«На Марсе нет жизни» Тим Каррэн

Чамберс проснулся в одиночестве.
Вся тяжесть мира навалилась на него, как дюжина свинцовых солнц. Она сдавила его, приковала к себе, вдавила в складки кровати. Он хотел пошевелиться, но не мог. А может быть, он просто не видел смысла двигаться. Иногда лучше было просто подождать. Если дать время, сон или кошмар растворится, словно туман. И, может быть, реальность снова найдет дорогу домой.
Он задумался: Еще один день. Просто соберись с силами еще на один день, потому что это может быть тот самый. Просто это может быть тот самый день.
Он приподнялся. Снаружи было слышно, как холодный марсианский ветер гонит песок по стенам его квонсетной хижины. Это был Марс - ледяной, каменистый, пустыня с эрозийными песчаными бурями, воспоминаниями и давно похороненными ценностями.
Один из первых исследователей сказал, что Марс - это ящик Пандоры и что со временем люди откроют его крышку и пожалеют о том, что оттуда вышло. Другой говорил, что если долго искать что-то на Марсе, то, скорее всего, найдешь.
Чамберс был уверен, что все они правы.
Приняв душ и запихнув в себя немного еды, он оделся и отправился в город. В этом не было необходимости. Все необходимое было у него дома. Теплицы обеспечивали его едой. Солнечные батареи давали ему всю необходимую энергию. У него не было причин идти в город. Но он все равно пошел.
Последний человек на Марсе.


Город был пуст, как и все города на Марсе, но они этого не знали.
Программы искусственного интеллекта по-прежнему управляли всем. Свет включался в сумерках и гас на рассвете. Автоматические уборочные машины появлялись и исчезали. Вода синтезировалась и очищалась, а трубы проложены. Купол, который удерживал город, как склеп.
Запечатанный в снежном шаре, купол по-прежнему находился под давлением. Искусственная атмосфера не была нарушена. Солнечный свет по-прежнему собирался и усиливался для обогрева купола. Все по-прежнему работало с искрящейся эффективностью. Но никто не замечал этого.
Никто, кроме Чемберса.
Он уже был там, его шлем висел на спине.
Он шел по главной улице и думал о том, насколько все это похоже на город на Земле: здания, стоящие друг за другом, сборные конструкции, втиснутые между ними. Квонсетные хижины и сараи для технического обслуживания, разбросанные повсюду. Маленькие электромобили, стоящие у обочин, ждали своих хозяев.
Он искал жизнь и видел только черные, пустые окна, которые смотрели назад.
Они выглядели так, как он сам себя чувствовал.
Иногда, прогуливаясь по улицам, он обнаруживал, что не может смотреть на эти здания и дома, боясь увидеть кого-то, кто смотрит на него в ответ. Конечно, это было невозможно, но его все равно бросало в дрожь. Здесь никого не было... И все же мысль о том, что кто-то внезапно появится снова после семи лет молчания, приводила в замешательство.
Он шел и шел, заходя в салуны, горные конторы, гостиницы и рестораны. Он сидел в кабинке в забегаловке. Когда на Марсе было много первопроходцев, людей из компаний, колонистов и правительственных агентов - людей, которые отвоевывали у суровой красной земли города и состояния, - Чамберс любил бывать в этом месте. Оно напоминало ему о детстве на Земле. Ребрышки, шипящие на гриле дяди Фрэнка. Запах соуса и дыма от гикори.
Сейчас он пришел сюда, потому что это было место, куда он столько лет ходил со своей женой. С Сарой. Прежде чем тьма пришла и заполонила все кладбища. Это было одно из немногих мест, где ему было спокойно. Здесь он мог фантазировать, мечтать и воображать. Он обнаружил, что если отключить мозг нужным образом, то комната вдруг наполнится голосами, смехом, скрежетом вилок по тарелкам и насыщенным, пьянящим ароматом соуса, контрабандой доставленного с Земли через Канзас-Сити (рецепт которого так и не был раскрыт, а теперь превратился в пыль вместе с мозгом, жаждавшим его получить). Иногда Чемберсу казалось, что если он крепко зажмурит глаза и по-настоящему отстранится, то Сара окажется напротив него и он услышит ее голос.
Так он проводил часы в мечтах.
Это было здорово.
А иногда...
Звонил телефон.
Но Чемберс знал, что это не телефон. Как и все остальное в этом стерильном мире, телекоммуникационные системы все еще работали. Можно было позвонить в любой из сотни городов, возникших по всей планете, и еще в два раза больше маленьких деревушек и шахтерских поселков. Можно было набрать любой номер в реестре, и все, что вы получите, - это мертвый воздух.
Телефон все еще звонил.
Чеймберс открыл глаза, его волосы дрожали над спутанной бородой цвета соли и перца. Теперь он не спал. Он бодрствовал. Он видел пустой ресторан, его незанятые кабинки и столики, табуреты, выстроившиеся аккуратными рядами, как шахматные фигуры перед барной стойкой. Он видел дымчатое стекло окон, выходящих на пустынные улицы.
Но телефон продолжал звонить.
Кишки завязались в электрический узел, он поднялся и осторожно, шаг за шагом, приблизился к бару. Телефон лежал там, рядом с пыльными пирамидами стаканов и бутылок импортированного с Земли спиртного. Наполненный чем-то, что он даже не мог идентифицировать, он побежал туда и выхватил телефон из подставки. Ужас, сырой и густой, пульсировал в его мозгу.
- Алло? - сказал он, и, Боже, неужели эта резкая, безвоздушная трель была его голосом? Он не говорил уже много лет. Он прочистил горло, сглотнул слюну, которую смог собрать. - Алло?
Ответа не последовало.
Но он слышал что-то на другом конце. Звук ветра, дующего в пустынных, темных и безлюдных местах. Голос Марса и его пустых кварталов. Но... что-то еще. Да. Теперь он мог слышать это.
Звук дыхания.
- Алло? - крикнул он. - Алло? Алло? Кто это?
Когда телефон выпал из его руки, ему показалось, что он услышал приглушенное хихиканье.


