«Слёзы как дождь» Тим Ваггонер

Колокольчик — самый настоящий колокольчик — звякнул, когда Майкл Уилкинс толкнул дверь магазинчика «Аудио наркоман» и ступил внутрь. Дождь лил как из ведра, и было за счастье выбраться из-под потопа. Майкл не проверил приложение «Погода» на своём смартфоне, прежде чем отправиться в поездку, и угодил в шторм без зонта. Следовало бы держать один в машине, чтобы тот всегда находился под рукой, когда понадобится.
Гром гремел, заставляя дребезжать витрины, и эти звуки — в сочетании с проливным дождём снаружи — преображались в печальную мелодию, эхом отдающуюся в ушах.
Умираю... умираю...
Майкл смежил веки, стиснул зубы, сжал кулаки и стоял так, ощущая телом холод мокрой одежды, с которой падали дождевые капли на деревянный пол.
Я не слышу тебя! Я не слышу тебя!
Песня отступила, но не исчезла совсем. Она никогда не смолкала.
— Чем могу помочь?
Майкл открыл глаза и увидел перед собой мужчину — лет пятидесяти, густые седые волосы, окладистая борода, затемнённые очки-авиаторы, серая футболка, джинсы и кроссовки. Он был грузноват и походил на Сантунаркомана. На лице сияла приветливая улыбка, однако взгляд показался Майклу острым и расчётливым.
— Извините за ваш пол, но на улице настоящий ливень.
Продавец пожал плечами.
— Это просто вода. Скоро высохнет.
Майкл бегло осмотрелся. Стены оказались расписаны изображениями музыкантов разных эпох и стилей: классика, биг-бэнд, джаз, рок, кантри, поп, фолк, рэп...
Искусство выглядело столь реалистичным, что казалось, будто нарисованные люди вот-вот оживут, заиграют, запоют. Небольшой торговый зал заполняли узкие столы, на которых стояли деревянные ящики, набитые виниловыми пластинками, сорокопятками, восьмидорожками, кассетами и CD. На ящиках отсутствовали этикетки, информирующие о жанрах и исполнителях. Соблюдался ли алфавитный или иной порядок? А может, и вовсе не было никакой последовательности? В помещении витал запах затхлости, который Майклу не очень нравился, ассоциируясь со старостью, однако и отвращения не вызывал. На стойке у двери размещался старомодный кассовый аппарат, а в задней части зала имелся дверной проём, прикрытый занавеской из разноцветных бусин.
Майкл понял, что мужчина ждёт ответ на свой первоначальный вопрос: «Чем могу помочь?»
— Я нашёл упоминание о вашем заведении на одном из интернет-форумов, где люди пишут о... ну, о необычном?
Продавец рассмеялся, и этот рокочущий звук мало чем отличался от раскатов грома за витринными окнами.
— Это Амбергрис Фоллс, сынок. Здесь всё необычное.
Такова, безусловно, была репутация деревни, находящейся примерно в часе езды от Дейтона на юго-западе Огайо. В Амбергрис Фоллс проживало эклектичное сообщество художников и ремесленников, продающих свои творения на центральной улице, открыв магазинчики по соседству с микропивоварнями, кофейными барами, вегетарианскими кафешками и безглютеновыми пекарнями. Майкл когда-то встречался с женщиной, которая утверждала, что Амбергрис Фоллс представляет собой место, куда ушли умирать шестидесятые, но сам он считал его скорее островком, где эта среда и поныне сохраняется. Рекламный слоган деревни на веб-странице говорил сам за себя: «Амбергрис Фоллс — мы делаем всё по-своему».
— Кроме того, не надо верить всему, что читаете в Интернете, — продолжил мужчина, — если, конечно, это не является правдой. — Он захихикал над собственной шуткой, а Майкл лишь вежливо улыбнулся. — Позвольте, я принесу вам полотенце. Сегодня на улице хлещет холодный дождь. Там человек может встретить свою смерть.
