«Горящие врата» Саймон Кларк

— Говорю вам, я видел, как они двигались.
Ночной работник крематория почти прокричал эти слова в трубку. Он был напуган, у него тряслись руки. Ему хотелось рассказать все начальнику, которому, очевидно, было плевать. Этот лентяй, наверное, сидел дома с банкой пива в жирной ручище и пялился в телевизор. Какое ему было дело, что его нанятый за гроши сотрудник остался в крематории один на один с этими беспокойными тварями… издававшими такие звуки, что начинало тошнить?
— Я заглянул туда, мистер Уинтерс. Я видел, как они шевелятся.
Он услышал в трубке тяжелый вздох босса. Он словно говорил: «О, нет, опять за свое».
— Дэнни, — начал босс, — когда тебя брали на работу, тебе сказали, что дело это не слишком приятное. Грубо говоря, наша задача, Дэнни, превращать людей в пепел. А твоя обязанность — приглядывать за оборудованием ночью. Будут неполадки — звони. В противном случае не тревожь понапрасну, ладно?
— Но они там шевелятся, мистер Уинтерс. Издают эти ужасные звуки, и они пробиваются даже сквозь рев горелок. Готов поспорить, вы услышите их в трубке, если я поднесу ее поближе к печам. Они хотят…
— Дэнни, Дэн… Просто послушай меня, Дэнни. Если я приеду сейчас, то должен буду составить отчет о вызове. Когда мой шеф узнает, почему я сорвался в крематорий посреди ночи, ты вылетишь отсюда быстрее пули. Подумай хорошенько, Дэнни, ты точно хочешь остаться здесь?
— Конечно, хочу. Это моя первая работа в этом году.
— Разве ребята не объяснили тебе, чего ждать?
— Они сказали, что у меня будет непыльная работенка. Сидеть здесь ночь напролет и следить, чтобы горелки не выключались.
— Бедняга, — мрачно сказал босс. — Послушай, Дэнни. Как я уже сказал, это грязное дело. Мы сжигаем людей, так? А люди — горят не как старые картонные коробки. Это — сложные механизмы из кожи, мускулов и костей. Внутри у них… органы… мешки с газом и жидкостью. Улавливаешь, Дэнни?
— Ага.
— А еще у них есть рты и задницы. Если нагреваешь их быстро, жидкости кипят — я говорю о крови и моче. Газы взрываются. Они должны как-то выходить. Все, что ты слышишь, — отрыжка и пердеж, только посерьезнее, улавливаешь, Дэнни? Иногда срабатывают голосовые связки, и, когда стоишь у печи, кажется, что мертвецы стонут. Я и сам это слышал. Просто ужас. К такому надо привыкнуть. Поверь мне, Дэнни, однажды я даже слышал, как горевший труп «пел». Чуть не поседел от этого.
— Но как же они могут шевелиться?
— Должно быть, у тебя отличное зрение, Дэнни. Когда я смотрю в глазок, то не вижу ничего, кроме пламени.
— Они там двигаются, мистер Уинтерс.
— Наверное, это мускульная реакция. Когда мышцы горят, они сокращаются. Я слышал истории о том, как горящие трупы садились в гробах. И не такое случается. Можно услышать хлопки. То есть действительно громкие — настоящую канонаду. Жидкости кипят в желудке, и он надувается, как воздушный шар. Давление зашкаливает, и — БАХ! — он взрывается.
— Я этого не знал. Мне ничего не сказали.
— Все в порядке, Дэнни. Они зря не предупредили тебя. Теперь тебе легче?
— Да, мистер Уинтерс. Простите за беспокойство. Я просто испугался.
— Не переживай, Дэнни. Ребята из крематория сказали правду: тебе досталась хорошая работа. Все, что тебе нужно, — следить за порядком. Старый приемник еще там?
— Да, на холодильнике.
— Включи его, он заглушит звуки.
— Спасибо, мистер Уинтерс.
— Спокойной ночи, Дэнни.
