«Кровососы!» Рональд Келли

Бертран Пине открыл письмо из офиса коронера Нового Орлеана, заранее зная, что содержимое ему не понравится. Он развернул лист бумаги, пропустил медицинскую терминологию, которая казалась его акадийскому уму излишне напыщенной, и нашел ту крупицу информации, что искал. Мозжечок и большой мозг объекта, судя по всему, были насильственно удалены, оставив большую часть продолговатого мозга нетронутой. Внутри черепной полости обнаружились лишь скудные остатки разжиженного мозга. Источником удаления тканей оказалось круглое отверстие диаметром 5,3 сантиметра в задней части черепа, расположенное между ламбдовидным швом и задним родничком.
— Пресвятая Дева Мария! — тихо выдохнул шериф прихода Сент-Аделина с густым каджунским акцентом. — У нас тут творится что-то чертовски скверное.
Почти мгновенно в дверях его кабинета появилась голова его секретарши и диспетчера.
— Вы что-то сказали, шериф?
— Нет, мэм, мисс Евангелина, — ответил он, поспешно засовывая письмо под стопку бумаг. — Нечего вам беспокоить свою хорошенькую головку.
Евангелина Дюпри — семидесяти двух лет, худая как жердь, с волосами черными, как спина щитомордника, — подозрительно посмотрела на Бертрана.
— Это письмо имеет отношение к телам, найденным в протоке?
— Может, и так… но это официальное дело полиции, мисс Евангелина. Вы же не полицейская дама, а из административного отдела, так что не стоит вам об этом думать.
— Не смейте мне такое говорить, шериф, — высокомерно заявила она. — Я честно плачу налоги в Сент-Аделина, и мне не всё равно, что здесь творится! — Она сдвинула брови, и её взгляд за роговыми очками стал колючим. — Люди гибнут, их головы и тела размозжены, опустошены, а иных и вовсе до капли крови высосали… это сущий кошмар! Если хотите знать моё мнение, то виноват тот доктор с Рубешуа-Пойнт. Сидит там один в своей глуши, и одному богу ведомо, какие дела он там проворачивает!
— Оставьте в покое Отиса Лувьера, — сказал ей Берт. — Он хороший доктор, и у меня нет причин его подозревать. К тому же он учёный, творит чудеса. Помните, как он вылечил младшую дочку Эйлин Шовен? Ту, с хромой ногой, что была короче на три дюйма? Лувьер делал ей уколы, и нога выросла, как надо. Чудо, да и только!
— Больше похоже на дьявольское зелье! Лувьеру тридцать восемь, ни жены, ни детей, живёт в глуши со своей лабораторией полных колдовских снадобий. Нельзя доверять этому человеку.
— Вы сегодня в кислом настроении, мисс Евангелина, — устало заметил Бертран. — Оставьте беднягу в покое.
Старуха направилась обратно к своему столу.
— Шевелись, Бертран, и отработай свой доллар. Выясни, что — или кто — за всем этим стоит!
«Это я и пытаюсь сделать», — подумал он с раздражением. «Старая ведьма, вечно суёт нос не в своё дело».
Бертран Пине взглянул на письмо коронера, торчащее из-под бумаг, и задумался, не достать ли фотографии с места преступления из нижнего ящика — снимки утопленных тел, лишённых жидкостей и органов, сделанные цифровой камерой, купленной в «Уолмарте» в Батон-Руж. Но он передумал. Если Евангелина увидит эти снимки, она выскочит на улицу, как духовой оркестр, и раструбит всем на всю округу.
С тяжёлым стоном он поднялся со стула и вышел на улицу. Садясь в свой джип, он услышал голос, потрескивающий в рации. Это был его помощник, Арман Фрюже.
— Я тут к югу от города, шериф… у причала Кловиса Тибодо. У нас ещё один, и свежий!
Бертран покачал головой и повернул ключ в зажигании.
— Держись… я еду.


Шериф Пине шагал по дощатому настилу причала, когда заметил своего помощника и Кловиса Тибодо, стоящих на краю и глядящих в воду.
