«Z - значит Зомби» Стив Резник Тем

Ли долго болел. Затем он снова почувствовал себя хорошо. Потом ему снова становилось плохо. Этот цикл продолжался не менее десяти лет. Через некоторое время он уже не всегда мог заметить разницу, так как все время проводил в постели и жил один.
В конце концов, люди, проводившие кастинг, перестали брать его на работу. Он стал слишком стар, слишком искалечен артритом. Он никогда не был больше чем статистом, актером второго плана в зомби-картинах и телешоу - более сотни фильмов и эпизодов. Но он относился к этому серьезно; в этом он был хорош. Он умел играть мертвецов.
Он пытался убедить их, что его артрит был преимуществом - он утверждал, что это делает его спотыкание живого мертвеца более убедительным. Но он падал в неожиданное время и частенько портил сцены. Он был слишком ненадежным, говорили они, страховой риск по научному.
Разложившееся лицо в зеркале его спальни не было идеальным. Некоторые края не были приклеены, а краска лежала пятнами, и Ли не знал, как придать глазам вид мертвой рыбы, хотя тени, которые он наложил, сделали довольно хорошую работу, заставив выглядеть их более впалыми. Он не обучался спецэффектам или гриму, но всегда наблюдал за профессионалами, пока они делали свою работу. Съемки всегда означали долгое ожидание, а ему нечем было заняться.
Шрам над левой бровью червеобразно поднялся со лба и упал на поверхность комода. Он поднял его и положил в поднос. Позже он вернет его в одну из витрин вместе с другими своими сокровищами.
Он практиковал взгляды зомби, чередуя свирепые, голодные гримасы со свирепо сжатыми губами, а иногда и безумными выражениями безмозглости. Он даже произносил несколько фраз, если только можно считать языком флегматичное мычание. Они всегда были пределом его допустимого экранного словарного запаса.
Ли по-прежнему репетировал каждый день на случай, если ему снова позвонят со студии. Не имея прежней выносливости, он частенько засыпал прямо рядом с телефоном. В его маленьком бунгало всегда царили полумрак и тень, даже когда его мать была еще жива. С возрастом его глаза ослабли, и он обнаружил, что после определенного часа уже мало что видит, а зеркала были особенным испытанием. Они таили в себе глубины мрака, которые он не мог понять.
Он аккуратно переложил кусочки отвалившейся шпаклевки, силикона и резины в один из стеклянных ящиков в гостиной. В этом конкретном ящике хранились элементы грима из его ранних зомби-картин: "Мертвые опять живы", "Мертвые не мертвы" и "Мертвецы! Мертвецы! Мертвецы!". Все малобюджетные, все примитивные как по эффектам, так и по условиям работы. В каждой из этих картин он был частью группы актеров-зомби, которые бродили от сцены к сцене, время от времени меняя потрепанную рубашку или мимику, чтобы создать впечатление, будто в фильме заняты сотни нежити, а не двадцать человек или около того. Грим был жарким и вонючим под летним солнцем. Ему не давали воды, и он не раз чуть не терял сознание. На съемках "Мертвецы! Мертвецы! Мертвецы!" он сломал средний палец, когда его отряд зомби упал в канаву. Он страдал на протяжении всех трех фильмов, но работа ему нравилась. Он хранил шину от того случая в кейсе вместе с теми кусочками грима, которые ему удалось рассовать по карманам в конце съемок.
Конечно, это было неправильно. Ли прекрасно понимал, что это неправильно. Но это не казалось несправедливым. Эти кусочки грима зомби - шрамы, раны, имитация гниющей плоти, разложившиеся органы - были повсюду. Нередко они отваливались, и вы наступали на них во время бессвязного продвижения зомби. Ему мало платили, и это было вещественным доказательством самой важной работы, которую он когда-либо делал. Работа его мечты. И все же, его матери было бы очень стыдно за него, если бы она знала, что он ворует реквизит.
Он мельком увидел что-то в высоком стеклянном шкафу у стены. В стеклянной дверце или прислонившись к кускам гниющего гардероба, висевшего внутри. Возможно, скелетная рука, костлявые пальцы, пытающиеся дотянуться и взять то, что ему принадлежало.
Ли подошел к чемодану и заглянул внутрь. Все вроде бы было на месте, но уложено небрежно, как будто в нем порылись. Конечно, он мог сделать это сам. Он всегда доставал вещи и надевал их, спотыкаясь по дому, когда ставил хореографию. Он всегда решал вернуть все на свои места, но не всегда помнил первоначальный порядок. Он никогда не каталогизировал свою коллекцию, что было ошибкой, но он никогда не умел организовывать и раскладывать вещи. Обычно за него это делала мать, но она не прикасалась к его зомби-кускам - они вызывали у нее отвращение.
Ли делал все, что мог, но не раз он просыпался в постели с кусочками косметики, прилипшими к простыням или подушке. Нередко он наступал на кусочки косметики, лежащие на полу. Он ходил по дому босиком, не желая повредить хрупкие частички грима своей обувью.
