«Грибоид» Рэнди Чендлер

Работа предстояла грязная, но Фрэнк был не в том положении, чтобы привередничать. Когда твоя жизнь в унитазе, надо делать все, что можешь, чтобы оставаться на плаву и не хвататься за ручку слива. Иногда приходится бороться с соблазном потянуть и смыть всю эту поганую хрень по трубам, вместе с собой в придачу.
Но сегодня был не тот день. Так что Фрэнк натянул черные резиновые сапоги, потопал пару раз, чтобы утвердиться в своей человечности, и угрюмо уставился в заполненный жижей бассейн.
Даже когда электрический насос вытянул из него застоявшуюся бурую воду и сплюнул в рощицу на другой стороне рабицы заднего двора, от илистого бассейна по-прежнему несло болотом и гнилью.
Фрэнк потянул за резинку синей хирургической маски на затылке и надвинул маску на нос и рот. От всех бактерий и влажных спор не спасет, но хотя бы спасет от вонищи. Инструкция на упаковке предупреждала, что волосы на лице уменьшат герметичность маски. Только не дождетесь, не будет он сбривать ухоженную солидную седую бороду ради трехдневной халтуры. Он готов рискнуть, если какие бы там ни было сраные микробы, которые нычкуются в иле цвета дерьма, решат поселиться в уступчивых клетках его тела.
- Ну идите сюда, - сказал он микроскопическим злодеям. – Устраивайтесь как дома, если хватает на аренду. Но предупреждаю, жилье порядком обветшало, и еще я оставляю за собой право выселить вас, засранцы, без предупреждения.
Боже. Теперь он разговаривает с микробами.
- Выпить бы, - сказал он – себе, не поганым гадам.
Но он знал, что ему нельзя даже стопочку. Если он хочет доработать и получить через три дня плату. Между первой и второй перерывчик небольшой, а там, глядишь, он переключится в режим Идите-Вы-Со-Своей-Работой, загрузит свою тележку с лопатой в кузов пикапа-драндулета GMC и покатит своей дорогой с богом. Вот только на пустом бензобаке далеко не учапаешь, да и денег не хватит ни на упаковку из шести банок, ни на мерзавчик водки, так что хрен с ним, принимайся за дело, братец. Хватит ныть и вперед.
Он бросил взгляд за заброшенный двухэтажный кирпичный дом и спросил себя, каково тут было жить до наводнения и до того, как владельцы аэропорта решили скупить всю жилую собственность в районе и построить новые взлетные полосы там, где временно позабытыми торчали опустевшие дома в ожидании бульдозеров и шар-бабы. Дженет всегда хотела собственный домик с бассейном во дворе, и какое-то время они оба верили, что его дождутся, но потом он вылетел из «Локхида» и начал пить, а она бросила его ради программиста с загаром гольфиста, большим банковским счетом и членом еще больше. Про «член еще больше» Дженет проговорилась в одной из последних ссор, и к этому времени они уже воевали без поддавков и каждый вербальный удар целился под дых, чтобы запомниться надолго. Джеб по его мужественности оказался не таким суровым, как удар по его возможностям кормильца семьи, точнее, их отсутствию.
- Ну и ебись с ним и его счетом, - бросил Фрэнк, сжимая кулаки и подавляя желание расплющить ее красивый вздернутый нос.
На это у Дженет уже был готов ответ, и она парировала:
- Уж обязательно, Фрэнк. Первым же делом.
Он отвернулся от пустого дома, осознавая, что даже особняк с первоклассным бассейном теперь не спасет его обреченный брак. Он натянул тяжелые рабочие перчатки, поднял лопату и начал сгребать ил со ступенек на мелком конце, сбрасывая каждую лопату вонючей бурой гадости в ржавую тачку, стоящую у самой верхней ступени.
Фрэнк пытался не думать о тщетности своей работы. Его дело – зачистить бассейн и заросший двор, чтобы оценщики не скинули тысячи долларов с рыночной цены, когда агенты аэропорта сделают предложение о покупке участка. Мало того, что местных жителей заставили бросить собственные дома – агенты-ловкачи будут обдирать олухов на каждом шагу, и стоит зевнуть - заплатят сущие копейки.
