый шаг. Если бы такое произошло, мы могли бы проводить те летние вечера на моем заднем крыльце и шептаться о мисс Поттер. Однако, он тот шаг так и не сделал.
Когда я вернул книгу через три дня, Джейн встретила меня у двери, одетая в тот же самый халат. Я подумал, что это странно; на дворе стоял полдень, и, конечно же, ее простуда уже прошла. Она радостно поприветствовала меня и повела на диван, где вручила мне еще одну книгу с огромными полноцветными фотографиями редких и экзотических рептилий.
«Я не хочу отдавать ее», - сказала она, сидя рядом со мной и открывая фолиант на наших коленях, - «но ты можешь, если хочешь, смотреть его здесь. В любое время».
Пока мы листали книгу, ее нога слегка терлась о мою, и под фолиантом у меня начало выпирать из штанов. Тогда я понял, что три дня назад даже не мог представить, что произойдет. Не зная, что делать дальше, я сидел с пересохшим ртом, дрожа, невидящим взглядом уставившись на фотографии рептилий и осознавая только жгучее трение между ее ногой и моей. Когда мисс Поттер неожиданно убрала книгу, я обнаружил, что смотрю вниз на свой эрегированный член. Джейн тоже смотрела на него. Усмехаясь. Она медленно протянула руку и коснулась его. Погладила. Легонько сжала. Я судорожно вздохнул.
«Ты любишь фруктовое мороженое, Пол?», - прошептала она, выходя из комнаты на кухню. «Я как раз приготовила. Хочешь?».
Думаю, что я кивнул.
Она вернулась с миской мороженого, шоколадного сиропа, орехов и вишни, после чего сказала: «Я хочу». Поставив миску на кофейный столик, она опустилась передо мной на колени и начала расстегивать мой ремень.
Меня буквально парализовало. Я представил себе ужас моей матери, если бы она вошла и обнаружила меня в таком положении. На ум пришла недавняя проповедь пастора Хелмонда, в которой он заявил: «Секс - это сладкий яд, который наверняка убьет вашу душу!». Я также вспомнил учителя Библии в школе, говорящего классу: «Секс - это настолько опасное, нездоровое развлечение, что, сталкиваясь с сексуальными желаниями, даже супружеские пары должны принимать холодный душ или отправляться на пробежку вместо того, чтобы заниматься половым сношением, если, конечно, речь не идет о продлении рода». Еще задолго до того, как я узнал, что это вообще такое, мне объявили, что секс - это моральное преступление, самый коварный поворот на пути в рай. Однако, когда Джейн взяла мой пенис в свои руки, я потерял весь страх перед Геенной Огненной, о которой меня так долго предупреждали. Поставив миску на пол между ног, она выключила лампу, намазала на мой член ложкой мороженое и шоколад, посыпала орехами, положила вишенку на головку и жадностью, любовно и, о, так восхитительно все это слизала.
Ее диван раскладывался в спальное место, которое мы и использовали в тот полдень. Сначала я был несколько неуклюжим, но, когда Джейн покрыла мое тело легкими укусами и поцелуями, перестал сдерживаться. Я хотел увидеть ее, прикоснуться к ней, попробовать на вкус, однако, когда я потянул за халат, она отказалась снять его. Я перекатился на нее сверху, но она оттолкнула меня и ахнула: «Нет, нет, вот так», после чего встала на колени и локти. Я опустился на колени позади нее, она направила мой пенис внутрь себя и сразу же начала стонать. Это не походило на звук от удовольствия, это был именно стон, и я испугался, что причиняю ей боль. Когда я начал вытаскивать член, она резко сказала: «Нет, продолжай! Сильнее!».
Сначала мои толчки были неуверенными, но вскоре я с головой ушел в волну новых для себя ощущений. Подол халата сбился между нами, но, когда я попытался поднять его, чтобы погладить Джейн по спине, она быстро снова натянула его вниз и начала в перерыве между вздохами бормотать какие-то невнятные слова.
