«Вампирская сперма» Майкл Брэкен

Всепоглощающий запах мужского тестостерона опьянил меня и заставил задрожать от предвкушения еще до того, как я его увидела, и когда он завернул за угол в неосвещенном начале переулка, я не была разочарована. Крупный мужчина во всех смыслах, не менее шести футов двух дюймов, с толстыми мускулистыми руками и широкой грудью, сужающейся к твердой талии, тугой задницей и мускулистыми бедрами. На нем была наполовину расстегнутая голубая рабочая рубашка с длинными рукавами, закатанными, чтобы обнажить его мощные бицепсы, выцветшие джинсы "Левис", такие тугие в промежности, что даже в темноте я могла видеть выпуклость его массивного члена и тяжелую мошонку, и пара черных рабочих ботинок на толстой подошве. Его волосы были уложены в военную прическу, а в мочке левого уха красовалось крошечное золотое кольцо. Его левую бровь рассекал шрам, а нос был сломан, по крайней мере, один раз. Татуировка на его правом предплечье гласила “Semper Fi”, а татуировка на левом предплечье "USMC". Вблизи от него пахло бурбоном и мятными леденцами, мужским потом и горячей струящейся кровью.
И тестостероном.
Я ждала, с наступлением ночи, у темного входа в тупиковый переулок, прибытия кого-то, похожего на него. Наконец-то пришло время. Он вышел из тени.
Он остановился, оглядел меня с ног до головы и сказал:
- Я не видел тебя здесь раньше.
Я пожала плечами.
- Сколько тебе лет?
- Четырнадцать, - солгала я.
Хотя я могла сойти за подростка в тени переулка, я оставила свои подростковые годы позади много десятилетий назад. Я выглядела едва созревшей и немного истощенной, с белой, как бумага, кожей, соблазнительными, словно обожженными пчелами губами, глазами с тяжелыми веками и темными волосами до плеч. Постоянно меняющиеся модные тенденции в конечном итоге сработали в мою пользу, позволив мне адаптировать внешность квазигота, которая делала мою бледную кожу модным выбором, а не причудой судьбы. Я была одета во все черное. От ботинок на шнуровке до колен, которые увеличивали мой рост на два дюйма, до обтягивающих кожаных брюк и пропитанной потом толстовки, которая прилипла к моему истощенному телу, вплоть до собачьего ошейника и теней для век.
Здоровяк, стоявший передо мной, думал, что знает, кто я и чего хочу. Он достал из набедренного кармана потрепанный кожаный бумажник.
- Сколько?
Я оглядела его с ног до головы.
- Двадцать.
-Десять, - сказал он, открыл бумажник и достал мятую десятидолларовую купюру.
Я посмотрела на деньги так, словно они были важны для меня, и постаралась придать своему голосу нотку отчаяния.
- Пятнадцать?
- Десять, - повторил он.
Когда я растерялась, он начал засовывать Александра Гамильтона обратно в бумажник. Я выхватила банкноту из его руки и встала, держа ее.
- Десять вполне достаточно.
Он вернул бумажник в карман, а я сунула Алекса в свой.
Я провела пальцем по внутренней стороне его мускулистой руки и застенчиво спросила:
- У тебя есть имя?
- Зови меня Джоном, - ухмыльнулся он, как будто только что рассказал мне кульминацию замечательной шутки.
Все мои люди были Джонами. Я улыбнулась, притворяясь, что шутка доставляет мне такое же удовольствие, как и ему.
- Хорошо, Джон, - сказала я хрипло. - Ты хочешь сделать это здесь?
Джон огляделся, а затем сделал то, на что я надеялась. Он взял меня за руку и повел вглубь тупикового переулка. Как только мы добрались до кирпичной стены, закрывавшей дальний конец, он шагнул за переполненный мусорный контейнер, расстегнул ремень и ширинку. Я схватила его за пояс джинсов и боксеров и стянула их до колен, обнажив длинный, толстый член, уже наполовину набухший от желания. Прежде чем он успел пожаловаться на свои ограниченные движения, я опустилась перед ним на колени и взяла головку члена Джона в рот, зацепившись губами за губчато-мягкую шляпку гриба. Его член немедленно отреагировал, поднявшись во весь рост.
Я подразнила его головку кончиком языка, а затем медленно взяла его на всю длину в рот, стараясь не поцарапать его своими острыми, как бритва, резцами или не проколоть его кожу своими острыми клыками. Когда я схватила его мошонку одной рукой и размяла пальцами яички размером с грецкий орех, он застонал от удовольствия.
При других обстоятельствах я бы, возможно, поиграла с ним. Я могла бы сама спустить штаны и позволить ему взять меня сзади, прежде чем напасть на него. Я могла бы позволить ему обхватить своими сильными руками мои бедра, когда он глубоко вонзал свой член в меня, но не этой ночью. Слишком много времени прошло с моей последней трапезы, и я была голодна. Очень голодна. Поэтому я немедленно принялась за его мясо, и он не сопротивлялся.
Джон не ухаживал за собой уже довольно давно, и его густая копна лобковых волос щекотала мне нос, когда моя голова подпрыгивала вверх и вниз по всей длине его набухшего члена. Он прислонился спиной к мусорному контейнеру и обхватил мою голову руками. Вскоре его бедра начали двигаться вперед и назад, его промежность встречалась с моим лицом в неуклонно возрастающем ритме, его тяжелые яйца подпрыгивали у моего подбородка.
Я подняла глаза. Джон закрыл глаза и быстро приближался к la petite mort—маленькой смерти.