Фрэнк подумал, что его работа уборщика напоминала лечение больного заключенного в камере смертников, чтобы штат мог его спокойно казнить. По традиции палачу нельзя списывать мужика, который не может похвастаться здоровьем и готовностью прокатиться на старом добром Искрящемся Друге или Вмазаться Последний Раз. Нецивилизованно, видите ли. Для встречи с Мрачным Жнецом полагается быть здоровым как бык.
Работа Фрэнка – довести засорившийся бассейн до кондиции, чтобы он сверкал и в любой момент был готов принять хоть стайку полуголых красавиц, чтобы власть предержащие потом могли завалить его землей, сравнять и запускать с него лайнеры. В нашем гребанутом мире совершенно обычное дело, да? Взлетные полосы в ад тоже выстланы благими намерениями. Да еще и трудом таких надрывающих горб работяг, как Фрэнк.
Он копал, засучив рукава, и скоро в путешествие к заднему забору отправилась первая тачка. Без воды ил стал легче, так что он поднял тачку над забором и опрокинул по другую сторону, затем покатил назад к краю бассейна и принялся накидывать следующую порцию, внимательно поглядывая, чтобы в грязи не прятались змеи.
Скоро он с тачкой съехали на дно мелкого конца бассейна. Резиновые сапоги месили ил. Он махал и махал лопатой. Маска стала влажной от пота, как и старая футболка с надписью «Грейтфул Дед» и скелетом в цилиндре, опустившим костлявый палец на дорожки виниловой пластинки, чтобы сбацать рок для мертвецов.
- Та еще работенка, - сказал замогильный голос.
Фрэнк поднял взгляд на беловолосого пожилого мужчину, опирающегося на тросточку с серебряной ручкой.
- Ага, - сказал Фрэнк, оперевшись на черенок лопаты. Он стянул маску и оставил болтаться под подбородком. – Что есть, то есть.
- Ведь давно есть машины, которые высосут весь бассейн разом всего за час.
В раздражении Фрэнк ответил:
- Ну, если надо сосать – это не ко мне, папаша. Я работаю дедовским методом.
Старик улыбнулся. Он оказался беззубым. Облизал десны и сказал:
- После нового расширения аэропорта местную землю объявили зоной затопления, а потом взяли, да и застроили жилыми зданиями. И всякий раз, как разливается ручей Салливан, все дворы до единого превращались в вонючую трясину. Вот тебе и правительство. Всегда найдет, как испохабить розовые мечты.
Фрэнк мудро кивнул.
- Живешь тут?
- Держу оборону. Я последний. Все остальные съехали.
- Цену набиваешь, а?
- Нет. Я не продаю. Пусть сносят вместе с домом.
- Ну молодец, - сказал Фрэнк. – Задай им жару.
Чокнутый старпер.
Фрэнк стянул перчатки и достал «Американ Спирит». Почему бы и не устроить перекур.
- Наверное, жутко жить одному в заброшенном районе. Как среди призраков.
Старик хмыкнул и ответил:
- Пожалуй, единственный призрак тут я.
Да уж, старикан точно поехал крышей.
- Ну ясно.
- Бояться надо не призраков.
Фрэнк выдохнул в октябрьское небо облачко дыма.
- В смысле?
- В смысле, лучше вылезай из грязищи, в которую влез, уезжай отсюдова и не возвращайся.
- С чего это? Это же как выкинуть семьсот баксов на ветер.
- Всего лишь деньги, сынок. Спасения на них не купишь.
- Если готовишь проповедь, то побереги дыхалку. Мне спасаться не от чего.
Старик с неприязнью покачал головой.
- А я и не собираюсь проповедовать. Просто советую вылезать из грязи, пока не стало поздно.
- Для чего поздно-то?
Он кивнул на бассейн.
- Спастись от грибков и чего там еще растет. Потоп размыл старое кладбище. То бишь залило нас водой с могил. Но главная беда - грибок. Там, где ты возишься, им все кишит. Ты сам себе могилу копаешь.
- Ну и что? Я же тут вечно торчать не собираюсь. Корни он в меня не пустит.
Старик пожал плечами.
- Смотри сам, - сказал он, потом отвернулся и ушел по дорожке.
У ворот остановился, приподнял по-джентльменски трость на прощание и пошкандыбал себе по улице.
- Совсем из ума выжил, - пробормотал Фрэнк.
