«Чудовищный голод» Саймон Кларк

Падение…
…падение в кромешной тьме. Абсолютной тьме.
Падение. Стремительное. Жесткое. Яростное. Совершенно яростное. Голова бьется о стенки капсулы, в которую он втиснут так плотно, что стены давят на плечи, руки, бедра, ноги — ступни упираются в переборку.
Ощущение стремительного падения. Но почему тьма? Почему не видны приборы? Теперь невесомость, живот прижимается к потолку тесного сосуда, который заключает его в мешок спертого воздуха, пропитанного запахом собственной слюны, и вдруг…
БАХ! Резкое торможение — удар вышибает воздух из легких: голова врезается в стену, пронзая череп такой дикой болью, что он кричит — без слов, вопль агонии. Капсула разрывается на части, оглушительный грохот терзает слух, и вот он, яростно выбирается из-под обломков, продирается сквозь хаос искореженного металла, отшвыривает рваные переборки и с отчаянной силой пинает остатки некогда прочной оболочки, стремясь вырваться наружу, пока пламя не охватило его разбитый корабль.
Выбравшись из-под обломков, Мигель Сал’Хамдра поднялся на ноги в необъятном пространстве, озаряемом вспышками молний. Гром гремел так мощно, что он чувствовал его в глубине живота не меньше, чем слышал ушами. Мышцы горели; острые уколы боли пронзали суставы. Он жадно хватал воздух, отчего горло и легкие казались исцарапанными осколками стекла.
Где я приземлился?
Из мрачного неба, внезапно озаренного белыми вспышками молний, падали другие капсулы, ударяясь о плоскую поверхность этого мира. Капсулы были длинными, с плоскими боками, ненамного больше взрослого человека. Они врезались в землю с такой силой, что поднимали облака пыли — одна рухнула всего в десяти шагах от него.
Если бы она попала в меня…
Капсулы превращались в снаряды, дождем обрушиваясь вниз. Одна ударила прямо перед ним, разлетевшись в вихре обломков, которые сделали мир серым. Куски корабля хлестнули его по лицу, груди, животу: сила удара заставила его отшатнуться.
И вдруг голос, далекий:
— Выпустите меня!
Крик, пылающий ужасом.
— Выпустите меня! Я умираю здесь!
Откуда доносятся крики?
С неба? Из капсул? Мигель не мог понять. Но сейчас важнее всего было найти укрытие от падающих объектов — их были сотни, все они кувыркались из разорванной молниями тьмы над головой. Оставаться на открытом месте означало верную смерть. Мигель побежал, хотя бедра и позвоночник болели адски. Должно быть, я лежал в этой капсуле днями.
Он пробирался сквозь мир грома и молний — сквозь жуткую бурю движения и оглушительных, сокрушительных звуков. Сухой мир, где пыль липла к губам, языку, горлу, наполняя легкие жгучим нападением. Корабли падали, рушась вокруг, один задел его локоть с такой силой, что он вскрикнул от боли, боясь, что кость раздроблена. Но, убедившись, что может двигать рукой без новой боли, он успокоил себя — кость цела.
— Выпустите меня!
И снова этот крик, молящий о спасении. Но кто нуждается в спасении? И где они?
Один из маленьких кораблей просвистел над головой, ударившись о землю в пяти шагах от него, серый корпус разлетелся на куски, рассыпавшись в щепки. Среди обломков лежала женщина в белой ночной рубашке, с красными губами, длинные желтые волосы разметались вокруг головы, словно солнечные лучи.
Это она кричала? Он нагнулся, чтобы вытащить ее из-под обломков, но увидел, что она мертва, рука холодная, плоть словно резиновая.
И снова он пробирался вперед сквозь взрывы света и болезненный ливень грома, сотрясающий череп. Капсулы продолжали падать, многие раскалывались. В момент разрушения они выпускали своих пассажиров — по одному в каждой капсуле — и все эти люди были мертвы. И, как он понял, мертвы уже давно.
