«Беспощадная» Джилл Жирарди

— Проклятые идиоты! — Рут Саттон сплюнула. Она привязала свою чалую лошадь к коновязи рядом с несколькими другими. На противоположной стороне грунтовой дороги на крыльце салуна Нунана ссорились два основательно подвыпивших пастуха. Один схватил другого за рубаху, притянул к себе и врезал с такой силой, что тот отлетел назад, пересчитав при падении все ступеньки. Его спина с глухим шлепком шибанулась о землю, а из разбитого носа потекла густая тёмная кровь. Победитель вскинул руки над головой в триумфальной джиге, а после отшатнулся к краю крыльца и извергнул в пыль струю зелёной желчи.
Рут опустила пониже поля соломенной шляпы, чтобы заслонить лицо от палящего солнца Восточного Техаса.
— Это последнее поселение перед Ллано-Эстакадо и Команчерией, — чуть слышно пробормотала она. — Но здешние шуты думают, что виски делает их смертельно опасными.
Она пересекла дорогу; носки её потрескавшихся кожаных сапог вздымали пыль, окрашивающую бриджи в красный цвет. Достигнув распашных дверей, Рут остановилась. Она пришла в салун, чтобы просить об одолжении его совладелицу, Билли Нунан. Теперь Рут ненавидела Билли столь же безмерно, как когда-то любила. Сама мысль о том, что приходится обращаться за помощью, заставила внутренне сжаться. Рут ударила ладонями по дверям, и те распахнулись с визгом ржавых петель.
Заведение оказалось заполнено от пола до балкона. Мужчины глотали джин у длинной стойки, таращась на снующих туда-сюда салунщиц с подносами, уставленными стаканами с «Сорокоградусным» и «Красноглазым». В помещении пахло сигарами «Фигурадо» и немытыми посетителями.
— Qué cabrón!.. — Темноглазый вакеро в широкополой чёрной шляпе стукнул кулаком по столу из красного дерева, споря с двумя мужчинами за игрой в «Три Карты Монте» . Он остановился на полуслове, когда вошла Рут с серебристо-белыми волосами, развевающимися позади неё. Вскоре весь салун погрузился в тишину; изучающие взгляды устремились на гордую женщину в дверях.
Деннис Нунан, покидая место за стойкой, грозно смотрел на Рут.
— Тебе здесь не рады, женщина.
— Я пришла поговорить с Билли и не уйду, пока не сделаю этого.
— Моя жена в кладовой. Если тебе есть что сказать, то говори мне. — Нунан подступил к Рут и приблизил своё лицо к её. Он был крупным мужчиной с головой размером с кузнечную наковальню. При желании Деннис мог бы подхватить Рут одной рукой и вышвырнуть за порог, но её это не пугало. Она придвинулась ближе.
— Я чувствую запах виски в твоём дыхании, Деннис. — Рут боролась с желанием отстраниться подальше от источаемого им перегара. — Я не виню тебя за то, что завёлся. Должно быть, тяжело куковать за стойкой, когда жена развлекается с кем-то, кроме тебя.
Нунан демонстративно сжал кулаки. Голубые глаза Рут сверкнули в сиянии свечной люстры так, словно свет преломился в бриллианте. Её ладонь переместилась на рукоять «кольта», покоящегося в кобуре на ремне.
— Ты злонравнее мокрого хорька, Нунан, но не будь идиотом. Знаешь, я испорчу тебе макияж, прежде чем шевельнёшь рукой, и сделаю твою жену вдовой.
— Исчезни, пока я не послал за шерифом.
— Дай ей сказать, Деннис, — произнёс знакомый голос.
Бесшумно, точно призрак, Билли появилась рядом с мужем. Сердце Рут учащённо забилось в груди, подхлёстываемое досадой и печалью. Билли очень повзрослела, а миловидность юности сменилась суровой красотой, которая по-прежнему обладала силой, от которой у Рут перехватывало дыхание.
— Хватит гонять чёрта вокруг пня, — изрекла Билли. — Говори, что хотела, и отчаливай.
Рут оглядела зал и остановила взор на вакеро, который с любопытством наблюдал за ней своими тёмными глазами. Она просунула большие пальцы рук в петли для ремня, сохраняя сдержанность в недружественной компании.
— Флоренс жива.
Лицо Билли побледнело как мел. Взгляд метнулся к мужу, прежде чем она приложила руку ко лбу и покачнулась, будто собираясь упасть. Здоровяк подхватил её за талию, помогая устоять на ногах, после чего свирепо воззрился на Рут.
— Кто ты такая, чтобы являться сюда и расстраивать мою жену своей ложью?
Рут проигнорировала его.
— Я верила, когда брала к себе, что ты добросердечная женщина, — сказала она Билли. — Оступившаяся женщина с малюткой, которую не имела возможности прокормить. Я дала вам дом, любила твою дочь как свою. И ты вонзила мне нож в спину.
Билли протестующе зашипела, но Рут властно подняла руку, заставив её замолчать.