Бросил сигарету во влажный отстой, натянул маску на рот и нос и вернулся к работе.
Копать говно.
Впав в циничное настроение, Фрэнк подумал, что нет ничего удивительного в том, где он в итоге оказался. Всю жизнь он так или иначе копался в говне, так что в том, что теперь он в поте лица трудился в целом бассейне коричневой жижи, чувствовалась какая-то кармическая симметрия. Даже идеальная. Копатель говна нашел свое место в жизни. Фрэнку не было себя жалко; он наконец принял свой истинный удел в жизни. Низшее место в безжалостной вселенной.
Работая, он насвистывал из-под маски сентиментальную мелодию.
А мог бы быть и победителем, - сказал голос, - как говорил Брандо.
Фрэнк отлично знал этот голос. Голос неудачи, который высмеивал его и подкалывал, когда он лажал. На этот раз он был готов. Ответил:
- Мог бы – не мог бы. Какая разница. Победитель, лузер – все сводится к тому, что копаешь сраное говно.
И что это за говно такое? Каково его истинное происхождение? От ливней вода в ручье выходит за берега, бежит по земле, собирая животные, растительные и минеральные остатки, включая помет зверей (а то и людей – алкоголиков и наркоманов), дорожную пыль, опавшие листья, мох, ветки, камни, мусор – что угодно, - а потом холодный бульон захлестнул кладбище, поднял воду с химическими соками и крошечными частицами восковой плоти гниющих трупов, благодарных мертвецов…
Фрэнка передернуло.
Он поймал в работе лопатой ритм. Влажное метрономное плюханье жижи о дно телеги образовало вязкую фоновую музыку – один ритм, без мелодии. Вот он зажигает в пригороде. Раз… два… три… четыре… Метни говно и копай дальше.
Пасмурное небо потемнело, высасывая цвет из осеннего дня. Стало зябко. Фрэнк вспотел. Хотелось перекурить еще раз, но он копал, потому что в пачке осталось мало сигарет, приходилось экономить.
Сразу перед скромной трапезой из тушенки и крекеров у него вдруг встали дыбом волосы на шее, и он был готов отдать руку за отсечение, что за ним кто-то наблюдает. Он воткнул лопату и осмотрелся, ожидая снова увидеть чокнутого старикашку с тросточкой, но никого рядом не было. Только белка махнула пушистым хвостом на толстой дубовой ветке. И ворона взлетела в лесу за забором двора.
Он стряхнул наваждение, мечтая о том, как бы утолить жажду и заодно избавиться от глюков – чертовых мурашек, ползающих по коже и извращающих воображение, - которые начинались, если долго не браться за бутылку.
К полудню он расчистил мелкий конец бассейна. На дне и боках еще виднелись уродливые темные бурые пятна, но их он смоет, когда уберет весь отстой. И тогда зальет тут все щелочью, закончит дела по двору, заберет деньги и нажрется вусмерть.
Он услышал, как в одной из лужиц в иле в глубоком конце что-то хлюпнуло, резко развернулся, но увидел только лягушку в ряби бурой воды.
- В саду под розовым кустом жила-была лягушка…- напел Фрэнк. Затем поймал ее на лопату, выкинул из бассейна и наблюдал, как она скачет по сорнякам газона. – Великий лягушачий бог даровал тебе новую жизнь, зеленый дружок.
Он работал до сумерек, которые опустились раньше, чем он ожидал. Тут он вспомнил, что летнее время закончилось в прошлые выходные и теперь мир вернулся к «настоящему времени». Он бросил лопату в тачку, поднял ее по ступенькам бассейна, присел, чтобы стянуть резиновые сапоги, встал и зашагал к темному дому. Остановился у пикапа, чтобы забрать спальный мешок, спортивную сумку и сантехнический трос.
Выудил ключи от дома из кармана джинсов. Владелец их дал, чтобы Фрэнк промыл забитый слив в ванной на первом этаже. Сегодня сил уже не осталось, но почему бы не переночевать в пустом доме, а не прожигать впустую бензин по дороге в унылую снятую комнату в Колледж-Парке. Из-за оценщиков коммунальные услуги еще не отключали, так что у него будут и свет, и горячая вода для душа. Без мыла, но дареному коню в зубы не смотрят.
