«Час и день» Уайл Э. Янг

«И видел я и слышал одного Ангела, летящего посреди неба и говорящего громким голосом: горе, горе, горе живущим на земле от остальных трубных голосов трех Ангелов, которые будут трубить!»
Я не слышал предостерегающего крика ангела, прежде чем океан закипел, и вода в нем превратилась в ядовитую жижу.
Демоны все еще были среди людей, хотя большинство из них уже достаточно упились человеческой болью. Однако не стоило быть слишком беспечным.
Я даже не знаю, с чего начать описывать агонию этого мира.
Мне все еще снятся кошмары по ночам, и я не хочу включать фонарь на солнечной батарее, который мне удалось найти в заброшенной академии в Норфолке.
Может быть, этому проклятому ангелу стоило кричать громче?


Когда я бежал, Норфолк погрузился в пучину хаоса: люди перерезали себе глотки, и кровавые реки затопили улицы. Те, кто больше не мог выносить всеобъемлющего безумия, кидались с крыш, пытаясь положить конец своим мучениям.
Но конца для них не было. Смерть покинула этот мир, и ее место заняли укусы скорпионов.
Пять месяцев спустя какая-то шишка из Белого дома пообещал, что это скоро закончится — вероятно, он прочитал Библию. Но для него было уже слишком поздно, как и для большинства людей, получивших метку зверя.
Воздух был неподвижен — обычное дело для сельской местности. Большую часть пути я старался держаться подальше от больших городов, поскольку в Библии описывался царящий в них разврат. Я не хотел участвовать в подобных извращениях и, уж тем более, стать жертвой.
Небо было затянуто свинцовыми тучами — небольшой обмен ядерными ударами привел к постоянному похолоданию. Песок возле моря был серым, и мои ноги едва оставляли следы на нем, а те немногие, что на нем оставались, тут же смывала вода.
В основном я останавливался в заброшенных пляжных домиках. В те дни было полно пустующего жилья, так как в первые месяцы апокалипсиса миллионы людей погибли или были убиты. Теперь же эти дома, некогда полные жизни, стали мрачными напоминаниями о прошлом.
На земле осталась лишь жалкая крупица человечества. Не прошедших проверку, думаю. Не верящих.
Я верю. Милостивый Боже на небесах, я верю...
И я все еще здесь.
Несколько дней я не встречал ни единой живой души, лишь остовы пляжных домиков и деревянные причалы, тянувшиеся к воде, словно умирающие руки. Останавливаясь, я всегда собирал остатки снаряжения из лодок, которые попадались мне на пути. В одной из них я нашел несколько фонариков и целую упаковку чипсов, которые стали моим единственным источником пропитания на следующие несколько дней.
Я так и не нашел ни одного тела — канюки, которые, казалось, устроили свои гнезда на мертвых, безлистных деревьях, окаймлявших пляж, с усердием выполняли данное им Богом предназначение.
Их глаза-бусинки жадно сверлили меня, и я с опаской сжал винтовку в руках. У меня осталось всего шесть патронов. Я не хотел тратить их впустую, но образы свирепых стервятников, выклевывающих глаза из моей головы, усилили мою паранойю.
Днем — канюки, ночью — крысы.
Не жизнь, а ад.
Следующим крупным городом на моем пути был Чарльстон. Изначально я хотел попытаться обойти его через глухие леса, простирающиеся вглубь страны. Плыть мимо города я не рискнул, потому что в его окрестностях протекали две реки, обе из которых впадали в океан... Так что этот вариант отпал сразу.
Мой взгляд упал на мертвые деревья, толстые серые плиты, похожие на гигантские надгробия. Я всего лишь один раз попробовал залезть внутрь них с тех пор, как начал свое путешествие, но то, что теперь обитало в деревьях...
Скажем так, у меня не было желания сдирать с себя кожу, чтобы не умереть в течение следующих пяти месяцев.
Примерно тогда я и почувствовал этот запах. Я хорошо его знал. До конца света я часто заправлял свою машину, чтобы сразу узнать его.
Бензин.
