«Зомби во славу Иисуса» Нина Кирики Хоффман

Я размышлял о женщинах — живых, мертвых и тех, что где-то посередине.
— Анте — один сустав пальца, — сказал Слим. — Любой сустав.
Я укрыл руки на коленях, твердо , решив пропустить этот раунд. В этой игре я уже лишился одного пальца и не горел желанием продолжать. Послышались щелчки и глухие удары — остальные сбрасывали свои ставки в общий котёл.
Мухи гудели в послеполуденной тишине, лениво жужжа в жарком янтарном свете, что пробивался сквозь брезент палатки. Я отмахнулся от одной, севшей мне на нос. Большинство парней не обращали на них внимания — их нервы давно отмерли, а личная гигиена их больше не волновала.
Красавчик Притчард стоял у входа в палатку, глядя наружу. Он был самым свежим из воскрешённых, самым целым на вид, кроме меня, и наотрез отказывался садиться за покерный стол: не хотел терять части тела и портить свою привлекательную целостность, ещё не свыкшись с мелочной суетой загробной жизни.
Брауни, у которого остались лишь средний и большой палец, необходимые, чтобы держать карты, сказал:
— Можно поставить палец с ноги? У меня их лишних полно. Я должен остаться в игре, Слим. Мне надо отыграть хоть что-то, очень надо.
— Да кому нужны твои пальцы с ног? — ответил Слим. — У меня их уже тринадцать. Есть что-нибудь ещё?
— Зик, — обратился Брауни ко мне, — одолжишь мне пару пальцев?
— Не-а, — отрезал я. В прошлый раз, когда я дал ему в долг, он проиграл три моих пальца с ноги, и мне пришлось шесть партий отыгрывать их обратно, да ещё ночью подворовывать, потому что один из парней не хотел расставаться с выигрышем. Мои части тела отличались от других. Я был одним из первых Вновьрождённых Преподобного Томаса, ещё до того, как он усовершенствовал Эликсир Жизни. Похоже, во мне было что-то особенное, чего не было у других зомби, потому что мои части тела жили своей собственной жизнью, и когда Преподобный наказывал нас, лишая зомбийских солений, я никогда не слабел и не разваливался так быстро, как остальные.
Я подошёл к Красавчику у входа в палатку. Меня в нём интересовала только одна вещь — его всё ещё живая жена. Красавчик смотрел в сторону главного шатра. Издалека, сквозь тяжёлый послеполуденный воздух, доносились слабые возгласы «Аминь!» и «Слава Иисусу!» — словно отголоски какого-то далёкого игрового шоу.
— Уже почти время, да, Зик? — спросил Красавчик.
— Ты же знаешь, что за тобой придёт один из ангелов, когда время настанет, — ответил я.
— Но ведь уже почти время, правда?
— Сядь и сыграй в покер, что ли! — крикнул Слим от стола. — Надоело твои нытьё. По крайней мере, тем из нас, у кого ещё есть уши.
Может, кроме меня. Нытьё Красавчика меня не раздражало. Он был пятым или шестым нытиком, которого я встретил с тех пор, как попал в загробный мир. Как постоянная капель в раковине — если обращать внимание, сведёт с ума, а если игнорировать, то и не замечаешь.
— Будет там Кэролайн? — спросил Красавчик, теребя меня за рукав. — Она там будет, Зик?
Я надеялся, что будет. Она была самой преданной женой, какую я когда-либо видел, держалась за мужа дольше всех. Большинство супругов переставали ходить на собрания, когда их близкие начинали разваливаться, считая, что смерть их разлучила, и они не обязаны смотреть, как их бывшие гниют.
— Она будет рада меня видеть, правда?
Я взглянул на него и усомнился. Любая живая женщина с толикой здравого смысла побежала бы в другую сторону, увидев, как Красавчик теперь выглядит и пахнет. Я, конечно, не чувствовал его запаха — мои чувства изменились после смерти, — но столько мух не могли ошибаться. Если Преподобный скоро не устроит новое собрание и не найдёт нового красавчика, дела пойдут совсем худо.
Я отошёл от Красавчика и сел на землю, издав свой беззвучный свист. Палец, который я проиграл Арти, сполз со стола и пополз ко мне. Я протянул руку, и он тут же прицепился к своему обрубку, даже без клея. Я поднялся, цепляясь за брезент, и задумался о Финальной Смерти. Преподобный пару раз грозился разрубить меня и сжечь, но я угрожал в ответ — говорил, что оставил записи о его делах, и если я снова умру, кто-нибудь передаст их репортеру. Я знал Преподобного ещё с тех времён, когда он был тюремным доктором и проводил свои тайные эксперименты. Если его святость и была от Бога, то я никогда не сидел на смертной казни за убийство.
Но в последнее время я всё чаще думал о Финале. Какой смысл в жизни, даже в полужизни, если нельзя приблизиться к женщине? Может, стоило проверить, лучше ли Большое Ничто, чем то, что у меня есть.