Я наклонился вперед и прошептал: «Что? Что ты сказала?», однако она продолжила бормотать, уткнувшись в подушку. Только через несколько недель мне стал понятен смысл этих слов.
Домой я шел на подгибающихся в коленях ногах и по дороге в свою комнату практически не разговаривал с родителями. Подобное ошеломленное состояние продолжалось до следующего дня, когда я, как просила Джейн, опять пришел в ее трейлер, будто лунатик, возвращающийся в свою кровать. Она вновь была одета в тот самый халат, и вновь она усадила меня на диван. Там мисс Поттер раздела меня и облизала каждый сантиметр моего тела, кроме члена, пока я сам не положил на него ее руку и не выдохнул: «Пожалуйста… пожалуйста…». Джейн разложила диван, как и прежде оставив на себе халат. Она кричала всю дорогу, пока мы кувыркались, всхлипывая и бормоча в подушку свои неразборчивые слова.
После этого была только тишина; хотя перед сексом мы перекидывались парой слов, после мы никогда не разговаривали. Мы никогда не обсуждали то, что делали. Во время второго визита, когда мы лежали бок о бок, я попытался погладить ее волосы, ее шею, но она отстранилась и свернулась дрожащим клубочком. Затем, наконец хрипло прошептала: «Приходи завтра в три».
Сначала я не обращал внимания на ее странное поведение. Я был слишком ошеломлен тем фактом, что ЗАНИМАЛСЯ СЕКСОМ. Более того, сексом с женщиной СТАРШЕ МЕНЯ. И в довершении всего, моей любовницей являлась застенчивая мисс Поттер. Походы в церковь стали новым испытанием; каждый раз, когда я видел, как Джейн садится на скамью для органа, предварительно положив на место свою подушку, у меня сразу вставало - прямо там, рядом с мамой и папой на нашей обычной скамейке. Я закрывал свой эрегированный член редактированной версией Библии в кожаном переплете и наблюдал за мисс Поттер на протяжении всей проповеди. Иногда ее бедра елозили по подушке, и я задавался вопросом, думает ли она обо мне.
Конечно же нет.
В середине третьей недели наших встреч, когда я пришел, Джейн отправилась на кухню, чтобы приготовить лимонад. Я обратил внимание на лежащую на стуле у стены подушку и, помня, что она каждую неделю елозила по ней во время церковных служб, не смог подавить соблазна сесть на нее. Я еле сдержал крик боли, когда сотни крошечных иголок впились в мою задницу. Вскочив на ноги и потерев ягодицы, я поднял подушку. Она была скроена из тяжелого коричневого вельвета с плоским и твердым дном. И она была совсем не мягкой.
Она была набита канцелярскими кнопками.
Когда Джейн вошла, я уронил подушку, развернулся и попытался изобразить на лице подобие улыбки. Она наклонилась вперед, чтобы поставить поднос с лимонадом на кофейный столик, а я уставился на ее задницу, думая о том, что когда мы трахались, она всегда скрывала ее от моего взора и, возможно, она не такая гладкая и приятная на ощупь, как я представлял…
Некоторое время я размышлял об этой подушке и о вопросах, которые в связи с ней возникали. Но когда мы начали трахаться - а это было именно то, что мы делали, хотя я тогда с наивностью влюбленного предпочитал называть наши кувыркания ЗАНЯТИЕМ ЛЮБОВЬЮ, чем они, безусловно, не являлись - Джейн вновь стала кричать, и на этот раз я внимательно прислушался к ее словам.
«Прости меня… накажи меня… мне так жаль, что я тебя рассердила… накажи меня, папочка, накажи меня!».
Когда ее слова отпечатались в моем мозгу, я оцепенел, но она выгнулась назад, схватила меня за бедро, вонзив в него ногти и закричала: «Не… останавливайся!».