Продавец повернулся, подошёл к дверному проёму, отодвинул занавеску из бусин и шагнул в подсобку. Через минуту мужчина вернулся, неся полотенце с выцветшим радужным узором. Майкл поблагодарил, а после насухо вытер лицо и волосы. Он отряхнул рубашку и джинсы, однако это не слишком помогло высушить промокшую ткань. Продавец накинул мокрое полотенце себе на предплечье, словно официант в высококлассном ресторане.
— Так вы сказали, что прочитали об «Аудио наркомане» в Интернете? — уточнил Седая Борода.
— Да. Многие посты были о том, какой богатый у вас выбор старой музыки, но некоторые — об особых предметах, хранящихся в подсобке… предметах, связанных со звуками… и о том, что вы готовы их обменять.
— Некоторые из них, — кивнул мужчина. — С другими я не расстанусь, какие бы ни возникли обстоятельства. Что вас интересует, и что предлагаете взамен?
— Меня интересует Тишина.
— Впервые вижу, чтобы кто-то искал это. Почему вы так сильно её хотите, что пришли ко мне?
— Потому что я не могу перестать слышать.
— Что слышишь?
Майкл не хотел откровенничать, однако чувствовал, что Седая Борода откажется помогать, если не получит ответ на поставленный вопрос.
— Песню смерти.
Произнесение этих слов будто бы послужило нажатием на спусковой крючок, и Майкл явственно услышал в своём сознании скорбный напев, полный боли.
Умираю, умираю, УМИРАЮ...
Майкл впервые заслышал Песню в утробе матери.
Окружённый успокаивающей темнотой, окутанный влажным теплом, завёрнутый в мягкую плоть, он никогда больше не почувствует себя столь любимым. Будущий Майкл прекрасно воспринимал звуки, хотя ещё не ведал, что это именно они, — вездесущее «вуух-вуух», «вуух-вуух» материнского сердца, нежное журчание родительских голосов, мелодичные ритмы и интонации, которые однажды он узнает как музыку. Но присутствовало ещё кое-что, идущее не извне, а изнутри; оно скорее ощущалось, чем слышалось.
Умираю, умираю, умираю...
Майкл тогда не понимал, что такое умирание. Да и как он мог, если не начал жить? Однако глубокая и древняя печаль в странном звуке затронула Майкла на первобытном уровне, заставив забиться в своём уютном домике, инстинктивно пытаясь изгнать неведомого захватчика, чтобы вернуться к изначальному покою, который был всем, что знакомо на тот момент времени. Вот только Песня не желала уходить, продолжая изливать скорбную боль в голове Майкла. И когда он родился, то кричал до крови в крошечном горле.

Седая Борода представился как Орен Сталл, а после провёл Майкла через занавеску из бусин в подсобку. Комната оказалась забита картонными коробками с неотсортированными аудионосителями — материал, который после каталогизации и категоризации попадёт в торговый зал. Всю дальнюю стену от пола до потолка занимали деревянные стеллажи, на которых стояли пустые банки Мейсона с плотно закрученными металлическими крышками. Полки были столь густо заставлены, что на них почти не осталось свободного места.
Сталл жестом указал на банки.
— Мои личные запасы. Я не только торговец, но и коллекционер.
— Вы собираете... банки?
Майкл не был уверен, что найдёт тут желаемое, а вот куча пустых банок — это точно не то.
Сталл снова разразился громоподобным смехом.
— Я коллекционирую звуки. Выберите банку, открутите крышку и послушайте. Возьмите, какую хотите.
Очень похоже на глупую шутку, однако Майкл решил согласиться. Чем быстрее они разберутся с этим, тем быстрее смогут приступить к делу. Майкл выбрал банку со средней полки. Крышка легко открутилась, и как только он снял её, раздался шум — плеск воды, чей-то булькающий вскрик, противный звук разрываемой плоти...
Дрожащими пальцами Майкл закрыл крышку и вернул банку на место.
— Это звук, с которым акула-бык отрывает кусок мяса от бедра пловца. Люблю такое. Не хотите ещё попробовать?
Майкл так разволновался, что не мог говорить. Он лишь отрицательно помотал головой.