Чемберс помнил, как все они умерли.
Он помнил, как выжил сам.
Насколько он знал, чуму никогда не называли по имени. Ее так и называли: "Чума". Как только Марс был колонизирован и все начали прибывать и строить города, встал вопрос о пище. Воду можно было синтезировать, если были доступны основные элементы, а они были. А под вечной мерзлотой всегда была замерзшая вода. Но пища была проблемой. Единственным решением было выращивать ее на Марсе. Перевозить достаточное количество еды для тысяч людей было непрактично и дорого. Марсианская почва была доставлена на Землю, обогащена органическими соединениями и засеяна. Растения были генетически изменены. И вскоре уже работали гигантские теплицы. Чума началась как простое заболевание. Несмотря на все меры предосторожности, простой марсианский микроб был упущен из виду. В присутствии богатой органики он размножался и мутировал. Растения были невосприимчивы к нему, но не люди.
Он распространился как мор.
Вскоре колонии стали болеть и умирать.
С Земли прибыли корабли с новейшими медицинскими технологиями. Но было уже слишком поздно. Микроб - вирус - мутировал ежечасно, и его было практически невозможно уничтожить; как только было придумано лечение, оно оказалось бесполезным. Вирус снова превратился во что-то другое. Колонисты толпами устремлялись на Землю. Тем, кто добрался до Земли, так и не разрешили войти в атмосферу. Позже любой корабль, отправлявшийся с Марса, уничтожался еще до прибытия домой. Было объявлено военное положение. Марс оказался в изоляции. Никто не мог покинуть его. Никто не мог прилететь. Межпланетные корабли были повреждены до неузнаваемости.
За несколько месяцев две трети населения погибли.
Но лекарство было найдено. Оно было дорогим и сложным. Была проведена лотерея. В ней победил Чемберс. Ему дали лекарство. К тому времени, когда он очнулся после изнурительного и болезненного процесса (который так и не был ему полностью объяснен), Марс был мертв.
Осмотрев больницу и ее мертвецов и умирающих, он обнаружил, что Сара умерла почти месяц назад. В итоге через несколько недель он остался один. Он прыгнул в вертолет и отправился в путешествие по планете... но никого не было, только пустые города и огромные, разросшиеся кладбища, возникшие на их окраинах. Улицы были усеяны мертвецами. Непогребенные они были сложены в кучи, как пиломатериалы.
Он вернулся домой, в город-призрак Нью-Провиденс.
Почти год он поддерживал связь с Землей, пока что-то не произошло. Он так и не узнал, что именно. Возможно, метеорит уничтожил спутник связи, вращающийся вокруг планеты. Как бы то ни было, он больше никогда не получал от них известий.
Чемберс был излечен. У него появился иммунитет.
Но он был совершенно одинок в чужом мире.


