«Чёрный похоронный рынок» Уильям Тодд Роуз

Обрывки воспоминаний всё ещё мелькали в голове Лонни Холидея, словно пыльные призраки, отказывающиеся покидать своё пристанище. Лишь последние минуты собственной жизни помнились с поразительной ясностью; он практически осязал едкий запах бензина, слышал потрескивание пламени за спиной, чувствовал трепет крыльев паники в сердце, когда возился с ремнём безопасности, и жар, от которого в затылке возникало ощущение близости к гигантской духовке. Столько дыма, что казалось, будто лёгкие тоже охвачены огнём, зловоние горящей резины и обивки, звук собственных криков, сопровождаемый бесплодными попытками открыть дверь, больше похожую на искорёженный кусок металла, чем на что-то скольконибудь полезное. И боль... Боже правый, эта испепеляющая агония, когда кожа покрывается волдырями и пузырится; мучения миллионов нервных окончаний, вопящих о послаблении. Лонни помнил свои длинные каштановые волосы, охваченные пылающим ореолом, одежду, вспыхнувшую пламенем, плавящуюся и обугливающуюся плоть, жир, капающий и шипящий при соприкосновении с горячим полом. А затем наступила благословенная темнота: ни страданий, ни страхов, ни сожалений, ни огорчений, ни чего-либо ещё.
Просто прекрасная и бесконечная пустота.
Остальное было более туманным. Лонни помнил темноволосую женщину, чьи глаза искрились, когда она смеялась. Он бесчисленное множество раз гладил с нежностью её лицо, покрытое очаровательными веснушками. Держал за руку и крепко прижимал к себе во мраке ночи, наслаждаясь телесным теплом и сладким дыханием. Лонни знал эту женщину так, как никого другого, возможно, лучше, чем самого себя. И всё же не мог вспомнить её имени, даже первого слога.
Ещё глубже… и очертания людей напоминают размытые пятна, а голоса звучат далёким эхом, разносящимся по нескончаемому туннелю; осколки фраз представляются такими же лишёнными смысла звуками, как и стоны, срывающиеся с губ Лонни.
…отчёт нужен к полудню…
…брось мяч папе, Лонни, давай же, брось мяч…
Проще было не пытаться вспоминать, а просто позволять разрозненным фрагментам видений растворяться в окружающей темноте. Так много путаницы в прошлом… так много всего, заставляющего разум чувствовать себя засохшим листом, падающим по спирали на дно колодца.
Лонни попробовал развести руки в стороны, шевеля пальцами, кажущимися жёсткими и неотзывчивыми. Он ожидал, что пустота будет простираться безгранично, но даже не успел полностью вытянуть руки, как кончики пальцев коснулись чего-то прохладного и гладкого. Преграда имела незначительные морщинки, слегка смещающиеся при прикосновении. На ощупь она оказалась мягкой и плюшевой. Значит, какая-то ткань? Да, должно быть она.
Лонни понял, что он лежит, и попытался сесть, однако стукнулся головой обо что-то твёрдое. Что-то, покрытое таким же гладким материалом. Что-то, позволяющее лишь слегка согнуться в талии. Складка, образовавшаяся между животом и бёдрами, вызвала такое ощущение, как будто желудок превратился в нечто, размером и консистенцией напоминающее грецкий орех; и одномоментно некоторые из бессмысленных звуков всплыли из глубин сознания, дразня смутной узнаваемостью: голоден, так голоден…