Кловис был стар — чёрт возьми, он казался стариком ещё в те времена, когда Бертран появился на свет тридцать шесть лет назад, — и промышлял ловлей да рыбалкой, во всяком случае, сам он так говорил. Тощий, как тростинка, и колючий, словно болотный окунь, он, похоже, и знать не знал, что такое мыло — никто не припомнит, чтобы он хоть раз умылся. Одет он был неизменно: потёртая засаленная бейсболка, фланелевая рубашка, выцветший комбинезон да сапоги до колен, что видали виды. Рядом с ним всегда лежал его верный одноглазый пёс, блютик по кличке Пьер, уткнув морду в лапы и лениво постукивая хвостом по доскам причала.
— Где он? — спросил Бертран у своего помощника.
— Там, в воде, среди свай, — ответил Арман. — Только это не он, а она.
Бертран подошёл к краю причала и посмотрел вниз. В мутной воде плавала тощая женщина с жидкими каштановыми волосами, подсвеченными вишнёво-красными прядями. Её татуированные руки были бледно-голубыми и слегка вздутыми, на ней был оранжевый топ и обрезанные джинсовые шорты. На одной ноге ещё держался зелёный резиновый шлёпанец, другая была босой и сморщенной.
— Вытаскиваем, — распорядился шериф. Все трое опустились на колени и подняли тело из воды. Несмотря на то что оно пропиталось водой, оно казалось на удивление лёгким.
Осторожно они перевернули её и уложили на доски причала.
— Чтоб мне провалиться, — сказал Бертран. — Розелла Риветт. — Он скривился. Его жена Зенобия будет сильно расстроена. Розелла была её лучшей подругой в старших классах. Они вместе сделали свои первые татуировки в «Доме чернил» у Гюстава.
— Разве она не отсидела восемнадцать месяцев за метамфетамин? — спросил помощник Фрюже.
— Двенадцать, — уточнил шериф. — Ещё шесть за проституцию.
— Жизнь у девки была тяжёлая, — сказал Кловис. — Её папаша уделял ей больше внимания, чем следовало.
Бертран посмотрел на него.
— Позабавился с ней, что ли?
Старик пожал узкими плечами.
— Раза два или три, наверное.
Они уставились на лицо женщины. Оно было впалым, как у Уэйна Мазеролла после того, как его мозги высосали через затылок, согласно отчёту о вскрытии.
— Ну, теперь ей точно свиданий не видать, — заметил Арман.
Шериф опустился на колени и положил руку ей на живот. Плоть была дряблой, брюшина под ней — пустой. От давления его руки тело издало громкий, влажный звук, одновременно комичный и тошнотворный. Из рваных краёв шорт выплеснулась чёрная зловонная вода, растёкшись по доскам.
— Назад, господа! — предостерёг Кловис. — Берегите обувь!
Бертран долго разглядывал тело, затем достал складной нож Case и раскрыл самое острое лезвие. Откинув её голову носком ботинка, он вонзил сталь в сонную артерию.
— Чёрт! — воскликнул Тибодо. — Что ты делаешь?
— Проверяю теорию. — И чутьё законника оказалось верным. В артерии не было ни капли крови. Розелла Риветт была полностью обескровлена.
— Что могло такое сотворить? — удивился помощник.
Древние глаза Кловиса устремились через болото.
— Думаю, я знаю.
— И что же?
— Видел я там, в глуши, жуткие вещи, — сказал он двоим. — Странные штуки, пока рыбачил.
— Ты хотел сказать, браконьерил, — уточнил Бертран.
— Нет, нет… рыбачил.
— Скорее уж браконьерством попахивает, — не унимался шериф. — Небось аллигатора в неурочное время подцепил?
— Сом, — упрямо стоял на своём старик. — Ну, может, парочка черепах. — Он бросил на Бертрана раздражённый взгляд. — Ты всё перечить будешь или всё-таки выслушаешь меня?
Шериф немного отступил.
— Продолжай.
В глазах старика мелькнул страх.
— Как я уже говорил, повидал я там чудеса странные. Клещи — каждый с кулак, а комары — ну чисто Пьер по размеру, крылья в пять футов размахом. Носились по вечернему небу, выстроившись, будто гуси в стае.