В тот момент молнии словно стабилизировались, превратившись в постоянное белое сияние. Высоко над головой — поразительное зрелище. Достаточно шокирующее, чтобы сердце болезненно сжалось. Огромный конвейер сорвался со стального каркаса, который его поддерживал. Хотя лента все еще работала, гремя с силой грома, шестерни вращались, двигая ленту, на которой находились капсулы. Но там, где катастрофический сбой конструкции заставил конвейер наклониться под углом в сорок пять градусов, капсулы срывались с машины. Вот почему они падали на землю — или, скорее, на пол, потому что он понял, что находится внутри здания, огромного склада. Ослепляющие вспышки молний были результатом электрической неисправности, короткого замыкания проводов, искрящих синим. Гром — это звук конвейера и ударов объектов о пол.
Мигель в ужасе смотрел на капсулы. Но это были не капсулы. Это были гробы. Десятки гробов падали с поврежденного конвейера на высоте ста метров над его головой. При ударе они раскалывались, выбрасывая своих мертвых обитателей. Неужели меня везли в одном из этих гробов? Этот вопрос вспыхнул в его сознании паникой.
Тем временем смертоносный дождь длинных ящиков с их мрачным грузом продолжался. В любой момент его могло ударить. Он был уверен в этом. Удар раздробит череп, а тело расплющит о пол. Он бежал — это все, что он мог сделать. Бежал и кричал от ужаса, сердце колотилось, легкие втягивали пыльный воздух, который жег горло.
Осколки разбитых гробов впивались в лицо и грудь. Труп женщины с узловатой головой, выброшенный из расколотого гроба, покатился к нему, руки и ноги болтались, туловище ударило его по бегущим ногам, заставив споткнуться и упасть на руки и колени.
Прежде чем он успел убежать от, казалось, бесконечного потока этих длинных ящиков, из крутящегося тумана пыли вынырнула фигура, обхватила его руками, прижала потное лицо к его лицу и, с глазами, выпученными так яростно, что они, казалось, вот-вот лопнут, закричала:
— Помоги мне! Вытащи меня отсюда!
Незнакомец, мужчина лет тридцати, с бритой головой и глазами, которые, казалось, вопили от ужаса. Он цеплялся за Мигеля, словно нашел спасательный плот в бурном море, и этот плот был его последней отчаянной надеждой на выживание.
— Помоги мне! — Его глаза пылали страхом. — Я не хочу умирать снова!
Над ними конвейер загрохотал и остановился, шестерни, приводившие в движение огромную ленту, замерли. Из-за резкого наклона конвейерной ленты гробы продолжали соскальзывать, кувыркаясь в падении, пока не разбивались о пол, рассыпаясь в щепы и извергая своих мертвых обитателей — мужчин и женщин всех возрастов, с безвольно болтающимися конечностями, с отвисшими челюстями, чьи кости ломались с ужасающим хрустом, оглашая пространство множеством оглушительных, леденящих кровь тресков.
Незнакомец кричал:
— Вытащи меня отсюда! — Затем последовал поток задыхающихся слов: — Я помню больницу — я был так болен, что не мог есть, врачи сказали, что ничего не могут сделать с моим сердцем. Боль была постоянная. Потом она прекратилась. Я не мог двигаться или говорить, но я знал, что меня отвезли в морг — они положили меня в гроб. Гроб! Черт возьми, гроб! Я не был мертв, но не мог им сказать.
Мигель не помнил, чтобы был в больнице. Хотя… да… обрывки воспоминаний всплывали: пилотирование рок-хоппера через один из метановых фьордов. Красный предупреждающий символ на экране… низкий уровень кислорода. Затем визг тревоги… После этого — пустота. Ничего больше, пока он не очнулся внутри падающей капсулы.
Внезапно из груды разбитых гробов в тридцати шагах от них послышалось движение. Мужчина лет семидесяти, с длинными белыми волосами, выбрался из обломков. На нем был элегантный черный деловой костюм и ковбойские сапоги. Он прихрамывал, направляясь к Мигелю, которого все еще держал в объятиях паникующий незнакомец.
Белоголовый поднял левую руку, чтобы привлечь их внимание.