— Затем настал день, когда пенатека-команчи совершили набег на форт. Я была в отъезде, работая на конном ранчо Полсона. А где находилась ты, когда индеец связывал твою дочь и закидывал на спину лошади? Пряталась в зарослях у реки, вот где! Спасая свою шкуру, ты позволила забрать Флоренс. Ты самая бесхребетная женщина из всех, когда-либо топтавших эту землю.
— Девочка умерла двадцать лет назад, — прорычал Нунан.
— Синтия Паркер разговаривала с ней, — заявила Рут. Толпа ахнула, а потом начались перешёптывания.
— Никто не поверит ни единому её слову, — возразила Билли. — Она безумнее сортирной крысы. Всё время пытается убежать обратно к своим похитителям.
— Том Полсон видел Флоренс в форте Паркер на позапрошлой неделе, — нараспев сообщила Рут, и её глаза сузились до двух опасных щёлочек, вспыхнувших ледяной голубизной стали. — Она не была пленницей. Команчи воспитали её как любимую дочь. Она вышла замуж за вождя и родила от него сына. Муж погиб, сражаясь с рейнджерами, когда те пытались вернуть её. Пал, защищая любимую! Более того, неделю назад охотники заметили группу краснокожих по эту сторону Бразос в каких-то трёх днях пути отсюда. Среди индейцев находилась молодая светловолосая женщина. Это наша Флоренс, я уверена.
— Ладно, значит, она жива, — вмешался Нунан. — Однако мы ничего для неё не можем сделать. Теперь, когда Сэм Хьюстон заключил с команчами договор о мире, он больше не станет посылать рейнджеров на спасательные операции. И если охотники натолкнулись на группу неделю назад, это не означает, что она всё ещё там. Ведь прекрасно знаешь, что индейцы переносят лагерь каждые несколько дней. Теперь, когда ты поведала все мировые новости, можешь убираться к чёрту из моего заведения.
— Это скорее мой салун, чем твой. За него заплачено моим золотом.
— Чего ты добиваешься, Саттон? Хочешь денег, не так ли?
— Не для себя. Они нужны мне, чтобы вернуть Флоренс.
— Ты пойдёшь одна? — Здоровяк рассмеялся. — За свои хлопоты получишь лишь стрелу в брюхо. И никто слезинки не проронит, кроме старой кобылы, на которой ты прискакала.
— Я приду к индейцам с миром и попрошу отпустить Флоренс домой. Оспа уничтожила целые племена. Мы заразили их, а теперь правительство отказывает им в предоставлении вакцины. Мы убили больше, чем они когда-либо. Деньги нужны, чтобы заплатить нескольким смельчакам, которые возьмутся сопровождать меня, — я не настолько сумасшедшая, чтобы ехать в одиночку. Не жду, что вы отдадите золото просто так. У меня есть четвёрка прекрасных лошадей Моргана на ранчо Полсона, что всего в шести милях отсюда. Каждая стоит по двести долларов, но вы можете взять их за полцены.
— Нам ни к чему те увальни, которых вы разводите. Полсону нужны рабочие лошадки. Иди и торгуйся со своим боссом. — Нунан отвернулся, отмахнувшись от Рут.
— Мы пойдём с тобой.
Щеголевато одетый вакеро встал и направился к ним; его длинные волосы свободно свисали из-под шляпы. Рут не обманул изысканный наряд незнакомца. Она знала, что эти всадники способны поражать цели со спин своих мустангов, даже не вспотев.
Рут посмотрела на двух мужчин, которые теперь стояли по бокам от вакеро. Одному из них было не больше двадцати одного; юношеские белокурые локоны выбивались из-под полей его поблано. Он лучезарно улыбнулся ближайшей девушке из зала, которая от переизбытка чувств упала в объятия своих хихикающих подруг. Другой мужчина оказался пониже ростом, коренастее, с жёстким взглядом маленьких бегающих глаз и «ремингтоном» на бедре.
— У меня нет денег, чтобы заплатить вам, — сокрушённо вздохнула Рут.
— Мы возьмём Морганов в качестве гонорара.
— Ты свихнулся, Кастильо, — встрял Нунан.
— То же самое твердила моя бывшая жёнушка, — молвил Кастильо и подмигнул Рут. — Молодой красавец, что рядом со мной, — это Даллас Уокер. Моего второго приятеля, имеющего более таинственный вид, зовут Санг Джопах. Мы как раз держим курс на ранчо Полсона в поисках работы.
— Заканчивайте здесь дела и отправляйтесь туда, — ответила Рут. — Мы выступаем на рассвете.
Не оглядываясь, она вышла из заведения и перешла дорогу, чтобы отвязать свою чалую. В её голове бушевали мысли о столкновении с Нунанами. Но под тлеющими углями ненависти у неё всё ещё теплилась надежда... Надежда на то, что у Билли осталась хотя бы капля любви к дочери… и к ней самой.
— Рут! Подожди!
Билли выскочила из дверей салуна, подобрав юбки. Рут смотрела, как та на лакированных каблуках перебегает дорогу. Билли остановилась подле чалой и, задыхаясь, прижала руку к груди.
— Я пойду с тобой!
Рут невесело усмехнулась.
