«Личинки» Джини Ректор

- Я здесь, чтобы рассказать вам о личинках.
Человек за трибуной, казалось, никогда не стоял на месте. Он перекладывал свой вес с ноги на ногу, а иногда делал шаг или два, двигаясь вперед и назад. Его руки взмахивали в воздухе, чтобы придать акцент в рассказе. Манера повествования была оживленной, что было иронично, поскольку профессия этого человека заключалась в анализе жизнедеятельности насекомых после смерти, и никак не вязалась с оживленной дискуссией.
Он посмотрел на студентов университета, которые составляли его аудиторию. Судебный энтомолог был приглашенным докладчиком, а темой его выступления была криминалистика.
- Поскольку наша тема сегодня - это очень важная задача установления времени смерти жертвы преступления, - начал мужчина, - я хочу дать вам обзор трупа как экологической системы. В рамках этой беседы я изложу подробности одного дела, над которым я недавно работал.
Он начал рассказ:
- Мухи были первыми, кто нашел тело.
Он с удовлетворением заметил, что многие студенты наклонились вперед в своих креслах. Всегда захватываю их с самого начала, - подумал судебный энтомолог про себя. А в слух проговорил:
- Представьте себе это, - продолжал мужчина. - Всего несколько минут назад тело было выброшено в лесу. Жертва - молодая, несомненно сексуальная девушка. И теперь она лежала, неподвижная и безмолвная, поверх бурых, разлагающихся листьев. Летнее солнце только начинал подниматься, но его свет еще не проникал сквозь полог леса над головой. Мертвая девушка была скрыта в тени.
Его взгляд прошелся по студентам, которые пристально наблюдали за ним.
- Никто не обнаружил тело. Никто не знал, что она мертва, кроме убийцы. Но мухи знали все!
Судебный энтомолог услышал коллективный вздох аудитории, и он сделал паузу для пущего эффекта. Сделав неторопливый шаг или два от подиума, затем обратно, он снова повернулся лицом к студентам.
- Это были мухи, - сказал он своей аудитории. - И эти насекомые обнаружили мертвую девушку в течение десяти минут после того, как тело было выброшено. Приземлившись на естественные отверстия на теле, мухи немедленно начали откладывать яйца в нос, рот и глаза. Еще через час появились они! Плотские мухи. В течение восьми часов тело приобрело симптомы окоченения. Через тринадцать часов весь труп окоченел. Мертвая девушка лежала на спине, лицом к солнцу, которое теперь светило над ее головой. В полуоткрытых глазах виднелись затуманенные роговицы которые безотрывно смотрели сквозь кусты.
- Кровь, больше не циркулировала в сердце, а начала оседать в нижней части тела, что создало пурпурный оттенок кожи, называемый "livor mortis".
Он снова осмотрел аудиторию:
- Для тех, кто пропустил первый курс, я напомню - "livor mortis" - это трупное окоченение. Что в свою очередь, один из верных признаков биологической смерти, обусловленный посмертными химическими процессами в мышечной ткани, и проявляющийся в затвердевании и тугоподвижности мышц конечностей трупа. При наступлении смерти дыхание организма прекращается, в связи с чем в организм перестает поступать необходимый почти всем живых организмам... Правильно, кислород.
Энтомолог улыбнулся.
- В результате "трупного окоченения" происходит то, что спина, ягодицы и задняя часть ног становились темней и тяжелей, после того, как кровь сворачивалась в тканях. Температура тела понижалась, охлаждаясь со скоростью один и полтора градуса по Фаренгейту в час.
Зал погруженный в тишину слушал.
- В течение двадцати часов начали вылупляться яйца мух, находящиеся в первой личиночной стадии жизни, называемой "инстаром", они начинают потреблять влажные, мягкие ткани тела. Эти личинки, в свою очередь, привлекли муравьев, жуков и мелких ос, которые питались личинками, а не плотью жертвы.
Судебный энтомолог прекратил говорить, потому что в аудитории произошло движение. Он с интересом наблюдал, как несколько студентов с пепельными лицами направились к выходу. Когда студенты ушли, мужчина обратился к тем, кто остался.