— Господа, — сказал он. — Господа, я оказался в затруднительном положении. Я хотел бы…
На этом он остановился. Гроб, падающий сверху, ударил его прямо по голове с такой силой, что череп раскололся, брызнув струями алого.
— О, Боже, — задыхался незнакомец. — Это случится с нами. Вытащи меня отсюда!
В этот момент к ним, маневрируя между разбитыми гробами и мертвыми телами, разбросанными по полу, подъехало транспортное средство. Это был плоский прицеп, тянутый небольшим трактором. На водительском месте сидел сгорбленный человек, его большая голова торчала между выпуклыми плечами. Кроваво-красные глаза водителя сверкали на лице, так глубоко изрезанном морщинами, словно кожу надрезали лезвием.
Он крикнул:
— Прыгайте! Держитесь крепче. Поездка будет стремительной. Я сказал: прыгайте!
Незнакомец первым вскарабкался на прицеп, отталкивая ноги назад, словно хотел быть единственным пассажиром. Тем не менее Мигель тоже забрался, и гроб разбился о землю как раз там, где он только что стоял. Машина помчалась, снова уклоняясь от мрачных обломков, пока не нырнула в открытую дверь. Стальная дверь с грохотом закрылась за ними, отгородив их от бойни в зале размером с собор.
Незнакомец, со слезами на глазах, цеплялся за руку Мигеля.
— Мы в безопасности… мы будем жить.


Теперь они были в коридоре, отгороженном от огромного зала, где происходил этот мрачный каскад. Они были в безопасности. Воздух здесь был прохладным, как в холодильнике, и резко пах отбеливателем. Незнакомец остался сидеть на прицепе, хотя машина остановилась, а водитель высунулся из кабины, нетерпеливо жестикулируя, чтобы они слезли.
Мигель обратился к напуганному незнакомцу:
— Пойдем. Наш водитель хочет с нами поговорить.
Но незнакомец пробормотал:
— Они пытались похоронить меня заживо. Они положили меня в гроб… Они отправили меня сюда, чтобы похоронить.
Водитель громко крикнул:
— Эй, вы двое. Слезайте с моего грузовика. Мне нужно убираться. Эти коробки, что упали, их, черт возьми, сотни, надо разгребать. Слезайте с моего грузовика!
Мигель взял незнакомца за руку, чтобы помочь ему спуститься с прицепа.
— Меня зовут Мигель. А ты…?
— Калвер… Боже мой… заперт в этой коробке. Чудо, что я не мертв. — Его глаза выглядели словно открытые, мокрые раны на лице.
Мигель сказал:
— Идем, Калвер. Нам нужно поговорить с водителем.
С этими словами Мигель направился к кабине, где сидел водитель, и спросил:
— Что теперь?
— Мне нужно убираться, — сказал водитель. — Там чертова куча мусора.
— Нет, что будет с нами?
— А?
— Ну, мы же не мертвы, верно? Произошла ужасная ошибка. Нас положили в гробы и привезли сюда.
— О. — Водитель задумчиво ковырял в носу большим пальцем. — Да, такое случается чаще, чем люди думают. Вы — Лаззеры.
Мигель нахмурился.
— Лаззеры?
— Название происходит от Лазаря, — раздался женский голос. — Теперь, как Лазарь, вы восстали из мертвых.
Мигель обернулся и увидел женщину, выходящую из тени, где в нише стояли стулья и стол с кофейными кружками и тарелками с печеньем.
Лицо женщины было ярко накрашено густым слоем красно-коричневой основы, а на губы нанесена блестящая фиолетовая помада. Первая мысль Мигеля была: ее так накрасили в похоронном бюро. Сделали красивой для семьи, когда они придут посмотреть. Но он увидел, что макияж был гротескно переборщен. Бесчувственное представление о том, как должна выглядеть красивая женщина.
Она заговорила ясным голосом, полностью владея своими эмоциями:
— Конечно, вас не воскресили из мертвых. Переутомленный врач недостаточно тщательно проверил, когда вы стали неподвижны и не реагировали, и решил, что вы мертвы, хотя это было не так. То же самое случилось со мной. Я тоже Лаззер.