— Ты уверен, что не хлебнул своего крепкого самогона? — спросил Берт. — Может, ещё и гигантских болотных пауков видел?
— Не вру я, шериф! Видел своими глазами! — Кловис выглядел так, будто его чувства задели. — Ты обо мне невысокого мнения, да, Пине?
— Не скажу, что высокого. Но продолжай.
Кловис откашлялся и продолжил.
— На берегах протоки и на песчаных отмелях находил я зверушек… кроликов, енотов, белохвостого оленя… пустых, как мешки. Тронешь палкой — кости просто рассыпаются. Один зверь… здоровый опоссум… внутри него что-то шевелилось. Крутилось, извивалось, как змея, но не змея то была. Не стал я тыкать, побоялся. Испугался, что выскочит и схватит меня!
— Всё равно похоже на галлон того самогона, что башку ломает, — скептически сказал Бертран. — Есть идеи, откуда это всё взялось?
— Не уверен насчёт клещей или той штуки в опоссуме, но комары летели со стороны Рубешуа-Пойнт.
Глаза Армана расширились.
— Тот сумасшедший доктор! Лувьер!
Шериф раздражённо посмотрел на помощника.
— И ты туда же.
— Это правда! — сказал Кловис. — Клянусь на могиле моей бабули, царствие ей небесное. Из дома Отиса Лувьера они летели.
— Каждому нужен козёл отпущения, — покачал головой Бертран. Он посмотрел на тело проститутки. — Пойду к джипу, вызову мистера Дюбуа с его катафалком. Похоже, бедную Розетту тоже отправим в морг в Новый Орлеан.
— Если там ещё остались столы и ящики, — сказал Кловис, с отвращением глядя на впалую женщину.


Той ночью Бертран и его жена сидели за кухонным столом, деля бутылку «Перно Рикар», большую часть которой выпила Зенобия. Она проливала слёзы по Розетте — они были неразлучны до самого выпуска, пока их пути не разошлись.
— Она была хорошей, Роза, — всхлипывала Зи, отпивая ещё глоток из стакана с изображением Скуби-Ду. — Дикая была, ноги вместе держать не могла и десяти минут, но сердце у неё было доброе.
Бертран забрал бутылку и закрыл её.
— Хватит тебе на сегодня, — сказал он. — Знаешь ведь, что от спиртного у тебя живот крутит. Оставь лучше.
— Проверь детишек, Бертран, ладно? — попросила она, выходя из кухни и падая на диван в гостиной. — Я, похоже, не в том состоянии, чтобы быть мамочкой. Голова кружится, как у рыбы с морской болезнью.
Бертран кивнул и оставил её там. Он прошёл по узкому коридору в детскую комнату в дальнем конце дома. Свет в спальне был выключен, но маленький ночник слабо светился у розетки возле шкафа. Он едва различал свою дочь Офелию в её кроватке и младенца Филиппа в колыбели. Бертран пересёк комнату в носках, поцеловал обоих в лоб, затем присел и почесал их дворнягу Гамбита за отвисшими ушами. Удовлетворённый, он вышел из комнаты и направился обратно в гостиную, уверенный, что Зи, скорее всего, уже растянулась на диване и крепко спит.
Он почти дошёл, когда услышал за спиной сухой шорох. Обернувшись, он успел заметить, как что-то длинное и бледное проскользнуло в детскую.
Сердце заколотилось в груди. Что это, чёрт возьми, было? Он замер, прислушиваясь, ожидая, что Гамбит залает или зарычит. Но пёс молчал. Это странно. Старый Гамбит не подпустил бы и муху к малышам на десять футов без скандала.
Бертран подошёл к шкафу в коридоре, бесшумно открыл его и достал служебный револьвер с кобуры, висящей на крючке. Проверил патроны: пять в барабане, один под бойком пустой. Медленно он двинулся по коридору и заглянул в открытую дверь.
Всё казалось таким же, как он оставил, но он чувствовал — это лишь видимость. Что-то пробралось в комнату. Змея? От одной этой догадки кровь стыла в жилах. Он взвёл курок, провернув барабан, и осторожно переступил порог, выставив перед собой пистолет 38-го калибра.
Лишь через мгновение он понял, что всё не так, как было. Пол между кроватью и колыбелью был пуст. Гамбит исчез.
