«Плохие девочки глотают» Кристин Морган

В дымном мраке она сияла, как драгоценность, выставленная на черном бархате. Что-то бело-золотое и изумрудное, изысканно выточенное и бесценное.
Джеймс сидел с недопитым пивом перед собой, не в силах отвести взгляд. Он полагал, что она чувствует на себе его пристальный взгляд, но разве это имело для нее значение? Такая женщина... наверное, она уже привыкла к этому. Бог знал, что не он один наблюдал за ней.
Если она и заметила, если ей было не все равно, то никак не подала виду. Ее осанка была одновременно идеальной и томной, когда она сидела на высоком кожаном стуле. Линия ее позвоночника - отсюда Джеймс мог видеть ее лучше всего - представляла собой упругий изгиб, переходящий от затылка к стройной, но подтянутой спине.
Ее ноги были изысканно длинными и сужались к сверкающим зеленым туфлям с открытым носком на четырехдюймовом каблуке и золотыми сетчатыми ремешками вокруг лодыжек. Ни чулок, ни колготок. С обнаженными ногами… и, если судить по безупречному покрою ее платья, обнаженной было и все остальное.
Платье без бретелек, без спины, с высоким подъемом бедер облегало ее, как лак. Цвет был переливающимся зелено-черным, а пояс - тонкой золотой цепочкой.
То, чего ей не хватало в декольте и сладострастии, она компенсировала изяществом. А когда она повернула голову, чтобы Джеймс мог получше разглядеть ее, то увидела лицо, которое заставило бы Елену Троянскую сгорать от зависти. Безупречные черты. Светлая, безупречная кожа. Белоснежные волосы коротко подстрижены и убраны назад, что еще больше подчеркивает ее большие нефритовые глаза. Никакой косметики, кроме блеска для губ.
Она выглядела хрупкой и уязвимой, но то, как она держалась, производило впечатление уверенности и внутренней силы. Она не пригибала голову, чтобы избежать случайного взгляда. Никакой нервозности. Она заказала у бармена еще один напиток с холодной и уверенной твердостью.
Красивая. Совершенная и прекрасная.
Лениво обводя донышком стакана влажные кольца конденсата на столешнице, Джеймс размышлял, не проститутка ли она. Это объяснило бы тот факт, что она выглядела такой бесстрашной, одной из немногих женщин в темном помещении, полном выпивающих мужчин, да еще и в не самом лучшем районе города..
Но она вела себя не так, как, по его мнению, должна вести себя проститутка. Не было похоже и на то, что она кого-то ждет, какого-то громилу-бойфренда, который явится, чтобы проводить ее и коллекцию явно дорогих украшений, которые она надела.
Ей принесли напиток, пенистый и бледно-зеленый, в высоком стакане с соломинкой. Ее длинные ногти с изумрудным лаком обхватили бокал и подняли его. Джеймс был уверен, что он не единственный мужчина в баре, у которого перехватило дыхание, когда ее язык раздвинул губы, облизал их, а затем втянул соломинку в рот.
То, как мечтательно опустились ее веки, пока она сосала, заставило Джеймса вытереть ладони о штанины. Он провел стаканом пива по лбу, благодарный за влажную прохладу на внезапно разгоревшемся лице.
Ему пришлось отвести взгляд. Пробежавшись взглядом по остальным столикам, он убедился, что не одинок в своем восхищении. Никто не пускал слюни, но вожделение витало в воздухе, как дым от сигарет.
Из немногих других женщин-посетительниц большинство бросали на него ненавидящие взгляды, которые оставались незамеченными, как и недоуменные взгляды мужчин. Одна из них, миниатюрная брюнетка с пышным телом, втиснутым в красное атласное бюстье, и поведением, которое, по крайней мере по мнению Джеймса, позволяло предположить, что она - самая лучшая из всех проституток, казалось, воспринимала само присутствие стройной блондинки как вызов.
