«Слишком стар для мороженого» Аарон Драйз

Папа называл нашу комнату "Норой", а мы были его маленькими кроликами. Там мы ждали, когда мама вернется домой. Как правило сначала появлялся запах, и только потом она.
Бо, был самый старший из нас, и он спал сверху. Круз - на раскладушке под разбитым окном, брезент прикреплен к подоконнику, как холст к раме на уроке рисования. (Когда дул сильный ветер, заплатка шевелилась). А я внизу. Мне нравилось изобразительное искусство. Математика и естественные науки были трудными, к тому же я не любил учителей.
Ночью я слушал, как дышат в темноте мои братья, предвкушая момент, когда кто-то - почти всегда Бо - сломается и скажет, как сильно он ее ненавидит. Затем наступала тишина. Отец в своей комнате или в коридоре, испуганный, взволнованный.
Мама пила "Таула Стронг", импортное самоанское пиво, которое продавали в забегаловке под названием "Феди". Я не знаю, где находится Самоа, но в пиве я разбираюсь, хотя мне всего тринадцать лет. По просьбе папы я много раз забирал пьяную маму из "Феди". Он оставался в машине с моими братьями, у которых была кока-кола и чипсы, завернутые в газету, из "Джеймс Бридж Такеавэй". Я оглядывался через плечо, прежде чем зайти внутрь, и видел отца через лобовое стекло, грызущего ногти и сплевывающего на асфальт. От жары парковка блестела. Я ненавидел "Феди", как там воняло оставленной сушиться одеждой, уксусом и табаком. Маму за барной стойкой с ее друзьями, мужиками с лицами сома, которые никогда не выпрямляли спины, как это делают дети, холодильник, где за ними стояло пиво, все эти этикетки и разные марки. Мытарь с усами, закрученными в вверх, между ними. Он знал мое имя, но называл меня "Синий", что было бессмысленно. У меня были рыжие волосы и лицо в веснушках. А вот старомодный музыкальный автомат в отремонтированной секции - это было круто. Иногда мама сдавалась без боя. Но в основном нам приходилось ждать. Я возвращался к машине с низко опущенной головой, просил папу включить радио, пока она не пересядет к нам, когда у нее будет подходящее настроение. Мы молчали, пока ехали, от нее пахло мочой и алкоголем. После этого мы ели перед телевизором, где слишком громко играла "Семейная вражда", студийный смех был фоном, когда мы жевали, но не улыбались.
Тишина в нашей "Норе" летом после того, как Бо признался в своей ненависти к матери. Пронзительный и монотонный звук сверчков за окном. Бамс! Круз прихлопнул комара. А позже - парад слонов - череда громких стуков, хлопков, грохота. Это мама с папой на веранде. Они то ли занимались этим, то ли ссорились. Трудно было сказать определенно. Узнаешь только потом. Если это был секс, то они быстро засыпали, а значит, и мы могли поспать. Если это была ссора, мама снова уходила - так и случилось в ту ночь. Хлопнувшая дверь заставила меня вздрогнуть. Я заглянул в щель в брезенте и увидел, как она исчезает в темноте за рождественскими огнями, которые мы не выключали круглый год. Наш дом стоял на широкой улице напротив железнодорожных путей. Все дребезжало, когда проезжали грузовики. Прошло два дня, и мама вернулась с мешком через плечо.
Неважно, что я был средним ребенком. В случае чего мои братья обращались ко мне, потому что я был самый храбрый. Я велел им оставаться на месте, когда прокрался на кухню после того, как все стихло, а мамин пьяный храп заставлял стены трястись. Пакет лежал на столе рядом с солонкой и перечницей. Лунный свет делал все вокруг голубым и искусственным. Было очень жарко. В такие ночи я часто брал подушку и спал в ванной. Нерешительно подошел к столу и с дрожью в руках приоткрыл мешок. У меня пересохло во рту.
Задыхаясь от паники, я побежала обратно в "Нору". Я старался не заплакать, когда Круз и Бо трясли меня, шепча - крича, чтобы я рассказал им, что случилось, что я нашел.
В доме хлопнула дверь, и мы бросились к своим кроватям. Звук шагов приближался к нам, как буря, все ближе и ближе.
Один Миссисипи. Два Миссисипи. Три Миссисипи.
БУ-У-УМ!!!