Думаю, после этого она пыталась скрывать свои слова, но я-то уже знал, что она говорила. Теперь я понимаю - и, вероятно, в какой-то степени понимал тогда - что что-то не так с тихой, робкой мисс Поттер, и я должен был немедленно прекратить видеться с ней. Но она являлась моей первой сексуальной партнершей и первой привязанностью. Я никогда не мог помыслить о прекращении наших отношений, просто знал, что не смогу. Однако ее крик с мольбой о наказании - от отца! – постоянно преследовал меня, даже во сне.
Джейн сказала прийти в воскресенье, тремя днями позже. Это было самое долгое расставание, и тогда я осознал, насколько уже привык к нашим встречам.
Я изрядно волновался, наблюдая за Джейн в церкви в ту субботу. После службы мы организовывали обед, и, когда я подошел к машине, чтобы помочь маме нести приготовленную ею еду, то спросил, что она знает о мисс Поттер, однако она, очевидно, не хотела говорить на эту тему, поэтому я не стал настаивать. После обеда, когда мы с папой переносили вымытую посуду обратно в машину, он произнес: «Твоя мать сказала, что ты спрашивал о мисс Поттер. Почему? Ты что-то слышал?».
Я немного занервничал. «Нет, просто интересно… ну, она так много делает для нашей церкви, но у нее нет ни друзей, ни семьи. Просто любопытно, вот и все».
«Хорошо, я расскажу тебе. Садись». Мы сели на переднее сиденье, и во время разговора он постоянно жевал зубочистку. «Мисс Поттер - хорошая женщина. Она предана церкви, но ее не благодарят за это. Твоя мама не любит говорить о ней, потому что… ну, она просто не считает, что это правильно. Для многих в этой церкви ее история может стать уроком. В общем, когда мисс Поттер была маленькой девочкой, ее отец, Хадсон Поттер, являлся нашим пастором. Однажды ночью, когда ей было девять или десять лет, Джейн вышла из дома и пошла в полицейский участок Святой Елены, где заявила, что ее папа... приставал к ней. В сексуальном отношении». Он поднял брови. «Знаешь, что я имею в виду?».
Я кивнул, чувствуя, как меня охватывает озноб.
«Разразился ужасный скандал. Пастора Поттера почти на год отстранили от ведения служб. Он перестал ходить в церковь и просто все время сидел в маленьком доме возле гимназии. На самом деле, не предпринималось никаких действий. Все постарались замять. Восемнадцать месяцев спустя в одну из суббот Джейн попросила выступить перед собранием прихожан. Она сказала, что придумала все обвинения после ссоры с отцом. Что мол дьявол завладел ею, но теперь Святой Дух побуждает исправиться. Все кивали и цокали языками, будто всегда подозревали подобное. Поттера предложили вернуть на кафедру. Но к тому времени он стал отшельником. Большинство людей говорили, что из-за дочери. Что она погубила его своей жестокой ложью. Он умер дома примерно через год. Джейн так никогда и не простили, хотя многие здесь даже не знают, что произошло».
«Ты… ты думаешь, она говорила правду?».
Он некоторое время жевал зубочистку. «Это останется между ней и Богом, сынок».
Это стало еще одним предупреждением, на которое я должен был обратить внимание, но, однако, не сделал этого. Пять убийственных слов пришли мне в голову после рассказа папы: Может я смогу ей помочь.
После занятия сексом на следующий день, когда Джейн снова не позволила мне прикасаться к ней, я сказал: «Но я хочу. Ты... ты делаешь мне так хорошо, но... ты не даешь мне трогать тебя... сделать тебе тоже приятно».
«А ты этого хочешь?», - прошептала она с улыбкой.
«Да».
«И ты сделаешь все, что я захочу?».
Я улыбнулся. «Конечно».
Боже, я тогда был таким ребенком.
«Тогда приходи во вторник в три часа, и ты сможешь это сделать».