Он вошел с черного входа, через кухню, и нашел у лестницы маленькую ванную. Разделся догола, включил душ, пока не пошла теплая вода, и тогда залез под жалящие струи. Выкрутил ручку «Горячей», чтобы вода вымыла усталость из мускулов. Стоял под душем, пока горячая вода не кончилась. Достал старое пляжное полотенце из спортивной сумки и вытерся, оделся в чистое.
Так как повесить просушиться грязную и пропотевшую одежду было негде, он разложил ее на ковре, затем расстелил спальник под окном столовой и растянулся на нем с книжкой в мягкой обложке, которую не забыл прихватить в поездку, – «В дороге» Керуака, недавно добытая задешево из магазина перепродажи книг. Старина Джек уже давно умер, добил печень и замариновал некогда гениальный мозг алкоголем, но с пожелтевших страниц все еще лучилась молодость его ранних битнических дней.
Фрэнк нашел место, где подвернул угол страницы, и начал читать. Больше всего на свете ему хотелось самому выйти на дорогу и начать беззаботные приключения, но он знал, что это все только мечты. Если он выйдет на дорогу, дорога сама пройдется по нему – и оставит свой след. Его древний грузовичок не переживет поездку по стране, да и он сам - вряд ли. Беззаботные деньки и лучистая молодость Фрэнка остались далеко позади.
А впереди ждал очередной день копания в говне.
Разбудил его воющий пес. Казалось, что псина прямо за окном без штор. Фрэнк встал на колени и выглянул, но ничего не увидел в слабом свете фонарей. Издали донесся новый вой – ответ на дикий зов. Фрэнк постучал кулаком по раме, чтобы отпугнуть невидимую псину. Видимо, сработало: вой поблизости затих.
Он плюхнулся на спальный мешок и почесал вдруг зазудевшее правое запястье. Чесаться от этого захотелось только сильнее, и скоро он скребыхал предплечье и плечо.
Какого черта? Влез в крапиву или ядовитый плющ, что ли?
Он встал и включил свет. На коже была яркая красная сыпь. Он поднял рукав и увидел, что красные пупырышки рассыпались по всей руке. Стянул толстовку, пошел в ванную исследовать торс в зеркале.
- Господи…- сказал он, осознав, как далеко распространилась сыпь. Ее розовые щупальца уже тянулись с правой дельтовидной мышцы к груди. -…Господи!
На ум пришло мрачное предупреждение старика. Главная беда - грибок. Там, где ты возишься, им все кишит.
При свете в ванной Фрэнк видел, что сыпь, хотя и алая, имела черноватый оттенок. Ближайший осмотр открыл, что у каждого прыщика зеленовато-черная вершина. Он с трудом подавил безумное желание чесать зараженную кожу.
Скинул штаны и запрыгнул в душ. Стоял под бьющей струей, пока горячая вода опять не кончилась. Но душ только усилил зуд. Наконец Фрэнк сдался и стал панически чесать руку, плечо и грудь. Облегчение оказалось краткосрочным, и за ним тут же последовал новый приступ – на этот раз вместе с ощущением тысячи иголок, впившихся в кожу. Он терзал ногтями везде, где была сыпь. Впал в завороженное состояние блаженной муки, чесал на автопилоте. Чесал… чесал… чесал…
Снова завыла собака. Прямо в ванной с Фрэнком.
Какого черта?..
И тут Фрэнк увидел себя в зеркале и понял, что выл он сам.
Я схожу с ума.
Ногти были зазубренные – давненько не стриг, – и под ними застыла кровь от расчесывания. Он смыл ее в раковине, затем надел толстовку и ботинки и выскочил на улицу.
Старик с тростью жил где-то по соседству, и Фрэнк намеревался найти хрыча и заставить рассказать все, без недомолвок, откуда он знал про грибок или что это за хрень пожирала кожу Фрэнка и сводила с ума от зуда, заставляя выть, как пса с чесоткой на луну.
Зуд лунатика, - сказал голос. Но на сей раз не Голос Неудачи. Не какой-нибудь неизбежный голос, который преследует алкашей, которым отчаянно нужно заложить.
Новый голос, елейный и убедительный. Слишком коварный, чтобы говорить с укоризной, - только с фальшивой фамильярностью. Как равнодушный голос жестокого бога.
Игнорируй. Иди дальше.
