«Дом-оборотень» Джо Р. Лансдэйл

Старенький «форд» еле слышно плыл сквозь ночь, минуя улицу за улицей. Водитель, пожилой седовласый мужчина, опустил окно и явно больше разглядывал дома, мимо которых ехал, чем смотрел на дорогу. Передним колесом машина заскочила на тротуар, и он, тихо ругнувшись, вернул ее на темную и тихую проезжую часть.
Бомонт-стрит вылилась в тупик. Развернувшись, автомобиль с пожилым водителем покатил обратно. За ночь эта поездка по коротенькой улочке была третьей – уже в третий раз мужчина убедился, что дома здесь умирали, серели, осыпались, становились больными на вид. Страннее всего было то, что поветрие накрыло их, судя по всему, за одну ночь.
Дом, принадлежавший мужчине-водителю, выглядел хуже всех. Краска шелушилась, а ведь он покрасил его всего-то в прошлом году. Окна напоминали собравшие богатый улов липучки для мух – несмотря на то, что трупиков насекомых не было, – и что-то в самом здании обрело преждевременную дряхлость, словно жилище это было столь же старо, как и хозяин, и дух только покинул его древесное тело.
Близлежащие дома выглядели не лучше. Впрочем, этого стоило ждать: они были старыми изначально, и их населяли, главным образом, пенсионеры. Почти весь квартал – старики да старушки, парами либо врознь; самые молодые, как водитель, уж разменяли шестой десяток. Однако все здесь старались поддерживать дома в надлежащем виде, подстригать лужайки, подновлять краску. За одну ночь на этих благих усилиях был поставлен крест.
Похоже, все началось, когда по соседству возник тот жуткий дом. Казалось, он просто вырос из земли, заняв пустующий участок напротив владений пожилого мужчины-водителя. Новый дом был выдержан в давяще-готическом стиле – такой же темно-коричневый и мертвый на вид, как трава поздней осенью.
Невероятно, но никто не слышал традиционного и привычного для строительства шума. Просто однажды местные жильцы отправились в свои кровати, а выйдя утром на улицу, столкнулись с нежданным соседом, похожим на раздувшуюся голодную жабу с холодным, пытливым, вычисляющим взглядом глаз-окон второго этажа.
Разве когда-нибудь и кому-нибудь удавалось построить целый дом за одну ночь? Не могла же вся эта старая на вид, потрепанная погодой готическая отделка изначально быть такой? И, если на то пошло, почему никто не видел, чтобы новые жильцы входили или выходили из дверей дома? Он простоял неделю, а в него так никто и не заехал, на лужайке не красовалось извещение о продаже, в газете не мелькали объявления об аренде – мужчина-водитель лично проверил. Конечно, добрую часть тайны можно списать, если права его жена.
– Ты старый идиот, Гарри, – сказала она. – Этот дом просто перевезли сюда и поставили на новый фундамент. А заехать жильцы могли бы аккурат когда мы сидели на крыльце да на небо глазели. В нашем возрасте нормально многое не замечать.
Гарри сжал зубные протезы так сильно, что с верхних коронок посыпался тальк – и сообщил салону машины:
– Что ж, Эдит, может, ты и постарела, стала невнимательной, а я покамест нет.
Не так уж он стар, чтобы не заметить перемен по соседству. Не обратить внимания на то, как все дома поразил недуг упадка. И в том, что виной всему новый дом, Гарри почти не сомневался. Оставалось понять, как именно – и что с этим можно сделать.
В свете фар мелькнула какая-то фигура. Гарри вжал педаль тормоза. В ответ на маневр шины недовольно взвизгнули.
Пожилой лысоватый тип возник в окне с водительской стороны и склонился к Гарри.
– Лем! Ты что, с жизнью хочешь распрощаться?
– Черта с два, Гарри. Просто решил прийти и спалить этот дом к чертям.
– И ты тоже?
– Ну, я заметил, ты за ним следишь. Думаешь о том же, что и я, да?
Гарри смерил Лема настороженным взглядом.
– И о чем я, по-твоему, думаю?
– О том, что от этого чертова новичка добра не жди и нужно что-то с ним делать, пока вся округа не легла руинами.
– Ты заметил, что стало с домами?
– Любой дурак с глазами и очками поверх них заметит, как тут все плохо.
– Но почему?
– Какая, к черту, разница, почему. Пора вмешаться. У меня тут спички и смесь для розжига…
– Одумайся, это форменный поджог. Слушай, забирайся в машину. Мне неуютно торчать на улице одному.
Лем оглянулся на дом.
– Мне тоже. Мурашки по коже от одного вида.