Сталл наклонился и запустил руку в картонную коробку, стоящую возле стеллажей. Он достал стеклянную банку и протянул Майклу. Тот более энергично замотал головой.
— Расслабьтесь. Здесь пусто.
Сталл открыл крышку, и Майкл невольно поморщился, однако ничего не произошло. Коллекционер закрутил крышку обратно и передал банку Майклу, который на этот раз её взял. Стекло на ощупь казалось вполне нормальным. Возможно, чуть холоднее, чем ожидал Майкл, но не более того.
— Я могу дать вам Тишину, которую так жаждете, — молвил Сталл. — Однако вы должны будете собрать звук, отсутствующий в моей коллекции. Такова плата за мою помощь. Готовы ли вы сделать это, чтобы получить облегчение, искомое на протяжении всей жизнь?
И тут песня зазвучала громче, словно являлась чем-то живым, предостерегающим. Майкл проигнорировал её.
— Да. Что это за звук?
Сталл улыбнулся.
— Последний вздох умирающего человека.

— Все показатели слуховых тестов соответствуют норме.
Четырёхлетний Майкл сидел на высокой медицинской кушетке, свесив ноги. Ему было скучно, он нервничал и хотел покачать ими взад-вперёд, но знал, что мама отругает и велит вести себя прилично. Она не любила, когда Майкл поднимает шум, то есть делает или говорит что-либо недозволенное. Мама стояла возле кушетки, положив ладонь сыну на плечо, будто боялась, что тот в любой момент может попытаться сбежать. Доктор Триша держала в руках открытую папку из плотного картона. Внутри лежали бумаги, и Майкл предположил, что это и есть тесты, о которых идёт речь. Он изрядно перетрухнул, когда доктор Триша направила его к другому врачу на проверку слуха. Однако обследование прошло просто замечательно. Всё, что от Майкла требовалось, — это надеть большущие наушники и сообщать врачу о слышимых звуковых сигналах. Было довольно весело.
— Я не понимаю, — сокрушалась мама. — Он постоянно твердит о кошмарном звуке, который его изводит. Майкл так расстраивается. Иногда плачет, даже кричит. И ужасно плохо спит по ночам. Бывает, что вообще не смыкает глаз. Не даёт покоя ни мне, ни моему мужу. Я не могу нормально выспаться с тех пор, как родила сына.
Майклу стало стыдно. Он любил родителей и не хотел усложнять им жизнь. Но как бы ни старался не слышать Песню, она всё равно звучала денно и нощно, а когда получалось вздремнуть, Майкл слышал её во снах.
Умираю, умираю, умираю...
Майклу очень нравилась доктор Триша, однако иногда
он задумывался о том, что и у неё бывают проблемы со сном. Она часто зевала, а кожа под глазами выглядела слегка потемневшей и припухшей.
— Возможно, существует… немедицинская причина, по которой Майкл слышит Песню, — сказала доктор Триша. — Вы когда-нибудь водили его к психотерапевту?
Мама отпрянула назад, словно получила звонкую пощёчину.
— Зачем? В этом отношении с ним всё в порядке. И те люди всегда винят матерей во всех возможных бедах.
Майкл не имел понятия, кто такой психотерапевт, но сообразил, глядя на мамину реакцию, что это кто-то нехороший.
Доктор Триша чуть помедлила, будто пытаясь на чтото решиться, и обратилась с вопросом к маме:
— Вы не станете возражать, если мы с Майклом поговорим наедине несколько минут? Иногда дети более откровенны, когда родителей нет рядом.
Мама посмотрела на доктора, после — на Майкла, затем — снова на доктора.
Доктор Триша обнадеживающе улыбнулась маме.
— Беседа не займёт много времени.
— Ну... если вы полагаете, что это поможет.
— Я позову вас сразу же, как только мы закончим, — заверила доктор Триша.
Мама ободряюще похлопала Майкла по плечу и покинула смотровой кабинет.
Когда она ушла, с лица доктора Триши сползла улыбка.