Он вышел со двора и встал на середине улицы. Во всех домах было темно, фонари обволакивал плотный туман. Тут до Фрэнка дошло, что он посреди заброшенного района на краю мира. Он содрогнулся, его проняло до костей от исключительного одиночества. Он чесался, но старался держать себя в руках. Наконец выбрал направление и пошел.
Посередине пустынной улицы.
Все ближе к краю мира и тому, что за ним.
Стоп.
Дальше, справа. Свет в окне. Нашел сукина сына.
Фрэнк побежал.
Побежал к свету в окне двухэтажного кирпичного дома со старым катафалком на подъездной дорожке. Какого хрена, катафалк? Как есть. Труповозка в стиле семидесятых темно поблескивала в свете уличного фонаря.
На бегу Фрэнк панически думал. Если старик – гробовщик на покое, может, он и правда знает, о чем говорит, знает о поедающем плоть грибке и заразных веществах, принесенных с кладбища в бассейн, где Фрэнк провел весь день. Но вообще старый катафалк может купить кто угодно, так что старик вполне мог оказаться и маразматиком, помешанным на фантазиях о грибке.
Смотри сам, - сказал призрачный голос.
- Пошел ты, - ответил Фрэнк, пробегая мимо катафалка и залетая на крыльцо.
Заколотил по дверям. Ткнул пальцем в дверной звонок.
- Эй! Старик! Открывай!
Теперь зуд взял его за яйца. Весь пах жутко чесался. Он сунул руки в карманы, чтобы удержаться. Пнул дверь.
- Давай, открывай. Поговорить надо.
Он тебе не поможет.
- Заткнись, - сказал Фрэнк голосу. И вдруг понял.
О, Господи…
Он понял. С ним разговаривал грибок.
Старик открыл дверь в поношенном шелковом халате. Он занес трость, словно хотел ударить ненормального на пороге.
- Пожалуйста, - сказал Фрэнк, - помогите мне. Эта хрень меня заживо ест.
- Говорил я тебе. Но не, не слушал, самый умный. Теперь уж поздно, - старик ухмыльнулся.
Его беззубые десны напоминали рваную рану.
- Блин, кто ты такой?
Фрэнк вытащил правую руку из кармана и сжал в кулак. Порыв ударить наглого ублюдка стал таким же сильным, как жажда расчесать раздраженную кожу.
- Никто. Уходи.
Вместо удара Фрэнк дал рукам волю чесать распространяющийся зуд. Он чесал живот, пах, бедра, затем вернулся к рукам и тыльным сторонам ладоней.
- Видишь? – старик показал изогнутой рукояткой на правую руку Фрэнка.
Серебряная рукоятка была в виде головы барана с глазами из драгоценных камней.
Сыпь на тыльной стороне ладони Фрэнка полопалась и начала сочиться желтая жидкость, за ней – зеленоватая вонючая слизь. За ней – кровь.
У Фрэнка подкосились ноги. Он схватился за дверной косяк.
- О боже…
- Грибок-людоед, - сказал старик. – Уж принялся за тебя вовсю, да. Такая же херня пару лет назад прикончила половину лягушек в Австралии. И нет никакого лекарства.
- Прошу…- в глазах Фрэнка потемнело, затем все расплылось.
Ты вкусный, Фрэнк.
- Он со мной разговаривает, - сказал Фрэнк, отчаянно придумывая, как умаслить старика помочь.
- Это он твой мозг жрет. Грибок не разговаривает, дурень. Теперь проваливай подобру-поздорову, пока я не полицию вызвал. Весь порог мне заразой уделал.
На глаза пала красная пелена.
Красная, как сыпь. Внезапный импульс к насилию стал зудом, который нужно расчесать. Он выхватил трость из заскорузлой руки и врезал по черепу старпера головой серебряного барана. Сушеное чучело рухнуло, как куль с гнилой картошкой, стукнув узловатыми коленями, локтями и головой, застыв на пороге.
Фрэнк добавил ему еще на всякий случай, в самое темечко.
Правильно, ударь еще.
Фрэнк подчинился говорящему грибку. Бил еще и еще. Пока не проломил голову старика, как арбуз, а серебряная рукоятка трости не покраснела от крови. Затем схватил покойника под лодыжки, затащил внутрь и захлопнул дверь.
Молодец, - сказал грибок.