Калвер хмыкнул:
— Мы могли погибнуть. Подумайте об этом. Мы были в гробах, которые упали с такой высоты. Мы могли умереть.
— Да. — Ее фиолетовые губы сжались в мрачной улыбке. — Умереть в собственном гробу. Каковы шансы, что такое случится?
— Ты понимаешь, где мы? — сказал Мигель. — Нас выбросили на Серенити. Мы на планете, которая от полюса до полюса — одно сплошное кладбище.
— По крайней мере, мы живы, — ответила она, — в отличие от остальных наших попутчиков.
Калвер дрожал:
— Мне плохо.
С этими словами он поспешил к одному из стульев, где сел, все еще охваченный ужасом, его глаза прожигали воздух перед ним.
Мигель знал о Серенити немало. Было давним обычаем отправлять умерших членов семьи на эту удивительную планету, где мертвая плоть просто не разлагалась. Легенда гласила, что любой, погребенный здесь, пребывал в пограничном состоянии между жизнью и смертью. Люди даже покупали декоративные тарелки с фантастическими изображениями тех, кто был похоронен здесь, оставаясь в состоянии телесной красоты тысячи лет. Другие легенды утверждали, что гробы были, по сути, как птичьи яйца, а трупы становились зародышами, которые в конечном итоге вылупятся из гроба как сияющие существа, которые будут жить вечно. Всё это, разумеется, было лишь сладостной фантазией. Да, тела, доставленные на Серенити, не подвергались тлению. Плоть сохраняла приятную упругость, глаза не высыхали в глазницах, а трупы напоминали спящих. Однако никто и никогда не «вылуплялся» из гроба, чтобы с ликованием вернуться в мир живых. Ближе всех к этому оказались так называемые Лаззеры — те, кого по ошибке сочли умершими и кто, подобно Мигелю, либо вырывался из пластиковых контейнеров, либо был грубо исторгнут из них, когда те разбивались.
Мигель повернулся к водителю, который большим пальцем тыкал в символы на экране приборной панели:
— Должна быть какая-то процедура для Лаззеров.
— Конечно, она есть.
— И какая же? — спросила женщина.
— Я землевладелец, — буркнул он. — Смотрю за северо-восточной территорией. К перевозке живых никакого касательства не имею.
Она нетерпеливо выдохнула:
— Но ведь должна существовать какая-то процедура, которую вы запускаете, когда люди вырываются из своих гробов!— Конечно. Их забирает паром и отвозит обратно на их родную планету.
Мигель крикнул Калверу:
— Слышал? Мы возвращаемся домой.
— Когда?
Землевладелец рыгнул:
— Лук. Никогда не стоит есть сырой лук… — Затем он задумчиво потер челюсть большим пальцем. — Не знаю когда. Вам нужно отправиться в транзитный центр. Там есть жилье, горячая еда — ждите там, пока не придет паром.
— Хорошо, сэр, — сказала женщина. — Где нам найти транзитный центр?
— Пройдите через ту дверь, вон там. Видите? На ней большая красная буква «Е». Потом идите минут десять наружу, и вы увидите здание с надписью «Транзитный центр» на стене. Просто заходите, они о вас позаботятся.
— Спасибо, мистер…?
— Я просто землевладелец. А теперь мне нужно начинать уборку.
Он топнул по педали, и машина загудела, уезжая по коридору.
— Хорошо. — Мигель пожал плечами. — Идем в транзитный центр и зарегистрируемся.
— Знаете, — сказала она, — компания, владеющая Серенити, зарабатывает миллиарды, закапывая здесь мертвецов, но в это место хронически недофинансируют. Видели состояние конвейера? Вся эта ржавчина? О… меня зовут Астрид. — Она протянула руку, которую Мигель пожал.
— Мигель, а это…
— Калвер. Я слышала.
Мигель ослабил галстук — он раздражал шею.
— Подумать только, моя жена собиралась отправить меня в вечность в самой неудобной одежде, которая у меня есть.