В мире все еще работало несколько нефтеперерабатывающих заводов, но я знал, что так близко к морю это маловероятно.
Этот участок пляжа был скрыт дюнами, и я держался их на случай, если из леса за мной наблюдали отчаявшиеся люди. Но я решил рискнуть и подняться на вершину ближайшего холма слева от себя, чтобы посмотреть, не смогу ли я определить причину запаха. Это не заняло у меня много времени.
Источник находился у самого берега, словно жирный клещ, высасывающий кровь из воды, которой тоже там было предостаточно. Нефтяной танкер покоился на океанском дне, а его темный груз просочился наружу и покрывал водную гладь черным покрывалом.
Это было обычное зрелище — вторая труба уничтожила множество кораблей.
Теперь в воздухе появился еще один запах: смрад мертвечины.
Посмотрев вниз, я увидел тела, разбросанные по всему берегу. Мужчин, женщин и детей, чьи лица были искажены в беззвучных криках, а плоть отвратительно ободрана ножами и ногтями. Мухи, жужжащие вокруг, лакомились кровью мертвецов, создавая зловещую атмосферу, полную ужаса и безысходности.
Эти люди, видимо, пили морскую воду в надежде, что умрут от яда, находящегося в ней но, по всей видимости, свой конец они нашли лишь после того, как какие-то твари насытилась ими.
Пляж был усеян не только человеческими телами. Во время прилива на берег выбросило дохлую рыбу, птиц и дельфина, покрытого нефтью, который, издавая слабые щелкающие звуки, задыхался от густой черной маслянистой жидкости, забившей его дыхало. Это было похоже на тарахтение автомобильного двигателя, и его тщетные усилия были такими слабыми, что я подумал о том, чтобы положить конец его мучениям.
Поглощенный зрелищем этих увековеченных страданий, я не заметил маленького мальчика, стоявшего от меня всего в нескольких метрах.
— Эм-м, здраствуйте.
Развернувшись, я поднял винтовку, чувствуя, как мое сердце бешено заколотилось, ва мальчик, закричав, бросился бежать.
Побежав следом за ним по песку, я схватил мальчишку сзади за воротник.
— Зачем ты подкрался ко мне? — заорал я и вздрогнул — я не слышал собственного голоса уже несколько недель.
— Простите, мистер! — по лицу мальчика градом катились слезы. На вид ему было не больше четырнадцати. Видимо, он не ходил в церковь, иначе не страдал бы здесь вместе со всеми нами.
Раздался щелчок, и я сразу понял, что мне крышка. Я слышал выстрелы достаточно часто, чтобы узнать звук передергиваемого затвора.
Другой мужчина, на вид моложе меня, все еще в расцвете сил, хотя и немного худой, застал меня врасплох. Он стол у подножия холма, и его фигура четко выделялась на фоне окружающего пейзажа.
— Отпусти моего сына.
Я немедленно повиновался, убедившись, что моя винтовка смотрит дулом в землю. На мужчине была клетчатая рубашка на пуговицах и джинсы, которые, похоже, нуждались в хорошей стирке. В его глазах застыл гнев, но не злоба.
Он не был похож на тех, кто остался в городах, на тех, кто сдался и упивался грехом и извращениями, чтобы унять боль. Это был один из способов пережить пятую трубу.
Мужчина заговорил снова, и его голос был спокойным и твердым, как скала.
— На тебе есть метка? — спросил он.
— Я покажу тебе свою, если ты покажешь мне свою, — ответил я с ухмылкой.
Мужчине было не до смеха, но его взгляд немного смягчился, и он повернул запястье сжимающей рукоятку винтовки руки ровно настолько, чтобы я смог увидеть покрывающую его кожу. Он не был одним из отмеченных дьяволом, и, когда я показал ему свои обнаженные запястья, мужчина, казалось, почувствовал облегчение, собственно как и я.
— Дакота, иди сюда, — позвал он мальчика, и когда тот, послушавшись отца, подошел к нему, взъерошил сыну волосы, не сводя с меня глаз.