Шаг за шагом он обошёл комнату, оглядываясь по сторонам. Ладонь вспотела, рукоять «Смит энд Вессон» стала скользкой. Ну же, Гамбит, парень. Это не похоже на тебя. Неужели ты нашёл ту змеюку и слопал её на полночный перекус?
Он почти добрался до окна спальни, когда услышал звук — кто-то задыхался… или, скорее, хрипел, словно его душили. Звук доносился из-за кровати дочери, у шкафа. Осторожно он обошёл белёный изножник, пока не увидел в свете ночника, что происходит.
Гамбит лежал на полу, обвитый скрученной белёсой массой, похожей на мускулы. Это не было змеёй — ни болотной гадюкой, ни удавом, ни питоном. Тварь тянулась почти на шесть футов, необычно плоская… не округлая и мясистая, как змеиное тело. Он в оцепенении смотрел, как эта штука неспешно, с жуткой точностью вползала в распахнутую пасть Гамбита, погружаясь в его горло, всё глубже в его нутро. Пёс угасал — это выдавал остекленевший взгляд его тёмно-карих глаз.
«Что это такое?» — в панике подумал он. — «О господи, похоже на… на…»
Бертран понял, что стрелять нельзя. Он положил револьвер на ящик с игрушками поблизости и тихо поднял окно спальни. Собравшись с духом, он нагнулся и схватил спутанную смесь пса и извивающегося чудовища, намереваясь вынести её к окну и выбросить наружу.
Тут милая Офелия проснулась и села в кровати. Она протёрла сонные глаза.
— Папа? — спросила девочка. Увидев, что у него в руках, она закричала.
Через мгновение Зи включила свет в спальне. Ошеломлённая, она стояла в дверях, бледная, с широко распахнутыми глазами.
— Бертран! Что это за тварь?
Шериф сперва замер, не проронив ни слова. Потом вперил взгляд в мерзкую тварь, что извивалась и трепыхалась у него в руках, медленно, дюйм за дюймом, с мучительной настойчивостью протискиваясь в горло несчастного пса.
— Господи, помоги нам всем, Зи… кажется, это… ленточный червь!
Затем он шагнул к окну и швырнул его далеко в темноту луизианской ночи.
Вскоре Зи схватила дочь, а Берт прижал к груди плачущего сына. Вместе они стояли у окна. Свет падал на покрытую росой траву двора. Они заметили бледное движение — длинная плоская тварь ускользнула к зарослям на краю участка Пине, таща за собой неподвижную тушу пса.
Держа вопящего Филиппа на одной руке, другой он взял пистолет с ящика для игрушек.
— Хватай сумку с подгузниками, — сказал он Зи. — Отвезу вас к твоей маме.
— А ты куда? — спросила она, обезумев от страха.
— Выяснить, что творится в приходе Сент-Аделина, — ответил он. — И, кажется, я знаю, где искать ответ.


Было почти полночь, когда Бертран Пине припарковал джип у шоссе. Взяв из заднего сиденья дробовик двенадцатого калибра, он медленно двинулся через топкую землю, что окаймляла тёмные воды Рубешуа-Пойнт.
Перед уходом из дома он позвонил Арману и велел ему собрать Кловиса Тибодо, его плоскодонку и все ружья, какие найдутся, и встретиться с ним у причала за старым домом Лувьера. Обнаружив за последние две недели четыре тела, лишённых органов и крови, а теперь ещё и чудовищного ленточного червя, убившего бедного Гамбита, каджунский законник понял, что медлить нельзя. Угрозу нужно выявить и устранить, скорее силой, чем по закону.
Старинный двухэтажный плантаторский дом некогда был сердцем сахарной плантации семьи Лувьер в середине XIX века — величественный дворец, построенный на богатстве и власти, ослепительно белый, окружённый высокими кипарисами, увитыми длинными бородами испанского мха. Но теперь, спустя почти сто семьдесят лет, он был лишь ветшающим осколком Старого Юга и его забытых дней славы и процветания.