У Преподобного были Вновьрождённые женщины, но он держал их взаперти, кроме служб, когда они играли роль ангелов, если не выглядели слишком уж развалившимися. Преподобный не знал точно, как действует Эликсир Жизни, и не хотел выяснять, можем ли мы, у кого ещё остались нужные части, размножаться. Он пытался нас успокоить, говоря, что в Раю секса нет.
К нам из главного шатра пришла одна из ангелов, вся в белом, с золотыми волосами. Она была недавно воскрешена, бледная, но не слишком нездорового вида, если не считать тёмных кругов под глазами. Я гадал, от чего она умерла, когда она протянула руку к Красавчику, и я увидел шрам на её запястье — уродливый, сморщенный. Кто-то, должно быть, её любил, раз привёл к Преподобному для воскрешения.
— Пора, брат, — сказала она Красавчику. Голос у неё был мягкий и приятный. Я подумал, играют ли женщины в суставный покер в их палатке, и решил, что вряд ли.
— Я готов, — сказал Красавчик. Он взглянул на меня. Один его глаз готов был вытечь. Я подумал: «Красавчик, надо было играть в покер, пока была возможность». Прояви достаточно духа — и мог бы стать палаточным зомби, пока не развалился бы окончательно или не ослаб бы так, что не смог бы таскать мебель. Палаточные зомби путешествуют, видят места, пусть и только ночью. В палатках мы все знали, чего ожидать друг от друга — видели это не раз. Не то что родственники Вновьрождённых. Иногда, если родня достаточно голосила и молилась, а Вновьрождённые просили, Преподобный оставлял их с семьёй и уезжал из города, пока разложение не становилось явным. Я иногда гадал, что с ними случалось, кто первым начинал кричать, когда что-то отваливалось.
Если Красавчик не исправится и не станет хорошим палаточником, его ждёт только Финальная Смерть — и похоже, он шёл именно к этому. Ни здравого смысла, ни товарищества, только нытьё. Как он вообще заполучил такую жену, как Кэролайн?
— Ты Зик? — спросила меня ангел. Она стояла, держа Красавчика за руку. Я пожалел, что это не моя рука. Мои нервы были не ахти, но зрение ещё работало, и просто знать, что она меня касается, значило бы многое.
— Да, мэм, — ответил я.
— Преподобный велел передать, что сегодня вечером будет собрание возрождения.
Прощай, Красавчик.
— Да, мэм, — сказал я. Преподобному понадобится моя помощь с приготовлением Эликсира, о котором другие зомби не знали.
Ангел кивнула, её ярко-голубые глаза сверкали в тёмных кругах. Она повела Красавчика через выжженную солнцем траву под палящим светом. В этом свете Красавчик выглядел ужасно даже со спины: кожа на его руках пожелтела и пошла пятнами, волосы выпадали клоками. Я побрёл за ними, собираясь в складскую палатку за главным шатром, чтобы начать смешивать Эликсир.
Кэролайн ждала у заднего полога главного шатра. Каждый раз, когда я её видел, она была в юбках и блузках, закрывающих всё, кроме рук, лица и ног, несмотря на жару. На этот раз блуза была белой, юбка серой, а под ними угадывались формы, как у моделей из журналов. Рыжие волосы она заколола в узел на затылке. Пот блестел на её лбу.
Она улыбнулась Красавчику.
— Уолтер, — сказала она, протягивая руку.
Я посмотрел на свои руки. Сейчас у меня были все пальцы и почти всё остальное. Моя кожа была желтоватой, но выглядела целой и имела какую-то живость.
Прежде чем ангел подняла полог, чтобы пропустить Кэролайн и Красавчика внутрь, я подошёл к ним.
— Уолтер, — сказал я Красавчику, — ты выглядишь больным.
Кэролайн уставилась на меня.
— Ты мёртв? — спросила она.
— Вновьрождённый, мэм, — ответил я. Я наблюдал за ней раньше. Она цеплялась за Красавчика, словно действительно его любила, даже когда части его тела оставались у неё в руках. Я вспомнил свою жену. Конечно, она умерла раньше меня, но даже когда мы были живы, она не любила прикасаться ко мне, кроме как в постели.
Кэролайн протянула руку ко мне. Я замер, думая, что с ней что-то не так. Она коснулась моей руки. Моя кожа вздрогнула. Прошло столько времени. Я улыбнулся ей своей лучшей улыбкой — зубов у меня ещё хватало.
— Зик, я хочу войти. Хочу рассказать им о славе возрождения, — сказал Красавчик.
— Уолт, ты неважно выглядишь. Лучше иди приляг.
Я застегнул рубашку, закатал рукава и заправил её. Я не был красавчиком со времён ранних палаточных дней Преподобного, хотя мог бы остаться им навсегда, если бы больше старался. Но сейчас я хотел этого больше, чем чего-либо с тех пор, как проснулся в загробной жизни.
Ангел посмотрела на Красавчика, потом на меня, в её глазах читалось беспокойство. Она похлопала Красавчика по руке.
— Брат, ты и правда выглядишь усталым, — сказала она.
— Но… но… — Его плечи поникли.
