«Ребенок-отброс растет, разжирев от отчаяния» Том Пиккирилли

Судьба приходит под маской выбора.
Как будто ты действительно можешь сказать: С меня хватит, я ухожу, - или просто опуститься на колени, как все остальные.
Но Джон лишь пожимает плечами и бормочет:
- Хмм.
Он знает, что даже здесь, на краю пропасти, с жалким чеком на $188,92 доллара в руках - босс вычел сорок долларов за разбитые тарелки, хотя это он сам разлил мыльную воду на кухонный пол, - наблюдая, как дрожит кассирша под дулом одиннадцатого калибра, стоя за каким-то качком, у которого мускулы лезут из всех мест, а моча растекается лужей у ног, и несмотря на то, что Джон понимает, что произойдет дальше, он осознает: мистеру Мишке Тедди суждено быть съеденным.
Тедди не нравится, как медленно движется перепуганная двадцатилетняя кассирша, и он продолжает кричать на нее:
- Шевелись! Быстрее, черт возьми, быстрее! Я видел это! Ты подложила красящий пакет? Подложила, да?
Конечно, она ничего не подложила; она даже не может пошевелиться или вымолвить слово, задыхаясь от страха. Она слишком пропитана духом телевидения и не способна ни на что, кроме как, воздев руки к небу, шептать молитвы Христу на испанском. Серые растяжки на ее подмышках ясно показывают, как много веса она набрала и сбросила после рождения первых двух детей, но ее пухлые губы сейчас особенно соблазнительны, нижняя дрожит, шепча имя Иисуса.
Резиновая маска медведя плохо сидит на Тедди. Его борода такая густая, что маска не прилегает плотно к резким углам и изгибам его искаженного лица. Она приподнимается на дюйм или больше, когда он говорит, и пот, скопившийся в углублениях резины, выливается наружу. Слюна сочится из узкой прорези для рта. Тед пытается протереть глаза, тыльной стороной руки вытирая выпуклый лоб рычащей медвежьей головы.
Партнер Тедди, мистер Люцифер, еще минуту-две мог бы удерживать ситуацию под контролем - если бы его мягкий, приглушенный голос сумел успокоить Тедди и обезумевшую кассиршу. Ему нужно заставить остальных, съежившихся в страхе людей в банке, подчиниться его приказам: лечь на пол, не нажимать тревожные кнопки и просто смотреть в стены.
- Дамы и господа, тише, пожалуйста, - Люцифер повторяет это еще дважды, и в его протяжной речи проскальзывает легкий южный акцент, дружелюбный и учтивый, словно он обращается к гостям на церковном собрании.
Его красная маска с изогнутыми рогами, широкой улыбкой и тонкими усиками идеально соответствует голосу.
- Господа и милые дамы, если вы позволите нам закончить дело, мы исчезнем в мгновение ока. Это государственные деньги, не ваши. Мы тоже трудящиеся люди. Просто расслабьтесь, и мы все скоро разойдемся по своим делам.
- Это красящий пакет! Я его видел! - кричит Тедди, его голос срывается на высокой ноте, эхом отражаясь в небольшом замкнутом помещении. - Вот он! Вот!
Джон - единственный посетитель банка, кто все еще стоит на ногах, но грабители пока не заметили его, пока две старушки и качок всхлипывают, прижавшись к полу. Джон - это триста восемьдесят четыре фунта грациозного ожирения и мрачной энергии, почти такой же широкий, как и высокий (около пяти футов семи дюймов), одетый целиком в черное: хорошо выглаженные джинсы, аккуратная рубашка с длинными рукавами и галстук. Он стоит так близко к лакированному столу для бланков в центре зала, что кажется его частью. Он недвижим и непреклонен, как обсидиан.
Его руки свободно свисают по бокам, огромные ладони раскрыты, готовые обнять мертвецов.
Но Мишка Тедди не намерен это терпеть, продолжая кричать и наконец замечая, что кассирша уже потеряла рассудок, ее голос поднимается, моля Богоматерь о спасении. Ее колышущаяся грудь будоражит Тедди, и он тычет стволом дробовика в одну из грудей. Без лифчика та дрожит некоторое время, прежде чем успокоиться.
Мистер Люцифер собирается что-то сказать, но уже слишком поздно, все выборы сделаны. Теперь есть только один выход: Тедди тычет в другую грудь, и девушка издает пронзительный крик. Слюна обильно течет из прорези маски, он хрипло смеется и нажимает на курок.
Никто никогда не привыкнет к гипнотическому зрелищу плоти и жидкостей, размазанных там, где им не место. Все в банке поднимают головы и смотрят, как нижняя челюсть кассирши превращается в вишневое желе, хлынувшее на ее грудь и кассовый ящик в одном яростном всплеске. Труп кружится на носках, совершая полтора оборота в пируэте, прежде чем сделать последний неловкий шаг и рухнуть вперед.
Большинство ее зубов, однако, уцелело, и горсть их медленно скользит по полу, останавливаясь у края растущей лужи мочи качка. Джон не может сдержаться, когда призрак девушки проплывает мимо, все еще молясь, пока ее грудь перестает колыхаться, устремляясь к сиянию золотого света, что раскрывается над левым плечом ее тела.
Его огромная рука выхватывает ее, и он пожирает.
Менеджер банка уже видел подобное и наслаждается убийствами. Он уже прикончил одну бывшую жену и готовится к следующей. Он хорошо скрывает улыбку, но не настолько глубоко, чтобы Джон не заметил.
Качок корчится на полу, его мускулы так напряжены, что кажется, будто он вот-вот разорвется в семи местах. Охранник стоит с пистолетом в кобуре, руки вытянуты вперед, запястья крутятся, бедра выгнуты в сторону, словно он на дискотеке делает бамп и неплохо проводит время. Несколько человек продолжают стонать и бормотать, прижавшись к полу так низко, что кажется, будто они его лижут.