Прозрение, что всё обернулось ужасающей катастрофой, не обрушилось на Мигеля в течение тех пяти безмятежных минут, что прошли с момента, как они миновали дверь, указанную землевладельцем. И в эти краткие мгновения у него не было оснований заподозрить того в гнусном обмане.
Калвер трусил впереди Мигеля и Астрид, стремясь достичь удобств транзитного центра, возможно, предвкушая горячий душ и вкусный ужин. Над ними простиралось небо, состоящее из черных облаков, прорезанных дымными красными полосами. Земля казалась сделанной из измельченного мела: бледная, твердая поверхность, поднимавшая облачка пыли под их шагами в направлении группы высоких зданий с плоскими крышами. Вдоль тропы мелкие овраги содержали туман ярко-оранжевого цвета. Это был мир странной химии. И, без сомнения, элементы, зарождавшиеся здесь, предотвращали разложение человеческой плоти, питая легенды о телах, которые, возможно, лишь дремлют в своих могилах.
Астрид сказала:
— Я работаю в новостной редакции. Ходили слухи, что компания, управляющая этим местом, подкупает политиков, чтобы не пускать родственников на могилы их близких. — Она взглянула на печальный остов небесного парома, ржавеющего до костей на участке кремового песка. — Недофинансирование очевидно, не правда ли?
— Никто не проверяет, правильно ли компания управляет этим местом?
— Никто, — отрезала она. — Если хотите моё мнение, компания просто свозит сюда покойников и сбрасывает их без всяких церемоний, без тени уважения.
Мигель криво усмехнулся:
— Неужели у нас не найдётся новостей, чтобы поведать, когда мы вернёмся домой?
Утверждение Астрид о том, что компания незаконно нарушает свои контрактные обязательства по правильному захоронению умерших, получило мощное подтверждение, когда Мигель заметил сотни надгробий по другую сторону оврага. Лежащие плашмя, они усеивали пустынный песок, все еще частично завернутые в пластиковую мембрану, предназначенную для защиты этих надгробий при транспортировке. Надгробия были отлиты из черного стекла в различных формах: простые прямоугольники, пирамиды; несколько были тонкими обелисками, повторяющими дизайн Иглы Клеопатры. На всех были имена умерших вместе с обычными эпитафиями, которые существовали уже как минимум пять тысяч лет — Покойся с миром, В любящей памяти о — Ушел, но не забыт. На многих в черную поверхность были встроены изображения умерших мужчин и женщин — изображения с системой анимации, показывающие лица, которые постоянно двигались: улыбались, кивали, глаза, вечно «живые» и ярко блестящие. Не было сделано никаких попыток установить камни вертикально. Их просто сбросили здесь, возможно, за мили от могил, которые они должны были отмечать. Разорванные пластиковые мембраны трепетали на холодном ветру. Поистине печальное зрелище.
Прежде чем Мигель успел указать на заброшенную свалку надгробий, Калвер издал вопль отчаяния:
— Нас обманули! Здесь нет транзитного центра!
Калвер указал на здания, которые, как они верили, предложат комфортное жилье, пока паром не заберет их, троих персонажей Лазаря, вернувшихся из мертвых — по крайней мере, так должны думать их семьи, услышав новости. Однако единственными зданиями в конце тропы были несколько плоских силосов: большие промышленные здания, разрушенные гниением.
Астрид смотрела на них в смятении:
— Эти силосы — часть моргового комплекса. Взгляните, что вываливается из их стен.
Тысячи умерших мужчин и женщин были сложены в силосе. Когда гниение разрушило изогнутые стены, тела просто выскользнули наружу, образуя кучи, почти как зерно, вытекающее в достаточном количестве из мешка. В результате у подножия стен силосов образовались груды тел. Хотя плоть здесь не гнила, одежда разлагалась. Обнаженные тела, полные плоти, с кожей, сияющей юным блеском, — все благодаря каким-то экзотическим элементам, сохраняющих мертвых.
— Знаете, что сделал землевладелец? — Выражение Астрид было мрачным. — Он отправил нас туда умирать.
Калвер побежал к силосам, хотя должен был понимать, что в этих зданиях, которые были не более чем импровизированными гробницами, не будет уютных спален.