— Продолжай, свой путь если хочешь, незнакомец. Чарльстон превратился в адскую дыру, хотя, думаю, ты уже знаешь это... — посмотрев на меня еще какое-то мгновение, он опустил винтовку. — Ты выглядишь так, будто тебе не помешал бы горячий обед и определенно душ. Наш дом открыт, если ты найдешь в себе силы пойти с нами.
Возможно, мужчина заметил мои колебания, поэтому протянул мне руку.
— Уиллард Барр, а это мой сын Дакота.
— Вирджил Кук, — хрипло произнес я, осторожно ответив на его рукопожатие.
Уиллард кивнул головой.
— Так что скажешь, Вирджил, ты с нами? — спросил он, перекинув ремень винтовки через плечо.
С тех пор как все это началось, я никогда никому не доверял. Сомневался, что смогу и сейчас, но мысль о душе... чистой воде...
Я знал, что лучше не идти, но все же последовал за ними.


У Уилларда была жена, Лейла. Она была хорошенькой, хотя по ее изможденному лицу было видно, что семья уже давно не ела досыта. Они были удивительно чистоплотны, что делало мой неопрятный вид еще более заметным в полумраке зеленого пляжного домика, в котором они ютились.
Мальчику, Дакоте, удалось подстрелить ворону. Жареная птица должна была стать центральным блюдом на ужине, и в сочетании с полупустым пакетом чипсов «Доритос», который я раздобыл до этого, это должен был быть настоящий пир.
— Может, нам стоит прочитать молитву? — спросила Лейла, и ее взгляд метнулся к занавескам, которые закрывали мир и мертвую ночь, опустившуюся снаружи.
— Да, черт возьми, — ответил я, получив неодобрительный взгляд обоих взрослых. Дакота подавил смешок, и я почувствовал, как неловкость накрывает меня волной. — Извините, — произнес я, стараясь звучать как можно более искренне.
— Все в порядке, — натянуто улыбнулся Уиллард, — мы все здесь грешники.
Его жена и ребенок, похоже, согласились с этим мнением. Они склонили головы, и я некоторое время смотрел на счастливую семью, пытаясь сдержать слезы. Моя собственная семья погибла; одних забрали в плен, другие были убиты в ходе последовавших событий. Судный день, звук трубы, мы грешники, которые остались.
— Отец наш небесный, смилостивись над нами, подари нашим сердцам спокойствие...
Едва Дакота закончил читать молитву, как в воздухе раздался взрыв. Стол покачнулся, и весь дом содрогнулся с такой силой, что все мы упали со стульев на пол. Весь мир, казалось, вздрогнул. Все закончилось так же внезапно, как и началось, и после того, как мы вчетвером поднялись с пола, воцарилась напряженная тишина.
— Вот и все, — обреченно произнесла Лейла, и ее губы задрожали, а лицо побледнело.
По моей спине пробежал холодок. Я перечитывал слова Откровения Иоанна множество раз. Черт, я прекрасно знал что написано на последних страницах книги Божьей, но звук трубы всегда заставлял меня трепетать, даже если мне удавалось избежать последствий, которые они за собой несли, последние пять раз.
— Что это, было пап? — спросил Дакота, ставя свой стул на ножки, но не садясь на него. Никто из нас не стал садиться, испытывая невероятно сильное желание убежать, найти самую глубокую пропасть в мире и броситься в нее, умоляя темноту скрыть нас от того, что будет дальше.
— Давай-ка я схожу за Библией, — ответил Уиллард, собираясь направиться в свою комнату.
— У меня есть с собой одна, — поспешно сказал я и принялся рыться в рюкзаке в ее поисках.
Библия в моих руках показалась тяжелой, как будто она знала, что происходит снаружи. Я пролистал до конца промокшую книгу, которую подобрал рядом с мертвецом в Вирджинии.
— Итак: «И освобождены были четыре Ангела, приготовленные на час и день, и месяц и год, для того, чтобы умертвить третью часть людей», — начал читать я, чувствуя, как с каждым произнесенным словом мое сердце бьется все быстрее. К тому времени, когда я закончил читать стих, мои руки с трудом удерживали книгу.
