«Ибо мы грешны» Чендлер Моррисон
Два человека, оказавшиеся в заброшенном мотеле, обсуждают свои страхи и взгляды на жизнь... — Что там, снаружи? — Ничего. Снег идет. — Давай назад, в кровать. — Зачем. — Зачем? Господи, что за вопрос. Может, затем, что я сюда пришла не смотреть, как ты торчишь у окна и высматриваешь там невесть что? — А зачем ты пришла. Вот серьезно, зачем. — Почему ты всегда задаешь вопросы таким тоном, будто даже не спрашиваешь? — А почему ты никогда не отвечаешь. — Может, если бы я понимала, что ты реально спрашиваешь, я бы что-то говорила в ответ — а ты ведь просто что-то… произносишь. Без чувства. Без интонации. — Здесь хорошо. Не правда ли. Лучше, чем в других местах, где мы бывали. «Ренессанс», «Интерконтиненталь». «Ритц». Здесь гораздо лучше. Все здесь обчищено до самых основ. Без красивых одежд. Все такое неприкрытое и нутряное. Немного по-дикарски, зато честно. Здесь вещи предстают перед тобой в таком свете… почти что сокровенном. Не правда ли. — Я недавно таракана в ванной застукала. — Очень по-кафкиански. — Не ругайся при мне словами, которых я не понимаю. Это невежливо. Нет, серьезно. Ты притаскиваешь девушку в сомнительный мотель, где тараканы бегают, а потом тупо стоишь у окна, залипаешь через шторки, словно обдолбался чем-то. Еще и ведешь себя как сноб. Вот последнее… это уже слишком, поверь. — Ты сейчас говоришь — «тараканы», а до этого сказала, что видела «таракана». Одного. — Где один, там и целая хренова туча, ты уж мне поверь. — Тебе не обязательно было идти со мной. Могла и «нет» сказать. У тебя было так много шансов сказать «нет». — И ты этого хотел? Услышать от меня «нет»? — Я не знаю, чего хочу. Не уверен, что в принципе хочу чего-либо. — М-да, с тобой, конечно, чувствуешь себя невероятно желанной. — Не начинай. Разве в нашем с тобой случае желания что-то значат. Сама же знаешь, что нет. Мы оба кое-что ищем. Оба думаем, что можем дать это «кое-что» друг другу. — Ну и разве же это не желание особого рода? — Нет. Это что-то другое. — Гм. Ну и как, ты свое нашел? — Это ты мне скажи. — Не знаю. Наверное… в каком-то смысле. Но, может, то, что мы обрели, — уже утрачено. Разве ты не чувствуешь, что кое-чего лишился? — Лишения случаются со всеми. Их попросту не избежать. — Хотела бы я, чтоб ты наконец сказал, что же там, снаружи. — Я ведь сказал уже. Снег идет. — Думаю, там есть что-то еще. Что-то кроме снега. — Хочешь, чтобы я описал тебе все, что здесь происходит. Должен ли я перечислить все, что вижу. — Вовсе не обязательно быть таким букой. Я просто... я чувствую, что что-то не так. Ты ведь тоже чувствуешь? Что-то здесь не так. Будто… будто что-то должно вот-вот произойти. — И ты считаешь, если что-то и произойдет, то это будет снаружи. — Знаешь, не похоже на то, что это случится здесь. — Может, скажешь, что, по-твоему, должно случиться. — Откуда мне знать? Ты что, никогда ничего подобного не чувствовал? Будто что-то вот-вот нагрянет. Явится из ниоткуда. Словно что-то подкрадывается, и ты бессилен остановить это, а когда оно подкрадется — все будет очень скверно. — Жизнь вообще скверная штука. Жуткая. — Этот номер — точно та еще жуть. — Я ведь уже сказал. Ты могла не приходить сюда. — Я пришла бы все равно. Без разницы, что за номер. Я ведь не просто так здесь. — Ты так говоришь, будто есть какая-то разница. — Да, считай, есть. — И