- Пошел ты, - ответил Фрэнк. – Ты ненастоящий.
Грибок рассмеялся. Это был влажный смех, грязный, глубокий, басовитый, клокочущий из подземных недр.
Фрэнк посмотрел на сочащиеся руки.
- Ну ладно, может, и настоящий. Но… не естественный. Ты…
Сверхъестественный?
Снова с грязным смехом.
- Что ты за хрень такая? Как вообще может быть говорящий грибок?
Когда-то ты верил в говорящий горящий куст.
- Бог, - сказал Фрэнк, и его замутило от вони выделений на зараженной коже.
Грибок принялся заговорщицки шептать. Он говорил Фрэнку, что делать.
Фрэнк подчинился. Нашел ключи от катафалка на крючке у дверей. Выволок старика до катафалка, открыл заднюю дверь и закинул тело. Не хватало гроба, но какая разница? Они и не на похороны едут. Грибок шептал: Скорми его мне. Фрэнк подчинился, потому что знал, что если он станет прекословить Грибковому Богу, случится что-то нехорошее. Хуже, чем нехорошее. Нехорошее и так случилось.
Он залез за руль, завелся и поехал назад, к месту работы. Сдал задом к бассейну, вытащил старика из труповозки и скинул труп в глубокий конец бассейна. Тот шлепнулся с тошнотворным плеском.
- На здоровье, - сказал Фрэнк. – Бон аппетит!
Он не видел, что творится в темном бассейне, но слышал мерзкие сосущие и хлюпающие звуки, от которых захотелось отвернуться и побрести к дому.
Грибок заговорил на языке, который Фрэнк никогда не слышал, хотя напоминал он французский, с щепоткой шелковистого японского. Голос звучал прямо в голове, но ему вторило эхо из бассейна.
Он зажал уши ладонями, чтобы заткнуть леденящий кровь голос, и тут же осознал свою ошибку, когда слизь с изъязвленных рук попала в слуховые каналы.
- Ах!
Вставил пару слов и Голос Неудачи: Что, сдашься грибку, жалкий придурок? Будь мужиком, пока еще можешь.
- Я мужик, твою мать, - ответил он, вваливаясь в заднюю дверь.
И тут его пах охватило пронзительное пламя. От боли, словно от глубокого пореза, он упал на колени. Всхлипнул. Это было хуже, чем камень в почке. Намного хуже. О боже, он внутри. Вот тебе и мужик. Как тут быть мужиком, когда грибок-людоед поедает изнутри твои самые дорогие части тела?
Прочисть свой слив, - сказал голос.
Фрэнк не понял, чей, но ему было плевать. Он послушался приказа, словно это был путь к спасению. Единственный.
Он стянул треники и пополз к сантехническому тросу, который оставил в спортивной сумке. Развернул металлический трос, отполз в угол, уселся и широко расставил ноги. Взял острый конец троса в одну руку, а вялый пенис – в другую. Из конца у него текла зеленая жидкость. Отлично. Он решил, что жижа вполне сойдет за лубрикант для прочистки члена.
Прочисть свой слив.
- Заткнись, а я что делаю?
Большим и указательным пальцами он как можно шире раздвинул уретру, затем медленно поднес острый конец троса дрожащими, гнойными руками и вставил. А затем воткнул поглубже.
Заорал, когда трос прошел уретру и прорвался до самого мочевого пузыря. В бреду вырвал трос. Хлынули кровь и моча с прожилками слизи и он с криками лишился сознания.

* * *

Очнулся он от удара в лицо. Фрэнк поднял взгляд и увидел старого хрыча с головой, похожей на сгнивший арбуз, который глядел на него сверху вниз из болтающегося на щеке глазного яблока. Кожа покойника стала пушистой от зеленовато-коричневого, с прожилками черного, грибка. Сквозь зазубренную дырку в черепе просвечивали мозги. На прядях окровавленных волос висели нитки склизкой коричневой жижи, как темная мишура на мертвой елке. Беззубый рот, отвисшая челюсть и обмякшие плечи только усиливали впечатление, что перед ним пугало с головой-дыней, которое сползло с грубого деревянного креста и выбрело из кукурузного поля в воспаленный кошмар Фрэнка.
Пугало снова его пнуло, но Фрэнк почти не почувствовал. Раскаленная боль в паху блокировала все иные ощущения.