Снова образ темноволосой женщины. Она держит на коленях маленькую розовую сумочку, а Лонни сидит рядом. Оба занимают одинаковые стулья; оба ёрзают, словно нервничающие дети в кабинете директора школы. Напротив стоит деревянный стол, настолько тёмный, что в его полированной поверхности отражаются потолочные лампы, а за ним восседает пожилой мужчина.
Он облачён в светло-голубой костюм, и серебряный крест на чёрном галстуке сияет, будто маяк в ночи. Волосы седые на висках, а чёлка зачёсана назад, из-за чего морщины на лбу отчётливо видны. Мужчина смотрит на пару через очки в проволочной оправе.
— Вы должны понимать, мистер и миссис Холидей, в моей профессии такая практика не приветствуется. Федеральный закон чётко гласит, что невыполнение требования об удалении мозга в течение первых трёх суток может привести к…
— Мы с мужем знаем закон, мистер Кригер.
Голос темноволосой женщины мягок и вежлив, однако её мнение непоколебимо, словно дубовая книжная полка, встроенная в стену.
— Тогда вы осознаёте, что подобное сопряжено со значительным риском. Не только для «Кригер и сыновья», но и для вас. Угроза воспринимается очень серьёзно, миссис Холидей, и...
— Пожалуйста, зовите меня Ланетт.
— Очень хорошо. Как я уже говорил, Ланетт, угроза воспринимается очень серьёзно. Это дело международной безопасности. ЦКЗ. ФБР . И особенно Департамент реанимационного контроля.
— Однако мы слышали от Джейсона Шварца, — изрекает Лонни, — что ваш бизнес открыт для альтернатив.
Мистер Кригер откидывается на спинку кресла и поглаживает подбородок, рассматривая молодую чету. Кабинет погружается в тишину, нарушаемую лишь тиканьем старинных часов и слабыми отзвуками органной музыки, доносящимися из другой части здания. Кригер небольшим прибором, похожим на спичечный коробок, просканировал на наличие подслушивающих устройств супружескую пару, едва та вошла, но теперь мужчина задумчиво поджимает губы, а в его голубых глазах угадываются некоторые сомнения. Вот он прерывает молчание; каждое слово взвешено и обдумано.
— Здесь, в «Кригер и сыновья», мы старомодны в своих убеждениях. Мы верим, что все дети Господа созданы по Его Божественному образу и подобию.
— Как и мы.
— А ещё мы верим, что мозг — вместилище души. Поэтому, руководствуясь нашим пониманием Божественности, мы готовы позволить себе некоторые вольности в отношении человеческих законов.
— Значит, вы это сделаете?
— Видите ли, такое не делается задёшево...

Боль вспыхнула в темноте, будто ослепительный взрыв. Каждая клеточка тела — от пальцев ног до макушки — одновременно ощущалась так, словно её погрузили в чан с кислотой. Бесчисленное множество жалящих игл многократно вонзалось в обугленную плоть; хотелось кричать, плакать и молить о пощаде, однако ничего, кроме сдавленного хрипа, не проходило через изуродованное горло. Казалось, что кожа сжимается, и её туго натягивают на скелетный каркас, щедро инкрустированный осколками битого стекла.
Пальцы вцепились в невидимую преграду, разрывая её в клочья. Она легко поддавалась, и через несколько мгновений Лонни уже выдёргивал куски ватной набивки из-под растерзанной ткани, но тут его руки наткнулись на нечто холодное и твёрдое, как те маленькие скобы, образующие букву Y на туловище. Металл? Это подходящее слово? Или оно означает что-то совершенно иное?

— …полное свинцовое покрытие. Вес несколько увеличится, однако несущие гроб ничего не заметят. Эта обшивка гарантирует отсутствие неприятных сюрпризов. Просто не хотелось бы, чтобы покойный разбил в щепки собственную посмертную обитель, так ведь?
Теперь, когда речь пошла о конкретике, Лонни и его жена сидят молча. Они лишь кивают головами, будто боятся, что слова могут пробудить тёмную магическую силу, способную сразить собеседника наповал. Конечно, нелепо планировать наперёд, думая, что однажды придётся стоять у вырытой могилы, бросать туда горсть земли и проливать слёзы, блестящие в лучах утреннего солнца. Но то, что правительство требует от гробовщиков и похоронных бюро... это противоестественно. И разве это не вопрос личного выбора? Разве это не всё ещё свободная страна?
— Между свинцовой обшивкой и внешней оболочкой находится слой звукопоглощающей пены. Это гарантирует, что присутствующие на погребении не будут знать, если покойный начнёт метаться. Что подводит нас к следующему моменту: гироскопической стабилизации. Независимо от происходящего внутри, те, кто понесут груз, не почувствуют ни малейшего смещения веса. И нет никакой опасности, что гроб опрокинется во время церемонии. Знаете ли, именно внимание к деталям выделяет «Кригер и сыновья» среди...