Мертвое лицо маячило в шкафу у входной двери. Ли улыбнулся ему, но было слишком далеко, чтобы понять, улыбнулся ли он в ответ.
Он всегда усердно работал над своими ролями и время от времени спрашивал совета у некоторых актеров. Часто они отмахивались от него, но некоторые были любезны.
- Как вас зовут? - спрашивали они, или. - Что вы хотите? Автограф?
Однажды он спросил режиссера второго плана о мотивах сцены.
- Чувак, проснись уже! Ты чертов зомби, - был ответ. - У тебя нет мотивации.
Хотя официальная линия гласила, что зомби больше не являются "людьми", их души и личности исчезли, оставив после себя только эти странные одушевленные оболочки, Ли никогда не играл с ними таким образом. Может быть, в конечном счете, это не имело никакого значения, но он никогда не считал их мертвыми. Он просто считал их очень старыми людьми с редкой болезнью. И, после стольких лет игры с ними, он сам был в таком же преклонном возрасте. За вычетом болезни, хотя он уже очень давно не обращался к врачу. Даже подростки и маленькие дети-зомби были в его глазах просто стариками. Немного пустые, печально одинокие, просто идущие по привычке, потому что это все, что они знали. Ничего впереди и все позади. Их тела гнили, плоть отваливалась от костей, но это был лишь симптом их болезни.
Он услышал что-то в задней части дома. Скрежет, или трение. Может быть, что-то потеряло равновесие и сьехало или упало, тыканье и шуршание, прикосновение к его вещам. Ли всегда беспокоился о мышах. Если бы мышь забралась в один из ящиков, она могла бы нанести огромный ущерб его коллекции. Большинство косметических приборов были мягкими и жевательными, как раз такими, которые привлекали грызунов.
Но это мог быть и человек, пытающийся проникнуть внутрь. Он направился в ту сторону, решив, что нужно хотя бы дважды проверить замки. Он двигался осторожно. Он знал, каким неуклюжим может быть, а пространство между ящиками было довольно узким, даже не хватало места, чтобы развернуться. Здесь не было ни стула, чтобы присесть, ни единого предмета мебели, не связанного с его работой. Большая часть его дома была похожа на музей зомби, посвященный его коллекции.
Ли продолжал слышать эти звуки, но мимолетные отражения в стеклянных дверях и витринах продолжали отвлекать его. Иногда он забывал о некоторых вещах, которые у него были. Все эти разорванные маски зомби, гниющие щеки, высунутые языки и выбитые зубы, смотрели на него, когда он проходил мимо, тяжело дыша через разорванные губы, глядя на него нервными глазами, желая закричать, когда они могли только рычать.
Он остановился перед статьей в рамке на стене. Газетная бумага пожелтела, края обтрепались, но шрифт все еще можно было прочитать, если подойти достаточно близко. Ли всегда считал себя безымянным - зомби по большей части и должны были быть безымянными, если только речь не шла об персонаже, который недавно ушел, потому что хотел расторгнуть контракт или потому что с ним стало трудно работать. Но несколько лет назад у него взяли интервью для местной газеты, и он был горд своим маленьким признанием.
Но за это пришлось заплатить. За славу всегда приходится платить - он понял это, наблюдая за более известными актерами, участниками различных проектов. Неважно, что это было - кино или телешоу; как только ты становился знаменитым, ты становился совершенно другим существом.
После появления статьи люди появлялись у его дверей, желая задать ему вопросы и посмотреть коллекцию. В основном молодые люди - подростки и студенты. А у него не было никакой охраны. Он никогда не ставил замки на ящики. Он никогда не думал, что ему это нужно. Эти молодые люди со всей их энергией и едва сдерживаемым энтузиазмом пугали его. Что, если они что-нибудь возьмут без спроса? Он был слишком стар и слаб, чтобы остановить их. Он понятия не имел, как защитить себя и свои вещи.
Более чем несколько раз у него возникало желание укусить одного из них. Безумие, конечно, но в укусах он знал толк. Укус мог превратить врага в союзника.
Поэтому он начал отказывать людям в общении и не назначал встречи. И когда у него появилась возможность, и никто не смотрел, он вышел на улицу и снял номер дома с двери. Он решил, что почтовый курьер наверняка знает его дом по привычке и ему не нужен номер, не то чтобы он очень часто получал почту. Любой другой человек стал бы искать номер дома, которого больше не существует. Но он решил, что на двери должно быть что-то написано, какой-то неприметный идентификатор, поэтому он взял немного черной краски и нарисовал знак "Z" над дверной ручкой, чувствуя себя довольно находчивым и остроумным. И ему нравилось, как это выглядело. Если кто-нибудь когда-нибудь спросит его, где он живет, а он никогда не спросит, он скажет: "Я в пункте назначения Зед", и ему будет приятно. Потому что отчасти это правда.