Бертран осторожно шёл по истоптанной тропе через густые заросли чертополоха и ежевики. Впереди вырисовывался старый дом — его белая краска давно облупилась от десятилетий суровой погоды и влажности. Все окна были тёмными, словно пустые глазницы черепа, кроме одного на первом этаже, которое ярко светилось, бросая длинный луч жёлтого света на тропу из мха и чёрной земли.
Он был на полпути к особняку, когда пение сверчков стихло. Бертран замер в тишине на долгие мгновения, затем услышал странный звук, эхом доносящийся со стороны протоки. Он вгляделся в темноту, но ничего не увидел за высокими кустами. Затем шум — пронзительное, высокое жужжание — поднялся в небо и направился прямо к нему.
Шериф посмотрел на бледный диск полной луны. Сердце подпрыгнуло в груди, когда он увидел несколько тёмных силуэтов на её фоне. Он подумал было развернуться и бежать к джипу, но было поздно. Эскадрилья воздушных чудовищ уже пикировала на него.
Это были комары… гигантские. Он вспомнил слова Кловиса о комарах размером с Пьера, с крыльями в пять футов. Эти были куда больше: размером с годовалого телёнка, с размахом крыльев шесть с половиной футов или больше. Даже в полумраке он видел, что тело и ноги насекомого были полосатыми, чёрно-белыми, что указывало на тигрового комара — вид, обычный для местных проток и дельт. Бертран вспомнил шутки, ходившие годами: мол, комар — это государственная птица Луизианы. Глядя на тварей, что неслись к нему, эта острота казалась теперь скорее правдой, чем шуткой.
Он вскинул дробовик и выстрелил, нашпиговав одного картечью. Комар смялся в воздухе и рухнул на топкую землю. Он прикончил ещё пару, затем услышал жужжание, быстро приближающееся сзади. Он развернулся, чтобы выстрелить, но гигантский комар спикировал низко и сбил его с ног. Дробовик улетел в заросли. Бертран оказался на спине в сырой земле, глядя на шестерых крылатых тварей, зависших прямо над ним.
Он выхватил револьвер 38-го калибра из кобуры, как раз когда одна из тварей приземлилась на его правую ногу. Её хоботок — длинный, твёрдый, толщиной с садовый шланг — пробил джинсы и вонзился в мышцу бедра, ища артерию, чтобы высосать кровь. Он закричал от боли и дважды выстрелил в тварь: промахнулся раз, затем попал в её гибкое тело. Комар завизжал пронзительно, по-насекомому, и улетел, выдернув хоботок из ноги Бертрана. Он почувствовал, как тёплая кровь пропитала штанину из рваной дыры в бедре.
Запах крови, казалось, свёл остальных комаров с ума. Они ныряли и пикировали, их тёмные глаза голодно блестели. Их было пятеро, а в револьвере осталось три патрона. Он выстрелил в одного, но цель увернулась, уклоняясь от пули. Бертран был уверен, что они набросятся все разом и высосут его досуха, когда ночь прорезал громкий выстрел… винтовочный. Один из крылатых монстров резко вильнул и врезался в ствол кипариса, мёртвый ещё до падения.
Раздалась череда выстрелов, и остальные твари рухнули вокруг него с тяжёлыми шлепками; их тощие ноги судорожно подрагивали, крылья ещё трепыхались, пока жизнь не покинула их окончательно.
— Ты в порядке, шериф? — крикнул Арман Фрюже, выбегая со стороны причала. За ним следовал Кловис с винтовкой «Винчестер» в морщинистых руках. — Чёрт! Тебя подстрелили?
— Нет, один из этих гигантских комаров сел на меня и вонзил свой хобот в ногу, — ответил Бертран. — Адски больно, но кровит уже не так сильно. — С трудом он поднялся и захромал к большому дому. — Пойду выясню, что тут творится. Это неестественно, что я видел сегодня.
Кловис пнул одного из упавших комаров. Тварь была вялая и лёгкая, как пустой мусорный мешок.
— Ох ты ж! Вот это правда.
Вскоре они стояли на крыльце и стучали в массивные двойные двери из резного дуба. Сначала никто не ответил, затем послышался звук отпираемого засова, и одна из дверей распахнулась. Перед ними стоял пухлый мужчина средних лет в толстых очках и лабораторном халате. В одной руке он держал пистолет 9 мм, а лицо его было бледным от страха.