Мама ворвалась в нашу комнату с мешком в руках и опрокинула котят на пол. Я старался не замечать, что их головы были свернуты набок. Мы закричали. Мама посмотрела на меня, и мне показалось, что под кожей ее лица что-то шевелится, как будто внутренние демоны пытаются освободиться. Она молча стояла и наблюдала, а затем ушла. Раздались крики. Что-то разбилось. Мы плакали еще сильнее, обнимая друг друга, когда завыл папа. Мама не вернулась, и я встал, чтобы накрыть мертвых котят своим одеялом с логотипом из "Звездных войн".
Мы втроем втиснулись в койку Круза, соленые и потные, как сардины. Ветер порывами налетал на брезент, вдыхая и выдыхая воздух, хрустел-скрипел. Один из котят не умер и шевелился под одеялом. Он не мог мяукать, но мы наблюдали, как он пытается уползти. Лапы месили ковер.
Я предложил включить радио, чтобы отвлечься от происходящего кошмара.
- Нет, - сказал Бо. - Она нас услышит.
Оставшийся в живых котенок выполз наружу и перевернулся на спину, кровь просочилась между острыми зубами. Бо велел нам не смотреть, когда слез с раскладушки и попросил у меня подушку. Я знал, что он собирается делать.
- Бо, пожалуйста, - сказал я. - Должен быть другой способ.
- Без вариантов.
Это была самая взрослая вещь, которую я когда-либо слышал от брата. Бо был всего на год старше меня. У него начался период полового созревания, на груди появились волоски, и он говорил, что у него постоянно болят голени. Но все это уже не имело значения, потому что он плакал, как все мы, все одинаково. Он положил подушку на котенка и был нежен. Я чувствовал себя частью этого. Как будто я был над подушкой и помогал ее удерживать, но в то же время находился под ней и не мог дышать.
Бо вернулся в постель, когда все было готово, и мы стали ждать утра. Папа всегда приходил к нам первым, потому что мама спала допоздна. Брезент хрустел там и сям до самого рассвета. В нашей комнате пахло сырым мехом. Братья спали. Я вывернулась из постели, стараясь не смотреть на одеяло и подушку, и приложил ухо к двери.
Подозрительно тихо. С папой все в порядке?!
Мимо прогрохотал поезд. Дом содрогнулся. Я слышал, как в кухонных ящиках прыгают столовые приборы, как дрожат на настенных крючках декоративные тарелки, подаренные нам бабушкой Нан перед смертью. Мне часто снилось, как я перебегаю дорогу и прыгаю в один из поездов, который уносит меня прочь, быстрый, как кролик, как любит говорить папа. Место назначения не имело значения, важно было только то, что я сбежал. Но я буду скучать по братьям. Я повернулся и посмотрел на них, устроившихся на матрасе. Они росли, как и я. Я бегал за Бо, а Круз - за мной. Время подгоняло нас. Мне было интересно, кем мы станем когда-нибудь. Пройдут года и все может поменяться.
После рассвета Круз встал, чтобы сходить в туалет, но я остановил его рукой.
- Что-то не так, - сказал я с дрожью в голосе, - Очень тихо.
Круз хныкал. В нашем сундуке с игрушками лежал старый пластиковый стаканчик из KFC. Он был полон зеленых пластмассовых солдатиков. Я высыпал их и сказал Крузу, чтобы он сходил туда. Он попросил нас смотреть в другую сторону. Когда он закончил, я сдернул брезент с подоконника и выдернул скобы, чтобы опрокинуть стаканчик. Мне было грустно за Круза, когда мы слушали плеск. Он всегда был застенчивым и легко смущался.
Бо велел нам держаться вместе и перестать дрожать.
- Я собираюсь проверить, что происходит.
- Нет, - сказал я. - Останься.
Мой голос не был похож на мой собственный.
- Разве ты не видел, как эта штука двигалась под ее лицом?
Бо посмотрел на свою руку, лежащую на дверной ручке. Тогда он показался мне мужественным, словно кто-то из телевизионного шоу.
- Я должен, - сказал он. - Это моя работа, и я не справлялся с ней. Я не должен был отпускать тебя вчера вечером. Мне очень жаль. Можешь взять пасхальное яйцо, которое я хранил в морозилке.
Мы смотрели, как он на цыпочках скрылся из виду, как за ним закрылась дверь. Я затаил дыхание. Казалось, что дом живет в ожидании. Прошло несколько минут, и мы услышали его безумный крик.