— Я знаю, что ты действительно слышишь, Майкл. И я слышу. Многие люди слышат, просто предпочитают помалкивать.
Майкл был ошеломлён. Всю свою жизнь он думал, что одинок в своей беде, и боялся, что лишь ему чудится Песня. Однако теперь взрослый человек — врач — уверяет, что она реальна.
— Ты родился таким, — объяснила доктор Триша. — Я тоже. От Песни невозможно избавиться, и тебе придётся научиться жить с этим.
Она одарила Майкла усталой улыбкой. И хотя ему было всего четыре года, он понял, почему у доктора утомлённый вид, тёмные круги под глазами и столь грустный голос. Доктор Триша слышала Песню дольше, чем Майкл… гораздо дольше.
— Что это? — шёпотом спросил он.
— С того момента, как кто-то рождается, он начинает очень медленно двигаться к смерти и петь Песню страха, печали, гнева и отчаяния. Но главным образом — Песню боли. Множество голосов сливаются в единое целое. Вот что ты слышишь.
Майкл не понял до конца, однако утвердительно кивнул головой.
— Повреждение ушей не остановит Песню, поскольку она звучит в твоём сознании. И не убивай себя, пытаясь избавиться от неё. Если умрёшь, слушая её, то соединишься с ней и уже никогда не освободишься. При условии, что будешь спокоен и умиротворён, когда придёт смерть, ты сможешь — просто сможешь — избежать Песни.
Доктор Триша сунула руку в карман белоснежного халата, достала что-то и протянула Майклу.
— Леденец на палочке?

Майкл уставился на банку в своих руках.
— Как это работает?
— Всё просто, — ответил Сталл. — Когда будете готовы, снимите крышку и направьте горловину в сторону звука, который хотите собрать. Остальное сделает банка. Как только закончите, закройте крышку.
Майкл постучал ногтем по прозрачной поверхности.
На ощупь и слух — обыкновенное стекло.
— А что, если я случайно уроню банку?
— Она разобьётся, — заявил Сталл. — Звук улетучится, а наша сделка аннулируется. Только одна банка на клиента.
Майкл не хотел ему верить. Банка со звуком нападения акулы могла быть искусной подделкой, созданной с помощью неких технических ухищрений. В конце концов, это место носило название «Аудио наркоман». Хотя в глубине души Майкл надеялся. Если Песня существует, то и Сталл вполне может оказаться подлинным коллекционером звуков. Но как найти умирающего человека, чтобы добыть последний вздох? И даже если кто-то отыщется, как узнать, когда тот испустит последний вздох? Майкл поднял глаза на Сталла.
— Можно ли запечатлеть в банке более одного звука?
— Нет. И у вас лишь одна попытка сделать это правильно.
Майкл призадумался. Ему нужно отправиться в больницу или, что гораздо лучше, в хоспис. Придётся заплатить одному из сотрудников — перегруженной работой медсестре или низкооплачиваемому санитару, — чтобы посидеть возле кого-то умирающего и, если повезёт, уловить последний вздох.
Может, я даже пойду на убийство. Так легче проконтролировать момент смерти.
Это была ужасная мысль, однако Майкл обдумывал её несколько секунд. Нет, у него такое не получится. Он должен найти другой способ. И всё же, если не отыщется иная возможность...
Умираю, умираю, умираю... Умираю, умираю, умираю...
Сталл протянул руку.
— Удачи, Майкл.
Ладонь выглядела совершенно нормальной, но Майкл не хотел до неё дотрагиваться. Однако пришлось скрепить договорённость рукопожатием. Майкл отдёрнул руку, с удивлением обнаружив, что чужая плоть холодная и мокрая. Он взглянул на свою ладонь, ожидая увидеть влагу. Но ничего подобного не было.
Майкл кивнул Сталлу на прощание, затем повернулся и покинул подсобку.

Выйдя из магазина под дождь, Майкл начал строить планы. Первым делом необходимо сесть в машину и поискать в смартфоне адреса местных хосписов. Сколько денег понадобится, чтобы подкупить того или иного сотрудника?