Он сказал себе, что этого не было.
Когда он зашел в ресторан, он уверил себя, что телефон не звонил. Это была галлюцинация. Ему хотелось в это верить, но что-то в нем не желало с этим мириться. Он вспомнил шум на другом конце - ветер, дыхание, приглушенный, отдающийся эхом смех...
и у него поползли мурашки по коже.
Он сел на бордюр и попытался разобраться в ситуации.
Возможно ли, что кто-то где-то выжил? Он не слышал ни об одном случае естественного иммунитета к патогену. И он был единственным, кто прошел курс лечения.
Он задумался: Но предположим... предположим, что это сделал кто-то другой. Кто-то, кто был одинок все эти семь лет, как я. Может быть, сначала они искали других, но потом сдались. Ушли в свои убежища. И тихо сошли с ума.
Это была страшная мысль: Один на Марсе с маньяком в компании.
Он знал, что хорошо справился с изоляцией.
Но он всегда был одиночкой. Если бы не Сара, у него не было бы почти никаких социальных контактов. Он просто был таким. Он читал, учился, работал и надеялся, что спасатели прибудут. Но выжил бы очень общительный человек?
Что бы одиночество сделало с их разумом? Он мог представить себе, что начнется безумие, грызущее безумие и умственное вырождение.
Господи, неужели это правда?
Блуждая по окрестностям все это время и теперь, в конце концов, они кого-то нашли.
Они нашли его. Но их разум был слишком поврежден, чтобы видеть в нем товарища или друга. Враг? Жертва? Да. Еще одна душа, которую можно мучить, на которую можно давить своими страданиями и ужасом.
Чемберс сидел на обочине, пока безумие шептало в его мозгу. Он чувствовал город вокруг себя. Впервые за семь лет он по-настоящему почувствовал город.
Он чувствовал его громаду, его вес, его массу, поднимающуюся вокруг него. Он ощущал его пустоту, его тени, его темные одинокие пространства и множество мест, где мог бы спрятаться безумец.
Он поймал себя на том, что за ним наблюдают.
По его коже пробегали волны, а волосы на затылке зарядились статическим электричеством. Он пережил слишком многое, чтобы позволить воображению нанести последний удар. Он не должен был смириться с этим. Он...
Он вскочил на ноги и зашагал безумными, растерянными кругами. Ощущение, что за ним наблюдают, ползало по нему, как муравьи. Глаза были устремлены на него. Один-единственный комплект диких, испытующих глаз. Холодный и злобный разум скрупулезно изучал его.
Ему пришлось сжать губы, как страницы книги, чтобы не закричать.
Казалось, в каждом дверном проеме, в каждом окне, в каждой тени притаились фигуры. Глаза следили за ним из комнат. Из подвалов. Из зданий.
Заряженный белым, дрожащим страхом, он надел шлем и побежал. Он не прекращал бежать, пока не прошел через шлюз купола и не оказался в разреженной атмосфере марсианской пустыни.
Но даже тогда он бежал.
Он был уверен, что кто-то или что-то наблюдает за ним из-за скал.


Через двадцать минут он был у своей хижины.
Хижина и прилегающие к ней хозяйственные постройки стояли на взорванной скале в тени огромных каменных утесов, из-за которых ветер завывал, выл и кричал. Иногда, если сильно прислушаться, в этом ветре можно было расслышать голоса. Но воздух на Марсе был разреженным, и звук переносился как-то странно. Лучше было не прислушиваться.
Он знал, что это его убежище. Это - место, где он должен был чувствовать себя в безопасности, под защитой. Но это было не так. Когда он стоял перед ним, а марсианские ветры швыряли в него песок и каменную крошку, он был пустой банкой, до краев наполненной настойчивым, неотвратимым ужасом.
Он изучал тени.
Изучал камни.
Он никого не видел. Ничего.
Он обошел шлюз сбоку, и тот оказался открытым.
Внутренний люк был закрыт, а это означало, что атмосфера его жилища не просочилась в марсианские пустоши. Но внешний шлюз был открыт.
Он, без сомнения, знал, что не оставлял ее открытой. Он был дотошен в таких вещах. За семь лет он ни разу не стал небрежным или неаккуратным. И сейчас не станет.
Это означало только одно: он больше не один.