— Может... может, они не придут, — растерянно сказал я.
— Может, они не придут? Ты серьезно? — Уиллард посмотрел на меня так, словно у меня из ушей полезли омары.
Я пожал плечами, чувствуя отчаяние. Лейла крепко обняла Дакоту, в глазах которого стояли слезы.
Взгляд моих глаз обратился к потолку, и я задался вопросом, наблюдает ли за нами Бог, слышал ли он наши нерешительные молитвы и не собирается ли спустить на нас своих псов.
В полной тишине, прячась в глубине старого дома, четверо грешников гадали, не обрушится ли на них кара Божья. Минуты шли за минутами, но ничего не происходило, и я вздохнул с облегчением.
Лейла практически рухнула на свой стул, а Дакота широко улыбнулся, что было явно непривычно для него. У четырнадцатилетнего подростка не должно было быть столько напряжения в лице, превращавшего ребенка в маленького старичка.
— Полагаю, будет лучше, если мы все сейчас поужинаем и немного поспим, а завтра, даст Бог, продолжим наш путь, — сказал Уиллард, не сводя с меня глаз, гадая, буду ли я протестовать.
Его слова звучали разумно, и когда я слегка кивнул ему, он указал в сторону коридора.
— Спальни находятся там. Располагайся, — сказал он, и я не мог не заметить, как по его лбу стекал пот.


Сон не приходил. Как такое возможно, когда вы приближаетесь к концу света в кромешной тьме, потому что небо скрылось, свившись как свиток??
Простыня и кровать были приятными на ощупь, и, видит Бог, я уже целую вечность толком не высыпался, но это неприятное ощущение в затылке не проходило
Не засыпай! Если погрузишься в темноту, то уже не проснешься!
Снова всплыли воспоминания о том, как толпы людей рвали на себе плоть, жаждя смерти и так не находя ее. Людей, знающих о том, что худшее еще впереди.
Вздохнув, я встал и направился через темный дом. Для человека с менее благородными намерениями, чем у меня, было бы чрезвычайно легко попасть в жилище этой семьи, живущей в столь заброшенном месте.
В конце концов я вышел из дома на крыльцо.
Привыкнуть к смрада смерти было трудно, но его скрашивал витающий в воздухе еле уловимый запах моря. Этот свежий аромат соленой воды, да ровный шум волн, разбивающихся о берег.
Моим глазам потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть к темноте, но даже после этого я мало что мог разглядеть: лишь дорожку прямо передо мной, да непроглядную темноту позади дома, но ни луны, ни звезд на черном небе не было. Они исчезли.
Дрожа, я начал рыться в карманах куртки. Там лежала смятая пачка сигарет, маленькая зеленая коробочка с надписью «Салем», служившая редким удовольствием. В ней оставалось еще три штуки. Первые двенадцать я выкурил в моменты, когда на меня накатывало сильное отчаяние. Сигарета давала мне приятное утешение. Может, от них у меня разовьется рак, и я таким образом смогу сбежать из этого мира.
Я не смог бы покончить жизнь самоубийством, даже если бы это снова стало возможно. Те, кто говорил, что у Господа были проблемы с этим, теперь ушли, и даже если бы был уверен в том что это сработает, я бы все равно не смог этого сделать.
Зажигалка в моей руке щелкнула, и вскоре мягкий запах никотина начал успокаивать мой мозг. Я стоял, поглощенный собственными мыслями, на крыльце, поэтому не услышал ни шагов Уилларда, ни того, как он тихо закрыл за собой дверь.
— Не угостишь сигареткой? — спросил он.
Я едва не выпрыгнул из собственной кожи. На лице Уилларда, стоявшего прямо за моей спиной, застыло жаждущее выражение, когда он уставился на наполовину выкуринную сигарету, зажатую между моими губами.
— Угощу, только при условии, что ты больше не будешь ко мне подкрадываться.