— Быстрее! — прошипел он, настороженно глядя в тёмное небо над головой. — Заходите внутрь!
Оказавшись в просторном фойе плантаторского дома, Отис Лувьер запер и заложил дверь засовом. Он посмотрел на пистолет в своей руке и, смутившись, засунул его в карман халата.
— Итак, что привело вас сюда в такое время, господа?
— Что, во имя всего святого, ты тут творил, Лувьер? — потребовал ответа шериф.
— Наклепал себе здоровенных монстров! — обвиняюще бросил Кловис, глядя на доктора с презрением.
Лувьер поднял руки в защитном жесте.
— Не нарочно. Всё… ну, немного вышло из-под контроля.
— Немного? — возмутился Арман. — Четверо невинных мертвы, их внутренности высосаны, а у шерифа тут дыра в ноге, в которую «Бьюик» проедет!
— Пойдёмте в мою лабораторию, — сказал он. — Я обработаю ногу Бертрана и расскажу, что происходит.
Вскоре доктор оказывал первую помощь и излагал свою историю.
— Несколько лет я экспериментировал с гормонами роста, надеясь разработать штамм, достаточно сильный и стабильный, чтобы лечить такие аномалии, как карликовость и врождённые дефекты. У меня были успехи с несколькими детьми здесь, в приходе, но штамм оказался слишком слабым для взрослых. Тогда я начал новую серию тестов и увеличил концентрацию в разы. Сначала я использовал мелких животных: белок, кроликов, опоссумов. Но штамм оказался для них слишком сильным, и они погибали через несколько часов. Я снизил дозировку и перешёл на других подопытных. Паразитические насекомые и черви лучше всего усваивали и выдерживали гормон. В болоте их было предостаточно. Но в середине экспериментов что-то пошло не так. Их метаболизм и скорость усвоения гормона привели к тому, что они выросли до гигантских размеров. Чем больше они становились, тем агрессивнее делались. Я пытался их удержать, но однажды утром вернулся в лабораторию и обнаружил, что они сбежали… в болото.
— На ком ты экспериментировал? — спросил Кловис.
— На обычных видах паразитов, характерных для нашей местности, — ответил Лувьер. — Комары, клещи…
— Ленточные черви, — добавил Бертран.
Глаза доктора расширились за стёклами очков.
— Так ты его нашёл?
Шериф кивнул.
— Он нашёл меня… точнее, моего пса. Убил его. Сдавил, как удав, и протиснулся ему в глотку.
— Увы, бедный Пьер тоже мёртв, — сказал Кловис. Он яростно посмотрел на доктора. — Сегодня что-то прицепилось к его боку и высосало все внутренности. Осталась только пустая оболочка из костей и шкуры.
Арман торжественно снял шляпу.
— Бедные Гамбит и Пьер! Ушли на великую охоту за енотами на небесах.
Старик вытер глаза грязным платком.
— Красиво сказано! Спасибо, помощник.
Когда доктор закончил обрабатывать ногу Бертрана, шериф захромал к одному из окон лаборатории и выглянул наружу.
— И что мы можем сделать, чтобы решить эту проблему, доктор?
Лицо Лувьера побледнело, как сало.
— Единственный выход — отправиться в болото и уничтожить подопытных. Я бы предпочёл поймать их живыми для дальнейших исследований, но они стали слишком агрессивными и опасными.
— А после того, как их уничтожат, ты прекратишь свои эксперименты, — подчеркнул шериф.
— Да, — сказал учёный. — А что с людьми, которые погибли?
— Думаю, тебя обвинят в непредумышленном убийстве… за то, что ты стал причиной их смерти. Сожалею, но не вижу способа этого избежать.
Отис Лувьер кивнул.
— Полагаю, это справедливая цена за мою глупость.
Бертран посмотрел на мужчин вокруг; увидел мрачные выражения их глаз.
— Хорошо, решено. Приступаем.


Они вышли через заднюю дверь особняка и направились в темноте к протоке. Плоскодонка Кловиса Тибодо была привязана там, ожидая их страшного похода в тёмные глубины болота.