Калвер закричал:
— Нас обманули! Они знают, что мы расскажем. Они собираются предотвратить раскрытие правды, оставив нас умирать с голоду!
Мигель посмотрел на Астрид, ее макияж из похоронного бюро, с яркой фиолетовой помадой, был самым ярким объектом в этом мрачном мире.
— Возвращаемся туда? — Он кивнул в сторону огромного здания, где находился непокорный конвейер, сбросивший свой мрачный груз. — И надеемся, что землевладелец нас впустит?
Астрид покачала головой:
— Он не впустит, и мы оба это знаем.
— Как нам выжить здесь? Еды нет.
В этот момент, воя, крича, с широко раскрытыми глазами и губами, мокрыми от слюны из-за всех этих криков, Калвер прибежал обратно:
— Там сзади животные. Большие твари. Я не знаю, что это такое, но…
Что Калвер кричал дальше, разобрать было невозможно — он помчался обратно к большому зданию, которым управлял землевладелец, хотя, несомненно, нашел бы все входы запертыми.
Глаза Астрид расширились от страха:
— Калвер прав. Они идут.
Семеня на всех четырех конечностях, с парой коротких ног сзади и длинных спереди, шесть существ, принадлежащих к виду, который Мигель не мог определить, появились из-за одного из силосов с телами. Огромные звери. Когда они останавливались, чтобы оглядеть суровую местность, они вставали на мощные задние ноги, большие морды вытягивались вперед, глаза внимательно смотрели вдаль, возможно, наблюдая за врагами или добычей, которых Мигель не видел. Когда они вставали, их рост легко вдвое превышал рост взрослого человека.
Затем, ужасающе, произошло неизбежное. Все шесть этих чудовищных голов повернулись слева направо. И тогда они устремили свои хищные глаза на Мигеля и Астрид. С пугающей скоростью они двинулись к ним.
— Давай! — крикнула она. — Землевладелец впустит нас — я как-нибудь его уговорю!
Это заявление противоречило тому, что она сказала всего несколько минут назад. Теперь наступила паника. Время хвататься за любую возможность, которая давала шанс на выживание.
Когда они побежали, холодный ветер пронесся по ландшафту, поднимая пыль. Впереди Калвер, изможденный, ковылял по извилистой тропе, которая должна была привести их обратно к единственному зданию, обещавшему защиту.
— Срежем! — крикнул Мигель, схватив Астрид за руку, и, покинув тропу, побежал в овраг, полный тумана, светящегося жутким оранжевым оттенком. Под туманом тек быстрый поток жидкости. Вода? Маловероятно. Теплая жидкость была стремительной, тянула за ноги.
Буревые ветры начали стонать над ландшафтом, переходя в рыдающие вопли, которые были так громки, что один только шум причинял боль ушам Мигеля. Тем временем песчаная пыль попала под одежду, из-за чего воротник рубашки стал натирать нежную кожу шеи, причиняя боль каждый раз, когда он поворачивал голову.
Камешки катились под ногами, затрудняя движение. Астрид вскрикнула от отчаяния, споткнувшись и упав в бурлящий поток под туманом. Мигель сунул руки вниз сквозь мглу туда, где должна была быть невидимая теперь женщина. Он нащупал твердую округлость ее черепа, волосы обвили его руку. Схватив ее за воротник, он потянул вверх; она вынырнула, задыхаясь, из потока какой-то ведьмовской химии, текущей по каналу. Ее лицо блестело от влаги, на которой переливались разноцветные полосы — эффект жидких радуг, раскрашивающих ее лицо. Голод, возможно, не станет их убийцей, как и чудовища, бегущие к ним. Смерть, сама по себе, могла течь по этому туманному оврагу.
Размахивая конечностями, чтобы удержать равновесие, они добрались до берега, затем начали взбираться на холм. Тут же Мигель увидел, что Калвер замедлился до шаркающей походки, его голова свисала, пока подбородок не стал биться о грудь. Истощение вырвало силы из парня. Калвер был явно слишком изможден, чтобы даже пытаться спасти себя, когда два существа догнали его. И когда неизбежное насилие наступило, оно даже не было направлено на Калвера как такового, потому что два чудовища схватили его и попытались присвоить добычу, словно два ребенка, тянущих одну игрушку из рук друг друга.