— Ты запыхалась, пробежав двадцать футов. Возвращайся назад, пока муж не запер тебя вместе с остальной скотиной.
— Мне плевать на то, что говорит этот большой мешок
с мясом… и мне плевать, что скажешь ты. Флоренс — моя дочь. На рассвете я буду с тобой.
— Когда в последний раз твои ноги касались земли ранее полудня?
Проигнорировав намёк, Билли развернулась на каблуках и побежала обратно в салун.
С сердцем, погружённым в мутные реки отчаяния и терзаемым неизъяснимой печалью, Рут вскочила в седло и направилась к Полсону.


Они ехали уже второй день, двигаясь по открытой местности к Рио-Бразос. Берега реки Тринити густо поросли платанами, пеканами и дубами. Вершины далёких холмов выглядывали из-за макушек деревьев, словно любопытные птицы. Кастильо и Рут возглавляли небольшой отряд; их лошади были нагружены седельными сумками, полными припасов. Рут вооружилась револьвером и карабином, подаренным Томом Полсоном.
Даллас и Билли следовали чуть позади. Билли приехала к Полсону в компании Далласа на его пегом жеребчике. Рут разрешила ей воспользоваться своей чалой на время путешествия. Она сама и остальные оседлали Морганов.
— Деннис пытался остановить меня, — объяснила Билли, потрогав синяк под глазом. — Я добавила в его тоник ударную дозу лауданума. Пройдёт несколько часов, прежде чем он проснётся.
Даллас неумолчно рассказывал небылицы о перестрелках, в которых побеждал во время своих странствий, размахивая парой револьверов с перламутровыми рукоятками, изготовленными якобы под заказ на Востоке. Один из пистолетов он передал Билли, которая приняла оружие с благодарностью. Беспрестанная болтовня молодого человека отвлекала её от тревожных переживаний.
Джопах замыкал отряд, бдительно следя за любыми признаками опасности. Ему, предпочитающему одиночество, так больше нравилось. Семья команчей усыновила его после того, как кровные родители мальчика умерли от малярии. Он прожил с индейцами пятнадцать лет, обучаясь охоте и стрельбе, пока их лагерь не уничтожили техасские рейнджеры во время предполагаемой миротворческой миссии. Теперь он работал на себя.
Рут сделала долгий глоток из фляги, наслаждаясь тем, как живительная влага струится по пересохшему горлу.
— Достаточно жарко, чтобы вспыхнула щетина на бородавочнике, — вздохнул Кастильо, снимая шляпу.
Он вытер пот со лба тыльной стороной ладони, затем оглянулся на Билли, которая, казалось, увядает в седле.
— Думаешь, она справится?
— Билли всех нас переживёт, — ответила Рут. — Когда я впервые встретила её, то ей не было и восемнадцати; она бродила по поселению, прося милостыню. Никто не знает, через что ей пришлось пройти на дикой территории. Но она заслужила всё это за то, что сделала со своей собственной дочерью.
— Так вот почему ты её ненавидишь? Потому что она не оказывала сопротивления, когда индейцы забирали у неё дочь?
— Помимо всего прочего.
— Она украла твоё золото?
— Да… и моего мужа, — произнесла Рут, глядя прямо перед собой. — Я не хочу об этом говорить.
— Расскажи мне о Флоренс.
Тень улыбки тронула губы Рут.
— Флоренс казалась слаще мёда, но никто не мог заставить её сделать что-либо, если она не считала таковое правильным. Малышка не была непослушной, а просто была другой. Выйду, бывало, на улицу, чтобы позвать её домой, а она, чёрт возьми, стоит и нашёптывает что-то на ухо моей лошади. У девочки имелась странная связь с природой — на это стоило посмотреть.
Всадники продвигались вперёд, негромко переговариваясь, пока проезжали бесконечные холмы из песчаника, окаймлённые изумрудно-зелёными соснами. С наступлением сумерек люди остановились на ночлег в дубовой роще. Рут довольно удачно поохотилась, прострелив зайцу голову из карабина. После еды мужчины распределили очерёдность несения дежурства, пока остальные будут спать. Рут легла у огня на своё одеяло, служившее ей постелью в пути, а Билли свернулась калачиком рядом с Далласом.
Их хихиканье беспокоило Рут. Она вспомнила поздние вечера, когда не спала, ожидая поцелуя Билли на ночь. Эти поцелуи, столь обильные поначалу, вскоре прекратились, чтобы возобновиться с её мужем, пока она работала на ранчо. Когда год спустя он умер, Рут обнаружила, что тот оставил её без гроша в кармане, обманом передав их общие сбережения молодой любовнице. Теперь один лишь вид Билли бередил старые раны.
Сиротливый вой эхом разнёсся по холмам, отражая меланхолию Рут.
— Слышишь, как завывает? — услышала она шёпот Далласа, обращённый к Билли. — Это не койот. Это боевой клич нонапе, маленького народа. Они страшнее любых стрелков; их огромные глазищи сверкают, словно полированный оникс, а зубы острее заточенных топоров. Если они тебя поймают, то сдерут кожу… и съедят заживо! БУ!