Четверо забрались в лодку, молча наблюдая за любым подозрительным движением в ночи. Кловис отвязал верёвку от причала и, запустив мотор, медленно повёл их по каналу к сердцу протоки. Старик включил прожектор. Тот бросал бледный луч света на тёмные воды и корявые кипарисы по обе стороны, их ветви низко склонялись, увешанные густым испанским мхом.
Некоторое время их взгляду открывались лишь аллигаторы, что грелись на поросших мхом берегах, да змеи, что дремали на камнях и низких ветвях; порой мелькали щука или окунь, покрытый коркой ракушек. Но чем дальше они углублялись в болото, тем реже встречались привычные обитатели, будто те исчезли вовсе. Даже голоса ночных птиц и жужжание насекомых смолкли — если они вообще ещё там оставались.
Лодка плыла под особенно густым пологом ветвей, увешанных мхом, когда что-то начало падать с деревьев.
Сначала Бертран подумал, что это коричневые тарелки для пирогов, хотя идея казалась абсурдной. Затем один из плоских объектов упал ему на спину и медленно пополз вверх по затылку, к задней части черепа. Тогда он понял, что это.
— Клещи! — крикнул он. Протянув руку, он схватил паразита и отшвырнул его. Тот плюхнулся в тёмную воду канала с громким всплеском.
Кловис и Лувьер боролись с тварями, что цеплялись за их одежду. Затем позади раздался крик Армана Фрюже.
Старик направил свет на корму лодки. Помощник был покрыт ими. Гигантские клещи впились глубоко и присосались; жадно высасывали кровь из его головы, груди, спины и живота. Один даже висел в паху. Когда он рухнул на дно лодки, Бертран и Лувьер бросились к нему.
— Убирай нас отсюда к чёрту! — приказал шериф. Кловис подчинился, и вскоре они вырвались из заражённых клещами ветвей на открытую воду.
Арман бился и кричал от боли.
— Больно, о Иисус милосердный! — вопил он. — Давление! Не вынесу!
— Что делать? — спросил шериф.
Лувьер посмотрел на браконьера.
— Есть нож? Лучше два.
Кловис вытащил длинный нож с острым концом из ножен на бедре и передал доктору. Он нашёл изогнутый нож для снятия шкур в отсеке у руля и отдал его шерифу.
— Головы глубоко вцепились, — сказал Лувьер. — Придётся вырезать их. Но надо быстро. — Он указал на нескольких чудовищных клещей. Их плоские тела начали раздуваться, наполняясь жидкостью и тканями.
Они принялись за голову Армана. Это было непросто, но наконец они отцепили клеща от затылка помощника. Тот оставил уродливую дыру размером с четвертак в коже и кости. Бертран снял рубашку и обвязал ею голову Армана, затем принялся за другого паразита. Мужчина вопил и кричал, пока ножи вырезали и выдалбливали, выкапывая глубокие кратеры вокруг упрямых голов клещей. Наконец все были сняты. Они выбросили уродливых тварей за борт, где те покачивались на воде, как наполовину надутые шары. Лувьер принялся перевязывать раны помощника. Они сильно кровоточили, а из некоторых зияющих укусов даже торчали органы и ткани.
— Разворачивай эту штуку, Кловис! — приказал Бертран. — Надо доставить Армана в больницу!
Металлический щелчок взведённого курка заставил двоих обернуться. Отис Лувьер стоял позади, спокойно держа в руке 9 мм.
— Нет, — сказал он. — Мы продолжаем. — Он кивнул на несколько проволочных клеток в лодке. — И мы заберём столько образцов, сколько сможем. — Лёгкая усмешка скользнула по его пухлым щекам. — Точнее, я заберу. А вы, господа, получите по пуле и пойдёте на корм аллигаторам, пока я вернусь в Сент-Аделина и продолжу свою работу.
— Подлый сукин сын! — выругался Кловис. Он глянул на «Винчестер», стоящий рядом, но знал, что не успеет сделать и трёх шагов, как Лувьер его прикончит.
— Продолжай, — настаивал доктор, его голос был холоден, как сталь в его кулаке.