В трубке щелкнуло и загудело. Дэнни представил, как мистер Уинтерс покачал головой и сделал телевизор погромче — с помощью пульта. Дэнни положил трубку и включил радио. В динамике затрещали ночные баллады. Он был от них не в восторге, но они поглощали звуки, доносившиеся из печи.
Поговорив с начальником, Дэнни почувствовал себя лучше. В том, что он слышал, не было ничего необычного. В том, что разглядел в печном глазке, тоже. «Я перепугался до чертиков, — содрогнувшись, подумал он. — Ребята должны были меня предупредить». Дэнни налил себе чая и сел в кресло, прислонившись к стене. Теперь он видел двери печи. В комнате были голые, выкрашенные побелкой стены и бетонный пол — все еще вонявший разлитым средством для дезинфекции. Это была погрузочная площадка на пути в печь, так ему говорили. В смежном зале проводили службы. После гроб скользил по ленте конвейера через занавешенный люк — сюда, где ждал с другими гробами до вечера. Дневной урожай, так сказать. Затем работники ночной смены укладывали гробы, вместе с их хладным содержимым, в печь штабелями, снимая крышки и медные рукоятки. Начальник проверял бумаги, чтобы убедиться, что внутри не осталось электрокардиостимуляторов. Незамеченный прибор мог сдетонировать и запросто сорвать двери печи с петель. Когда все гробы оказывались внутри, двери закрывались, кнопки щелкали, газ вспыхивал. Мертвецы горели всю ночь, пока от них не оставался белый пепел.
Работа Дэнни была простой. Сидеть. Наблюдать. Ждать. Уходить в шесть, когда появляется утренняя смена, чтобы вычистить печи. Несмотря на это, Дэнни, как и большинство людей, боялся покойников. Даже в лавках мясников редко увидишь целую тушу. Все, что можно там найти, — аккуратно разделанное мясо. Ни свиных голов с глазами и ушами, ни покрытых шкурой коровьих ног.
Так что да, сказать по правде, эта работа пугала Дэнни. Но, похоже, других вариантов у него не было. Тридцать лет он проработал мастером на заводе. Вытачивал дифференциалы для тракторов. Гордился своим тяжелым трудом. День за днем надевал армированный защитный комбинезон. И что? Он был профессионалом с многолетним опытом. Вот только в сорок лет его скрутило остеоартрозом. Боль в спине была такой, что он не мог разогнуться. Через неделю после того, как ему стукнуло пятьдесят, его уволили: он брал слишком много больничных. Если ты болеешь недолго, тебе сочувствуют и дарят открытки. Стоит слечь, и тебя начнут презирать. Как дикие псы, набрасываются на ослабевшего члена стаи — общество отвергает больных.
Но, слава богу, он нашел новую работу. Надо было за нее держаться.
«Занимайся делом, — твердил он себе. — Не позволяй воображению взять верх». Это совсем не просто, когда знаешь, что там, за стальными дверьми двадцать человек: мужчины, женщины и даже дети — превращаются в прах, который завтра пойдет на удобрения, если не окажется в погребальных урнах.
Дэнни направился в комнату отдыха для сотрудников. Местечко было захламленным. На стенах — плакаты с голыми девушками, графики дежурств, циркуляры профсоюзов. Низкий стол был усыпан крошками, кусочками бекона и фольги, в которую заворачивали сэндвичи, всюду валялись использованные чайные пакетики и расплывались коричневые круги. По радио какой-то ковбой на полставки завывал о том, как его лучшего друга убили в баре по пути в Мексику. Дэнни вернулся на погрузочную площадку.
Некоторое время он смотрел на двери печи. Она влекла его, как магнит. Дэнни сделал шаг. Еще один. Он оказался у дверей прежде, чем понял это. Стеклянный глазок в дюйм толщиной казался белым от бушующего внутри пламени. Заглянув в него впервые, Дэнни был потрясен. Он посмотрел туда, думая, что различит только смутные продолговатые контуры гробов, пожираемых огненным адом. Но увидел нечто совсем другое.