- В течение двадцати четырех часов, - продолжал он, не обращая внимания на то, что кто-то ушел, - тело вздулось от газов, так как бактерии активизировались, стали активно размножаться, дабы продлить и без того короткую жизнь. Через тридцать шесть часов тело снова стало податливым, так как трупное окоченение прошло, а скованность конечностей исчезла. Газы вышли, и вздутие исчезло. Личинки мухи линяли во второй возрастной период. Тело перестало остывать, потому что бешеная активность насекомых снова нагрела труп.
- Значит зомби горячие? - выкрикнул вопрос кто-то из зала.
Аудитория выдохнула, и разразилась смехом. Напряжение научности на пару мгновений исчезло.
- Если только, это ваша соседка-чирлидерша, - в ответ пошутил лектор.
Кто-то хихикнул.
- Но вернемся, к теме лекции. Жидкости из жертвы просачивались в почву под ней, и в этом месте уже не будет расти растительность в течение года. Тело начало высыхать и скукоживаться. Начали появляться более сложные виды насекомых, такие как жуки и многоножки. В течение ста пятидесяти часов, личинки в третьeй стадии жизни перестали питаться плотью жертвы. Они начали покидать тело, ползая в корчащихся белых массах по травинкам на лесной подстилке. Они находили укромное, сухое место вдали от тела, чтобы окуклиться. К седьмому дню, когда тело лежало на земле в летнюю жару, мертвая девушка разложилась на 70 процентов и не поддавалась идентификации.
Зал внимал каждому слову.
- Когда эта женщина была найдена, никто не мог определить время ее смерти. Но... насекомые смогли. Посчитав стадии жизни мух, и личинок, мы определяем когда было совершенно преступление.
Из зала поднялась рука.
- Доктор Мейсон, - сказала молодая студентка, - Я - Шейла Уоттс, и я читала вашу книгу. Вы объяснили, что насекомые очень предсказуемы в своем поведении. Не могли бы вы рассказать об этом подробнее?
- Я мог бы, если бы у нас было больше времени, - сказал доктор Мейсон и посмотрел на часы.
- Не волнуйтесь, меня пригласили снова выступить здесь на следующей неделе. Тогда я закончу. Увидимся на следующей неделе, а сейчас я возвращаю класс вашему профессору. Всем успехов, и будьте добры - не умирайте, до следующей лекции!
Мейсон поклонился, собрал свои бумаги и вышел из аудитории.
Но он не успел далеко пройти по коридору, когда услышал, что его зовут по имени. Обернувшись, Мейсон увидел, что человек, назвавший его имя, была той самой студенткой, которая спрашивала о предсказуемости насекомых. (Симпатичная).
- Урок окончен, юная леди, - сказал Мейсон с улыбкой.
- Я знаю, - сказала Шейла. - Но я действительно хочу узнать больше. Могу ли я как-нибудь прийти и посмотреть вашу лабораторию?
- Мое время ограничено, - сказал он ей. - И лаборатория - это святая святых.
- Вот, возьмите мой номер и позвоните мне, когда у вас будет время. В любое время. Я приду в вашу лабораторию. Я очень-очень этого хочу!
Мейсон взял карточку, но ничего не обещал.
- Посмотрим, - сказал он.
Но про себя подумал: Я ни за что не собираюсь приглашать женщину остаться со мной наедине, в моей лаборатории. Это может быть самоубийством.
И вот он вышел из колледжа и пошел домой. Один.

По дороге к своему дому Мейсон вспоминал вещи, которые он совершил в прошлом. И этой же ночью ему приснился кошмар, тот самый, который часто снился ему в последнее время. Ему снились личинки; они пробирались сквозь мертвую плоть, и проедали свой путь сквозь нагое женское тело. После линьки личинки становились крупнее и могли потреблять еще больше гнилой плоти трупа. Оставшаяся плоть тела превращалась в скелет, и даже эти останки стремительно исчезали в пищеварительной системе белых червей.
До запуска этого увлекательного процесса, женщина лежала на металлическом столе. Профессор, придирчиво осматривал тело. Прошелся ладошкой по плоскому животу, двинулся выше, коснулся хорошо сформированный грудей, задержался на пухлых губах. Кончиком пальца, отодвинул нижнюю губу, и... отшатнулся. Полчище белых личинок вырвались наружу, словно живой поток выливался на стол. Жизнь кипела.