Красная бюстье многозначительно вскидывала свои иссиня-черные локоны, смеялась горловым, отдающим виски смехом и дышала так, чтобы привлечь к себе внимание. По сравнению с плавной элегантностью блондинки ее выступление было грубым, резким и сексуальным, как у животное сбитое на дороге.
Джеймс обернулся к бару, и его пронзило электрическим разрядом. Женщина в зеленом повернулась на своем табурете и смотрела на Джеймса поверх ободка своего бокала, соломинка все еще была прижата к ее блестящим губам.
Даже сквозь барную дымку ее глаза притягивали его. Казалось, в них светились тайны и обещания, казалось, они лишали его защиты и заглядывали в самую глубину души.
Джеймс не смог бы разорвать эту связь, даже если бы захотел. Он не понимал, почему она выделила именно его из всех остальных мужчин в этом месте - если уж на то пошло, он был здесь самым невзрачным. Большинство этих мужчин были «синими воротничками», мужественными, жесткими и грубыми, из тех, кто на неделе работал отбойными молотками, а по выходным охотился на оленей и мог расколоть грецкий орех, когда не разбивал о лоб пивные банки.
Может быть, подумал он, это не ее тип. Может быть, так оно и было. Ну и что, что он не мог взвалить на плечи пикап. Что с того, что он был бледен от жизни, проведенной в основном в помещении, либо у мольберта, либо за письменным столом, пытаясь в обоих случаях создать искусство и страсть из небытия. Возможно, она выбрала тип голодающего художника или компьютерного гения. Случались и более странные вещи. В конце концов, Кристи Бринкли когда-то вышла замуж за Билли Джоэла.
Или, что более вероятно, он ее вообще не интересовал. Возможно, она думала, что он гей.
Она допила свой напиток и плавным движением поднялась с табурета, заставив его сердцебиение ускориться. Кончик ее языка медленно провел по губам. Она отставила бокал, взяла с табурета сумочку-клатч со змеиным узором и подошла к нему.
Ему показалось, что в горле у него застрял кусочек куриной кости. Он сказал себе, что не стоит на это надеяться - да и вообще ни на что не надеяться; что она всего лишь направляется в дамскую комнату. Его столик находился между баром и коротким коридором, который вел к туалетам и телефону-автомату. Любому пришлось бы пройти мимо него.
В качестве утешительного приза он мог бы почувствовать запах ее духов, услышать тонкий шепот ткани на коже, когда она двигалась в облегающем платье, щелчки ее каблуков-шпилек по полу.
Она подошла ближе, и он действительно услышал эти звуки, а также уловил запах духов, несущий пьянящий аромат цветов, цветущих в тропических глубинах тропического леса.
Но вместо того чтобы пройти мимо, она остановилась и улыбнулась ему, когда он сидел в тусклой тени.
- Могу я присоединиться к вам? - спросила она голосом, мягким, как шелест листьев.
Джеймс кивнул. Он не решался заговорить, уверенный, что если попытается, то ляпнет что-нибудь на редкость глупое. Мысли его лихорадочно метались, но в беспорядке. Единственными связными мыслями, которые всплыли на поверхность, были простое “Да!” и суровая уверенность в том, что он был неправ, что она была проституткой.
Иначе зачем бы она к нему подошла?
Женщина опустилась на другой стул, сделав это простое действие похожим на танцевальное движение.
- Меня зовут Надя.
Она протянула руку через стол, но не для обычного рукопожатия, а согнув кончики пальцев так, как это делала бы старая дама, ожидающая поцелуя руки.
Периферически замечая яростные взгляды, устремленные на него из других углов бара, он решил, что, сколько бы она ни запросила, это будет разумно. Он мог бы прожить на бутербродах с арахисовым маслом несколько недель.
Ее пальцы так и остались лежать на столе, а голова недоуменно наклонилась в сторону. Джеймс прочистил горло. Он снова вытер руку о штаны и понадеялся, что она не будет дрожать. Она дрожала, но совсем немного.