Марсель рассказывал мне о la petite mort, о la grande mort и о вампирской сперме— одной крови никогда не бывает достаточно. Он сделал меня такой, какая я есть, и в течение нескольких лет я цеплялась за него, как ремора, выживая на его объедках, пока не научилась сама о себе заботиться. Как охотиться, как питаться и как не создавать конкуренции. Мы были—или я думала, что мы были—осиротевшими в результате событий Великой депрессии, вынужденными выживать самостоятельно, когда наши семьи больше не могли заботиться о нас, но позже я узнала о его эмиграции из Франции за годы до подписания Декларации независимости и о том, как он выжил за эти годы. Он научил меня любви, пробудил мою сексуальность и дал мне вечный аппетит, которым я навсегда буду порабощена.
Тем не менее, я ошибалась в любви Марселя ко мне, и вскоре я поняла, что он использовал меня, чтобы удовлетворить свое собственное сексуальное желание и как приманку, чтобы утолить свою жажду крови. Как только я научилась выживать самостоятельно, я набросилась на него, вонзив кол в его сердце через три дня после того, как японцы разбомбили Перл-Харбор, когда он спал в подвале заброшенного здания в Чикаго, любовь и ненависть одинаково управляли мной.
С тех пор я выживала сама по себе, находя любовников и еду с одинаковым апломбом, редко отличая одно от другого. Всегда были мужчины, заинтересованные в сексе без обязательств, мужчины, которые находили мою юную внешность соблазнительной и были готовы платить за мое общество, мужчины, которые приходили и уходили, никогда не понимая, кем я была на самом деле. Были и другие мужчины, которые исключительно хотели меня и думали, что могут спасти меня от жизни на улицах, взяв меня в свои дома, ситуация, которая длилась только до тех пор, пока я не почувствовала голод и просто не покинула своего хозяина или, что еще хуже, не оставила своего хозяина мертвым.
В течение многих лет я оставалась в тени, не в состоянии сойти за взрослого, несмотря на мой возраст, и, следовательно, не могла воспользоваться простыми удовольствиями домашнего адреса, автомобиля или банковского счета. Иногда я натыкалась на таких же, как я, кто мог пройти мимо. Некоторые изгнали меня со своей территории; некоторые другие поощряли меня двигаться дальше, предлагая контакты с подпольным миром фальшивомонетчиков, мелких воришек и информационных брокеров. К тому времени, когда Уильям Джефферсон Клинтон принял присягу, я открыла законные банковские счета и получила небольшой, но стабильный доход от своих инвестиций. Несмотря на это, у меня все еще не было простого способа утолить свое сексуальное желание или утолить жажду. Моя внешность мешала мне посещать ночные клубы, бани и частные клубы, которые, как было известно, часто посещали мужчины с определенными сексуальными наклонностями. Обстоятельства вынудили меня бродить по улицам, рискуя тем, что в противном случае было бы ненужным, в моих поисках пищи и удовлетворения.
Джон запустил свои толстые пальцы в мои волосы, придерживая мой затылок, когда его член скользил в мою ротовую полость и выходил из нее. Когда его мошонка ударила меня по подбородку, я погладила чувствительный участок кожи между мошонкой и анусом, заставив его стонать от удовольствия. Когда ритм моего временного любовника внезапно усилился, и я поняла, что он долго не продержится, я прижала кончик среднего пальца к тугой складке его сфинктера и толкнула.
Когда член Джона запульсировал от оргазма и он кончил мне в рот, запах его тестостерона овладел моими чувствами, и я погрузила свои клыки в его спинные артерии. Я начала сильно сосать. Его сперма и его кровь смешались у меня в горле, и я сглатывала снова, и снова, и снова.
Оргазм затуманил его разум, а неожиданный прилив крови к паху еще больше ослабил Джона. Он не понимал, что происходит, пока не стало слишком поздно. Когда он это сделал, он попытался отстраниться. Мои острые как бритва зубы впились в его член, разрывая артерии и вены, позволяя его крови течь свободно, так быстро, что я не могла проглотить ее всю, и она вытекала из уголков моего рта на джинсы Джона и мостовую вниз.
Он начал сопротивляться и попытался лягнуть ногами, поэтому я обхватила его руками за бедра, крепко держа его. Он ударил меня по макушке с такой силой, что мог бы сломать один или два пальца, но меня били и раньше, много раз, и люди гораздо сильнее Джона. Он ударил меня во второй раз, затем в третий и четвертый, но его безрезультатные удары становились все слабее, по мере того как он быстро терял кровь, и он медленно рухнул на грязный тротуар темного переулка.
Я могла бы в любой момент перестать сосать и оставить Джону ровно столько жизни, чтобы он стал таким же, как я, но я этого не сделала. Я была голодна—недоедала, потому что не ела неделями,—и сосала его до тех пор, пока он не перестал сопротивляться. К тому времени он был полностью истощен, а мой живот так раздулся от всей его крови, что мне пришлось расстегнуть свои узкие брюки.
Но я еще не закончила. Мне нужно было от Джона что-то такое, чего я никогда не смогла бы получить от женщины.
Я взяла его пакетик с орехами в рот и сжала передние зубы вместе, распиливая их взад и вперед, пока не освободила его мешок. Затем я сунула руку в рот, вытаскивая волосатую мошонку, и высосала орехи из мешка с плотью. Я отбросила его вялую мошонку в сторону и вдавила по одному яичку в каждую щеку, сделав себя похожим на чертова готического бурундука.
Жуя, я опустошила бумажник Джона, достав 137 долларов и заранее оплаченную междугороднюю телефонную карту. Затем я встала, сглотнула и вытащила зубами длинный вьющийся волос.
Спермы для вампира как и крови всегда недостаточно.