Он сглотнул наполнившую рот горечь. Его вновь замутило, в ушах зазвенело, мышцы шеи заныли от напряжения.
— Не обращай внимания, Дэнни… потерпи еще десять лет и выйдешь на пенсию.
Посмотрев в глазок в первый раз, он сначала ничего не увидел. Это было как глядеть в одно из окон, вырубленных в стене бассейна, — тех, что под водой. В синем мареве иногда видны очертания тел — движения рук и ног среди пузырьков, стоит кому-то нырнуть. В этих стенах вместо воды бушует огонь. Заполняет печь, словно жидкость.
Постепенно, когда его глаза привыкли к сиянию, он различил в пламени продолговатые контуры. Затем внезапно, как по сигналу, покойники сели в своих гробах. Его глаза полезли на лоб, он замер. Осталось только смотреть, как двадцать мертвых мужчин и женщин застыли в голубой пелене горящего газа.
Мау-уррр… Мау-мау— уррр-аррр…
Когда они начали стонать, Дэнни отшатнулся от глазка так резко, что у него прострелило позвоночник. Он попятился, схватившись за спину. Проклятые мышцы просто кричали от боли.
Мау… уау… Ук-ук-ук-урррр…
Теперь он знал, что это просто газ вырывается из ануса или горла. Но тем не менее звук был ужасный… просто кошмарный. Словно они просились наружу. Словно огонь причинял им боль.
— Боже, похорони меня, когда я умру. Пожалуйста, похорони меня.
Он посмотрел в глазок:
— Не оставляй меня там, с… о, господи!
В печи, среди огня и света, он видел двадцать горящих мужчин и женщин. Они работали.


— Как ночка, Дэнни?
Один из парней из утренней смены вошел, улыбаясь и размахивая пакетом сэндвичей.
— Хорошо… Все тихо, да?
— Как в могиле, — рассмеялся тот. — Увидимся. Мне пора на свалку.
Во рту у Дэнни было сухо, словно в печи, из которой утренние работники скоро начнут выгребать пепел. Он не знал, отчего не лишился речи, как смог доехать до супермаркета и купить бутылку виски, которую выпил, пока жена была на работе. Позже он надрался так, что не мог ходить, но слова все сыпались изо рта:
— Я заглянул туда. Видел их. Они мертвы. И работают.
Две эмоции раздирали Дэнни на части. Его тошнило от страха. И все же… ему было любопытно. Следующей ночью он пришел пораньше. Было ли это чудом, которое ему позволили лицезреть? Или кошмаром, который он не должен был видеть?
Вскоре он остался один на погрузочной площадке крематория. Бетонный пол был еще влажным. От вони дезинфицирующего средства першило в горле. Горелки работали уже полчаса. К этому времени в печи можно было плавить металл. Он стоял в десяти футах от глазка, подавшись вперед, чтобы заглянуть внутрь. Его мышцы так напряглись, что пораженная артритом спина согнулась в дугу, словно лук. Ноги ныли от ревматизма. Он морщился от малейшего движения.
«Но… все же я должен туда посмотреть, — думал он. — Должен увидеть, если это случится снова».
Прошлой ночью он приложил слезящийся глаз к отверстию в печной двери. Наблюдал, как двигались внутри трупы. Жар был таким чудовищным, что мягкие ткани воспламенялись, а мертвецы ходили в печи, потрескивая от огня, и плевались сгустками жира, словно раскаленные сковородки. К счастью, лиц было не разглядеть — только их сияющие очертания над торсами.
Дэнни затаил дыхание и заглянул внутрь.
«Сейчас! Это происходит прямо сейчас!»
Из его груди вырвался сдавленный всхлип — он был вне себя от шока. Раз, два, три… четыре, пять… шесть. Один за другим, они садились в горящих гробах.
Что теперь? Чего они хотели? Что ими двигало? Было ли это доказательством существования бога? Неужели это он пробудил их?
«Господи Иисусе… Моя спина… О, боже!»