- Я Джеймс, - сказал он почти обычным тоном. Он был готов к тому, что это будет ужасный подростковый писк, который мучил его в окружении красивых девушек на протяжении всей средней школы и колледжа.
- Джеймс, - сказала она. Вкушая его имя. Смакуя его. Позволяя ему таять во рту, как шоколад.
Он был уверен, что в этот момент завязалась светская беседа, и что он участвовал в ней, хотя не имел ни малейшего представления о том, что говорил. В голове у него постоянно крутились две мысли: одна - о том, что такая женщина флиртует с ним, другая - о том, достаточно ли у него наличных в бумажнике. Время от времени на поверхность всплывала еще одна мысль, но она быстро отбрасывалась.
Она была идеальна, прекрасна и совершенна, и все было так просто!
Слишком просто?
Джеймс знал, что подобные рассуждения приводили многих мужчин получше его прямо в беду, и теперь он понимал, почему. Когда напротив него сидела эта прекрасная женщина, когда она, скрестив ноги, случайно задевала его голенью, утопая в сияющей зелени ее глаз, ему было плевать на последствия.
Он подозревал, что его реакция не изменилась бы, будь он помолвлен, женат или монах. Все здравые мысли уходили на второй план при малейшем прикосновении ее руки, при малейшей улыбке в ответ на одну из его неубедительных попыток пошутить.
Когда они оба допили свои напитки, причем Надя все еще тянулась за соломинкой так, что у него закружилась голова, она наклонилась к нему и поманила за собой, загибая изумрудный кончик пальца.
- Давай уйдем отсюда, что скажешь? - прошептала она. Игривый огонек в ее глазах дерзил ему.
К своему ужасу, Джеймс услышал, как выпалил:
- Хорошо, но послушай, у меня с собой не так много денег...
Он захлопнул рот и поморщился по многим причинам.
Но улыбка Нади была искренней и забавной.
- Так вот в чем, по-твоему, дело?
- Я... ну... э-э...
Она положила руку на его руку.
- Я не проститутка.
- Тогда почему я? - сказал его идиотский рот, и он чуть не дал себе пинка. Почему он пытался отговорить себя от такой возможности? Такие женщины не каждый день подходят и предлагают себя!
- Мне нравится, как ты выглядишь, - сказала она, подняв одно белое плечо в полупоклоне. - Разве это так уж плохо?
- Нет, - сказал Джеймс. - Нет, прости, это было глупо.
- Пойдем, - она встала, разглаживая облегающую юбку на бедрах.
- Ко мне домой. Это недалеко.
- К тебе. Звучит неплохо.
Он поднялся, молясь, чтобы тусклая тень не дала его эрекции стать слишком заметной. От самого факта стояния, а также от того, что большая часть его крови уже была направлена в другое место, у него голова пошла кругом. Он держался за спинку стула, пока не восстановил равновесие. Возможно, он мог бы свалить все на пиво.
Остальные мужчины нахмурились, увидев, как они вместе направляются к двери. Это придало Джеймсу уверенности, и он положил руку Наде на спину, чтобы провести ее вокруг столов. Она одарила его боковой улыбкой, от которой он чуть не споткнулся о собственные ноги.
Температура упала, когда они вышли из прокуренной атмосферы бара на хрустящий ночной воздух. Надя в своем тонком платье задрожала.
- Хочешь надеть? - на Джеймсе была фланелевая рубашка поверх футболки с пятнами краски, и он сделал жест, как будто хотел ее снять.
- Нет, все в порядке. Путь займет всего несколько минут.
На самом деле прошло больше двадцати, и она повела его бодрым шагом по незнакомым улицам. Ее дом был старым, кирпичным, с декоративной каменной кладкой, широкими парадными ступенями и полутораметровой статуей царственных львов. Она тихо сказала ему, что большинство ее соседей - пожилые люди, которые рано ложатся спать, поэтому им лучше не шуметь.
- Конечно, - сказал Джеймс. Тишина, да, тишина - это хорошо. Пиво и предвкушение гудели в его голове.