Глаза Калвера побелели от ужаса. Его конечности метались; рот открылся в огромном О от агонии. Крича, когда связки рвались, мышцы разрывались, а кожа расходилась в самых слабых местах, выпуская поток крови, который дымился, хлюпал и собирался в лужи на пыльной земле. Затем существа начали пожирать. Их собственные огромные глаза затуманились от чистого блаженства, когда они вкусили кровь Калвера.
Мигель и Астрид продолжали взбираться к вершине холма. Добравшись до верха, перед ними раскинулся ландшафт. Огромная равнина, теперь дымная и нечеткая, поскольку холодные ветры вырывали пыль из земли. Хотя вид был туманным, ясно были видны миллионы и миллионы гробов, разбросанных там, словно безумный бог старательно засеял мир длинными ящиками, содержащими мертвую плоть. Погребальная компания даже не копала могилы. Несомненно, автоматизированные суда без экипажей просто выгружали грузы гробов. Эти классически мрачные геометрические формы в их миллионах, небрежно сброшенные там, были слишком тяжелы для глаз. Сама земля под его ногами испускала волны ужаса и страха, которые захлестывали его разум сокрушительным отчаянием. Его сердце колотилось так сильно, что грудь болела, а кровь в теле охлаждалась, вызывая мурашки от макушки до подошв.
— Мигель, — задыхалась она, — они идут.
У подножия холма тек еще один овраг, наполненный зловещим оранжевым паром. На дальнем берегу кралось одно из существ на четвереньках, оно было гораздо ближе, чем остальные. Мигель разглядел его телосложение в деталях, особенно массивную нижнюю челюсть, которая каким-то образом напоминала неандертальскую. Существо было обнажено, кожа натянута туго на мощной структуре мускулов — в нем было что-то, что говорило об остаточной человечности. Мигель задумался, не находится ли он в присутствии гибрида: инопланетянина и человека, соединенных в гротескной форме: бульон генов Homo sapiens, смешанный с необъяснимой сущностью инопланетной жизни. Да, были экзотические черты, такие как грива чего-то, напоминающего иглы морского ежа, торчащие вертикально вдоль всей спины, от толстой шеи до узловатых мускулов крупа. И кошмарный способ, которым его глаза выдвигались из лица в выпуклые купола кроваво-красного цвета, прежде чем втягиваться обратно через щели в мясистые мешки, которые их содержали. Несмотря на странность, тревожное ощущение знакомого — человеческого — человеческого тела, которое было размягчено и превращено в пластилин, прежде чем передние конечности были вытянуты, а задние укорочены, а голова затем отформована в грубый череп, который он видел сейчас.
Существо встало на задние ноги, заметив двух людей — те глаза, которые только что втянулись в укрывающие мешки, выпятились кроваво-красными, выдавливаясь через щели, выходя на холодный ветер, чтобы уставиться с пылающей похотью голода на Мигеля и Астрид. И теперь оно подняло передние конечности, открывая пару трехпалых рук с противостоящим большим пальцем, из которого выдвигался изогнутый коготь — черный, как уголь, — этот коготь, несомненно, был инструментом для разделки, для срезания мяса с кости.
Мигель услышал топот ног одновременно с Астрид. Оба обернулись и увидели, как три чудовища мчались через холм к ним.
— Я боюсь, — ее голос звучал тихо, почти как у маленькой девочки. — Я не боюсь смерти. Я боюсь, как больно будет, когда они нас поймают.
— Тогда мы не дадим им нас поймать!
Мигель схватил ее за руку, и оба побежали вниз по склону, туда, где одинокое существо приближалось к ним через овраг. Прежде чем монстр успел пройти половину пути, Мигель и Астрид прыгнули в химическую реку.