Он проверил свои комнаты. Он проверил кладовые. Теплицы. Сараи. Мастерскую. Ничего, ничего, ничего. Ничто не было перерыто, украдено или уронено. Все было так, как он оставил.
Он стоял в этой тишине и думал, думал, думал.
Нет, никаких внешних признаков не было, но здесь кто-то побывал. Он знал это. Призрак приходил и уходил. Когда человек проводит семь лет в одиночестве в каком-то месте, он узнает его на ощупь, словно это часть его собственного тела.
Когда в него вторгаются, он это тоже понимает. Его комнаты наверняка посещали. Ткань одиночества была искусно соткана им за годы работы. И вот теперь она была разорвана. В воздухе витало неприятное, почти чужое чувство. Чувство нарушения.
Он покопался в старом сундуке под кроватью.
Он сразу же нашел оружие. Это был старомодный автомат 50-го калибра. Он мог пробить дыру в стали или разорвать человека почти пополам.
Он зарядил его и пристегнул. Ему стало немного лучше.
Он снова стал бродить по комнатам, пытаясь дать название тому ужасному чувству вторжения, которое он испытывал. Но ничего не было тронуто. Он вспомнил старый видеофильм о каком-то комике с Земли, который давно уже превратился в пыль. Комик рассказывал, что, проснувшись однажды утром, обнаружил, что все предметы в его комнате заменены точными копиями. Чемберс рассмеялся. Если это были точные копии, то откуда он мог знать?
Но сейчас Чемберс чувствовал это.
Едва уловимое, но непреодолимое чувство, что здесь что-то изменилось. Библиотечные диски и сферы виртуальной реальности были взяты, обработаны и заменены в тех же самых местах. Или почти в тех же. Просто недостаточно синхронно, чтобы быть заметным. Да, кто-то был здесь, трогал вещи, возможно, хихикая и пуская слюни с каким-то зловещим слабоумием, а разум засасывало в чуждую черноту, подобную зияющим пространствам между звездами. К вещам прикасались. Ящики открывались. Шкафы разграблены.
Чемберс прижался лицом к оконному стеклу.
Он мог видеть Марс снаружи. Пустой, одинокий, неприступный. Ветры изваяли его, вычистили, преследовали. Ничего, кроме камней и песка, холмов и долин.
Безжизненно. Абсолютно безжизненно. За миллион лет до этого Марс был живым, но теперь он был мертв. Все, что было- это микробы и крошечные паразиты, застывшие в почве. Тени были длинными, а туманное небо затянуто розовыми облаками.
Он тяжело опустился на землю.
Он увидел то, чего раньше не замечал. Экран интерфейса. Он не был пустым, но он уже давно не сидел перед ним. Он по-прежнему поддерживал связь с компьютерами по всему миру... но связаться было не с кем.
На экране появилась надпись:
ТЫ НЕ ОДИН
ТЫ НЕ ОДИН
ТЫ НЕ ОДИН
ТЫ НЕ ОДИН
И так до бесконечности. Это могло быть послано из другого города, но Чеймберс знал, что оно было набрано голосом здесь, на экране, для него. Он знал это так же, как знал, что его сердце колотится в груди, а мозг закипает от головокружения.
Он ждал, когда наступит ночь.


Марсианская ночь была черной и неумолимой.
Она лилась из всех темных и одиноких мест, где ничто живое не смело ни ходить, ни дышать, ни существовать. Она просачивалась, как самая черная нефть, из заброшенных, изгнанных уголков древней планеты.
И когда ты был один, это длилось вечно.
Когда ты был последним человеком на Марсе, а кто-то или что-то преследовало тебя, это было неизбежно.


Чемберс закрыл свой маленький комплекс задолго до наступления ночи. Ужина не было. Ни музыки. Ни книг. Ни игр. Страшно одинокий, он ютился на своей раскладушке в темноте маленькой спальни, затаившись, как мышь в норе, ожидая и гадая, когда кошка нанесет удар. В руке он держал оружие, а в груди его сердце было заковано в лед.
Из бесконечной марсианской равнины виднелся лишь купол Нью-Провиденса, освещенный огнями. Чамберс мог видеть все это сквозь маленький титаново-композитный пузырь, служивший окном.
Он сидел в темноте, потягивал из бокала бурбон и размышлял, не привиделось ли ему все это. Но телефонный звонок? Сообщения на экране? Как можно было такое представить?
Зарывшись в липкие, влажные простыни паранойи, он ждал.
Он ждал и прислушивался к голосам ветра.
Где-то ближе к рассвету, когда он задремал, а марсианская ночь бушевала, ветер завывал и сыпал песок на внешние стены, как арктическая метель, он проснулся. Ему снился сон, в котором его преследовал от одного пустого города к другому безликий, обезумевший враг, который никак не проявлял себя.
Он проснулся с ужасным, почти удушающим ощущением, что за ним наблюдают.
Он поднял глаза на окно.
Он увидел белое ухмыляющееся лицо, которое смотрело на него. Глаза были черными, как обожженная пробка, а губы красными, как вино. Он закричал и едва не выбил окно.
Лицо исчезло.
И он остался один, и ночь окружила его маленький комплекс и царапалась в дверь, чтобы его впустили.


