«Не волнуйся, я здоров» Чендлер Моррисон

Я был никем до того, как заболел. Я верил во многое о себе. Я верил, что мир имеет смысл и мое существование что-то значит. Проезжая ночью по каньонам, ловя кайф и слушая шум машин, в то время как город дышал подо мной, я свято верил, что участвую в чем-то важном. Я смотрелся в зеркало каждое утро, и лицо, смотрящее на меня из него, служило утешением, спасением.
Плохие вещи не случаются с красивыми людьми.
Болезни — удел уродливых и бедных.
В такую-то нехитрую ложь я верил.
— Эй, пацан, тебе можно уже перестать худеть, — строго вменяет мне фотограф. — А то ты выглядишь уже попросту изможденным. Знаешь, «Фотошоп» не так уж много может сделать…
Я уклончиво пожимаю плечами, ничего не говоря. Ярко вспыхивает на моем лице улыбка, не менее ярко — вспышка фотоаппарата. Я поворачиваюсь. Позирую. Подбираю ракурс раз за разом, покуда фотограф не покажет мне большой палец:
— Во. Так и стой. Отличный ракурс — с него твои щеки не такие впалые.
Вечно, конечно, так продолжаться не сможет. Уход за внешностью требует времени, ну а лекарства от моей болезни нет. Но если я хочу по-прежнему водить кастомный «мерседес» и жить в высотке с видом на Тихий океан — а я, конечно же, хочу, — надо уже что-то предпринять. Особо отмечу: иллюзия надежды, некая заранее подготовленная возможность долголетия не стоит того, чтобы жертвовать всем тем, что делает жизнь пригодной для жизни.
После съемки я болтаю с ассистенткой фотографа — какой-то тупой девкой в рискованной мини-юбке из Милуоки, в чьей пустой черепушке только и хватает места, что для смехотворных мечтаний и амбиций, которые ее сюда привели. В последнее время мне приходится больше полагаться на смазливое личико и обаяние в проворачивании кое-каких нехитрых афер; если раньше я мог просто напрячь бицепсы и «поиграть» прессом, теперь мои быстро хиреющие и атрофирующиеся мышцы лишили меня этой роскоши. В любом случае я не возражаю против дополнительных сложностей, против скромного приложения сил. В нынешней ситуации мои забавы куда больше напоминают некий спорт.
Когда мы заходим в спальню моей квартиры, девка спрашивает, где мой презерватив.
— Не волнуйся, — говорю я ей. — Я здоров.
Она поправляет волосы, смотрит в окно — от пола до потолка — на волнующийся океан.
— Я не принимаю противозачаточные, — скромно замечает она.
— Да? А я вот принимаю. Так, на всякий случай.
— Мужские противозачаточные? — Она озадаченно склоняет голову. — Такие вообще есть?
— Конечно! Это экспериментальные таблетки. Стоят кучу денег — но оно того стоит.
Она пожимает плечами, вздыхает и говорит:
— Ну ладно.
Трахая ее, я пытаюсь вообразить, как все происходит. Мне неизвестен точный механизм, но я люблю фантазировать, как больные, деформированные клетки цепляются за здоровые, пожирают их, трансформируют. Если бы только эта девушка знала, что происходит внутри ее тела прямо сейчас! Она, конечно, ужаснулась бы — но зря. Я одарил ее великой благодатью. То, что я сделал, — высшее проявление любви, и я ведь действительно люблю ее, хоть она и совсем тупая, с мозгами как у бурундучка. Но я люблю ее, ибо она продолжит мое наследие и передаст его бесчисленному множеству других — которые, в свою очередь, тоже станут моими пророками по доверенности, второй волной распространяя мое милостивое подношение по бесконечной, запутанной сети тех, кто скоро и сам станет просветленным мудрецом.
Потому что моя болезнь — это просветление. И я просветляю эту девицу, пока пихаю ей в щелку член. До сегодняшнего дня она была одновременно пленницей и похитителем, рабыней и хозяином, трудясь в бессмысленном аду, созданном по ее собственному замыслу. Но после нашего священного совокупления она, сама того не желая, ступит на верный путь. На какой-нибудь запланированной медкомиссии или на внеплановом приеме после серии тревожных симптомов она узнает всю правду.
Глядя ей в глаза, я хочу рассказать, как все изменится для нее. Не сразу, но… достаточно скоро. Я хочу сказать ей, что первые месяцы будут тяжелыми, поскольку она будет бороться со своей новой жизнью и изо всех сил пытаться разобраться в мириадах очень запутанных эмоций. Хотел бы я сказать ей, что все это того стоит. «Выйдя с другой стороны темного тоннеля, — в своих мыслях нашептываю я ей, — ты вдруг поймешь, что хочешь поблагодарить меня за то, что я тебе дал… но к тому времени меня уже не будет».
Я, конечно, не могу ей этого сказать. Я могу только вытащить член и кончить ей на лицо. Она заглатывает его, будто ложку йогурта, и одаряет меня улыбкой, полной белой зараженной пены. Немного болезнетворной жидкости стекает по ее подбородку. Остальное она сглатывает.
После того как девушка уходит, я наблюдаю из окна, как она покидает здание и садится в машину, вскорости растворяющуюся в уличном трафике. Отсюда, сверху, автомобили с виду — сущие игрушки. Интересно, нет ли среди водителей моих пророков? С тех пор как у меня диагностировали болезнь, я свершил в общей сложности триста девяносто три незащищенных сексуальных похождения. На моем счету сто двадцать шесть женщин, включая вот эту, самую последнюю. Меня разочаровывает, что я никогда не узнаю истинных масштабов своего охвата, но, даже если только половина моих спариваний привела к успешному заражению, один лишь экспоненциальный характер распространения смертельного вируса работает в моих интересах.
К тому времени, когда я наконец уступлю разъедающим побочкам моего благостного дара, я надеюсь, что потенциальный охват составит сто тысяч человек… или даже больше.
Я вздыхаю и делаю пару глотков кока-колы, прежде чем закурить сигарету и присесть на влажную от пота кровать. Я бы хотел, чтобы у меня не было ограничений. Я хочу достучаться до каждого в этом городе. Я хочу, чтобы весь Лос-Анджелес увидел жизнь такой, какой я вижу ее сейчас, а затем — чтобы все жители этого проклятого города умерли, попа́дали друг на друга бесполезными костяшками домино, оставив после себя грандиозные развалины — империю пустоты, открытую для повторного освоения природой. Это моя мечта, моя цель, смысл моего существования.
Мы все должны отказаться от ложной чистоты, отделить себя от заблуждений, связанных со здоровьем. Единственный путь — это путь Благотворной Болезни.
Она избавит нас.
Я избавлю нас.
Я — Спаситель.