Он глубоко вдохнул, надеясь, что сможет оставаться под водой достаточно долго. А течение было быстрым под туманом… если бы поток мог унести их… унести тихо и быстро в эту огромную пустыню… подальше от голодных тварей, которые разорвут их лица и выпотрошат животы этими ужасающе острыми когтями на больших пальцах. Мигель крепко зажмурил глаза. Его сердце колотилось, пока теплая жидкость окружала его — словно его крепко сжимал мокрый кулак. Это не вода. Жидкость была враждебна человеческой жизни. Возможно, опасно токсична. Возможно, болезненно едкая. Рев заполнил его уши — его собственная кровь гремела в венах. Его глаза жгло, когда жидкое зло проникало в щель между веками и кожей лица. Горечь просачивалась даже через плотно сжатые губы. Невозможные вкусы размазывались по его языку.
Как мне продолжать сдерживать дыхание?
Однако возвращение на поверхность выдало бы его чудовищам. И он вспомнил рот Калвера — тот огромный О, когда агония разрывала его тело.
Мигелю не нужно было плыть: стремительное течение несло его чуть выше дна реки. Когда он вытянул руки вниз, все еще крепко зажмурив глаза, его пальцы наткнулись на округлые формы черепов — возможно, просто валуны, а может, головы трупов, сброшенных в канал.
Его сердце билось медленнее, толкая жидкость в венах к конечностям, снабжая мозг уменьшающимся запасом кислорода. И Мигель поддался своей судьбе, гадая, сколько времени пройдет, прежде чем рука Смерти протянется, чтобы коснуться его.


Прошли часы… дни? Он не знал. Все, что он знал, — это что под мрачным небом, отягощенным облаками, он выскользнул из реки на берег.
Медленно он пополз по гальке на возвышенность, простирающуюся вдаль. И снова: гробы. Миллионы гробов, разбросанных беспорядочно — одни лежали плашмя, другие стояли вертикально, вероятно, случайно, когда, сброшенные с транспорта, узкий конец ящика вонзался в пустынный песок. Вертикальные гробы образовывали тысячи мрачных обелисков. В целом, для его глаз, они были серыми яйцами, содержащими смертную глину.
Мигель сумел встать, хотя это действие казалось странно неловким. Он посмотрел на свои руки.
И там, на конце каждой конечности, три пальца, вместе с противостоящим большим пальцем, из которого выступал длинный черный коготь, очень похожий на изогнутый клинок сабли.
— А… — Он понял.
Теперь он знал правду об этом месте. Легенды ошибались. Кладбищенский мир Серенити не воскрешал мертвых. Нет… он мутировал живых. Таинственная харизма Серенити преобразовывала людей, погруженных в ее химические реки, — это приводило к дьявольскому крещению, злой алхимии кожи, мускулов и костей. Люди перерождались в огромных зверей с неандертальскими челюстями и кроваво-красными глазами.
Животные, понял Мигель, которые вечно голодны.
Вдалеке бродили другие такие же звери. Монстры брали гроб в обе руки, откусывали конец гроба, затем поднимали его вертикально, встряхивая содержимое, чтобы оно скользило вниз к массивным, чавкающим челюстям — образ, извращенно напоминающий гурмана, пожирающего сочных устриц из их раковин.
Радостно он поскакал по унылому пыльному тракту к ближайшему гробу, разбил один конец каменно-твердым кулаком, затем поднял гроб так, что вкусный, податливый кусочек внутри выскользнул из контейнера, пока голова не вошла в его рот. Жадно питаясь, его зубы хрустели сквозь хрупкую черепную кость, он ощущал такие прекрасные вкусы, каскад восхитительного сока орошал его жадно лакающий язык.
И пока он питался, один из его собратьев-зверь весело подскочил к нему, кусок жировой ткани с прожилками болтался в его челюстях. На губах существа все еще были пятна фиолетовой помады. Более того, инстинкт подсказывал ему, что это была преобразованная Астрид.
У Мигеля была его прекрасная пара и целый мир вкусов для исследования. Вся еда, которую он мог когда-либо съесть, так аккуратно сохраненная здесь в длинных ящиках. В этой огромной кладовой. В этом мире изобилия.