Уиллард слегка усмехнулся. Я сунул сигарету в его нетерпеливую руку, и он достал свою зажигалку. Вскоре дым уже заклубился над крыльцом, а Уиллард с довольным видом посмотрел в сторону океана.
— Ты не думал о том, чтобы пойти завтра с нами, когда мы будем уходить?
Это был любопытный вопрос, заданный в рамках непринужденной крылечной болтовни между вышедшими на ночной перекур малознакомыми людьми.
— О чем ты на самом деле хочешь меня спросить? — проворчал я, выпуская в ночь тонкую струйку дыма.
— Ты боишься? — спросил Уиллард в ответ на мои резкие слова.
— Да, черт подери, боюсь. Не знаю, заметил ли ты, но на Земле не должно остаться слишком много людей. Теперь, согласно Библии, еще треть человечества должна отправится по пути птиц додо... — я замолчал.
— Как ты думаешь, они нас найдут? — спросил Уиллард. Вопрос остался висеть в воздухе, когда я сделал очередную затяжку расслабляющего дыма. Сигарета почти догорела, лишь на кончике фильтра остались тлеющие угольки.
— Почему ты думаешь, что они не знали, где мы были все это время?
Заметив в темноте, как Уиллард вздрогнул, я не стал списывать это на холодный ночной воздух. Мужчина слегка кашлянул и уставился на сигарету в своей руке. Мне отчаянно захотелось подкурить вторую, но желание оставить ее на будущее пересилило. Какое-то время мы с Уиллардом стояли молча. Может быть, Бог услышит наш страх, а может, и нет.
Треск веток в засохшем сосновом лесу вывел нас из задумчивости, и мы оба мгновенно насторожились. Крупная дичь в наши дни была редкостью, а крысы и белки не могли сломать ветку.
— Иди, проверь свою семью, — сказал я, крепче сжимая винтовку. Уиллард кивнул и быстро исчез в темноте. Из леса больше не доносилось никаких других звуков, но это нихрена не значило. Одного этого короткого треска было достаточно. Мои нервы были на пределе, и я почувствовал прилив адреналина, а сердце бешено заколотилось.
Я был в ужасе.
Со стороны крыши дома раздался глухой стук. Резко задрав дуло винтовки в сторону нового звука, я стал вглядываться в темное небо над своей головой, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть.
На крыше стояла фигура, и тени, казалось, облегали ее, словно одежда. Она издала глубокое горловое рычание, низкое и жаждущее плоти.
Мои руки задрожали, и я бросился внутрь, когда тварь, взвизгнув, прыгнула вниз, проломив крыльцо перед входом и оставив яркое остаточное изображение у меня на сетчатки. Мой желудок скрутило, и я почувствовал, как к горлу подступила желчь.
Короткая вспышка огня всего на мгновение осветила фигуру, позволив мне увидеть жалкие крылья, торчащие из ее спины.
Быстрый луч света осветил мое лицо, и я, резко обернувшись, увидел Уилларда, быстро поднявшего руки, и Дакоту с Лейлой, стоящих рядом с ним и сжимающих в руках кухонные ножи.
— Они здесь! — выдохнул я.
Уиллард не задавал вопросов, не было никаких сомнений в том, кого я имею в виду.
— Мы должны бежать, верно? — спросил Дакота, обводя взглядом дом в поисках каких-либо признаков присутствия наших противников.
Парень не заслуживал смерти. Он должен был жить полной жизнью, испывая пределы своих возможностей, а не прятаться в какой-то тмутаракани. Это разозлило меня, и я стиснул кулаки. Какое же это прекрасное чувство, когда ты принял решение умереть!
— Ладно, Уиллард, забирай свою семью, выбирайся на пляж и избегай городов. Я не знаю, как долго вы были вне...
Мои инструкции прервал стук по стеклу. Мы замерли, и, чувствуя, как волоски на моих руках встают дыбом, я медленно повернулся и посмотрел в окно.