Следующее предупреждение пришло ко мне во вторник утром, когда я пошел в магазин за продуктами для мамы. Выходя с двумя коричневыми сумками в охапке, я увидел прислонившегося к машине Гари Сигмана. Он выглядел ужасно бледным и худым под лучами яркого солнечного света. Прежде чем я успел поздороваться, Гари произнес: «Я видел, как ты шел от нее, Пол. Дважды».
«О чем ты…».
«Ты знаешь. Держись от нее подальше. Она больная». Секунду он молча смотрел на меня, а затем прошептал: «Она заставит тебя делать очень плохие вещи», после чего поспешил прочь, оставив меня стоять с покупками.
Да, слова Гари напрягли меня. Да, я тщательно размышлял над ними. Но послушался ли я его совета?
Нет.
Когда я пришел, Джейн уже разложила кровать и сразу же стала раздевать меня, шепча: «Ты обещал... все, о чем я попрошу... все, от чего мне будет хорошо...». Она заставила меня лечь на спину, после чего наклонилась, вытащила что-то из-под дивана и положила рядом со мной. Слегка приподняв халат, Джейн повернулась ко мне спиной, оседлала меня и вздохнула, когда я вошел. Несколько секунд она медленно двигалась на мне, затем указала на предмет на кровати, произнеся дребезжащим голосом: «Возьми это».
Я подчинился. Это была плеть длиной в три фута с тремя хвостами из плетеной кожи, выходящими из ручки, каждый из которых имел узел на конце.
«Теперь хлестани меня!», - прошипела она.
Я на мгновение замешкался, и Джейн твердо повторила свой приказ. Мой первый удар был слабым и неуверенным, и она закричала: «Сильнее!». Я снова опустил плетку – «Сильнее!» - и снова – «Силь-неееее!» - до тех пор, пока плеть громко не шлепнула по тугой махровой ткани на ее спине. «Да!», - воскликнула она, яростно дергаясь подо мной. «Накажи меня! Извини, что рассердила тебя, папочка, извини за то, что я сказала, извини, извини, извиниизвиниизвини! Накажи меня!». Она смеялась хриплым и высоким смехом, лишенным какого-либо юмора, но полным такой радости. Именно это разрушило мой первоначальный страх и брезгливость к тому, что я делаю: ее радость. Ей нравилось это.
Мы оба выбились из сил и молчали, когда все закончилось. Пока она лежала и тяжело дышала, издавая стоны с каждым выдохом, я медленно оделся и ушел.
Дома я ложился спать в каком-то оцепенении, думая обо всем на свете - о домашних делах, о телефонном звонке, который необходимо сделать, о возможной завтрашней поездке в Напу – только не о том, чем я недавно занимался…
Дальнейшие мои визиты к Джейн проходили будто в тумане. Плетка всегда ждала меня на кровати, а Джейн никогда не снимала свой халат. Я сек ее в разных позах, и с каждым ударом плети она кричала от восторга. Через некоторое время я стал кричать тоже. Несмотря на то, что я никогда не признавался себе в этом, я начал наслаждаться этими порками. Частично из-за удовольствия, которое моя партнерша получала от боли. Но было что-то еще, что-то, чего я тогда не понимал, даже если бы пытался или хотел, что-то внутри, остававшееся скрытым и дремлющим до того момента, пока я не взял в руки плетку, после чего оно выползло из логова, внезапно командуя, и раздуваясь от удовольствия при каждом ударе. Хотя от большинства наших встреч даже спустя всего лишь десять лет остались лишь смутные воспоминания, я прекрасно помню тот день, когда Джейн наконец отвела меня в свою спальню.
Она жила в маленьком трейлере, поэтому я всегда думал, что именно диван является спальным местом. Это оказалось не так. Джейн просто подготавливала меня к тому, чтобы показать свою спальню.