Даллас схватил Билли и прижал к себе. Она взвизгнула; её глаза заблестели от желания обладать молодым красавцем.
— Ты просто пытаешься меня напугать! — воскликнула она. — Это не что иное, как бабушкины сказки!
— Они повсюду вокруг нас, — продолжил Даллас, когда призрачные крики снова наполнили воздух. — Они позволяют увидеть себя только в последний момент, когда уже набрасываются со своими копьями.
— О них запрещено говорить! — рыкнул Джопах. Даллас тут же прекратил свою игривую болтовню, наказанный первыми словами, произнесёнными этим суровым человеком с самого утра.
Рут вспомнила истории, которые слышала в юности.
Люди говорили, что нонапе приходят из пещер, пронизывающих холмы. Где-то там располагается сверхъестественный портал, через который они и являются на зов могущественных шаманов.
За час до рассвета Рут проснулась и разожгла огонь, чтобы разогреть остатки зайчатины. Кастильо, всё ещё охраняющий покой, подошёл и присел рядом.
— Ты знаешь, что он следит за нами?
Рут утвердительно кивнула, сосредоточившись на приготовлении пищи.
— Вчера вечером я слышала, как он прячется за деревьями.
— Думаешь, он доставит неприятности? — Кастильо ласково провёл большим пальцем по стволу своего револьвера.
— Нунан злее бешеной собаки; чёртов идиот, гоняющийся за своей глупой женой по коварной местности. Может, он сам себя убьёт, и мне не придётся тратить на него пулю.
На рассвете отряд тронулся в путь и достиг Бразос, когда солнце стояло в зените. Кастильо и Джопах обследовали территорию и обнаружили следы группы, проходившей здесь несколькими днями ранее. Путешественники спустились по следам в речную долину.
Их взорам открылся дом пенатека — конусообразный шатёр из бизоньих шкур, окружённый тополями. Ожерелье из оленьих копыт, подвешенное над входом, печально цокало на ветру. В остальном это одинокое жилище окутывала жуткая тишина.
Кастильо бросил взгляд на Рут, и между ними возник невысказанный вслух вопрос. Почему здесь только один шатёр, если команчи передвигались довольно большим количеством? Снаружи покоился на треноге единственный щит. Люди спешились в напряжённом ожидании и сбились в кучу, прислушиваясь к невнятным шорохам, доносящимся изнутри.
Вдруг из шатра вырвался дикий крик, эхом разнёсшийся по всей долине. Через несколько секунд оттуда выбежала, спотыкаясь, молодая женщина, чьи глаза метались туда-сюда, а светлые волосы были растрёпаны. Она упала на колени, казалось, не замечая стоящих перед ней незваных гостей. Слёзы обожгли глаза Рут.
Что-то не так.
— Флоренс! — Билли ломанулась вперёд, отбрасывая всякую осторожность при виде дочери.
— Подожди! — предостерегающе вскрикнула Рут. — Билли, стой!
За спиной раздался стук копыт. Деннис Нунан перевалил через гребень холма, грязно бранясь. Билли была в нескольких шагах от Флоренс. Та уставилась на мать и вскинула руки, отгоняя её.
Стрела просвистела в воздухе, пронзив правый глаз Билли и войдя в мозг. Кровь полилась вокруг оперённого древка, застрявшего в глазнице. Несчастная покачнулась, а затем упала, корчась на земле.
— Билли, девочка моя! — Нунан спрыгнул с коня, приземлившись на ноги. Он ринулся к шатру, будто разъярённый бык. Флоренс молниеносно выхватила револьвер из кобуры Билли. Она прицелилась и выпустила пулю. Грудь Нунана взорвалась. Он опрокинулся и рухнул навзничь, взметнув облако пыли. Его конь, напуганный выстрелом, перемахнул через гребень и исчез. Хорошо обученные лошади Рут оставались спокойными.
Из шатра выскочил, пошатываясь, словно во хмелю, с луком в руках команч, чьи длинные чёрные волосы развевались за спиной. Он попытался наложить стрелу на тетиву, но оступился. Рут рванула из кобуры пистолет и спустила курок. Пуля попала индейцу в висок, выйдя из затылка. Гейзер ярко-красной крови, мозгового вещества и осколков черепа забрызгал полог шатра, прежде чем лучник упал замертво. Флоренс издала неземной вопль и принялась палить, практически не целясь, пока не щёлкнул опустевший барабан. Она уронила револьвер, а затем бросилась на тело пенатека и зарыдала у того на груди.
Кастильо навёл ствол на Флоренс и быстрыми шагами направился к ней. Джопах достал из седельной сумки несколько полос сыромятной кожи и присоединился к нему. Флоренс, будто пребывая в трансе, смотрела глазами, затуманенными страданием, на двух приближающихся мужчин. Когда её схватили и прижали к земле, она ожила, начав брыкаться и извиваться. Флоренс связали по рукам и ногам полосами сыромятной кожи, а та выкрикивала горькие слова на языке команчей.