Обойдя машину, он забрался внутрь. Гарри проехал квартал и припарковался на пересечении двух улиц. Лем достал трубку и стал ее набивать. По салону «форда» расползся пряный аромат корицы.
– Когда-нибудь рак заработаешь, – заметил Гарри.
– Мне девяносто, друг. Если раку я нужен, ему бы поторопиться.
Гарри хмыкнул. Определенная логика в этих словах была. Месяц назад Эдит принудила его бросить курить – в целях «оздоровления».
Покопавшись в нагрудном кармане, Лем разжился флягой, свинтил с нее пробку и отложил трубку, выпустив ту из захвата старых зубов.
– Твое здоровье, – произнес он.
Гарри принюхался.
– Это что, виски?
– Сливовая настойка, – криво усмехнулся Лем.
– Так я тебе и поверил.
– Ну и не верь. – Запрокинув голову, Лем сделал щедрый глоток. – Заряд бодрости на весь день!
– Ну-ка, дай и я попробую.
Гарри отпил из фляги и вернул ее Лему. Тот завинтил крышку, спрятал ее обратно и снова взялся за трубку.
Они оба непроизвольно посмотрели в зеркало заднего вида, где четко отражался дом. Гарри подумал, что островерхая крыша слишком смахивает на карикатурную ведьмовскую шляпу, попирающую лунный шар.
– Нынче ночи светлые, – дрогнувшим голосом протянул Лем. – Боже, Гарри…
– Я вижу. Вижу.
Старый дом сотрясала дрожь – он двигался.
Он повернул свою… голову? Похоже, да – другими словами зрелище было не описать. Дом – или монстр, внешне его напоминавший, – оказался довольно подвижным и гибким. Два окна второго этажа больше не смотрели через улицу – теперь они взирали непосредственно на улицу, в сторону Гарри и Лема. Затем голова сделала еще один поворот, в другом направлении: так осторожный пешеход, готовящийся перейти оживленную дорогу, осматривается – нет ли поблизости лихача. Движения дома-монстра сопровождались протяжными скрипами – как если бы старое дерево гнулось под порывами сильного ветра.
– Гос-споди, – выдохнул Гарри.
Дом встал, выпростав из земли толстые курьи ноги, покинул котлован и начал пересекать улицу. На обоих торцах его окна распахнулись, а две суставчатые конечности словно выросли из них, до поры спрятанные где-то в недрах. В отличие от колончатых ног солидного обхвата, эти руки были тонкими, растущие из них пальцы смахивали на дубовые ветки.
– Оно тащится к моему дому! – возмущенно произнес Гарри.
– Да замолчи ты! – шикнул Лем. – Слишком громко говоришь.
– Как же Эдит! Она внутри!
– Эдит он не тронет, – помотал головой Лем. – Бьюсь об заклад, ему нужен дом, а не жильцы. Смотри!
Крыльцо дома гармошкой откатилось назад, и парадная дверь распахнулась, явив ряды длинных, похожих на заостренные щепки зубов. Со скрипом подавшись вперед, тварь припала ртом к коньку крыши дома Гарри и вонзила в нее зубы, словно пиявка на ноге пловца. Низкий, едва слышимый посвист, напоминающий стенание ночного ветра, заполнил эфир; обычно такие звуки являются нам во сне, а когда просыпаешься, тихий чарующий голос из подсознания твердит: причин для тревоги нет, просто ветер гуляет по крыше, вот-вот все стихнет. Однако пробуждение не наступает.
С дома Гарри посыпалась черепица, планируя наземь. Ступени крыльца чуть заметно продавились. Откуда-то изнутри донесся приглушенный треск ломающейся древесины. Оконные стекла разом потемнели, дребезжа в своих рамах будто в страхе.
Минула вечность – хотя вполне могла пройти минута-другая, – когда монстр поднял свою гротескную голову. Некая темная субстанция стекала с нижнего края его пасти, падая на крышу дома Гарри и в передний двор. Странный утробный звук – не то смешок, не то удовлетворенное урчание – объявил об окончании трапезы.
Развернувшись на уродливых ногах и со скрипом втянув в себя руки, монстр заскрежетал вниз по улице, а потом, с грацией изрядно уставшего после работы человека, падающего в кресло, зарылся в свой котлован. Оба окна второго этажа потемнели, как если бы за ними сомкнулись светонепроницаемые шторы. Крыльцо распрямилось, уткнувшись порогом в землю, – и дом-монстр погрузился в безмолвие, неподвижный, как и прежде.
Гарри обернулся к Лему – тот прикладывался к фляге.
– Ты видел…
– Конечно. – Лем вытер губы рукавом.
– Как… как такое возможно?
– Как-то.
– Но как?!
Лем качнул головой.