В гостиной она расстегнула мне штаны, опустилась на колени и начала лизать мой член. «Это наш секрет», - прошептала Джейн, жадно атакуя эрегированный орган губами, языком и руками. «Я делюсь им с тобой, потому что ты… так… хорошо мне подходишь». Она быстро довела меня до исступления, и когда увидела мое трепетание, пробормотала: «Кончи. Кончи мне на лицо». Я подчинился, и она, смеясь, размазала сперму по лицу и шее. Затем встала и нежно поцеловала меня. Я был поражен, осознав, что это был наш первый поцелуй. Вглядываясь в мои глаза, Джейн вздохнула: «Я… знаю… ты будешь тем… кто мне… нужен». Затем она повела меня в заднюю часть трейлера.
Подобно тому, как церковь называют пристанищем Бога, так и эту маленькую спальню я бы окрестил пристанищем боли. Окно было затемнено, и тусклый свет исходил лишь из красного абажура единственного крошечного светильника. Моему взору открылся целый сад из цепей, ремней и шкивов, замысловато соединенных и вставленных в проушины в стенах и потолке. На первый взгляд это не имело смысла. Одну стену покрывали плетки различной длины и дизайна. Стеки, наручники и маленькие зажимы, похожие на насекомых, свисали с крючков. Над ними крепился длинный, колючий, похожий на гарпун предмет. Наверное, мне следовало испытать ужас от увиденного, и, возможно, я притворился, что так оно и есть, но, когда существо, сидящее внутри меня, начало просыпаться, дразняще пощелкивая черным языком, я вздрогнул от предвкушения.
Потом я увидел самую странную, самую неуместную вещь из всех, что украшали стену над кроватью: большую вставленную в рамку фотографию человека с густыми черными с сединой волосами, узкими блестящими глазами, которые, казалось, проникали в самую душу, и резким, холодным как сталь лицом. Пастор Хадсон Поттер, собственной персоной.
Когда я начал раздеваться, Джейн скинула халат и быстро выключила свет. Но в этот недолгий промежуток времени я успел разглядеть шрамы и рубцы на ее теле. По всему телу.
Она зажгла свечу и сняла со стены несколько предметов: короткую плетку, наручники, зажимы, круглые гирьки на тонких цепях... и утыканный колючками стержень. Джейн прикрепила зажимы к складкам кожи между ногами, а затем - гирьки к зажимам, издавая стоны сквозь стиснутые зубы. Нежная плоть ее вульвы отвисла невероятно низко, как дряблая увядшая кожа старухи. Забравшись на кровать, она надела наручники на запястья и лодыжки и заставила меня прикрепить их к цепям, свисающим с потолка. По ее просьбе я повернул рукоятку на стене, и распростертое тело моей партнерши медленно поднялось на несколько футов над кроватью, гирьки свисали с ее упругих половых губ. Когда я щелкнул стопором, блокирующим рукоятку, меня охватила дрожь.
«Теперь», - прошептала она, - «Ударь меня. Накажи меня».
Я начал медленно, как в тот первый раз, хлестанув по ногам и бокам, стоя на кровати на коленях.
«Нет, нет! Мою пизду! Ударь мою грязную, грешную, порочную пизду!».
«Ну… Джейн, я не могу…».
«Сделай это!».
И я сделал.
Она корчилась, смеясь и плача, выкрикивая непристойности вперемешку с извинениями, голова откинулась назад, чтобы она могла смотреть на ледяное лицо своего отца. Гирьки раскачивались, и в местах, где зубцы зажимов впивались в ее плоть, появилась кровь.
А затем и я стал смеяться и бить ее сильнее. Мой вставший член требовал внимания, и я начал тереть его свободной рукой, дыша быстрее.
«А сейчас, Пол, сейчас! Воткни это в меня!».
Я остановился в замешательстве. «Что…».
«Стержень!», - зарычала Джейн. «Вгони его внутрь! На всю длину! Выеби меня им! Накажи меня!».
Я нерешительно поднял остроконечный стержень с кровати; его изогнутые колючки напоминали маленькие злые ухмылки. Что-то тогда со мной случилось. Чистый яркий свет внутри погас, и на его месте зажглось жестокое горячее пламя. Думаю, что я улыбался, когда вставлял стержень в Джейн…
«Выеби меня им, папочка, папочка, извини…».