Даллас опустился на колени рядом с Билли и взял её за запястье, стараясь нащупать пульс. Через минуту он отпустил безжизненную руку и наскоро перекрестился. Мрачным взглядом он обвёл группу и отрицательно помотал головой. Рут пришлось опереться на лошадь, так как ноги сами собой подкосились. В воздухе витал запах смерти и пороха. Рут уставилась на развороченную до кровавого месива плоть, недавно бывшую грудью Денниса Нунана. Проверять пульс не было необходимости.
Держа пистолет наготове, Кастильо скрылся в шатре. Спустя пару минут он высунул голову из-за полога и жестом поманил Рут.
Внутри царили полумрак и прохлада. Рут поняла, что шатёр — это такой же дом, как и любой другой: кухонная утварь, одежда и прочие вещи оказались неупорядоченно разложены вокруг потухшего костра. Кастильо указал кудато вглубь. Сначала Рут показалось, что там просто свален большой ворох бизоньих шкур. Присмотревшись, она увидела, что сверху лежит кто-то, завёрнутый в меховое одеяло. То был худенький мальчик лет двенадцати, каменномёртвый, а его тело покрывали многочисленные красные рубцы, почти скрывающие кожу.
Рут повернула к выходу. Снаружи Джопах и Даллас склонились над убитым индейцем. Позади них на спине чалой сидела связанная Флоренс и тихо плакала.
— Не прикасайтесь к нему! — закричала Рут. — Здесь оспа!
В ужасе мужчины отступили. Рут и Кастильо покинули шатёр, прихватив с собой деревянную лопату, чтобы вырыть могилы для четверых погибших. Проходя мимо лучника, они заметили несколько небольших рубцов на его обнажённой груди. Теперь стало ясно, почему остальные бросили соплеменников в этом уединённом месте. Их оставили, чтобы предотвратить распространение инфекции.


Неясно, заразилась ли Флоренс. Она сидела на лошади, молчаливая и вялая. На ней не было никаких украшений, кроме ожерелья со свисающим совиным пером. Время от времени она приподнимала связанные руки и поглаживала пёрышко, как будто молилась.
Отряд продолжал путь до вечера, расположившись лагерем в знакомой дубовой роще. Мужчины привязали лошадей и развели костёр, пока Рут охотилась. Они усадили Флоренс на бревно в нескольких футах от огня. Даллас снял шкуру с зайца, добытого Рут, и с отвращением на лице выпотрошил тушку, а затем топориком порубил на куски. Рут сложила кусочки мяса в котелок и принялась готовить ужин.
Всё ещё взвинченный ужасами угасающего дня, Даллас забыл топорик возле костра. Никто не заметил, как Флоренс дюйм за дюймом придвигается к нему. Она чуть приподняла ноги, чтобы спрятать топорик под мокасинами. Когда Даллас развязал её к ужину, она выхватила оружие. Мужчина находился на волосок от смерти, но Флоренс не напала не него. Она ударила ладонью по шершавому бревну, подняла топорик и с диким криком отсекла себе два пальца по суставам. Рут набросилась на Флоренс, вырывая оружие из её руки.
— Ты дура, девчонка! Какого ляда ты творишь?! — ругалась она, осматривая искалеченную окровавленную руку. Она промыла раны и наложила повязку, используя ткань, оторванную от нижнего края своей рубашки. Пока длилась перевязка, Флоренс сидела без движения и постанывала от боли; её глаза снова остекленели. Когда ужин был готов, Рут предложила ей мясо в тарелке. Флоренс мрачно поджала губы, отказываясь от пищи.
Дрожа от ярости, Рут швырнула мясо в огонь.
— Билли Нунан не была хорошей женщиной! — выпалила Рут. — Она и близко не была хорошей матерью, но умерла, пытаясь вернуть тебя домой! А ты такая же, как она, — ещё одна неблагодарная сука!
Флоренс апатично уставилась на пламя, словно находилась под действием гипноза. Рут, сжав кулаки, набросилась на неё. Кастильо перехватил занесённую руку, увлекая разгневанную женщину в сторону.
— Индейцы воспитывали её с детства, — прошептал он ей на ухо. — Ты видела, как она отрезала себе пальцы? Это траурный ритуал команчей. Они — её семья. Постарайся понять.
Кастильо отпустил Рут.
Она отошла проверить лошадей, чтобы успокоиться, и прижалась лицом к крепкой тёплой шее чалой, ища утешения. Отсутствовала уверенность, что Флоренс поняла обращённые к ней слова, поскольку не говорила по-английски лет двадцать. Сердце Рут вновь переполнила жалость, порождённая нерастраченной любовью.
Забавно, что я до сих пор воспринимаю Флоренс как маленькую девочку, — думала Рут, возвращаясь в лагерь. — Будто я убедила сама себя в том, что спасаю восьмилетнюю малышку. Она — взрослая женщина, которая практически всю сознательную жизнь провела вне цивилизации. И мы больше не знаем друг друга.
Рут достала своё одеяло и положила перед Флоренс, как бы совершая подношение в знак примирения. Та проигнорировала его. Рут пожала плечами и забрала одеяло обратно.
— Со временем ты снова привыкнешь к нашим порядкам, — сказала она уже мягче. Флоренс молча повернулась и посмотрела на неё с намёком на узнавание в глазах.