Дальше в глубины болота они поплыли. Каждый был начеку, выискивая любое движение или странный звук, что предвещал бы новых паразитов. Но полчаса ничего не было. Болото казалось пустым.
Около трёх утра Кловис замедлил лодку и оставил мотор на холостом ходу.
— Почему остановился? — спросил Лувьер.
— Что-то в воде, — ответил старик. Он направил прожектор на бурлящие течения впереди. Несколько длинных блестящих объектов показались на поверхности, прежде чем снова погрузиться в тёмные глубины.
— Аллигаторы? — спросил Бертран.
— Нет. Слишком мягкие и скользкие. И слишком большие.
Доктор угрожающе махнул пистолетом.
— Помни, всё, что найдём, возвращается со мной.
— Эти в клетки не влезут, — сказал Кловис. Он повернулся и посмотрел на мужчину. Вдруг его древние глаза расширились от ужаса. — Святая дева!
Озадаченный, доктор оглянулся через плечо, и его сердце замерло.
Что-то поднималось из тёмных вод позади лодки. Оно было чёрным, блестящим и невероятно огромным; трубчатым, как червь, но гораздо толще. Если у него и были глаза, Лувьер их не видел. Он видел только открытую пасть, окаймлённую крючковатыми, акульими зубами.
— Это… — Бертран на миг потерял дар речи, затем нашёл слова, когда тварь качнулась. — Это пиявка!
Существо издало низкий, булькающий звук, выбрав жертву и опустившись быстрее, чем кто-либо ожидал от такой громоздкой твари. Лувьер вскрикнул, дважды выстрелил из пистолета, а затем был проглочен — от груди вверх — зубастой пастью чудовищной пиявки. Её зубы вонзились глубоко, и тёмное тело начало пульсировать, жадно высасывая добычу. Бертран и Кловис слышали приглушённые вопли доктора. Его крики эхом отдавались в глотке твари, пока его руки и ноги судорожно дёргались.
«Она высасывает его досуха!» — с ужасом подумал шериф. «Как я бы высосал начинку из варёного рака!»
Затем пиявка внезапно поднялась ещё на семь футов в душный ночной воздух. Ноги доктора отчаянно болтались, сбросив ботинок, затем жуткие крики стихли, и он обмяк. С громким всплеском и бульканьем чудовище ушло обратно в глубины протоки, унося останки Отиса Лувьера с собой.
Шериф и браконьер стояли долгие мгновения, глядя и прислушиваясь. Болото вокруг было неподвижно, как и вода. Ни ряби не нарушало её зеркальную гладь. Больше ничего не появилось… голодного, ищущего пищу.
На корме лодки Арман застонал, не ведая о том, что только что произошло.
— Пора возвращаться в город, Кловис, — предложил Бертран.
— Да, сэр, — согласился он с кивком. — Я более чем готов покинуть это тёмное место и его ужасы.
Кловис ловко развернул лодку и направился обратно по каналу. Над бородатыми ветвями кипарисов ночное небо было словно чёрный бархат, усыпанный миллионом сверкающих звёзд.
Бертран присел рядом с помощником.
— Мы найдём тебе хорошую помощь, Арман, — сказал он. — Всё кончено.
— Не думаю, констебль, — сказал Кловис с носа. — Смотри!
Бертран встал. Старик направлял луч прожектора вдоль берегов протоки. Полупогружённые в тихую воду и цепляющиеся за обнажённые корни кипарисов виднелись тёмные, восковые цилиндры, заострённые с концов.
— Что это за чертовщина, Кловис? — спросил он.
— Похоже на яйца комаров, — ответил браконьер. Лицо старика побледнело и было полно страха. — Их тут тысячи!
Шериф задумался на минуту.
— Можем их сжечь?
— У меня есть двухгаллонная канистра бензина, но этого мало. Придётся вернуться и закончить дел… и молиться, чтоб они не вылупились раньше.
Бертран Пине вздрогнул. Мысль о гигантском, жужжащем рое комаров, обрушивающемся на его родной Сент-Аделина, была пугающей даже в воображении.
— Тогда едем… и быстро!
Кловис мрачно кивнул и, выжав из мотора плоскодонки всё возможное, они молча направились обратно по тёмному каналу протоки к дому.