Стоящее за ним существо прекрасной рукой, словно сделанной из алебастра, постукивало по стеклу. Его тело было безупречным, на лобке отсутствовали гениталии, а на красивом лице сияла слишком широкая улыбка. Глаза подобно огню горели в его глазницах, обугливая безупречную в остальном кожу. Хилые крылышки бесполезно трепыхались у него за спиной, как у птицы на ранней стадии линьки.
Взгляд существа остановился на мне, и я вдруг почувствовал себя очень маленьким, понимая, что оружие в моей руке было практически бесполезным.
— Грешник, — произнес он голосом, подобным сходу лавины.
Стекло перед ним разбилось вдребезги, дерево покоробилось и прогнулось внутрь. Я почувствовал, как меня обдало жаром, будто я стоял слишком близко к огню. На руках у меня вздулись волдыри, а следом за этим стала слезать кожа.
Существо, присев на четвереньки, метнулось вперед, и его лицо исказилось. То, что я вначале принял за человеческое лицо, замерцало, сменившись злобной пастью, слишком широкой, чтобы принадлежать человеку.
Оглушительный грохот расколол воздух, когда Уиллард выстрелил из винтовки прямо в чудовище, пролезающее по почерневшему дереву и стеклу в дом, но оно не остановилось.
Подняв винтовку и тоже выстрелив, я увидел, как пуля попала в существо, но рана, появившаяся на мгновение, так же быстро исчезла.
А затем оно бросилось на Дакоту.
Улыбка хищника привела меня в замешательство. Возможно, потому, что на самом деле они не улыбаются, а просто обнажают зубы, предвкушая пиршество.
Жуткое лицо ангела исказилось в злобной ухмылке.
Лейла, моментально вставшая у него на пути, оттолкнула Дакоту в сторону и, издав сдавленный крик, едва успела нанести ему порез по щеке, прежде чем он свалил ее с ног.
Я потратил еще одну пулю, но ангел проигнорировал меня. Лейла закричала в кровавой агонии, когда когти чудовища впились ей в живот. Я с ужасом наблюдал, как ее лицо задымилось, щеки покрылись ожогами от безумного жара, исходящего от божественного монстра, а волосы женщины загорелись.
— Хватай своего сына и беги! — заорал я во все горло. Уилларду не нужно было повторять дважды. Слезы текли по его лицу, когда он схватил Дакоту и потащил его вглубь дома. Крики подростка смешались с криками его матери.
Когда я был ребенком, то часто жег листья осенью, и однажды после грозы, в мокрую кучу заползла черепаха, без сомнения, желавшую укрыться в ней от непогоды.
Крики Лейлы и Дакоты были похожи на крики той черепахи.
Я наблюдал, как крики хорошенькой женщины перешли в бульканье, когда ее внутренности обуглились, а до моего носа донесся запах жареного мяса. Мой желудок заурчал — пахло восхитительно, и я тут же почувствовал к себе отвращение. Горькая желчь подступила к моему горлу, когда я дрожащими руками навел ружье на зверя, пожирающего почерневшую женскую плоть.
Ангел перестал жевать и со злобной усмешкой уставились на меня своими огненными глазами.
— Ты следующий, — сказал он.
Его голос прозвучал как голос мужчины, женщины и ребенка, наложенные друг на друга, и даже зная, что это было за пределами этого мира, я все равно почувствовал дрожь ужаса, пробежавшую по моей спине, когда мой разум попытался осмыслить то, что я увидел.
Глубокий крик эхом разнесся по дому, и я повернулась, чтобы бежать. Ангел не сделал попытки преследовать меня, и я скрылся в темноте.
Мне не удалось далеко убежать. Уиллард забрал Дакоту и, без сомнения, помчался к черному ходу, ведущему в лес.
Все мы забыли этот стих; в Библии было точно сказано, что должно произойти, а мы забыли.
«И освобождены были четыре Ангела, приготовленные на час и день».
Уиллард висел на острие пылающего меча. Дакота рухнул рядом с ним, глядя на своего отца, уставившегося на сверкающий металл, его плоть разрывалась и сочилась кровью вокруг входного отверстия.
Морда второго ангела была похожа на львиную, волнистая плоть растянулась в клыкастой гримасе, а вместо волос росла косматая грива. Страшные когти вцепились в рукоять меча, а из его горла доносился низкий рык.