Потом он исчез.


Устав от дежурства, Даллас встал и потянулся. Он посмотрел на Флоренс, которая сидела напротив него с прямой, словно шомпол, спиной. Ему сделалось не по себе от её пристального взгляда. Сквозь дымку, колышущуюся над пламенем, он увидел, что она запустила связанные руки под юбку. Она потянула за что-то и вытащила маленький кожаный мешочек, затем высыпала на ладонь тёмный порошок. Наклонившись вперёд, Флоренс бросила его в огонь. Вверх взметнулось облако густого чёрного дыма, сладковатодурманящего, ароматом напоминающего смесь кедра с корицей.
Когда осознал, что произошло, Даллас уже вдохнул дым. Он испытал пьянящее головокружение и с трудом устоял на ногах. Флоренс начала мерцать, то приближаясь, то отдаляясь. Её голова округлилась, а нос удлинился и изогнулся, превратившись в клюв. По лицу рассыпались перья, коричневые, белые и серые, подобные древесной коре. На макушке вздыбились хохолки, похожие на пару рогов.
Флоренс поднялась с бревна; полосы сыромятной кожи соскользнули с её запястий и лодыжек. Даллас зачарованно наблюдал, как она раздевается. Сначала она сбросила замшевую рубаху, демонстрируя роскошную грудь, затем сняла юбку с бахромой. Тёплые огненные блики плясали на её коже, когда она предстала перед Далласом обнажённой. Тот обнаружил, что с вожделением смотрит на сладострастное молодое тело с совиной головой.
Женщина-сова направилась в глубину рощи, зазывно оглядываясь через плечо. Её глаза, миндалевидные и покошачьи жёлтые, притягивали Далласа. Он жадно облизывал пересохшие губы, обуреваемый животной похотью, и покорно следовал за мерцающей фигурой.
Они достигли ещё одной поляны, окружённой холмами. Полная луна отражалась в озерце, куда низвергался небольшой водопад, пробивший себе путь сквозь песчаник. Женщина-сова взобралась на камни и медленно вошла в воду. Она повернулась к Далласу; свет звёзд нежно гладил её мокрую кожу. Мужчина сорвал с себя одежду и шагнул вслед за женщиной-совой.
Даллас целовал её шею, где перья встречаются с плотью, ласкал грудь и стройное тело. Она вскрикивала поптичьи, ещё больше разжигая его желание. Обезумев от вожделения, он прижал её к гладкой каменной поверхности, отполированной потоком; водопад омывал их сплетённые тела.
Неземной вой разорвал ночь. Даллас попятился. Женщина-сова рассмеялась певучим голосом, скорее птичьим, чем человеческим.
— Нонапе! — воскликнул Даллас. — Ты призвала...
Копьё ударило его в спину; зазубренное остриё вырвалось из груди. Чуть не потеряв сознание от резкой боли, Даллас схватился за древко и попытался вытянуть его из своего тела. Он почувствовал, как жгучий парализующий яд разливается по венам. Вода покраснела от крови. Женщинасова запрокинула голову и дико завизжала.
Десятки приземистых тёмных фигурок выскочили изза деревьев. Они заполнили собой озерцо; серебряные наконечники их копий грозно сверкали под луной. Сквозь призму ужаса Даллас, окаменев, наблюдал за тем, как маленький народец надвигается на него, глядя множеством огромных чёрных глаз, бездушных и голодных. Человечки были ростом не выше двух футов, а их круглые животики выступали над набедренными повязками из оленьих шкур. Нонапе перекликались пронзительными голосами, пытаясь вытащить добычу из воды. Далласа проволокли по траве и привязали к дереву в сидячем положении.
Он прислонился к стволу, взывая о помощи, хотя знал, что это бесполезно. Они отошли слишком далеко, и никто его не услышит. Он прерывисто дышал, пока маленькие человечки собирали хворост для костра, ковыляя на своих коротких ножках.
Когда всё было готово, женщина-сова запела, подавая сигнал к началу празднества. Нонапе принялись исполнять ритуальный танец вокруг пламени. Их малорослые тела подпрыгивали и кружились под песню смерти. Они приблизились к Далласу и стали легонько покалывать его копьями. Всякий раз, когда один из членов племени наносил рану, остальные ликовали, потрясая оружием в воздухе.
Вождь сунул наконечник копья в огонь и раскалил докрасна. Подойдя ближе, он вогнал его в обнажённое бедро Далласа. Тот закричал, когда жгучая боль пронзила плоть и мышцы, словно небесная молния. Вождь отпилил кусок мяса от ноги Далласа, чья истерика сменилась агонией. Человечки набросились на связанную жертву, вырезая и выдирая каждый дюйм плоти. Даллас увидел, как они вспарывают его живот, словно дешёвую ткань, и вырывают внутренности, будто дикие собаки, дерущиеся за потроха. Затем всё погрузилось во мрак.