Вставай.
- Пошел ты, - проревел Фрэнк, сжимая свою угробленную сантехнику. – Я же умираю.
Старый хрыч сунул кривые пальцы в отверстие в пробитой голове, вытащил пригоршню грибковой слизи и шлепнул на пах Фрэнка. Наркотический эффект немедленно унял боль. И прекратил кровотечение. Чудотворная херня!
Не умираешь. Вставай. Нам пора.
- Пора? Куда? – отсутствие боли стало блаженством.
Фрэнк откинулся на стену, задышал легче, наслаждаясь каждым мигом омывающего облегчения.
На юг. Подальше от холодов.
Фрэнк осознал происходящее. Ходячий труп старика стал временным сосудом для сущности Грибкового Бога, а Фрэнк – личным водителем, возничим катафалка, который доставит отвратительное существо в теплые края, где оно расцветет во всей грибковой красе. Фрэнк был ему нужен – травмированный и зависимый от наркотика, облегчающего боль. Так оно думало контролировать Фрэнка, предсказуемого алкоголика.
Только не смей, идиот, - произнес противный голос его разочарованной жены. - Будь хоть раз мужиком. Сопротивляйся этому поганому говну. Останови его!
- Дженет? Какого хрена ты?..– но тут он понял, что она делает в его голове.
Какая-то часть его слетевшего с катушек мозга все еще принадлежала ему, и своевольным голосом Дженет пыталась достучаться. Предупредить: пора все это прекращать.
- Пошел ты, грибок, - сказал он. - Мой мозг – только мой.
Пугало снова его пнуло и сломало Фрэнку нос. Затем еще раз, расквасив нижнюю губу.
- Ну ладно, ладно! Я все сделаю, твою мать, - прокричал Фрэнк неразборчиво из-за губы. – Ты победил.
Правильно, - прошептала Дженет, - подыгрывай, а потом раз – и уделай сукина сына, когда тот расслабится. Прямо как я тебя учила. У тебя еще остались силы, Франклин. Достаточно, чтобы хоть раз в своей жалкой жизни сделать что-то как надо.
- Заткнись, сука, - пробормотал Фрэнк. – Все под контролем. – он аккуратно натянул треники.
Ему не хотелось случайно нарушить блаженное онемение в мочеводе. Сыпь больше не сочилась, а зуд ослаб, благодаря целебным свойствам склизкой мази, которую шлепнул ему на пах и живот Грибковый Бог.
Ему страшно хотелось последний двойной шот водки и залакировать пивом. В последний раз увидеть восход. Но… хрен с ним. Дженет права. Это его последний шанс сделать что-то как надо. Не собирается он и его прососать. Да и вообще, когда у тебя порезан член, какой смысл жить дальше. Он сунул в карман мятую пачку сигарет и зажигалку.
Последовал за хромым дохлым пугалом к катафалку.
- Нужен бензин, - сказал Фрэнк, хватая пластиковую канистру с выцветшей красной тряпкой, привязанной к ручке.
Открыл бензобак катафалка и вылил туда половину содержимого канистры, затем промочил в бензине тряпку и сунул в отверстие, превратив катафалк в гигантский коктейль Молотова.
- Садись назад, - сказал он дохлому хрычу/Грибковому Богу, - чтобы никто не увидел твою уродскую башку.
В голове злобно зашипел мерзкий грибковый голос, требуя от Фрэнка должных почтения и благоговения.
- Да понял я, понял. Не парься. Сейчас же двинем на юг, - Фрэнк с щелчком открыл “Зиппо”, закурил свою последнюю сигарету и поднес пламя к мокрой тряпке, болтавшейся красным языком из бензобака.
Сел за руль и повернул ключ. Мотор катафалка запыхтел, чихнул, затем ожил. Он включил заднюю передачу и надавил на педаль.
Труповозка подалась назад, перекатилась через край, взвизгнув о бортик днищем, запрыгала и задребезжала по ступенькам и стукнулась о дно мелкого конца бассейна. В спине Фрэнка что-то хрустнуло. Он заскрипел зубами и замер в ожидании взрыва.
В голове Фрэнка нечленораздельно завопил голос грибка.
Катафалк катился, пока не завяз в кургане жижи в глубоком конце.
- Ну давай, - сказал Фрэнк с сигаретой в зубах, - взрывайся!