– Знаешь, как в фантастических книжках, что я почитываю. Пришельцы с других планет, к примеру… или что-нибудь похуже. Может, такие штуки давно живут бок о бок с нами, просто мы их не раскусили. Они как хамелеоны маскируются под жилища людей. Их природа – вампирская по сути, но они тянут не кровь, а энергию наших домов.
– Нет у домов никакой энергии.
– Ну… – Лем потряс флягу. – Я бы так не сказал. Какая-то энергия у них есть. Послушай, раньше люди строили дома с любовью. Еще до того, как бездушные высотки из стекла и пластика уперлись в небо, до того, как строители стали засыпать фундамент мусором и грязью вместо гравия, до того, как главным принципом продажи недвижимости стало прикарманивание денег… До всего этого, раньше, люди просто хотели построить крепкий оплот. Их дома, возведенные с любовью и верой, впитывали эти чувства. А разве любовь и вера – не особый вид энергии? Я не прав, Гарри?
– Наверное, но… ладно, продолжай.
– Таким образом, стены домов старой закалки впитывали любовь зодчих и хранили ее, она становилась их движущей силой… сердцем, очагом, если угодно. Теперь понимаешь, куда я клоню, Гарри? Кто, как не люди наших лет, заставшие времена, когда о строительстве жилища по-настоящему пеклись, более зависимы от своих стен и благодарны тому, что отгораживает их от нового сумасшедшего мира, солнца, дождя и от тех, кто желает нам зла? Возможно, это существо чувствует богатые энергией дома, является в ночи, обосновывается неподалеку и начинает вытягивать из них жизнь, как вампир, пьющий кровь жертвы. Страдающий от вампира человек слабеет, дряхлеет и бледнеет, и с нашими домами происходит почти то же самое. Потому что, как видишь, Гарри, они по-своему живые. Не в привычном смысле – жизнь-то иная, тихая и созерцательная.
Гарри несколько раз моргнул.
– Но почему он принял форму готического особняка? Почему не чего-то попроще?
– Может, в свою последнюю охоту он пребывал среди таких домов. Когда закончил там – прибыл сюда. В его глазах готические особняки ничем не отличаются от остальных жилищ. Пойми, Гарри, он не пытается подстроиться под наш стиль, просто имитирует какой-то дом.
– Это звучит дико, Лем.
– И чем больше я пью из этой фляжки, тем выше градус дикости. Учти, он может выглядеть как угодно. Подумай о гетто этого мира, спальных районах и трущобах, которые не поддерживаются городскими дотациями. Может, эти твари-хамелеоны – не знаю, как правильно назвать, – живут и там, потому что отчаяние впитывается в стены не хуже любви. Они занимают верхушки брошенных многоэтажек, прикидываются хижинами на берегах Луизианы…
– И питаются благополучием или упадком?
– Да. И когда не остается ни первого, ни второго – только руины, они меняют охотничьи угодья.
– И как с этим быть?
Лем пожал плечами, завинчивая флягу.
– Как-то надо быть, очевидно.


Они вышли из машины, на цыпочках пересекли улицу, садами пробрались к дикому дремлющему хищнику. Когда до котлована, где он покоился, осталось всего ничего, они остановились у платана и, притаившись в его тени, отхлебнули каждый понемногу из фляги.
Издалека, со стороны города, доносились шумы оживленного трафика. Чуть ближе к пригороду располагался порт, заявлявший о себе одинокими гудками с буксиров.
– И что теперь? – спросил Гарри.
– Мы подкрадемся к нему с тылов. С черного хода.
– С черного хода? Если спереди – рот, сзади, выходит…
– Мы не станем заходить внутрь, дуралей. Лишь проведаем, что да как. Потом уже что-нибудь предпримем.
– Что, например?
– Этот насущный вопрос предлагаю решить по ходу дела. Пошли!
Черный ход выглядел вполне обычно – двери как двери, ничего особенного. Лем потянулся к дверной ручке и хмыкнул.
– Ну вот, начинается, – прошептал он. – Это просто черное пятно, похожее на ручку – как тебе? С расстояния – черт, даже вблизи – не скажешь, что что-то не так, если не коснешься. Пошли, проверим, что там с окнами.
– Окнами? – переспросил Гарри, а Лем уже обогнул дом с угла и, когда Гарри его нагнал, заглядывал в одно из окон, повиснув на подоконнике, упершись ногами в стену.
– Чертовски странно, – отозвался он сверху. – Тут лестница, мебель, даже паутину вижу. Хотя, погоди… ага! Только дотронься!
Гарри, кряхтя, забрался следом и осторожно прикоснулся к стеклу. На ощупь это было что угодно, но не стекло. К тому же непрозрачное. Холодная и колкая, странная мембрана напоминала рыбью чешую.