Он не выл от боли, за него это делал позвоночник. Мышцы сводило. Боль вгрызалась ему в спину, как хищник. Он вновь задержал дыхание и наклонился вперед, опираясь о печь. Раскрытые ладони приняли на себя часть веса.
«Я должен смотреть. Надо увидеть, что будет потом».
Его спина молила, чтобы он оказался от печи подальше. Стиснув челюсти, Дэнни прищурился, глядя в ослепительное пламя. Он смотрел.
Они покидали гробы, двигаясь быстро и ловко, даже старики. Теперь он видел, как клочки похоронных костюмов плыли в пламени, отваливаясь вместе с горящей плотью. Огонь пожирал кожу — она осыпалась золой. Это им не мешало. Дэнни следил за их работой.
Они подняли гробы. Поставили их, словно две колонны, в метре друг от друга. Это напомнило ему о деньках на тракторном заводе, когда он смотрел за работой опытных мастеров. Трупы в печи хоть и трещали, как фейерверки, выплевывая струи пламени из ртов и ушей, но работали с той же сноровкой и точно знали, что делать. Когда колонны были готовы, мертвецы положили сверху крышки гробов так, что те образовали арку.
Даже в огненном аду они не спешили, аккуратно поправляя проем, словно строили его сообразно неким незримым линиям.
К этому времени прежде мясистые трупы превратились в скелеты. Мягкие ткани испарились, проступили ребра, лишенные плоти пальцы отваливались. Руки и ноги превратились в дрожащие палочки. Движения стали неуверенными.
Работа была почти завершена.
Потрясенный, Дэнни прошептал:
— Что они делают? Бога ради, что они делают?
Его глаза так сильно слезились от яркого пламени, что ему пришлось отвести взгляд и проморгаться. Когда Дэнни вновь припал к глазку, шок от увиденного заставил его отпрянуть так резко, что он рухнул на спину.
Там, по другую сторону стекла, к нему повернулось лицо. Оно пылало. На картинке, отпечатавшейся у Дэнни в мозгу, была прекрасная девушка. Ее волосы вздымались горящими волнами. Кожа чернела и осыпалась слой за слоем. Зубы осколками стекла выступали из пузырящихся десен. Язык, обугленная веточка, метался по сторонам обожженного рта. Одни глаза, казалось, нетронутые, смотрели на Дэнни холодно и так внимательно, что он перестал дышать. Он видел: она изучала его, гадала, зачем он здесь, о чем думает? Может, горящая девушка решала, будет ли Дэнни мешать им? Когда ей стало ясно, что нет, она продолжила трудиться с другими мертвецами.
Наконец, жуткая боль в спине немного отступила. Он снова дотащился до дверей и заглянул в печь. В ревущих всполохах огня, таких ярких, что его глаза превратились в щелки, он увидел, что именно строили горящие трупы. Это были врата из гробов и гробовых крышек. Дерево яростно пылало. При такой температуре конструкция не простояла бы и пары минут.
Затем, на глазах у Дэнни, колонна трупов медленно вошла в проем. С другой стороны они так и не показались. Один за другим, горящие мертвецы просто исчезали.
— А-а-а… — Боль в спине стала невыносимой, и ему пришлось ковылять обратно в комнату отдыха. Он растворил в кружке три таблетки солпадола и разом проглотил шипящую жидкость. Затем потащился обратно к печи с глазком, который его так манил. Огромным усилием воли он сконцентрировался, чтобы различить хоть что-то в огненном аду. Теперь врата казались белым контуром, остовом, сгоревшим почти до пепла. Они готовы были обрушиться в любой момент, и все же мертвые мужчины, женщины и дети проходили под аркой.
Проходили куда? Оказывались где?
Лекарство струилось по его венам, приглушая боль. Что еще лучше, его мысли прояснились. Теперь он уже не боялся, нет. Ему просто было любопытно. Что, во имя господа, лежало за этими сияющими вратами?
А потом — лишь на миг — он увидел.