Всегда в этот момент Мейсон просыпался, пот струился по его лбу, и пропитывал подмышки. Он не знал, почему ему снова и снова снится один и тот же сон; и еще меньше он понимал, почему он должен испытывать чувство ужаса, когда он просыпался от него. Насекомые, во всех их стадиях, были существами, которых он уважал и даже восхищался. Почему ему должны сниться кошмары о них? Рот женщины исторгающий сотни личинок, заставлял вздрогнуть.
Мухи и их потомство были переработчиками этого мира.
Без мух мир был бы завален гниющими трупами и экскрементами животных. Мухи были необходимым механизмом мировой экосистемы. Проще говоря, мухи убирали беспорядок на всех стадиях своего развития, но особенно когда они были личинками.
Он перестал думать о сне. Вместо этого он лежал в постели, один, мечтая о партнере. Он чувствовал себя возбужденным и беспокойно ворочался в постели, пока не сдался и не заставил себя кончить.
Ему не нравилось это делать; мастурбация была грязной. Пустая трата семени не входила в его планы. Но он дал себе зарок - держаться подальше от женщин, и в это утро ему нужно было хоть как-то разрядиться.
Потом Мейсон проводил свой день за написанием научных работ, не отвлекаясь от своей работы; но к тому времени, когда наступило следующее утро, он почувствовал те же сексуальные желания, что и утром.
Каков же был ответ? Это по любому что-то значит.
Рот женщины. Возбуждение. Личинки.
Его мысли переключились на симпатичную молодую студентку колледжа, визитная карточка которой, как он знал, все еще лежала у него в бумажнике. Должен ли он позвонить ей?
Вопреки здравому смыслу, барьер Мейсона сломался.
Он знал, что это безумие - испытывать влечение к студентке вдвое моложе его, потому что это может привести его к большим неприятности. Но поделать ничего не мог. Против собственной воли, он достал телефон и набрал номер.
А потом он подумал: Господи, помоги мне, потому что я собираюсь совершить профессиональное самоубийство. Я собираюсь позвонить Шейле Уоттс и приглашу ее в свою лабораторию.
Он решил, что будет держать себя в руках.
Нет, ты не сделаешь этого, - прошептал голос в его голове. - Ты же знаешь, чем все закончится?!
- Нет, сделаю, - упрямо сказал он собственному внутреннему голосу.
И вот он позвонил Шейле Уоттс. Как Мейсон ожидал, она была рада его слышать и обрадовалась. Конечно, она свободна! Разумеется она сможет прийти в его лабораторию. Сегодня! Без проблем!
Он хотел, чтобы все было профессионально; они обсудили бы насекомых, и у него будет женская компания, без секса. Услышать женский голос, увидеть ее юное лицо и оценить изящную фигуру. Этого должно быть достаточно. Мейсон знал, что в последний раз, когда он пригласил молодую женщину в свою лабораторию, все осложнилось, и он чуть не попал в беду. Но он также верил, что он извлек уроки из своей ошибки и не повторит ее больше никогда.
Поэтому он чувствовал себя бодро и уверенно. Он открыл дверь в свою лабораторию и впустил молодую студентку колледжа внутрь, и поприветствовал ее самой теплой из своих улыбок.

Мейсон попытался взглянуть на свою лабораторию глазами новичка. Внутри был стол, заваленный бумагами, вокруг которого стоял компьютер. На столе стояли корзины для бумаг, как и в любом другом офисе. Стандартная обстановка делового стиля.
Но были и отличия.
На цепи, прикрепленной к металлическому шесту, висел человеческий скелет. Вдоль одной стены стоял верстак высотой до пояса, а рядом с ним стоял регулируемый по высоте табурет.
На столе стояли два типа микроскопов; первый - "препарирующий микроскоп", который лучше всего подходит для просмотра целых организмов, в то время как второй был "составной" микроскоп для большего увеличения, изучения клеток.