В городе зазвонил телефон.
Он услышал его, когда шел по безжизненным улицам Нью-Провиденса.
Это было то, что он так боялся услышать, и, конечно же, он услышал его сразу: Пожалуйста, остановитесь, пожалуйста, остановитесь! Я хочу снова побыть один!
Я просто хочу побыть один!
Но это не прекращалось.
Он стоял на коленях на улице, закрыв уши, и старался не слушать. В голове у него все время всплывало это отвратительное лицо, смотрящее на него, и все последствия этого. Ни один человек не мог существовать в разреженной атмосфере без защиты. И если он действительно видел его, значит, это был не человек. Но настоящих марсиан не существовало, не было ни одной разумной расы, ни существующей, ни давно исчезнувшей.
На Марсе были руины, да, заброшенные каменные города и подземные сети - но считалось, что это дело рук посетившей его инопланетной расы. Они не оставили после себя никаких физических останков. Никаких указаний на то, кем они были. Самым последним руинам было более 30 000 лет. Призраки?
Первые колонисты рассказывали о том, что видели.
Формы, преследующие тени. Согнутые, сгорбленные существа скрывались на хребтах или скользили в безмолвных тенях руин. Но от них не было ни следов, ни свидетельств их пребывания. Они были отвергнуты как продукт чрезмерно активного воображения, вызванного одиночеством нового мира.
Может быть, он видел призрака?
Бродячий, злобный дух пустошей, охотящийся на одиноких и испуганных людей? Отголосок какой-то ранней вырождающейся формы жизни, давно ушедшей в прошлое?
Чемберс открыл глаза.
И увидел, как мимо окна, расположенного прямо напротив него, прошла какая-то фигура. Он был напуган, шокирован, но и разгневан. Он достал оружие и выпустил два патрона в окно. Оно мгновенно разбилось вдребезги. Он уже был на ногах. Он проскользнул в дверь и направился к лестнице. Страх в нем перерос в жажду мести. Он обыскал второй этаж, все эти пустые, пыльные комнаты. Он нашел несколько скелетов, но никаких признаков чего-либо живого.
Он нашел отверстия, которые пробил в коридоре, и больше ничего.
- Где ты? - прошептал он себе под нос.
И тут он услышал звук захлопнувшейся двери в коридоре.
Обливаясь холодным, вонючим потом, он побежал к ней. Дверь была приоткрыта . Он увидел скользящую тень, пересекшую пол, и затем распахнул дверь.
Комната была пуста .
Ему захотелось закричать. Он хотел засунуть ствол в рот. Он хотел погрузиться в засасывающую смоляную яму самого себя и потеряться навсегда.
Телефон, стоявший рядом с кроватью, звонил .
Он протянул руку. Ответил.
- Алло? - вздохнул он.
Он снова услышал этот шум... как шум ветра, смутный и далекий. И что-то ближе, неровное дыхание, словно пыльные легкие втягивали воздух.
- Кто это? - спросил он. - Кто это, черт возьми?
Хихиканье. Пронзительное, жуткое.
- Кто это! - крикнул он.
Тишина.
Прозвучал голос, жестокий и насмешливый голос, произнесенный через полный рот набитый мертвыми листьями:
- Думаю, ты знаешь.
Он бросил телефон и закричал высоким, бездумным воплем. Он выбежал оттуда и снова оказался на улице, где чувствовал, как взгляд, этот злобный и развратный взгляд, ползет по его коже.
И голос. Он знал этот голос.
Это был голос его жены. Это был голос Сары.
Но Сара была мертва.


