«Пальцы мертвеца» Лиам Хоган

После двухсот лет во льдах монстр Франкенштейна, или просто Монстр, вернулся из замерзших арктических пустошей. Повторив шаги, которые когда-то прошли он и его обреченный создатель, Монстр оказался на странно изменившихся предместьях Женевы, где устроился кондитером.
Его несоответствующие руки были, пожалуй, слишком большими и слишком неуклюжими для этой деликатной задачи. Но Монстр упорно старался, движимый темным порывом творить, чего даже он не понимал до конца. Если бы он был на это способен, то полил бы свою выпечку кровью, потом и слезами, такова была его страсть. Как бы то ни было, каждый торт, каждое пирожное ненамеренно содержало часть его — несколько грубых чешуек отслоившейся кожи, короткий отрезок жилистого сухожилия, пожелтевший ноготь, который легко принять за поджаренный миндаль — во всяком случае, до тех пор, пока вы не попытаетесь его прожевать.
Когда-то люди считали Монстра научным творением. Что гений Франкенштейна оживил его, поддерживая в нем жизнь, намного превосходящую по длительности жизнь обыкновенного человека, но это было не так. Виктор Франкенштейн был сумасшедшим, который скорее сжигал своих испытуемых, чем оживлял их. Дилетант в алхимии, в загадочном, искатель эликсира вечной жизни. То, чего достиг, он достиг благодаря самой маловероятной случайности. Или, возможно, это произошло из-за случайной прихоти сверхъестественных сил, находящихся далеко за пределами его и нашего понимания.
Монстр достиг всего, чего он достиг, только благодаря тому, кем он был. Точнее, тому, из чего состоял.
Каждый гнилой, разлагающийся кусочек его плоти, таинственным образом пропитанный дьявольской вечной сущностью, в свою очередь вызывал к жизни грубоватые торты и топорные кексы Монстра.
И, то ли по демонической иронии, то ли потому, что ими двигал тот же ненасытный аппетит, что и Монстром, вся выпечка, вышедшая из его зияющей духовки, оказывалась ненасытно голодной.
Точно так же, как когда-то Монстру потребовалось время, чтобы овладеть своим лоскутным телом, так и этим пирогам, дрожащим от желания, потребовалось время, чтобы начать действовать в соответствии со своими убийственными импульсами. За это время, и, возможно, потому, что Монстр не принял во внимание два столетия роста цен, его выпечка, какой бы уродливой и бесформенной она ни была, разлеталась с его подносов почти так же быстро, как он ее выпекал.
Они распространились по небогатым районам города, от берега Женевского озера до парков и предгорий, медленно набираясь сил и достаточного двигательного контроля, чтобы начать свое ужасное царство террора. Многие из них были съедены еще до того, как смогли причинить какой-либо реальный вред. Но не все. Далеко не все.


Пирожное «Кремшнита» с толстым слоем заварного крема, содержащего в себе обильную порцию гноя Монстра, ждало своего часа. Запрятанное на полуночное пиршество дочерью-подростком налогового бухгалтера, оно выползло глубокой ночью. Утром от домашнего питомца не осталось и следа, кроме порванного ошейника и нескольких клочков шерсти. Еле заметный блестящий след, ведущий от холодильника к кошачьей лежанке, и пятно сахарной пудры на двери для питомца были первыми предупреждающими знаками, на которые никто не обратил внимания.
Само же пирожное в доли секунды было растерзано дерущимися между собой крысами, а немногие оставшиеся от него крошки, освещенные бледным рассветом, были склеваны утренними голубями.
Большой базельский вишневый пирог расправился с фрау Ланц, хрупкой пожилой вдовой, купившей его как редкое лакомство. Едва она вонзила вилку в кусок, как тот вскочил с тарелки, разъяренный и истекающий вишневым соком, словно кровью, и прижался к ее лицу.
― Он живой! — произнесла фрау Ланц свои последние, сдавленные слова, тыкая вилкой то в свое лицо, то в коварный пирог. Она наносила удары все слабее и слабее, пока вилка не выпала из ее вялой руки с последним скорбным стуком.
Так продолжалось и продолжалось: каждый день новый рецепт, каждый день новая жертва. Если бы пряничный дом сделал Монстр, Гензелю и Гретель не пришлось бы так долго выкручиваться, чтобы обмануть старую слепую ведьму, так как этот дом сожрал бы ее еще до того, как бедные дети ступили в лес.
Без отпечатков пальцев, без орудий убийства и с одним лишь ванильным кремом в качестве связующей нити власти не были уверены, что существует хоть какая-то связь между кучей трупов, связанных с тортами. Что за убийца оставляет следы сахарной пудры или завитки темперированного шоколада в качестве визитной карточки на месте преступления?