На полке в задней части стола стояли пустые пластиковые пробирки, а также несколько книг по идентификации насекомых и экологии. Там же были и другие предметы, такие как латексные перчатки, булавки и щипцы, несколько шприцов, центрифуга и даже пакет с плазмой крови, в мини-холодильнике. Он равномерно гудел. Рядом со скамьей была закрытая дверь, и рядом с дверью стоял шкаф с ящиками, на которых были написаны непонятные слова. Вроде, иностранные.
- Надписи на этих этикетках - это род насекомых и их латинские названия, - пояснил Мейсон Шейле, прочитав выражение ее лица. - Я храню там законсервированные образцы, а в своей записной книжке я делаю перекрестную индексацию по дате и номеру дела. Все это есть и в моей компьютерной базе данных.
- Ничего себе, - сказала она. - А кровь зачем?
- На всякий случай. Плюс это "лакомство" для мух. Bы не знали?
Мейсон почувствовал гордость от того, что смог произвести на нее впечатление, и рассказать что-то новое.
- Не хотите ли вы присесть? - спросил он, придвигая им обоим стул. - Что именно вы хотите узнать о насекомых?
Когда она села, Шейла сказала:
- Я пишу дипломную работу в колледже по поведению насекомых. Меня особенно интересуют личинки.
- Замечательно!
Она странно посмотрела на него.
- Вы первый человек, которого я знаю, который назвал личинки мух -замечательными.
- Они ценные существа во многих отношениях, - сказал Мейсон. - К сожалению, их репутация не соответствует их полезности в мире.
Он поднял со скамейки небольшую стеклянную бутылку с широким горлышком и винтовой крышкой и протянул ее Шейле. Она выглядела так, будто вмещала около пинты, а внутри было десять твердых коконов, похожих на маленькие футбольные мячи.
- Я нашел их рядом с телом собаки. Я подумала, что этим мухам потребовалось не менее шести дней, чтобы пройти все личиночные стадии развития на самом теле, а затем еще один день в состоянии куколки вдали от тела, - рассказал Мейсон. - Таким образом, по следам мух я понял, что собака лежала на земле в течение семи дней. Точная дата - ее смерти.
- Это невероятно, - удивилась Шейла.
- Не невероятно. Это предсказуемо, - улыбнулся он. - Вы бы удивитесь, насколько точной может быть судебная энтомология.
- Но как насчет того, что происходит до окукливания личинок? - спросила Шейла. - Что личинки делают с мертвым телом?
- Я расскажу вам, - сказал Мейсон.
Он хотел получить какой-нибудь реакции от Шейлы, поэтому продолжил:
- Личинка мухи, конусообразная личинка мухи использует свои специализированные ротовые части, включая крючки, чтобы проколоть кожу. Затем она использует слюну, чтобы переваривать плоть и высасывать жидкость, как это делают взрослые мухи. Когда кожа распадается и разрывается, а жидкости тела проникают в окружающее пространство, личинки окончательно перемещаются с тела внутрь.
- Откуда вы все это знаете? - спросила она.
- Хм, я поэтому и эксперт, - сказал он ей. - Я видел, как это происходит вживую, а не только в теории.
Пока он говорил с ней, Мейсон наблюдал за ее выражением лица. Он мог сказать, что она была впечатлена его знаниями и явно восхищается им. Было ли сексуальное влечение к нему?
Не выясняй, - прошептал внутренний голос. - Оставь ее.
Я не могу оставить ее в покое, - ответил Мейсон внутреннему голосу. - Она должна быть у меня.
- Держу пари, ты быстро учишься, - неожиданно сказал он. - Я мог бы стать твоим наставником.
- Вы бы сделали это? Серьезно?!
Он изучал ее, принимая решение. Он был воодушевлен, увидев, что она была полна желания и надежды. Ее глаза были большими и ее выражение было желающим... Желающим чего? Может его? Интересно, какой у нее рот?
Но внезапно Шейла сменила тему.
- Что за той дверью, рядом со шкафом для насекомых?
Он чувствовал раздражение. Все шло так хорошо!
- Просто один из моих экспериментов. Ничего важного!
- О! - воскликнула она. - Могу я посмотреть?
- Нет! - громко сказал он.
Возможно, даже слишком.
Она выглядела подавленной.
