«Ночные глаза» Тим Ваггонер

В кромешной темноте, у изножья кровати Джерома, вспыхнуло два светящихся глаза. Жёлтых… Голодных… Они завораживающе покачивались из стороны в сторону, медленно приближаясь.
Джером вжался спиной в изголовье кровати, словно мог как-то протолкнуться сквозь него и стену позади, чтобы оказаться в безопасности. Но изголовье и стена держались. Так было не спастись.
И вдруг раздался звук... Гул, схожий со стрёкотом цикад, однако более глубокий и медленный, как будто кто-то записал шум, издаваемый летними насекомыми, а затем воспроизвёл на гораздо меньшей скорости. Или, возможно, это больше походило на прерывистую вибрацию погремушки, толстой и тяжёлой, венчающей чешуйчатый кончик змеиного хвоста.
Глаза могли бы принадлежать громадной змее, если бы не их кисловато-янтарный цвет. Совсем не змеиные глаза.
Они и, вероятно, неотъемлемая от них голова, невидимая во мраке, продолжали своё неторопливое продвижение.
Джером прижал к груди мокрое от холодного пота одеяло; пальцы впились во влажную ткань. Сердце колотилось, словно отбойный молоток, заглушая чужеродную стрекотню; лёгкие сдавило так, что стало трудно дышать. Хотелось только одного: набросить одеяло на чудовищные глаза, чтобы погасить их дьявольский блеск, а после спрыгнуть с кровати и метнуться к выключателю. Интуиция подсказывала, что, кем бы ни являлось это нечто, оно не выносит света. И если интуиция ошибается, то, по крайней мере, Джером сможет видеть. Зрение сделает существо осязаемым, опознанным, реальным. А с тем, кто реален, можно справиться. Но как бороться с парой светящихся шаров и зловещим гулом?
Однако сколько бы Джером ни заставлял свои конечности работать, те отказывались повиноваться. Он мог только лежать, одеревенев и обливаясь потом, пока жуткие глаза становились всё ближе. В детстве Джером как-то раз просматривал книгу о змеях. Ему припомнилась одна картинка, на которой был изображён воробей, беспомощно стоящий в траве и застывший под гипнотическим взглядом голодной змеи, готовящейся к смертоносному броску. Иллюстрация демонстрировала один из многочисленных мифов о змеях, но Джером знал, что это не просто байка, ведь сейчас он сам уподобился маленькой птичке.
Глаза достигли ступней, а затем заскользили мимо лодыжек и икр.
Что это за штука? Почему она здесь? Джером никогда особенно не боялся змей, никогда не причинял им вреда, даже никогда воочию не видел их за пределами террариума в зоопарке… ради всего святого. Не имелось никаких причин, чтобы ползучая тварь очутилась здесь и скользила мимо коленей, бёдер, промежности, живота… никаких причин. И такая безосновательность наводила ужас нескончаемо больший, чем взгляд, устремлённый из темноты, или дребезжание, наполняющее окружающее пространство… возможно, причины вообще не нужны.
Вдруг часть разума Джерома, отвечающая за логику, освободилась от оков страха и зашептала: Происходящее нельзя считать реальностью. Исходя из положения глаз, если бы тут присутствовала огромная змея, то она бы уже обвила ноги и живот. Однако сжимающие объятия, как и давление чужого веса, отсутствуют. Следовательно, всё наблюдаемое является простым сном или, в крайнем случае, галлюцинацией. Это лишь в голове. А как иначе?
Перемещаясь от груди к лицу, стрёкот нарастал, становясь практически оглушающим.
Тем не менее, Джером по-прежнему не ощущал на себе тяжесть змеиного тела и движение воздуха, вызываемого покачиванием массивной головы.
Глаза надвинулись так близко, что их сияние целиком заполнило поле зрения.
А затем они исчезли, и их свет погас; гул прекратился, и в спальне воцарилась тишина.
Джером долго лежал без движения, прежде чем, наконец, облегчённо вздохнул.
Всего лишь сон, — подумал он с благодарностью. Сон, который теперь закончился.
В горле пересохло, а ещё захотелось в туалет. Джером встал с кровати — его конечности больше не цепенели — и босиком прошлёпал по полу, облачённый только в пропитанные потом пижамные штаны.
В уборной Джером открыл воду и взглянул в зеркало. Он увидел пару светящихся жёлтых глаз, уставившихся на него в ответ, и услышал, как в глубине черепа что-то задребезжало. Джером, ужаснувшись, понял, что оказался прав.
Это было у него в голове.