Джопах проснулся с мучительной головной болью. Внутренние часы всегда будили его в нужную минуту, и сейчас настало время заступать на дежурство. Он сел и потёр подушечками пальцев виски, оглядываясь по сторонам в поисках Далласа, которого нигде не было видно. Вероятно, вместо того, чтобы охранять покой своих товарищей, тот от скуки отправился бродить по окрестностям, как случалось не раз. Остальные спали, за исключением Флоренс, вернувшейся к костру.
Молчун немного понаблюдал за ней, шевелящей губами в беззвучном пении. Лучше бы они оставили её там, где нашли. Если бы Джопах был человеком разговорчивым, то мог бы поведать Рут кое-что о болезнях души. Но зачем чтото доказывать чересчур вспыльчивой дамочке? Легче промолчать и получить Моргана в качестве платы. Когда это дело завершится, можно всадить по паре пуль в Кастильо и Далласа, чтобы присвоить их лошадей.
Джопах направился к деревьям с намерением облегчиться. Расстёгивая штаны, он заслышал слева от себя щебетание. Молчун резко повернул голову, вглядываясь в темноту. Трель повторилась, но на этот раз справа. Джопах достал «ремингтон» и крадучись пошёл на звук, выискивая любые признаки чужого присутствия. Так и не обнаружив никого, он решил, что услышал перекличку ночных птиц.
Он расслабился, намереваясь вернуться к своим делам.
С дуба, возвышающегося над ним, донеслось короткое чириканье. Джопах поднял голову и узрел маленькую фигурку, сидящую на ветке, ухмыляющуюся и показывающую острые зубы. Там были и другие, числом не меньше пяти десятков. Молчун узнал этих существ. Умом он понимал, что пистолет бесполезен, но всё равно направил его вверх и выстрелил.
Пуля царапнула нонапе плечо. Он зашипел и качнулся назад, едва не свалившись с ветки. Затем он с рычанием бросился в воздух и приземлился Джопаху на плечо. Зубы впились в горло. Наружу вырвалось хриплое бульканье, и кровь хлынула из разорванной яремной вены. Молчун крутнулся от боли и оказался лицом к лицу с женщинойсовой. Та подняла руки, пальцы на которых превратились в шестидюймовые когти, и рассекла Джопаха от груди до пупка. Внутренности вздулись, а затем выплеснулись наружу, и мужчина рухнул на землю.
Женщина-сова просунула клюв в зияющую дыру в его животе и вытащила толстый червеобразный орган. Маленькие человечки спрыгнули с веток, чтобы растерзать добычу на куски, используя свои резцы. Один нонапе глубоко вгрызся в нос Джопаха, с наслаждением мотая головой из стороны в сторону, пока заострённые зубы не переломили хрящ.


В воздухе разносилось уханье охотящейся совы, сопровождаемое какофоническими возгласами, похожими на пронзительные детские крики. Глаза Кастильо, вырванного из сна, метались из стороны в сторону. Он помчался в том направлении, откуда доносились звуки.
Используя густую листву как укрытие, Кастильо подкрался к месту суматохи. Он чуть не вскрикнул от удивления, недоверчиво протирая глаза, когда высунул голову изза древесного ствола.
Маленький народец собрался на зажигательную игру «Шинни». Две команды носились по поляне с L-образными палками, пытаясь забросить какой-то предмет в ворота соперника. Кастильо увидел, как через поляну летит нечто, напоминающее большой деформированный мяч. Зрители неистовствовали, гоготали и аплодировали, подбадривая игроков. Один человечек загнал мяч в ворота, а затем завихлял бёдрами в победном танце. Толпа взревела. Завязалась драка, но моментально прекратилась, когда игроки начали очередной раунд.
Луна выглянула из-за тучки, осветив предмет, гоняемый по поляне. Кастильо в ужасе отпрянул.
— Это... это же голова Джопаха, — прошептал он.
На него сзади прыгнуло что-то тяжёлое. Оно вцепилось в спину могучей хваткой, превращая кожу в мясистые кровавые ленты. Кастильо бросился вниз и катался по траве, пока существо не отпустило его. Пошатываясь от боли в исполосованной спине, он поднялся на ноги и оказался перед женщиной-совой.
Ещё мальчишкой в Мексике он видел подобных оборотней, способных превращаться в хищников. Каститьо выхватил пистолет и постарался прицелиться в дьяволицу. Та в мгновение ока налетела на него, опрокинув на спину, разодранную в клочья. Он закричал, когда её когти проткнули его глазные яблоки, а по щекам красными ручейками заструилась кровь. Тварь взгромоздилась ему на грудь, и грудная клетка треснула от давления. Женщина-сова вырвала клювом рассечённый глаз из глазницы и откинула пернатую голову назад, чтобы тот скатился ей в горло. Потом она принялась за второй.
Слепой вновь завопил. Звук насторожил нонапе, прекративших игру и поспешивших принять участие в бойне. В конце концов, это более увлекательный вид спорта.


Рут вздрогнула от подступившей прохлады. Ночная роса начала просачиваться сквозь одеяло. Женщина услышала, как кто-то двигается, но не торопилась открывать глаза. Голова казалась тяжёлой, словно налитый свинцом шар, и приподнять её стоило немалых усилий.