Мысли о темноволосой женщине и пожилом мужчине заставили Лонни руками и ногами колотить окружающие стены, пока голова билась о мягкую подушку, как будто бы могла проломить металлическое дно узилища. Зубы скрежетали и щёлкали друг о друга с таким гулким лязгом, что вибрация отдавалась во всех костях черепа. Вместо того чтобы пульсировать от боли, мышцы теперь ощущались туго скрученными пружинами, готовыми действовать со скоростью атакующей змеи. Только бы открыть крышку! Только бы вырваться на свободу!
Каким-то образом Лонни знал, что живые где-то рядом. Он не мог их унюхать, не мог услышать. Однако знал. Чувствовал присутствие и жаждал содрать с них кожу столь же легко, как сорвал ткань над головой. Красная жидкость, скрытая под их слишком хрупкой плотью, была бы тёплой и солёной, прогнала бы остаточную боль, углями тлеющую в мозгу.
…ненавидеть, убивать, кормиться...
Так близко. Всего в нескольких футах .
Фигура темноволосой женщины теперь утратила чёткость, словно Лонни видел её сквозь пелену густого клубящегося тумана. Знакомое лицо превратилось в невыразительную смазанную кляксу, а слова, ещё хранимые памятью, теперь лишились даже малейшего подобия смысла.
Ногти зазубрились и поломались, потрескались и расщепились до мяса. Но Лонни продолжал царапать свинцовую обшивку. Он продолжал искать выход. Путь к ним.
Собравшиеся наверху начала расходиться по машинам, выстроившимся вдоль обочины извилистой дороги; слёзы впитывались плечами пиджаков, припасённых для похорон и церкви, а тихие голоса шептали шаблонные соболезнования скорбящей вдове. Люди возвращались в свои квартиры и офисы, обратно к комфорту и нормальной жизни, так и не узнав правды.
Все верили, что Лонни погиб той ночью на 50-м шоссе; что добрый Господь призвал его домой и приветствовал в золотом особняке с множеством комнат. Что усопший обрёл покой. Однако, когда последний автомобиль исчез за поворотом, а жёлтый экскаватор взобрался на вершину холма, за которым скрывался... когда земля посыпалась на крышку гроба и стала заполнять яму... когда птицы весело защебетали под облаками, лениво плывущими по голубому небу... когда всё это произошло, последняя частичка человечности в Лонни Холидее умерла в шести футах под землёй.
Он зарычал в темноте и продолжил с остервенением терзать свою тюрьму.
Ему нужно было убивать.
Ему нужно было кормиться.

От автора: Этот рассказ написан специально для антологии «Through the Eyes of the Undead», а сама идея родилась во время перекура на работе. Прямо через дорогу располагалось похоронное бюро, и я наблюдал, как гробовщик и его помощники вкатывают каталку с блестящим чёрным гробом в задние двери. Один из парней выглядел столь хитрым и подлым, что в голову сразу же пришла фраза «чёрный похоронный рынок». Остальное сложилось как-то само собой тем же вечером. Кстати сказать, у моего хорошего и уважаемого друга Карла Хоуза (написавшего предисловие к этому сборнику ) тоже имеется история, включённая в вышеупомянутую антологию. Однако никто из нас не осознавал, что мы делим одно оглавление, пока не прошло больше года с начала нашей дружбы.