Хватит ли сбережений? Уверенности не было. Необходимо проверить банковский счёт.
Дождь стал холоднее и лил сильнее прежнего, гром раскатисто гремел, а ветер дико завывал. Все звуки — дождь, гром, ветер — слились в непроницаемую стену шума, настолько громкого, что Майклу потребовалось мгновение, чтобы кое-что осознать.
Впервые в жизни он не слышал Песню.
Майкл остановился на тротуаре и стоял, дрожа, сгорбившись, чтобы дождевые капли не попадали в глаза. Он старательно прислушивался.
Никакой Песни.
Она преследовала его на протяжении всей жизни, давя, словно огромный жёрнов, неустанно перемалывающий, перемалывающий, перемалывающий разум до бесконечно малых частиц. Только сейчас, когда Песня смолкла, Майкл понял, что такое настоящая свобода, и засмеялся от радости.
Было ли случившееся просто странным совпадением или Сталл сделал что-то, чтобы это произошло? Майкл припомнил прощальное рукопожатие и холодную влажную хватку. Как дождь.
Почему же коллекционер дал то, что хотел Майкл, прежде чем сам получил желаемое? Сталл не казался тем, кто отличается душевной добротой. Он бизнесмен — торговец товарами и услугами, — который не расстался бы бескорыстно с этой благословенной Тишиной.
Майкл ощущал левую руку как-то странно и даже поднёс её ближе к лицу, чтобы осмотреть. Мизинец и безымянный палец покалывало. Дождь не был столь холодным, не так ли? Майкл нормально чувствовал всё остальное тело, тогда почему же...
Покалывание в двух пальцах сменилось болью, а затем — когда он подумал, что больше не в силах терпеть, — ощущения прекратились, и наступило почти приятное освобождение. Майкл наблюдал, как пальцы теряют связность, разжижаются и смываются дождевой водой, оставляя лишь гладкую плоть там, где они росли на его руке.
Он никогда не испытывал ничего более чудесного.
И тут на ум пришли слова доктора Триши.
При условии, что будешь спокоен и умиротворён, когда придёт смерть, ты сможешь — просто сможешь — избежать Песни.
Следом вспомнилось кое-что из сказанного Сталлом.
Сегодня на улице хлещет холодный дождь. Там человек может встретить свою смерть.
А ещё в памяти всплыл рекламный слоган деревни, размещённый на веб-странице.
Амбергрис Фоллс — мы делаем всё по-своему.
В обычном магазине вы сначала платите и лишь после получаете товар. Однако в «Аудио наркомане», возможно, всё делается наоборот.
Майкл знал, что не может стоять здесь вечно. Рано или поздно дождь закончится, а Песня вернётся и зазвучит в полную силу. Майкл не думал, что вынесет это. Но ведь ему и не нужно, верно?
Он держал банку оставшимися тремя пальцами левой руки, а правой откручивал крышку. Наклонившись ниже, чтобы прикрыть стеклянный сосуд от падающих капель, Майкл поднёс горловину к губам. Он сделал ртом глубокий вдох, задержал дыхание на секунду, а после резко выдохнул. С выдыхаемым воздухом Майкл отпустил всё — досаду, печаль, тревогу, безнадёжность, — и тело начало покалывать. Он быстро закрутил крышку и поставил банку на тротуарную плитку.
Затем Майкл, плача слезами радости, превратился в жидкость и стал единым целым с дождём.

Через несколько минут из магазинчика вышел Орен Сталл. Он сжимал в руке металлический каркас зонта, который, даже не имея ткани, каким-то невероятным образом защищал хозяина от непогоды. Коллекционер прошёл немного вперёд и остановился возле закрытой банки. Он поднял её, приложил к уху, прислушался, а после улыбнулся и посмотрел на дождевую воду, несущуюся по тротуарному водостоку к канализационной решётке.
— Приятно иметь с тобой дело, сынок.
Сталл повернулся и направился обратно в магазинчик, держа в руке новое пополнение своей коллекции и насвистывая мелодию, которую Майкл — если был бы жив, чтобы услышать, — наверняка бы узнал.