И тут он увидел горящую тряпку на ступеньках бассейна.
- Ну твою налево, - пробормотал он, осознав, что его “катафалк Молотова” дал осечку.
Какой же ты лузер, - сказала Дженет.
Когда он услышал, как ворочается в кузове машины хрыч, а потом скрип открывающейся задней двери, Фрэнк решил, что пришло время сматываться к черту.
Но ноги его не слушались. Он ничего не чувствовал ниже талии. Громкий хруст, раздавшийся, когда катафалк запрыгал по ступенькам, был от его позвоночника.
Придется ползти на руках. Что ж такое!
Он распахнул дверь, наклонился и вывалился на склизкое дно бассейна. Услышал позади шарканье ног трупака. В паху вспыхнул огонь, вернулось ощущение горячей кочерги в мочеиспускательном канале.
Глаза обжег дым от смятой сигареты, все еще зажатой в зубах. Он оглянулся на открытый бензобак слева и пополз к нему.
Последний шанс, - сказал он себе. - Не облажайся.
Он пососал бычок, пока кончик не загорелся ярко-красным, затем перекатился на спину, прицелился и бросил в цель. Остатки последнего «Американ Спирита» ударились прямо под бензобаком и безобидно упали с дождем искр.
- Блять!
Он видел, как на него надвигается мертвец с вытянутыми руками, в стиле зомби. Голос Грибкового Бога бормотал неразборчиво, но гнев был очевиден.
Сдавайся, Фрэнк, - сказала его бывшая. - Пиздец тебе. А я – по съебам. Счастливо оставаться. Не завидую тебе.
С каких пор Дженет заговорила в таком духе? - удивился он.
Ответ прост: с тех пор, как твое лузерство утопило тебя в гигантском унитазе посреди заброшенного пригорода, в бассейне со злобным говорящим грибком, который мнит себя богом. Капиш?
Фрэнк завопил с досады. К нему потянулся старик – Арбузная Башка. Фрэнк схватился за пушистые от грибка запястья и оттолкнул чудовище как можно дальше. Но хрыч взамен рухнул на него и сочно, влажно поцеловал Фрэнка в губы.
Когда тот открыл рот, чтобы сплюнуть и завыть от отвращения, тварь блеванула потоком вонючей слизи в нос, рот и глотку Фрэнка.
Захлебываясь, он откинул хрыча и пытался продышаться из-за мерзкой, вязкой жидкости, забившей воздушные пути. Гниль неприлично булькала в горле.
Тогда Фрэнк осознал, что умрет здесь, в этом гигантском унитазе. Может, его останки и дадут жизнь чему-то еще, но Фрэнка больше не будет.
Его победит грибок.
И тогда он вспомнил про зажигалку в кармане треников.
Когда Арбузная Башка снова двинулась к нему, вне сомнений, с новой порцией грибкового бульона, он вытащил зажигалку из кармана. Щелкнул металлической крышкой, чиркнул колесиком и высек искру. В кулаке Фрэнка затанцевало гибкое пламя.
Змеиным движением извернулся и метнул зажигалку в пасть бензобака. Горящая «Зиппо» исчезла в отверстии.
Из брюха бензобака раздался рев и пришел ослепительный свет…
Фрэнк улыбался, когда взрыв смыл его из этого мира.

В восходящих теплых потоках воздуха на двугранных крыльях парит гриф-индейка, подлетает к земле и кружит над выкопанной человеком ямой. Острый нюх привел его к пище, и он неизящно опускается и приземляется у падали на дне осушенного бассейна.
Именуемый племенем чероки символом мира, потому что он не убивает, гриф-индейка опускает лысую красную голову в пробитый череп падали, которая обгорела не так сильно, как второй труп рядом. Гриф с большим аппетитом клюет ткань мозга из-под пушистого грибка, разросшегося в разбитом черепе, и насыщается.
Вдруг щетинистую шею хватают две холодные руки. Гриф отчаянно хлопает крыльями и танцует в воздухе, но не может вырваться из хватки. Падаль блюет тонкой струйкой клейкой жидкости в клюв и глаза птицы, затем отпускает - и гриф взмывает в небо.
Взбудораженный неожиданной схваткой, гриф тем не менее взмывает в осенний воздух и ловит юго-западный ветер…