Кладбище.
Оно стояло за куполами Нью-Провиденса в небольшой тенистой долине. Почва была каменистой, но рыхлой. Здесь были установлены сотни простых каменных табличек и покосившихся крестов. Многие из них выветрились и стали нечитаемыми из-за сильных марсианских песчаных бурь.
Но Чемберс знал, где находится могила его жены.
Он нашел ее и принялся разгребать мерзлую землю, его волосы теперь были белыми. Его глаза с красными ободками были неподвижны и пристальны, а лицо - не по годам старым. В уголках его губ проскакивал тик.
Время от времени он ощущал движение вокруг себя, но не решался посмотреть. Его внешний динамик улавливал безумные, лилейные звуки. Он знал, что это просто ветер, стонущий в скалах. Но это было похоже на голоса.
Он продолжал копать.
Два фута, три, четыре.
Ему пришлось копать, потому что он знал, что голос по телефону и лицо, смотревшее на него, принадлежали Саре. Злая, развращенная карикатура на его жену.
Он не мог этого объяснить. А может, и не хотел.
Могила становилась все глубже, а куча красного марсианского грунта - все круче. Прямоугольная дыра высасывала тени из мира , собирала их, объединяла их, объединяла их здесь. Казалось, они скользят по земле, как живые существа.
Не останавливайся, сказал он себе.
С грохотом он ударил по крышке ее гроба, и это было похоже на раскат грома по всей земле. Голос в голове снова и снова спрашивал его, что он делает, но он не мог ответить. Он просто не мог ответить. Он разбил лопатой крышку и, когда темнота с шипением сомкнулась вокруг него и поползла по нему, как змеи, он приподнял крышку. Его глаза выпучились из-за пыльного козырька шлема.
Его горло сжалось.
Что-то царапалось в его черепе.
Сара была там, совсем рядом. Так, как ее и похоронили. Сухой холодный климат превратил ее в мумию, кожа стала коричневой и обветренной, глаза запали, губы ссохлись от узких зубов.
Но самым ужасным было то, что ее рот ухмылялся.
А глаза были широкими и пристально смотрели на него.


Ночь.
Наступила ночь, заговорили ветры, и тени собрались в непроглядной, безумной тишине. Чемберс ждал с оружием в руках, пока темнота смыкалась вокруг него. Все, что он мог видеть, - это жуткое, как у мумии, лицо Сары, этот страшный взгляд ее глаз.
Марс был в ней.
Все инопланетные кошмары, которые порождал и о которых мечтал мертвый мир, воплотились в этом взгляде. Он был холодным, как продуваемые ветром равнины, и ледяным, как глубины чернейшего космоса.
Сара.
Ее серые, увядшие черты, пробивающиеся из ледяной корки могилы.
Чемберс бормотал про себя.
Пытаясь вспомнить молитвы из детства, он жевал нижнюю губу.
Его глаза представляли собой жуткие дыры, выдавленные в лице. Один зрачок был расширен, другой - аккуратная дырочка. Губы были сжаты в плотную серую линию.
Воздух наэлектризовался, и он понял, что сейчас произойдет.
По позвоночнику пробежали мурашки.
Он издал резкий, влажный, стонущий звук.
Раздался стук в дверь. Успокоившись, Чемберс поднес дуло автомата к голове и нажал на спусковой крючок.
Это было все, что ему было нужно.


Они нашли его неделю спустя.
Двое мужчин в скафандрах, прибывших с материнского корабля. Чума была побеждена на Земле. Лекарство было простым - инъекция. Корабль отправился на поиски выживших, зная, что их не будет. Они обнаружили, что города все еще функционируют, по крайней мере, некоторые из них.
А потом они нашли Чемберса.
- Это тот самый? - спросил молодой лейтенант. - Тот, кому дали лекарство?
Командир ответил:
- Да. Это Чамберс, точно. Я знал его много лет назад.
Все это время он был один... должно быть, это доконало его. Но теперь он покоится с миром, я думаю. Он мертв.
Командир присел на корточки возле тела.
- Он уже давно мертв, - сказал он. - Он всадил пулю в единственную часть, которая была еще жива.
На полу кучей лежал Чемберс. Его мозги были разбрызганы по полу, а из головы свисали провода и пластиковые механизмы. Андроид. Они дали ему единственное лекарство, которое они могли предложить, - тело, устойчивое ко всему, ко всем видам инфекций и биологических атак. Но его мозг был его собственным, заключенным в эту оболочку из стали, пластика и резины. И именно это, по мнению командира, в конце концов его и погубило.
Спасательная команда провела еще один день и ночь на Нью-Провиденс.
И когда они, наконец, ушли, они были рады. Рады были оставить этот трупный мир в его тенях, могилах и воспоминаниях. Ночью они услышали то, что им не понравилось за пределами корабля. И этого было достаточно.
Но иногда, если сильно прислушаться, можно было услышать голоса в ветре. Но воздух на Марсе был разреженным, и звук переносился как-то странно. Лучше было не прислушиваться.
Марс был планетой с призраками.