Он последовал за ней вверх по трем лестничным пролетам, притормаживая на несколько ступенек, потому что вид ее ног мог бы остановить движение. Когда они вышли на лестничную площадку, он был уверен, что под одеждой она обнажена как никогда.
Слишком просто? Слишком идеальна, слишком красива?
Она порылась в сумке в поисках ключей.
- У меня здесь довольно жарко, - сказала она. - Надеюсь, ты не возражаешь.
В этот момент Джеймс подумал, что не стал бы возражать, если бы она сказала ему, что держит труп своей иссохшей матери в инвалидном кресле. Он кивнул головой.
- Ага.
- Ты милый, Джеймс, - Надя положила кончики пальцев ему на плечи и прижалась к его губам быстрым, трепетным поцелуем. Он потянулся, но она уже двинулась открывать дверь.
Влажное тепло омыло его. Ему показалось, что глаза затуманились. Он моргнул, чтобы прочистить их, и огляделся.
Стены были выкрашены в насыщенный тропический зеленый цвет, пол покрыт циновками из ротанга. Просторная одноместная комната была залита теплым и сочным светом нескольких ламп из нержавеющей стали, которые изгибались дугой, как в "Войне миров", над джунглями растений в горшках. Он предположил, что лампы, имевшие розовато-оранжевый оттенок, были лампами полного спектра. В воздухе висела не совсем заметная дымка.
- Ты не шутила, - сказал он, сбрасывая фланель еще до того, как переступил порог. - Ух ты!
- Мне нравится так, - сказала она, отбрасывая сумочку в сторону. Она застегнула замки и прикрепила цепочку безопасности.
- Это напоминает мне о доме.
- С таким именем, как Надя, я думал, что ты русская, - сказал Джеймс.- Но это больше похоже на Бразилию или что-то в этом роде.
- Или что-то в этом роде, - согласилась она. В ее глазах снова зажегся огонек, тайный, игривый, дерзкий. - Тебе будет удобнее, если ты избавишься от этой одежды.
Он нервно рассмеялся.
- Жаль, что я не взял с собой купальник.
- Думаешь, он тебе понадобится?
Мебели в доме было немного: низкий футон, заваленный подушками, небольшой стол и стулья у мини-кухни, которая, похоже, не слишком часто использовалась. Самыми яркими украшениями были искусственная ветка дерева, протянувшаяся вдоль одной зеленой стены, и детский бассейн, установленный в песочнице, чтобы создать эффект пруда с песчаным пляжем.
- Это... здорово, - сказал Джеймс, теряясь в догадках.
- Джеймс, - Надя скользнула в его объятия.
Она поцеловала его, на этот раз без мимолетного прикосновения, но глубоким и испытующим поцелуем, влажным открытым ртом и скользким языком. Целуя его, она расстегнула его футболку. Ее руки блуждали по его спине.
- Эй, вау, - сказал он, когда перевел дыхание. - Нам не нужно... ну, знаешь... спешить.
- Нам также не нужно ждать, - сказала она. Быстро, как фокусник, она расстегнула его джинсы.
- Надя, подожди, - сказал он, хотя большая часть его мозга кричала ему, чтобы он заткнулся к черту и пошел на это, наслаждался этим, позволял ей делать то, что она хочет, позволял ей получать удовольствие!
Она приостановилась и любопытно надулась.
- Что?
- Эм... позволь мне сначала хотя бы снять обувь.
- Хорошо, - она опустилась на футон и подогнула под себя ноги.
- Тогда разденься для меня, Джеймс.
От ее вида, окруженной тропическими джунглями и ожидающей его, он попятился. Она была похожа на какую-то странную королеву или богиню, возлежащую на своем троне.
Он выпутался из ботинок, джинсов и футболки. Его охватило смущение при мысли о том, как он, должно быть, выглядит, когда эрекция натягивает трусы. Но ее взгляд скользнул по его обнаженной плоти без малейшего намека на разочарование. Напротив, она смотрела на него с леденящей душу улыбкой, от которой у него слабели колени.