Мертвая кассирша уже внутри Джона, и он чувствует, как она оседает в Гефсиманских Холмах, все еще с поднятыми руками, стоя рядом с Манфредом Филкесом, почтальоном, умершим от аневризмы на подъездной дорожке Джона шесть лет назад. Филкес разглядывает перепуганную кассиршу, что покачивается, опускаясь на середину Джунипер-Бульвара. Филкес был педофилом, его почтовая тележка была полна нелегальных фото и журналов, которые отправили бы его за решетку на двадцать пять лет, если бы не лопнул его мозг. Его безумие осязаемо и неизменно, первобытная энергия ненависти и похоти исходит от него, как жар от кирпичной печи.
Филкес бросается на нее, хотя она далеко не в его возрастном диапазоне. Он успевает схватить ее за горло, прежде чем тонкий Джон, настоящий Джон, спускается к призракам и отшвыривает Филкеса через всю улицу, окаймленную кипарисами. Филкес не может избавиться от своего гниющего разума даже здесь и, скуля, падает задом на пластикового фламинго, посаженного на ухоженной лужайке.
Мертвая кассирша, которую зовут Хуанита Перес, слишком потрясена, чтобы плакать, смотрит сквозь пальцы на настоящего Джона, бормоча отрывки из Библии, но путает слова. Почти все так делают. Он шепчет, пытаясь успокоить:
- Все будет хорошо, Хуанита. Успокойся. Я не дам никому обидеть тебя здесь.
Это место ничем не отличается от остального мира, пытается объяснить внутренний Джон, и он прав. Когда Хуанита наконец может двигаться, держа руку на ушибленной груди и глядя на Филкеса, сидящего на обочине с разбитым носом, она замечает огромные вывески, нависающие в звездном свете.
Это город Гефсиманские Холмы, население теперь 1604, включая тонкого Джона, который приходит и уходит, но всегда на месте, чтобы не дать хаосу выйти из-под контроля. Около шести квадратных кварталов пригорода, где люди порой еще здороваются на улице.
Холмов нет, но другого имени у этого родного города быть не может. В именах есть сила. Здесь вечные сумерки, пропитанные лиловым закатом и кровавым солнцем, всегда с ликующей луной. Уличные фонари напоминают газовые светильники Лондона девятнадцатого века. Смога нет, но воздух кажется задымленным. Дворы безупречно ухожены, клумбы прополоты и удобрены, сады возделаны, крыши недавно покрыты новой черепицей, собаки сыты. Джон гордится этим местом и сам все здесь обустраивает.
Невнятные, молчаливые фигуры сидят на крыльцах и верандах, пристально разглядывая Хуаниту. Несколько бесплотных теней поднимаются, начинают неуклюже жестикулировать, то двигаясь, то замирая. Это нерешительные движения тех, кто не видит смысла действовать, но движим воспоминаниями о действиях. Слышится смех, злобное хихиканье мужчин, тихие мольбы.
Рука выхватывается из тени, силуэт в угасающем свете - пальцы скрючены, кисть похожа на коготь, изуродованный артритом, напряжением или сомнениями. Хуанита оборачивается, оглядывая ряды тускло освещенных одинаковых домов, где тени шатаются, качаясь вперед и назад. Они машут ей, а затем отступают. Двери тихо закрываются, замки защелкиваются, телевизоры бормочут, дети стучат в окна наверху, прося выпустить их.