Он больше не выходил на улицу. Ему это было не нужно. Ему всегда могли доставить продукты, стоило только не забыть об этом. У него уже давно не было аппетита. Он полагал, что это возрастное. Еда просто стала не такой вкусной как раньше.
Ли направился к задней двери, но не мог вспомнить зачем. Такое иногда случалось. Он был человеком, у которого было много забот. У него была огромная коллекция, о которой нужно было позаботиться, и все эти воспоминания, которые нужно было защитить и упорядочить. Все окружавшие его отражения зомби прорычали свое согласие. Это заставило его улыбнуться, и он зарычал в ответ, подбадривая их, или это он зарычал первым?
Он мог слышать, как эти юные фанаты у задней стенки его дома пытаются попасть внутрь. А может быть, они уже были внутри. Он задавался вопросом, как они проникли внутрь - у него были тройные замки на двери, или, по крайней мере, он собирался их установить. И где они все сейчас прячутся? Его дом был слишком мал, чтобы кто-то мог где-нибудь спрятаться.
Но в этом мире всегда были загадки. Например, с чего вообще началась чума зомби? В фильмах это почти никогда не объяснялось, а если и объяснялось, то это было самое глупое и невероятное объяснение. Зомби были просто неизбежны - такова была основная теория Ли. Как и одиночество. Как и смерть.
Его лучшая витрина находилась возле задней двери. Он спланировал ее так, чтобы сделать грандиозное открытие: его коллекция становилась все более интересной по мере того, как вы продвигались к ее концу. В этой витрине было множество больших латексных протезов, имитирующих мертвую кожу, умершую кожу, сожженную плоть, испорченные руки и пальцы, части груди, все это было тщательно детализировано, чтобы подходить для экстремальных крупных планов. Это были основные части, которые гримеры тщательно охраняли, поскольку каждая из них представляла собой огромный труд. Все это, со стыдом вспоминал он, он украл со съемочной площадки, когда его роль была закончена.
Последним экспонатом был полный набор поддельных брюшных внутренностей, великолепных по своей реалистичности, хотя цвета были немного подкрашены, чтобы они лучше проявились на пленке. Ли слышал, что мясник, один из инвесторов оригинальной "Ночи живых мертвецов", предоставил настоящие внутренности животных для спец-эффектов в фильме. Ли был благодарен за то, что для своих ролей ему приходилось носить только поролон или резину, а также иногда едко пахнущую краску, хотя иногда эффекты были настолько реалистичными, что его все равно тошнило.
Озверевшее лицо смотрело на него, заставляя пошатываться, и его левая рука опустилась так сильно, что разбила стеклянный вверх, а вторая рука запуталась в гнезде латексных и силиконовых органов, разорвав несколько и разбросав остальные. Он невнятно зарычал, думая, что все эти молодые люди вернулись, чтобы украсть его сокровища, и исполнил маленький безумный балет зомби, что-то вроде танца в стиле зидеко (бесшабашный танец франкоязычных креольских народов Акадианы), думая, что это отпугнет их.
Но по факту оказалось, что он почти не контролирует свои движения. Артрит охватил его руки, кисти, ноги, ступни, сковывая одни суставы и заставляя другие качаться в неправильном направлении. Все его бродяжничество и пьяное шатание по бесплодным, унылым полям и постапокалиптическим развалинам на протяжении многих лет - сколько их было и как давно? - должно быть, нанесли значительный ущерб его здоровью.
Он медленно поднял руку и посмотрел на нее. Плоть была разорвана и разодрана до самой кости, несколько дюймов которой обнаженно зияли сквозь прорехи в мясе и сгнившие нити жира и сухожилий. Но, как ни странно - он не мог сказать, что к счастью, - крови не было совсем, только какие-то порошкообразные остатки ржавого цвета, как будто насос, прикрепленный к его руке для спецэффектов, иссяк.
Он повернул голову к стеклянному шкафу рядом с собой и уставился на свое отражение. Когда он усмехнулся, зомби в дверце шкафа усмехнулся в ответ, обнажив свои отросшие десны и огромные зубы, отсутствующие губы и уши. Нос сгнил, превратившись в пару костных полостей. Глаза лежали глубоко в тени черепа, но в них явно читалась паника.
Кто-то бил в его входную дверь. Ли волочил ноги по битому стеклу, пробираясь мимо своих драгоценных витрин. Он подумал, что, возможно, повредил плечи, потому что одно висело ниже другого, что придавало его неуклюжей походке извилистость. Его руки казались сломанными, так как постоянно соскальзывали с дверной ручки, но он совсем не чувствовал боли и смог обхватить ими стержень ручки, повернуть и открыть дверь.

Двое полицейских ждали на крыльце. Он видел выражение их лиц и ничуть не удивился, когда они в страхе отступили и подняли оружие.
- Джубст... - Ли знал, что должен произносить слова как можно лучше, хотя не имел ни малейшего представления о том, как они будут звучать. Он с трудом сдерживал свое волнение, ведь наконец-то ему выпала роль со словами. - Джубст!
- Просто целься в голову.