Надя изогнулась, наклонилась и потянулась, чтобы вцепиться пальцами в его пояс. Она притянула его к себе. Его колени ударились о край футона, и он раскинул руки, но она не отступила, и в следующее мгновение он уже падал, переворачиваясь на бок и тяжело приземляясь рядом с ней.
Она засмеялась и перекатилась на него. На фоне знойной духоты комнаты ее кожа казалась прохладной и сухой. Они снова поцеловались. Она извивалась и стонала от его все более уверенных ласк.
Она чувственно и изящно терлась о его тело, а ее язык прокладывал дорожку из быстрых, штриховых поцелуев от уха к челюсти, к шее, к ключице и далее по груди. Она стянула с него трусы, прежде чем он успел возразить или помочь, и тем же гибким движением, каким он видел их на высоком бокале, ее пальцы легко обхватили его член.
Джеймс откинул голову назад и застонал. Изумрудные ногти другой ее руки щекотали его волосы на лобке, играя с его яйцами. Он почувствовал дуновение ее дыхания и поднял голову, чтобы снова увидеть талантливый язычок.
Ее глаза были закрыты, а лицо искажено от удовольствия, когда она проводила языком вверх и вниз по его стволу, задерживаясь на кончике, прощупывая щель, чтобы выжать из него капельки эякулята. Он был напряжен, как струна, с головы до ног и был способен издавать лишь слабые, придушенные звуки.
Отказавшись от восхитительной пытки лизанием, она вдруг взяла его в рот целиком. Он скорчился на футоне, разбросав подушки во все стороны, а его ноги непроизвольно подкосились. Его руки впились в матрас, словно он боялся, что взлетит вверх и ударится о потолок.
Надя не дала ему времени привыкнуть к ощущению поглощенности, а принялась мотать головой вверх-вниз, всасывая и влажно посасывая, принимая его глубоко, так глубоко, что ее горло словно открылось, чтобы принять его, а затем закрылось в чудесном спазме.
Он пытался умолять ее сбавить темп, сказать, что он слишком близок, не может сдерживаться. Если она и понимала его задыхающиеся слова, то ей было все равно, и она лишь удвоила усилия. Она сжимала его яйца, когда они напряглись в преддверии разрядки.
В последний момент он вспомнил о ее предупреждении насчет рано ложащихся спать пожилых людей, и ему удалось заглушить свой крик, прикусив подушку. Оргазм вырвался наружу, прорвав плотину, и весь он хлынул потоком. Горло Нади заработало, высасывая его, проглатывая каждую каплю.
Ошеломленный, дрожащий Джеймс растянулся на футоне. Его грудь вздымалась и опадала.
Надя вытянулась рядом с ним, приподнявшись на локте. Он моргнул, глядя на нее. Она улыбалась довольной, блаженной улыбкой. Ее обнаженная грудь, небольшая, но упругая, упиралась ему в плечо. Когда она успела выскочить из платья? Он пропустил шоу, что было довольно досадно, но в сложившихся обстоятельствах он вряд ли мог жаловаться. Он усмехнулся, желая увидеть ее длинное худое тело во всем его обнаженном великолепии. Или, может быть, обнаженное, если не считать украшений и этих шпилек...
Он обнял ее, когда они снова поцеловались, и ладони скользнули по ее обнаженной спине. Он был весь в поту, но ее кожа оставалась сухой и прохладной. Она была менее гладкой, чем он помнил, но это могло быть связано с тем, что его чувства были почти болезненно обострены после взрывной кульминации.
Уже сейчас, хотя он мог подумать, что ему понадобится неделя, чтобы прийти в себя, он снова напрягся. Ее ловкие пальцы помогали ему, поглаживая его, чтобы он снова был готов.
Он опустил руки ниже, чтобы обхватить ее попку и...
не нашел ее.