— Иди в палатку и приляг, Уолтер, — сказал я, словно отдых мог ему помочь.
Он повернулся и побрёл прочь.
Я посмотрел на Кэролайн. Она взяла меня под руку. Это было как первый разряд в электрическом стуле. Я знал, что мне это нравится, и хотел ещё; не возражал бы умереть за это.
— Ты правда мёртв? — спросила она.
— Мэм.
Мы вошли в шатёр вместе, поднявшись на помост между двумя крыльями хора, одетого в белый и голубой атлас, похожего на низкое облако. Они были в основном живыми и не имели права с нами разговаривать. Мы с Кэролайн встали у кафедры.
— Слава Господу! — воскликнул Преподобный, не пропуская ни мгновения. — Узрите, что может сила Господа Иисуса, и не только на небесах, но здесь, на Земле. Эра чудес снова с нами! Тот, кто воскресил Лазаря, кто воскресил дочь Иаира, может воскресить и ваших мёртвых. Слава Господу!
Он схватил меня за плечо, пока шатёр сотрясали «Аминь».
— Узрите чудо! Этот человек стоит перед вами, свидетельство величия Божьего, вновь рождённый в вечную жизнь, воссоединённый со своей женой. Слава Господу!
— Слава Господу! — Рёв толпы был как ветер, бьющий в нас.
— Я был потерян, но теперь найден! — крикнул я. — Был слеп, но теперь вижу. Был мёртв для жизни, грешник во власти Сатаны, но теперь я снова жив силой Иисуса.
Слова легко вернулись ко мне. Кэролайн гладила меня по боку, пока я говорил, и я чувствовал её прикосновения сквозь рубашку. Я их чувствовал. Её ногти скользили по моим рёбрам.
— Вновь рождён, чтобы быть с моей любимой, слава Господу!
Ребро от моего ребра. Прах от моего праха.
Когда пение, рыдания и восторги закончились, и Кэролайн вышла поговорить с женщинами о чуде моего или Красавчикова возрождения, Преподобный подошёл ко мне.
— Зик? — сказал он.
— Что?
— Это было твоё лучшее выступление. Почему ты вернулся в лоно церкви, парень?
— Я хочу эту женщину, Преподобный. Она хочет меня. Дай мне ночь, и завтра я снова буду твоим красавчиком.
Он постучал пальцами по жилету, задумчиво глядя в сторону.
— Ты ведь не сбежишь от меня, правда?
— Ты же тот, у кого особые соленья, — сказал я. Обычная еда не задерживалась в нас, а без еды мы слабели и разваливались ещё быстрее. По крайней мере, большинство из нас. Преподобный думал, что только его соленья утоляют наш голод, и держал их под замком.
— Приятной ночи, — сказал он.
У неё была машина — потрёпанный голубой «Шеветт». Странно было сидеть на пассажирском сиденье, глядя на женщину за рулём в футе от меня. Фары встречных машин мелькали по её лицу. Кто она была и почему так долго цеплялась за мужа? Если она верила в Иисуса, в его чудеса и в святость брака, почему везла меня к себе?
Она припарковала машину у дешёвого мотеля на окраине города. Повела меня внутрь, включив свет.
Едва дверь за мной закрылась, она потянулась к пуговицам на блузке, не отводя от меня взгляда. Затем вытащила шпильки из волос и тряхнула головой. Волосы были длинными и густыми. Её глаза следили за мной, пока она снимала одежду. Я почувствовал, как во мне пробуждается жизнь. Была ли это жизнь от Бога или богохульная версия Преподобного — мне было всё равно. Кожа Кэролайн была такой белой, что просвечивали вены — маленькие реки жизни.
Когда она закончила раздеваться, она подошла ко мне. Я возносил хвалу судьбе, побудившей меня умыться этим утром, словно я не совершал этого ритуала каждое утро с того дня, как впервые увидел Кэролайн, цепляющуюся за руку Красавчика. Она наклонилась так близко, что её волосы коснулись моего лица, пока она расстёгивала мою рубашку, а затем её ладонь легла мне на грудь, горячее солнца. Её глаза встретились с моими и скользнули в сторону.
— Ляг, — сказала она, прижимая меня к кровати. Она развязала шнурки на моих рабочих ботинках, сняла их и стащила с меня брюки. Забралась на кровать рядом со мной и потянулась к выключателю.
В темноте она сказала:
— Я его убила.
Молчание растянулось, пока я обдумывал её слова.
— Он даже не знает, — продолжала она. — Я его убила, и когда услышала о Преподобном, подумала, что если вернуть Уолтера, всё исправится. Но не исправилось. Как он может простить меня за то, о чём даже не знает?
Я вспомнил свою жену, последний раз, когда я её видел. Белая одежда, пропитанная красным, глаза, утонувшие в синяках. Я смотрел, как из её лица уходил цвет, и слушал её последний вздох.
Я обнял Кэролайн за плечи.
Она склонилась надо мной в темноте. Её язык коснулся моей груди. Я подумал: может, я ошибаюсь. Может, Рай всё-таки существует.