какая же. — Не отвечу, пока не скажешь, что там, снаружи. Выкладывай, что ты там видишь. — Я ведь уже сказал. — Сказал, да недоговариваешь. Ты как будто что-то знаешь, чего не знаю я. — Я знаю много такого, чего ты, сдается мне, не знаешь. Конкретизируй. — Какой же ты грубый, а. В курсе? Холодный, как льдина, и абсолютно бестактный. — Ты что, плачешь. Почему. Тебе грустно. — Мне не грустно. Я плачу не потому, что мне грустно. Вовсе не из-за этого, слышишь? — Почему тебе не грустно. — Мне следует грустить? — Всем бывает грустно. Иногда. — Тебе, что ли, сейчас грустно? — Я не знаю. Я что-то чувствую. Возникает ощущение, порой неприятное… и какое-то уж очень далекое. Как послевкусие… или воспоминание. Но оно точно есть, оно со мной, считай, всегда. И иногда мне хочется заплакать, но это чувство слишком далекое и расплывчатое, чтобы я мог его уловить, поэтому я не могу плакать. Все, что мне остается, — смотреть, следить. — И на что ты смотришь? — На то, как падает снег. — Боже. Господь всемогущий. Как думаешь, что с нами произошло? — В каком смысле «с нами». С цивилизацией, с биологическим видом, ты о ком сейчас. — О нас. О тебе и обо мне. Вот кого я имею в виду. — Ну, мы все еще можем говорить. Мы пока еще существуем. — Да уж оно понятно! Послушай, почему ты там, а я здесь? Я в постели, а ты стоишь у окна и не говоришь мне, что там, снаружи. Скажи правду, что ты видишь? — Уже сказал. Ты уже знаешь, что я вижу. — Это все потому, что я не бросила мужа ради тебя? В этом все дело? — Нет. — Что «нет»? — Нет, не в этом. Ты могла бы бросить его или не бросать — это ничего бы не изменило. Время шагает вперед, ни на кого не оглядываясь. Мы ему не нужны. Ему все равно, какие шаги мы предпримем, а какие — нет. — Мне плевать на время. А на тебя — пока еще нет. — Вселенная продолжает раскручиваться сама по себе, независимо от наших решений. Ты с течением времени становишься только меньше, пока не превратишься в ничто. Если смотреть на ситуацию в масштабе Вселенной, то с таким же успехом ты могла бы уже стать ничем. — А если смотреть на ситуацию в масштабе тебя? — Думаю, не стоит и пытаться. Какая разница. Моя точка зрения так же неуместна, как и все остальные. — Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, скажи мне, что там, снаружи. — Тебе не обязательно продолжать спрашивать меня об этом. Можешь подойти ко мне и посмотреть сама. — Я не хочу. Мне страшно. — Чего ты боишься. — Того, что могу там увидеть. — Незнание — или, в данном случае, не-видение — не освобождает от ответственности. Оно — уже там, и тебе на это никак не повлиять. — А ты уверен в этом? Вот на все сто процентов уверен? — Я ни в чем не уверен. Я ни о чем не могу заявлять со стопроцентной уверенностью. — Вот прямо-таки ни о чем? Совсем? — Да. Совсем. — Ты самый вредный человек, которого я когда-либо знала. Ты говоришь самые обидные вещи, а то, о чем умалчиваешь… об этом еще больнее думать! — Любая боль относительна. Боль — это то, во что ты ее превратишь, какой вывод сделаешь. — Просто скажи уже, что там, снаружи! — Не надо кричать. — Прошу! Прошу тебя! Умоляю. — Я ведь уже сказал. Снег идет. — Ты лжешь. Ты лжешь мне. Я тебе не верю. — Если не веришь — подойди и взгляни сама. — И что я увижу? — Сама поймешь. — Что происходит снаружи? — Подойди и узри. | |
Просмотров: 245 | |
Читайте также
Всего комментариев: 0 | |