Но именно последняя кондитерская стряпня Монстра под названием «Тотенбейнли» или «Пальцы мертвеца» привела человечество к гибели. Монстр так долго и усердно работал над ореховыми палочками, чем-то похожими на бискотти, что в ожидании того, пока они остынут, прежде чем выставить их на витрину своей маленькой пекарни, решил немного вздремнуть, растянувшись на диване, стоявшем между печью и запыленным мукой столом.
Свежеиспеченные палочки, оживленные доброй порцией слюны Монстра, достаточно твердые, чтобы остаться целыми и невредимыми после падения на кафельный пол. Они быстро сошлись на спящем гиганте: полдюжины — на его лоскутной голове, а остальные — на его свесившейся руке. Неужели отсутствие нервных окончаний у Монстра лишило его возможности почувствовать, как они начали питаться? Или, возможно, ему снилось, что их нетерпеливое внимание было вниманием партнерши, в которой ему так жестоко отказали?
В любом случае, насытились ли они или нашли мертвую плоть слишком сытной пищей, «Тотенбейнли» остановились на этом.
Проснувшись и посмотрев на свою практически сожранную руку, Монстр снова почувствовал себя убитым горем. Не потому, что его руку обглодали, а потому, что «Тотенбейнли» ушли. Отвергнутый своим творцом и отвергнутый своими творениями... Неудивительно, что он покинул свою пекарню и сбежал обратно в ледники, откуда пришел.
Он больше не думал о своем диком, неблагодарном потомстве. Но «Тотенбейнли» переварились не так легко, как другие его десерты. Они вкусили плоть самого Монстра, поэтому эти печенья не сдавалась без боя. Любой, кто совершал ошибку, пытаясь съесть их, вскоре обнаруживал, что его самого едят изнутри. Они застревали в пищеводе, восходили обратно по горлу пораженной жертвы и скакали на корне судорожно дергающегося языка, словно на необъезженном жеребце.
И первобытная сила, которая оживила «Тотенбейнли», возвращала их жертвам подобие жизни. Она заставляя тех шататься на мертвых ногах по кухне, создавая больше соблазнительных запеканок, печений и симпатичных маленьких пирогов, прежде, чем те, съеденные, яростно вырывались из их груди взрывом заварного крема.
Эти случаи были расценены как мистификация. Поначалу.
Печенье? Способно воссоздать сцену из фильма «Чужой»? Невероятно! Пока ведущая, съев в гримерке роковое лакомство незадолго до выхода в эфир, не скончалась, оставив помещение в несколько неприглядном кремово-кровавом виде.
К тому времени, когда к делу подключились военные, было уже слишком поздно. К тому же, как говорил Бонапарт, армия марширует, пока полон желудок. Поэтому «Тотенбейнли» и их родственники то ли благодаря природной хитрости, то ли чистой удаче воспользовались этой слабостью, так что вскоре огромные армейские кухни были наводнены мертвоголовыми солдатами, изготавливающими в огромном количестве шоколадные пироги и пончики с кровью.
Когда выживальщики попрятались в своих подземных бункерах, попутно отражая атаки чего-нибудь сладкого, чего-нибудь, что хотя бы отдаленно напоминало торт, международный аналитический центр созвал экстренное совещание, отчаянно ища решение.
Величайшие умы современности смогли выдвинуть только одно предложение. Никаких решений, никаких планов, ни даже стратегии. Просто задать кое-кому вопрос в надежде получить полезный совет.
И поэтому выдающаяся команда охотников, экспертов по выживанию и нутрициологов отправилась на поиски монстра Франкенштейна, полагая, что только Монстр может остановить начатый им зомби-апокалипсис.
На это ушла большая часть месяца, месяца, который они едва могли себе позволить, так как «Тотенбейнли» превратились в самое соблазнительное угощение, которое было в каждой стране, в которую они вторгались. От помадных конфет до штруделей с фруктовой начинкой, от тирамису до пирожных с заварным кремом, они распространились невероятно быстро, а их жертвы ковыляли на подгибающихся ногах из кафетерия в кафетерий в поисках того, чем можно было бы запить то, что застряло у них в горле.
В конце концов, команда выследила Монстра до арктической пещеры, которую он вырубил глубоко во льду. Вымирающий вид, молящий о помощи в том, чтобы спасти последних представителей человечества, прежде чем те пойдут по пути птицы додо и тасманского тигра.
Монстр уставился на них. У него отсутствовал глаз, половина лица была обглодана до костей, а вместо пальцев на одной руке остались лишь обрубки. Оставшиеся мышцы на его горле дергались и спазмировались, когда он намеренно медленно давал обдуманный ответ отбросам цивилизации.
― Пусть пирожные съедят их, — сказал Монстр, в последний раз поворачиваясь спиной к миру кондитерских изделий и людей.