Теперь Мейсон действительно почувствовал злость. Очевидно, она не была той, на что он надеялся. Он решил, что у него нет времени на нее.
- Я думаю, тебе лучше уйти. Беседа закончена!
Она удивленно посмотрела на него:
- Вот так просто? Подожди, ты же сказал, что хочешь стать моим наставником. Я что-то не то сказала?
- Я... я решил, что ты недостойна. Теперь, пожалуйста, покинь мою лабораторию.
Внезапно Шейла стала выглядеть такой же сердитой, как и он.
- Как ты смеешь называть меня недостойной? Кем, черт возьми, ты себя возомнил?!
И она вскочила со стула и побежала к двери возле шкафа.
Прежде чем Мейсон успел отреагировать, Шейла схватила за ручку двери и потянула ее на себя. Мейсон наконец поднялся со стула, но слишком поздно, чтобы остановить ее. Она распахнула дверь и заглянула в соседнюю комнату.
И так же внезапно, она повернулась к Мейсону. С выражением ужаса на красивом лице.
- Ты должна была уйти, когда у тебя был шанс, - грубо сказал ей Мейсон.
- Я могу уйти сейчас, пожалуйста, - сказала Шейла. - Я никому не скажу, клянусь! Пожалуйста, просто позвольте мне уйти. Я никому не скажу, ни одной живой душе.
- Я уже объяснил, что у тебя был шанс. Теперь у тебя нет шанса.
Шейла бросилась к входной двери, пытаясь сбежать, но Мейсон поймал ее, когда она пробегала мимо. Она боролась в его руках, сопротивляясь и брыкаясь. Она начала кричать, но он грубо закрыл ей рот рукой, чтобы заставить замолчать. Она укусила его за руку, и он выругался от боли. Она снова начала кричать, и он ударил ее по лицу, чтобы она замолчала.
Но она была дикой кошкой, и Мейсон осознал разницу в их годах. Шейла была молодой и сильной, а он был среднего возраста и обветренным от злоупотребления сигаретами и алкоголем телом.
Казалось, он не мог удержать ее в руках; она постоянно выскальзывала.
Внезапно она отстранилась от него. В отчаянии, Мейсон попытался схватить ее еще раз. Ему удалось лишь ухватиться за ее блузку, и он услышал, как тонкий материал рвется.
Он бросился за ней, но она была быстра, так быстра...
...она достигла входной двери, оказавшись вне пределов его досягаемости. Момент и она скрылась.

Он знал, что когда она открыла дверь, он потерял ее. Что еще хуже, он потерял себя. Работу, уважение коллег... свободу.
Он смирился со своей участью. Он знал, что она пойдет в полицию, и теперь для него все будет кончено. Но сначала он хотел еще раз взглянуть на своих личинок.
Мейсон прошел к двери рядом со шкафом, которую Шейла оставила открытой. Он стоял там, с нежностью глядя в соседнюю комнату. Он любил мух во всех их стадиях. Но особенно любил личинок. Личинки приносили столько пользы этому "гнилому" миру. Он работал с ними долгое время, и очень полюбил их. Они стали для него домашними животными.
И вот он стоял в дверном проеме, наблюдая за тем как белые черви извиваются внутри и снаружи тела последней женщины, которую он впустил в свою лабораторию. Она тоже была одна с ним в лаборатории, и теперь она жила на проекторском столе, пожираемая, перерабатываемая. Она была пищей для его любимых личинок.
Его личинкам нужно было есть, не так ли?
Но теперь все было кончено. Он знал, что ему нужно делать дальше.
И вот Мейсон подошел к одному из ящиков большого шкафа, единственному ящику, на котором не было обозначения рода насекомых. В этом ящике лежал пистолет.
Он аккуратно положил пистолет в карман пальто, затем отнес его в машину. Он выехал за город, спрятал машину в кустарнике ореха и ушел в лес так далеко, как только смог.
Затем, когда он нашел укромное место, где, как он знал, его не обнаружат в течение долгого времени, он сделал то, что задумал. Приставил пистолет к виску, прикрыл глаза и застрелился.
Он стал пищей для своих любимых личинок. Мейсон будет переработан.
И в последние секунды своей жизни - счастлив.