…немного глубже…
«…Папочка, извини за то, что я сказала, извини, что я тебя рассердила, прости, папочка, накажи меняяя!».
…пока первая колючка не коснулась ее влагалища. Я думаю, что именно кровь остановила меня. Одна из гирь упала на кровать, вырвав кусок плоти, и в лицо мне брызнула струйка крови. Только тогда я осознал, что чуть не совершил. Ахнув, я вытащил стержень, уронил его и побежал в ванную блевать. Причем не из-за ужаса или отвращения от того, что я делал, а потому, что хотел - очень хотел - сделать это.
Пока я опускал Джейн на кровать, отцеплял наручники и одевался, она кричала в мой адрес всякие непристойности. В тот последний раз, уходя от нее, я слышал ее плач: «Прости меня, папочка, мне очень жаль… Меня нужно наказать… наказать…».

Гари Сигман покончил с собой два года спустя. Если бы Джейн совершила это много ранее, все было бы по-другому, особенно для мальчика, который наконец-то исполнил то, что она хотела. Но ведь самоубийство - это грех.
Несмотря на недовольство родителей, я отошел от церкви и вместо того, чтобы посещать адвентистский колледж, поступил в Калифорнийский университет. Там я встретил Роз, красивую деловую старшекурсницу. Однажды ночью, когда мы занимались любовью, я в порыве страсти начал стучать кулаком по матрасу. Только когда я услышал ее крики, то понял, что стучу отнюдь не по матрасу. Я ожидал, что она подаст на меня в суд, но этого не случилось. Просто оплатил счет стоматолога за выбитые зубы, после чего больше никогда ее не видел.
Некоторое время я пробовал заниматься сексом с проститутками, но это было не безопасно. Однажды ночью, выйдя из мотеля в Голливуде, я встретил на парковке сутенера девушки. Когда он увидел кровь на моих руках и рубашке, то немилосердно избил меня. Сутенер побежал проверять свою подопечную, а я похромал к машине и уехал, уверенный, что он убьет меня, если я сейчас не смотаюсь.

Я сидел в припаркованном автомобиле перед домом мальчика в течение двух часов, наблюдая за журналистами, столпившимися на переднем дворе.
Я рассматривал возможность навестить родителей, но потом решил не делать этого, поскольку они захотели бы, чтобы я у них погостил. А я не мог. Мне надо было возвращаться к своей питомице, Клариссе. Иногда она перестает есть, если не уделять ей внимания, просто назло. Иногда мне приходится кормить ее насильно.
Я встретил ее на Бульваре Сансет. При определенном ракурсе она даже немного похожа на Джейн. Ей около семнадцати или около того, и она говорит, что у нее нет семьи. Я держу ее в специальном боксе в запасной спальне.
В конце концов, думаю, я забыл, чего ждал. Я завел машину и уехал от дома, а затем – и из Мэннинга.

От переводчика

Рассказ «Punishments» впервые был опубликован в антологии «Hot Blood: Tales Of Erotic Horror» в 1989 году. Позже входил в авторские сборники Рэя Гартона «Slivers of Bone» (2008) и «Wailing and Gnashing of Teeth» (2012). В 2001 году издательство «АСТ» выпустило на русском языке книгу «Кровь? Горячая!», представляющую собой компиляцию рассказов из антологий «Hot Blood: Tales Of Erotic Horror» (1989) и «Hotter Blood: More Tales of Erotic Horror» (1991), однако «Punishments» по неизвестным причинам был исключен. Вышеприведенный перевод выполнен с версии 1989 года. Для варианта 2012 года автор слегка перестроил структуру нескольких фраз, впрочем, не изменив их смысловой нагрузки. Следует отметить, что, согласно словам Гартона, его детство действительно прошло в общине адвентистов седьмого дня. А вот в какой степени данное произведение автобиографично, остается только строить предположения.