– Такая же уловка, как и дверная ручка? – спросил Гарри.
– Да, но посложнее, – отозвался Лем. – Вероятно, оно что-то делает с нашим разумом. Там на самом деле нет мебели и лестниц, ничего внутри – кроме странных кишок, по которым течет энергия наших домов.
По дому прошла дрожь, отдаваясь в пальцах Гарри. Ему вспомнились длинные руки, которые ранее выпростались из этих окон. Он представил, как одна такая рука показывается сейчас, хватает его и втягивает в недра монстра.
Громкий отрыжечный рокот сотряс дом.
Гарри свалился с подоконника и повис на ноге Лема.
– Слезь с меня! – заскрипел Лем. – Ты оторвешь мне ногу, идиот!
Кое-как Гарри спустился.
– Лем, это слишком. Даже для кино. В кино в таких случаях зовут армию.
– Тихо, – ругнулся Лем. Из кармана он поочередно вытряхнул вместительную бутылку дешевой зажигательной смеси, коробок спичек и перочинный нож.
– Ты скорее нас спалишь, чем этого монстра! Вдруг он вообще негорючий?
В кармане брюк нашелся платок. Смочив ткань смесью, Лем один ее конец с помощью ножа заправил в бутылочное горлышко. Поставив полученный снаряд на землю и положив рядом спички, он вооружился перочинным ножом, с размаху вогнал лезвие в стену дома и рванул его вниз.
Что-то черное и вонючее стало сочиться из прореза. Дом снова содрогнулся.
– Ему это все равно что комариный укус, – сообщил Лем. – Давай бутыль и спички.
– Не нравится мне это, – вздохнул Гарри, но просьбу выполнил.
Лем наполовину втиснул снаряд в рану – наружу торчало лишь горлышко и свисающая из него тряпица.
– А теперь беги со всех ног, – сказал Лем и чиркнул спичкой.
Гарри побежал прочь по улице – так быстро, как ему позволял артрит.
Лем поджег платок. Вымоченный в зажигательной смеси, он занялся быстро и ярко.
Тогда Лем кинулся следом за другом. Он не пробежал и трех шагов, как рванула бутыль. Жар хлестнул его по спине. Очутившись на уличном тротуаре, Лем опасливо оглянулся.
Распахнув парадную дверь, дикий дом завыл, как делающий шестьдесят миль в час торнадо. Окна второго этажа ожили – теперь то были глаза, горящие в ночи озлобленным пламенем. Но это светилось мнимое пламя – щупальце настоящего огня взметнулось откуда-то сбоку.
Гарри бежал к собственному дому, когда решил обернуться. Монстр снова завыл. Из внутренних укрытий выпростались два кожистых крыла… И тут, вопреки всем ожиданиям, чудовище легко и непринужденно взмыло в небо.
По всему кварталу хлопали двери, раздвигались ставни окон.
– Гарри? – окликнул голос Эдит из одного открывшегося окна.
– Спрячься! – крикнул Гарри жене и побежал вперед. За его спиной Лем бросил:
– Кардиостимулятор, только не подведи меня!
Вскоре они оказались у машины.
– Оно там… впереди, – выдохнул Лем. – Вперед!
Яркая оранжево-красная точка с визгом неслась по ночному небу в направлении порта. По мере приближения к ним она начала терять высоту.
Кашляя мотором, «форд» загрохотал по улице. Вывернув налево, друзья гнали во весь опор. Лем, высунувшись из окна, смотрел вверх и корректировал курс:
– Вон он! Давай направо! А, нет, теперь туда! Налево!
– Он почти у порта! – крикнул Гарри. – Там он потушит себя!
– Он падает, – покачал головой Лем.
И не ошибся.
Они подъехали к мосту. Дом-монстр, полыхая над ними, ревел достаточно громко, чтобы окна «форда» дребезжали. Небо заволокло густым дымом.
Гарри притормозил у перил моста, припарковался, и они с Лемом выпрыгнули наружу. Там уже было столпотворение других машин. Женщины, мужчины, дети выбегали из них, толкались у перил, смотрели то на воду, то на небо.
Огромный пламенный зверь издал последний утробный вздох и тяжело рухнул в воду, которая уже ничем не могла ему помочь. Брызги полетели во все стороны.
– Да! – выкрикнул Гарри. – Лем, черт побери, мы сделали это! Наши дома свободны! Завтра мы снова покрасим их, заменим окна, перестелим дранку…
Останки чудовища с шипением уходили под воду. Черное облако дыма ненадолго накрыло причал, но вскоре посерело и рассеялось. На торчащем остове некоторое время тлели угли, но затем в темноту канули и они.
Лем помахал им на прощание флягой:
– И все-таки он сгорел!