Его смятые дырявые крылья, казалось, трепетали от возбуждения, когда Уиллард пытался вытащить меч из своих внутренностей. Он не мог говорить, даже его стоны были похожи на жалобный писк. Изо рта у него валил дым, а глаза умоляюще смотрели на меня. Меч пронзил его легкие, и его внутренности горели.
Я поднял Дакоту с пола. Парень находился в состоянии шока, его глаза были широко раскрыты. По всей видимости он потерял рассудок после того, как стал свидетелем смерти обоих родителей.
Третий ангел выступил из-за львиноголового, его лицо, походившее на лик орла, ратянулось в жутком оскале. Я никогда не видел, чтобы птица могла улыбаться, но этому чудовищу это удавалось.
— Грешник, — сказал он.
Снова в его голосе прозвучали голоса мужчины, женщины и ребенка, но на этот раз к ним присоединился злобный птичий визг.
Сопротивление Уилларда прекратилось, и ангел с львиной головой взмахнул мечом вверх. Тело мужчины развалилось надвое, разрубленное на части, и на пол вывалились обугленные внутренности.
Дакота следовал за мной по пятам, когда я крепко держал его за запястье. Ангел с орлиной головой последовал за нами. Его соплеменники не обратили на нас внимания, слишком увлеченные пожиранием родителей мальчика.
Жар, исходивший от ангелов, усилился, обои внутри пляжного домика начали отслаиваться и тлеть на стенах, при этом медленно сворачиваться как свитки.
Я выбежал на крыльцо, ловко избежав падения в дыру, оставленную первым ангелом. Дакота что-то бормотал себе под нос. Мы спустились по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки за раз. У меня на лбу выступил пот, а легкие горели. Я уже давно не был молодым человеком.
Мы добрались до подножия лестницы, фонарик в руках Дакоты дрожал, освещая грязно-серый песок полосками света.
Кажется, сгустился туман. Я едва не поблагодарил Бога за спасение, прежде чем вспомнил, что именно меня преследовало. Вдоль открытого пляжа тянулся темный и густой лес.
Развернувшись, я оказался лицом к лицу с Дакотой, который уставился на меня широко раскрытыми глазами.
— Беги, парень, не оглядываясь и не останавливаясь. Спасайся! — сказал я, протягивая ему ружье.
Подросток посмотрел на пляж, затем на лес.
— Куда мне бежать?
У меня не нашлось для него ответа. Вместо этого я подтолкнул его к пляжу.
— Поторопись, пока...
Из-за грохота волн о берег я даже не обратил внимания на этот звук, шуршание песка, пока не понял, что звуки доносятся не с пляжа, а из темноты под навесом пляжного домика. Прямо справа от нас.
Фигура, притаившаяся в тени, сверкая рогами, ползла к нам на четвереньках — четвертый ангел с ликом быка. Его рога сияли от жара, и я подтолкнул Дакоту.
— Беги!
Мальчику не нужно было повторять дважды. Он быстро помчался к дюнам и вскоре исчез из поля зрения.
— Останови... его... — его голос был самым низким из четырех, а руки монстра заканчивались острыми копытами. Я сомневался, что он смог бы устоять на ногах, даже если бы захотел.
Я знал, что умру. Я знал это с того самого момента, как услышал ту чертову первую трубу, и я даже несколько раз молился о прощении. Даже если эти богохульства против природы были делом его рук, альтернатива пугала меня еще больше.
Ангел придвинулся ко мне еще ближе.
— Пошел ты! — вызывающе сказал я и закрыл глаза.
Издав протяжный гулкий рев, он сердито захлопал крыльями и бросился на меня, и я почувствовал жар от его рогов, вонзившихся мне в грудь. Обжигающий жар, агонию, какой никогда не испытывал, моя кожа обуглилась и облезла, кровь закипела в жилах.
Остальные ангелы вышли из дома, желая присоединиться к нам.
Прошло много времени, прежде чем темнота прекратила эту боль.