Только ее спина, гладкая упругая линия, простирающаяся так далеко вниз, как только он мог дотянуться.
Ощущение стало более грубым.
Почти... почти как...
Джеймс отступил назад и посмотрел на нее. Улыбка изменилась, став жадной и нервной. А ее глаза... ее глаза выглядели неправильно. По-прежнему нефритово-зеленые, по-прежнему большие... но зрачки... зрачки превратились в узкие черные вертикальные линии.
Улыбка Нади расширилась, показав длинные, тонкие, жемчужные клыки.
Джеймс попытался увернуться, и ее хватка на его эрекции превратилась в тиски. Он вздрогнул, вскрикнув от боли, и подавил еще более громкий крик потрясения.
Ее брови исчезли. Волосы исчезли, оставив лысый участок кожи с легким зеленовато-белым рисунком. Нос сплющился, ноздри превратились в тонкие щели.
Что-то обвилось вокруг его ноги.
Его шея дернулась, когда он оглядел их тела.
Его тело было таким же, как и всегда, - грубоватое и тощее, пастообразное под потным румянцем.
Но ее...
Платье исчезло, грудь обнажилась, да. Небольшая, прямая и пышная, но покрытая мелкими чешуйками. Соски были темно-зелеными набрякшими бугорками. От грудины вниз ее торс переходил не в бедра и прекрасные ноги, которыми он любовался в баре, а в единый мощный, мускулистый моток. Вдоль спины она была темно-зеленой, а на нижней стороне - бледнее. Хвост змеи, длиной в восемнадцать футов, обхватывал его ногу так же плотно, как объятия удава.
- Джеймcccс, - сказала она. Она провела языком, который теперь превратился в узкую раздвоенную полоску, между клыками. Они заблестели от прозрачной жидкости.
Затем ее голова резко опустилась вниз. Он почувствовал холодный, острый укол в области шеи и плеча, за которым последовал мощный ледяной поток. За которым почти сразу же последовало быстро распространяющееся онемение. Его крик замер, не издав ни звука.
Он не мог пошевелиться. Не чувствовал рук и ног. Ничего не чувствовал. Но он все еще дышал, он знал это. Сердце бешено колотилось в груди. Он слышал его, пульс бился в его ушах.
Парализованный. Отравленный. Она парализовала его своим укусом, и теперь он был беспомощен и неподвижен, как манекен.
- Проссссти меня, Джеймсссс, - сказала она.
Надя зашевелилась, приподнимая торс на змеевидных спиралях нижней части тела. Она покачивалась над ним, словно под неслышную музыку свирели какого-то заклинателя змей.
Хуже всего было то, что она, в ужасающем смысле, все еще была прекрасна. По-прежнему совершенна.
Нет... хуже всего было то, что чуть ниже ее бедер виднелось отверстие. Чешуйки разошлись, и внутри оказалась бледная, розовато-зеленая, влажная плоть.
Она провела ладонями по грудям, пощипывая темно-зеленые соски, затем провела рукой по змеиному боку. Ее язык затрепетал в воздухе, когда она со смачным звуком ввела пальцы в отверстие.
Он знал, чего она хочет, что собирается с ним сделать. И она тоже знала... Паралич, сковавший его руки и ноги, также удерживал его в состоянии сильного возбуждения. Он ничего не мог с этим поделать, не мог остановить ее, когда она скользнула на него сверху.
Ее вес придавил его к футону, твердые мышцы, тяжесть. Он надеялся, что она переведет дыхание, задушит его до потери сознания. Но она приподнялась над ним на сильных руках, и язык ее затрепетал от нетерпения.
Не в силах пошевелить головой, он вглядывался в ее лицо, зависшее над ним. Он не мог смотреть вниз и был рад этому - не хотел видеть, как это происходит, не хотел наблюдать. Он даже был благодарен за онемение, за паралич, за то, что ему не пришлось почувствовать, что произошло дальше. Он все еще видел это в ее выражении лица, когда она опускала это сжимающееся, блестящее отверстие на его эрекцию. Хуже того, он услышал его - еще один слизкий, влажный звук холода и рептильного вожделения.