Круз вцепился в меня, просил не оставлять его, когда я подбежал к двери и распахнул ее. Его ногти впились в мою плоть. Он прижался ко мне, пока я крадучись шел по коридору, который тянулся до Т-образного перекрестка. С одной стороны была гостиная. С другой - спальня мамы и папы. Дверь была приоткрыта на дюйм или два, и через щель я увидел тень.
Меня охватило жуткое ощущение неминуемой опасности, будто за мной наблюдают и вот-вот случится что-то плохое.
У тени были серебряные глаза, и от нее пахло "Таулой Стронг". Она вздрогнула, увидев на ковре мелькнувшую фигуру, и бросилась к двери, чтобы захлопнуть ее.
- БЕГИ! - успел выкрикнуть Бо.
Дерево застонало под ее весом. Потом раздались царапающие звуки.
- Блядь, кролик, - услышал я рык матери. - Убью!
Я был напуган как никогда. Круз взвизгнул, когда я потащил его из дома. Я не остановился, чтобы выключить рождественские гирлянды, как полагается, - это была одна из моих обязанностей, помимо стрижки газона и заколачивания забора, когда он расшатывался. Я всегда считал, что именно работа по дому, постоянное выполнение всех обязанностей, заставляет солнце всходить и заходить, как будто это сила, которая заставляет мир вращаться. Все обязанности - не только мои собственные. Миллионы людей ходят на работу, птицы охотятся за своими детенышами. Но я не выполнил свою работу, рискуя всем и вся, и вместо этого мы побежали. Свет остался включенным. Вся энергия ушла впустую. Я ожидал услышать мамин крик или увидеть, как она бежит за нами, хватая и выворачивая нам головы, чтобы запихнуть в свой грязный мешок.
Она так и не появилась. Это было больнее всего.
Идти было некуда, и я повел нас в единственное место, где меня, по крайней мере, могли узнать. Мы прятались за изгородями, когда мимо проезжали машины. Никто не видел нас, босоногих детей в пижамах. Жара уже поднималась над городом вызывая приступы тошноты.
Я сказал Крузу подождать у большого кирпичного здания, потому что он был слишком мал, чтобы войти внутрь - как и я, но ладно. Он снова заплакал, и я обнял его так, как не разрешалось мальчикам. Его лицо прижалось к моей груди. Его дыхание было теплым кошачьим призраком, лапающим мою шею. Я чувствовал, как все дела других людей на Джеймс-Бридж поддерживают время, заставляют меня идти вперед, старят меня. Я ненавидел их. Я ненавидел весь этот мир.
- Пожалуйста, вернись, - прошептал Круз. В солнечном свете он был маленьким. Хрупкий, как птица без перьев.
Я кивнул и подбежал к запертым дверям "Феди", а потом бил в стекло до боли в кулаках. Маловероятно, чтобы кто-то был там в такую рань, и надежда начала покидать меня. Мои жирные отпечатки рук на стекле. Слезы на щеках.
- "Синий"! - сказал мытарь с другой стороны двери. - Какого черта ты здесь делаешь?
Он повозился с задвижкой и впустил меня.
Я рассказал ему, что происходит, про ссору родителей, мертвых котят, и тишину в спальне, но это не имело особого смысла, и после некоторой паузы хозяин попросил меня завести брата внутрь.
- Круз уже вырос и может драться не хуже других! - крикнул я. Впервые я повысил голос на взрослого человека. Это было ужасно.
Мужчина поднял руки.
- Полегче, приятель.
Мы привели Круза в бар и уселись вдвоем на один из кожаных диванов. Здесь все еще пахло, но уже не так сильно. Мужчина опустился перед нами на колени и положил мне на ладонь монеты. Он сказал, что скоро вернется. Солнечный свет в окне заставил доллары засверкать. Я понял, для чего нужны деньги, и спросил Круза, что бы он хотел услышать в музыкальном автомате. Его просьба была искренней. Через мгновение музыка наполнила помещение.
Через несколько минут бармен вернулся и сказал, что полиция уже в пути. Я смотрел, как он ищет, что сказать, как его толстые руки в расстерянности перебирают волосы.
- Может быть, вы хотите мороженого, пока мы ждем?
Я снова обнял Круза, который рыдал в немом оскале боли и страха, сосал большой палец и пытался успокоиться.
- Нет, - сказала я, подняв подбородок. - Я слишком стар для мороженого.
Но я очень хотел ванильный рожок, и чтобы все было по другому.