Аромат жарящегося мяса защекотал ноздри. Приоткрыв глаза, Рут увидела Флоренс, вновь женщину, сидящую вполоборота к ней и склонившуюся над костром. В руке та держала заострённую на конце палочку с насаженным тёмным куском печени. Флоренс отстранила палочку от огня, подула на мясо, чтобы остудить его, а затем со смаком откусила. Рут встревожилась и вскочила на ноги слишком поспешно. Пришлось бороться с головокружением, заставляющим мир вращаться.
— Кто тебя развязал?! — крикнула Рут. — Где Кастильо и остальные?!
Флоренс жевала и, казалось, не слышала. Когда же проглотила кусок и повернула голову, то её подбородок блестел от сока, истекающего из мяса. Она заговорила на языке Рут, и презрительная ненависть в голосе пробирала до мозга костей.
— Они все мертвы.
— Что ты имеешь в виду?.. — Рут запнулась. Она отступила на несколько футов.
— Я — Смерть. Я — Отмщение. Я — Сова-людоедка.
Нос Флоренс изогнулся в клюв, а вокруг хищных глаз проросли перья. Голова большой рогатой совы сделала полный оборот, снова уставившись на Рут. Пронзительный птичий крик отразился от деревьев. Из теней выступили многочисленные низкорослые фигурки. Они встали по обе стороны от женщины-совы, приготовив копья для убийства. Флоренс поднялась и раскинула руки как крылья, сдерживая маленький народец таинственной властью, которую над ним имела.
Ненапе обнажили клыки и шипели на Рут, а их маленькие тела дрожали от напряжения.
— Я отдала всё, чем владела, чтобы вернуть тебя домой, — сказала она Флоренс. — Когда-то мы были семьёй.
Разве ты не помнишь?
— Вы убили мою семью.
Сердце буквально упало, охваченное печалью и сожалением, когда Рут осознала смысл этих слов. Её невежественные убеждения принесли лишь смерть.
— Боже, ты ведь любила того индейца, не так ли?
Мальчик в хижине… он твой сын.
Женщина-сова моргнула.
— Прости меня, — продолжала Рут, чьи глаза наполнились непролитыми слезами. — Все эти годы я жила надеждой, веря, что ты не умерла… что ты хочешь возвратиться домой. Я думала, что спасаю тебя...
Женщина-сова резко свела руки вместе, выпуская нонапе. Они бросились вперёд, приближаясь настолько быстро, что у Рут не осталось времени на отступление. Она закричала, когда те впились зубами в ноги и стали взбираться друг по другу, чтобы добраться до её рук. Один человечек забрался ей на плечо и повис вниз головой, жуя бицепс. Другие переминались с ноги на ногу, ожидая своей очереди полакомиться живой плотью. Женщина-сова кружила вокруг, улюлюкая на зверином языке и наблюдая за побоищем. Нонапе сожрут Рут за считанные минуты, не оставив ничего, кроме костей и хрящей. Её единственным шансом на выживание был револьвер, припрятанный под одеялом по давней привычке.
С огромным усилием она рванулась в ту сторону, волоча за собой маленьких человечков, цепляющихся за неё зубами и ногтями. Рывком наклонившись, она схватила пистолет, затем повернулась лицом к женщине-сове, остановившейся перед костром и выкрикивающей приказы своей пастве. Рут знала, что есть только один способ усмирить нонапе. Она с трудом вскинула револьвер, ведь рука отяжелела от вцепившихся в неё мелких тварей.
— Флоренс!.. — взвыла Рут.
Пистолет тявкнул.
Пуля проделала дыру между сверкающими глазами женщины-совы. Та покачнулась и на шаг отступила, споткнувшись о камни, кольцом обрамляющие место для костра. Женщина-сова повалилась на спину и испустила крик, объятая пламенем. Едкий запах горящей кожи, волос и перьев наполнил воздух.
Один за другим нонапе ослабляли хватку на теле Рут. Они спешили к костру, чтобы увидеть, как жизнь покидает глаза их богини. Её почерневшая плоть пульсировала мучительной болью. Рут, прихрамывая, двинулась следом. Горящее тело её любимой девочки, чьё лицо вновь приняло человеческий облик, выбило из глаз слёзы.
Нонапе собрались вокруг Рут. Она снова подняла револьвер, готовая сражаться насмерть. Однако вождь склонился и положил копьё к её ногам. Он преклонил перед ней колено, признавая Рут своей новой богиней. Остальные последовали его примеру, опускаясь на одно колено в знак почтения к новообретённой повелительнице.
— Ни за что в жизни! — прорычала Рут. — Возвращайтесь в ад!
Она упала без чувств.
Маленький народец перевязал раны Рут полосками ткани, оторванными от одеяла. Она пережила нападение, но до конца своих дней будет носить шрамы, как на теле, так и на сердце. Когда солнце выглянуло из-за высоких холмов, нонапе исчезли, растворившись в зелени, словно тени.
Рут осталась там, где была, оплакивая Флоренс и неся скорбное дежурство у погребального костра.
Дым поднимался по спирали вверх, унося дух женщины-совы в небеса.