Мысль о том, что он находится внутри нее, что его член зарыт в этом змеином хвосте, отвратила его еще больше, чем звук, но он ничего не мог поделать. Ему хотелось блевать, хотелось извергнуть свои внутренности из-за ритмичного хлюпанья, скрипа футона под ними, содрогающегося от того, как Надя трахала его неподвижное, бесчувственное тело. Он хотел закрыть глаза, но веки не двигались. Застывший на месте, он не мог оторвать взгляда от ее лица. Ее дыхание участилось, превратившись в шипение и вздохи. Ее чешуя окрасилась в яркие цвета.
Яд капал из ее открытого рта на его щеки и лоб.
На пике страсти кожа по бокам ее шеи раздувалась в зелено-белый капюшон, как у кобры. Ее хвост обхватил его ноги, сжимая их с силой, которая, насколько он знал, могла быть костедробительной. Кончик хвоста дико затрепетал.
Он чувствовал лишь холодное онемение и тупую, но пронизывающую боль.
С сиплым вздохом Надя отстранилась от него. Ее раздвоенный язычок скользнул по его губам в быстром, трепещущем поцелуе, который, как он был рад, он не мог почувствовать.
Когда она соскочила с футона, Джеймс затрясся так, что его развернуло и он повис, наклонив голову под странным углом. Это дало ему возможность увидеть себя или бесполезный кусок тела, который больше не принадлежал ему, но в котором был заперт его разум.
Его член мягко и безвольно болтался во влажном гнездышке на лобке, липкий от того, что он сначала принял за ее соки. Затем, почувствовав их запах и увидев блестящие белые подтеки спермы, он понял, что некоторые из них были и его собственными. Ужас пронзил его, когда он понял, что произошло. Он ничего не почувствовал, но каким-то образом испытал еще один оргазм. В Наде. Внутри нее, внутри этой бледной, чужой плоти…
Ему хотелось задыхаться, плакать, кричать, бежать. Хоть что-нибудь. Куда угодно. Но он не мог пошевелиться.
Надя снова нависла над ним, верхняя часть тела все еще раскачивалась, словно под музыку змеиных чар. Ее капюшон сдулся, превратившись в морщинистые складки, но чешуя все еще блестела от удовольствия.
- Сссспассссибо тебе, Джеймсссс, - сказала она, взъерошив его волосы. - Жаль, что все так закончилось.
Он издал какой-то слабый, жалобный звук. К нему вернулось ощущение покалывания, как бывает, когда нога затекла.
- Ты удивлялсссся, почему я выбрала тебя, а не других, когда ты не был таким большим или таким ссссильным. - Она обхватила его своим длинным телом, на этот раз не только ноги, но и плечи до колен. - В этом нет ничего личного..
Она крепко обхватила его. Она сжалась. Он почувствовал сдавливание.
- Ты был идеален, - сказала она, улыбаясь. - Прекрассссен и ссссовершенен. И такой классссный.
Джеймс услышал треск, который, как он понял, был треском его грудной клетки.
- Еще меньше, еще сссстройнее, - продолжала Надя. - Меньше проблем сссс перевариванием.
С этими словами она открыла рот. Широко. Шире, чем мог бы любой человек. Ее челюсть разжалась. Кожа натянулась, растянулась. За ее сверкающими клыками было еще одно ужасающее отверстие... бледное, розовато-зеленое, влажное.
Он вспомнил виденные им картины, на которых змеи заглатывали крыс целиком. Крыс, даже кроликов. Головой вперед. Их лапки и хвосты торчат наружу. Бока змеи вздуваются, раздуваясь вокруг еды.
Затем ее разинутая пасть поглотила его голову. Внутренние мышцы ее горла начали проталкивать его в пищевод серией медленных, судорожных глотков.
И на этот раз он почувствовал это. На этот раз он почувствовал все.