Идут, идут… исчезли. Арка рассыпалась в прах. Опоздавшие безучастно глядели на кучу раскаленных углей. Затем, так же неторопливо, принялись строить вторые врата. Но на сей раз было слишком поздно. Кости, почти превратившиеся в пепел, поднимали оболочки гробов, тоньше сожженной бумаги. Все напрасно. Через несколько минут их поглотило пламя горелки. Один за другим скелеты опускались на пол и замирали на ложе ревущего огня. Утром они окажутся в урнах. Всего лишь остывший прах.
Тяжело дыша, на нетвердых ногах, Дэнни добрался до комнаты отдыха. Сел на пол, спиной к холодильнику. Всего на миг, он разглядел нечто за вратами, возведенными пылающими мертвецами. Тихие зеленые луга, ручей, окаймленный ивами, возвышавшуюся вдали серую гору. На ней было лицо человека. Он видел мертвых, покинувших пекло. Они вошли в рай… потому что это мог быть только рай. Он увидел, как обгоревшие трупы вновь помолодели. Выражения их лиц отпечатались у него в голове. Счастливые. Счастливее всех, кого он видел. Он закрыл глаза.
Прежде чем Дэнни лишился чувств, слово СЧАСТЛИВЫЕ закружилось у него в голове, как новая луна, притянутая холодной и одинокой планетой.
Следующей ночью Дэнни в одиночестве стоял на погрузочной площадке. Он тихо напевал:
— Дэнни, малыш, труба зовет, труба зовет…
Пел и ждал, когда это снова случится. Он чувствовал, так и будет. В его голове вращалась новая мысль. Откровение. Он знал, не испытывая ни малейшего сомнения, что видел еженощное чудо. Стоит ли кому-нибудь сказать?
Ни за что!
«Поделись печеньем в школе, Дэнни, — говорили ему учителя. — Угости своих друзей. Так ведут себя воспитанные мальчики». Тогда ему ни крошки не досталось. Дэнни твердо усвоил, что поделиться — значит позволить другим отнять все.
«Поделиться этим? Нет! Ни за что! Чудо принадлежит мне одному!»
Дэнни потерял любимую работу, потерял здоровье, потерял самоуважение. Но теперь он обрел пылающий путь к счастью и ни за что не потеряет его!
Итак. Посмотрим в глазок. Он наблюдал, как дневной урожай трупов работал в жутком огне. Повторял про себя, что нужно сделать. Когда они построят врата и начнут свой исход, он последует в рай за ними.
Исход начался. Дэнни крутанул вентили, и пламя стало гаснуть. Жара все еще была кошмарной, но ему хватило бы трех секунд, чтобы открыть печь, броситься внутрь и пробежать под аркой.
Дэнни схватился за латунный вентиль. Быстро закрыл его. Рывком распахнул двери печи.
Катастрофа!
Горячий воздух обжег ему лицо. Он задохнулся, из глаз брызнули слезы, в нос ударил запах жареного мяса, в ушах зазвучали посмертные стоны. Без пламени тела рухнули на пол. Дэнни перешагивал через них — они харкали кипящей кровью. Ярко-голубые языки пламени, словно всполохи бунзеновских горелок, вырывались из ртов и анусов мертвецов, когда газы выходили наружу.
Врата, сложенные из еще горевших гробов, закрылись. За ними виднелась асбестовая стена. Задыхаясь и опалив кожу, Дэнни выполз из печи на погрузочную площадку, доковылял до комнаты отдыха и, бросив в чашку еще три таблетки солпадола, проглотил лекарство.
Да, это препятствие, признал Дэнни, глядя на обожженное лицо в зеркале, но ему удастся его обойти. Удастся, во имя господа. Он поклялся себе в этом. Нужны были только вера и упорство, и он окажется по ту сторону горящих врат, в величественном царстве, где нет места боли, одиночеству и унынию.


Следующей ночью Дэнни был готов. Горящие трупы закончили возводить врата. Медленной колонной потянулись на тихие зеленые пастбища.
Без огня сияние жизни покидало мертвецов. Врата тоже меркли. Этой ночью Дэнни должен оставить газовые горелки включенными. Он просто откроет двери и рванет сквозь огонь в чудесную арку. Чтобы как-то защититься от пламени, он сделал костюм из фольги с подкладкой из мешковины. На голову надел шлем из проволоки, тоже покрытый фольгой. Две маленькие дырочки, проколотые иглой, были отверстиями для глаз. Целых пять минут он поливал себя из шланга, чтобы намочить одежду и мешковину под слоем фольги. Вода и солпадол должны были смягчить адский жар. Казалось, этого достаточно, чтобы пройти в горящие врата. Он пел вполголоса, открывая двери печи руками в перчатках. С них текло. От кончиков пальцев повалил пар, едва он дотронулся до раскаленных металлических ручек.
Он понимал, что будет жарко. Почувствовал касание пламени и сказал себе, что какие бы ожоги ни получил в огне этой печи, они исцелятся, стоит лишь пройти в горящие врата. На другой стороне он отдохнет, а потом прогуляется к горе с человеческим лицом.
Жар бетонной стеной обрушился на Дэнни. Задыхаясь, он хотел глотнуть воздуха, но вспомнил, что его легкие обуглятся изнутри. Сквозь отверстия маски он видел свою цель. Шел сквозь океан пламени, расталкивая мертвецов, терпеливо ожидавших своей очереди. Все вокруг было ослепительно желтым. Адреналин и солпадол заглушали боль, но он знал, что горит. Чувствовал, как кожа на спине вздувается пузырями. Волосы под шлемом сплавились в комок. Дэнни проталкивался сквозь колонну горящих трупов. Теперь он видел их лица — с губ слетало пламя, глазные яблоки лопались от нестерпимой жары, кожа стекала с костей, словно раскаленный пластик. Он почувствовал их огненные пальцы у себя на запястьях.
«Они нападают на меня!» От этой мысли он запаниковал, но потом понял: покойники ему помогали. Горящие мертвецы поддерживали его, вели к возведенным ими вратам. Они поняли, что его отчаяние сильнее их собственного.
Вот оно. До врат из горящих гробов оставалось всего шесть футов. За пылающей аркой виднелись роскошные луга, усеянные миллионом золотых одуванчиков. Они казались звездами в неестественно зеленом небе. Ветви ив дрожали от нежного ветерка. Бабочки с бледно-васильковыми крыльями порхали над цветами. Вдали виднелась гора с человеческим лицом. Оно улыбалось.
Дэнни все еще был в печи. Пламя пожирало его руки. Перчатки превратились в пепел. Ногти почернели и отвалились, кожа пошла красно-коричневыми пузырями, словно пицца в духовке, но:
— Я здесь! Я иду. О, спасибо тебе, господи! Спасибо тебе!
Шестилетний малыш, весь вздувшийся от опухолей, стоял у него на пути. Дэнни оттолкнул его, и ребенок, ударившись о стену, лопнул, словно яйцо.
Почти дошел!
Из-за костюма Дэнни стал неуклюжим. Взмахнув рукой, он задел горящие врата. Едва коснулся, но гробы сложились, как карточный домик. Рухнули среди искр, ударивших ему в лицо, словно пулеметная очередь.
Завывая — скорее от разочарования, чем от боли, — он повернулся к горящим трупам. Они замерли, уставившись на него.
— Работайте, ублюдки… работайте!
Надо было построить другие врата, и поскорей. Деревянные гробы превращались в пепел. В его костюме появились дыры, пламя вгрызалось в плоть. Сквозь отверстия в маске он видел, как с пальцев начала слезать кожа, стоило ему взяться за гробы, чтобы поставить их.
В голове у него отчаянно бились мысли. Часть его кричала в агонии, другая — полная безумного оптимизма — верила, что он успеет возвести новые врата и войти в райские кущи, тихие и прохладные. Еще одна рассуждала здраво и понимала, что времени практически не осталось. Он упустил единственный шанс попасть в рай, и скоро бьющийся в его груди комок мышц размером с кулак начнет сдавать, потом затрепещет.
И, наконец, остановится.