Мистер Люцифер еще раз осматривает банк, наконец замечая Джона, стоящего посреди зала. Он качает головой, не понимая, как мог пропустить этого толстяка. Люцифер направляет свой никелированный револьвер 38-го калибра и говорит:
- Прошу прощения, сэр.
- Тихо, - отвечает Джон, - или я тебя съем.
- Простите?
- Ш-ш.
- Эй, хватит! Может, тебе и трудно делать приседания, но даже такой, как ты, должен уметь лечь на пол, когда ему говорят.
Мишка Тедди не поднимает глаз. Он сосредоточен на том, чтобы заставить других кассиров набить пачки денег в его огромный рюкзак. Тело Хуаниты подстегивает их, и все теперь двигаются быстро, лихорадочно зачерпывая деньги. Рулончики мелочи падают и лопаются, Тед топчет катящиеся монеты и подбирает их. Джон видит, как все, что должно произойти, происходит примерно за восемь секунд. Если бы у него были часы, он бы щелкнул по ним... сейчас. Линии случая и воли выстраиваются в узор, который он может использовать.
Он делает шаг в сторону, пока тонкий Джон, настоящий Джон...

...пока тонкий Джон, настоящий Джон, думает о том, чтобы уложить прелестную Хуаниту в постель. Его сердце колотится, жар желания разливается по телу. Дыхание учащается, на верхней губе выступает легкая испарина.
Ее дом уже выбран в конце квартала: одноэтажный коттедж с букетом свежесорванных незабудок в вазе на обеденном столе. Фотографии ее детей в рамках стоят на камине, их рисунки прикреплены магнитами к холодильнику. Он наполнил книжную полку лучшими томами поэзии и классической литературы. Он научит ее метафорам, символизму и тонкостям подтекста. Одна белая роза лежит на подушке ее кровати. Туалетный столик завален кружевным бельем, чулками и поясами. В ящике прикроватной тумбы - презервативы, спермициды и тюбики смазки. Ему нравится, как колышется ее грудь.

Жонглируя мелочью, Мишка Тедди переступает через нижнюю челюсть Хуаниты, все еще ожидая найти красящие пакеты. Его глаза мечутся, ресницы громко трутся о резину. Он замечает револьвер Люцифера и прослеживает, куда тот направлен, пока не видит Джона, спокойно стоящего перед ними. Маска медведя каким-то образом искажается.
- На колени!
- Я этого не сделаю, - отвечает Джон.
Пот хлещет из-под маски, стекая сквозь бороду Тедди.
- Ты не...?
- Нет. Никогда. Ни для кого.
- Ты, уродливый жирный кусок дерьма!
Джон гибок и быстр, хотя никогда не показывает своей скорости, даже в движении. Забавно и впечатляюще видеть, как он действует. Он лезет в бездонный карман и достает маникюрные ножницы, осторожно обходя желтую зону мочи качка. Тед так долго держал дробовик наискось, что, поворачиваясь, качнулся на два-три дюйма в сторону, и Джон уже тянется к нему.
Люцифер вежливо говорит:
- Эй, послушай...
Тайминг безупречен, словно Джон видел это во сне много раз. Тед пытается выправить дробовик, целясь в огромный живот Джона.
Менеджер банка жаждет крови и хаоса; может, следующей будет начальница кредитного отдела, с которой он спит. В его воображении разыгрываются сцены кровавых балетов: старушки, поднятые выстрелами на цыпочки, взлетают на восемь-десять футов и размазываются по его столу. Он дрожит от возбуждения.
Но Джон уже в пространстве Мишки Тедди, слишком близко, чтобы Тед мог что-то сделать, кроме как рычать.
Охранник издает писк, словно игрушечный пудель, понимая, что это момент истины. Так думают все, даже те, кто не смотрит, вдыхая пыль под окнами кассиров.
Джон хватает ствол и отводит его, направляя на мистера Люцифера. Другая рука с маникюрными ножницами тянется к горлу Тедди. Если бы Тед не был так накачан во время ограбления, его артерии и вены не пульсировали бы так сильно. Джону было бы сложнее вонзиться туда и перерезать яремную вену.
Боль делает свое дело. В агонии и панике, с брызжущей артериальной кровью, заливающей стойку и плексиглас, Тед дергает курок и сносит большую часть лица мистера Люцифера.
Длинная струя крови пересекает рубашку Джона, прежде чем он успевает отвести голову Тедди в сторону, чтобы кровь забрызгала только брошюры по чекам и поднос с бесплатными ручками с логотипом банка.
Черная рубашка и галстук так пропитаны потом, что кровь на них не выделяется. Так и должно быть. Он раскрывает огромные ладони, надеясь поймать душу Люцифера, но, несмотря на то, что у того лица меньше, чем у мертвой Хуаниты, Люцифер жив. Густые разноцветные жидкости бурлят, пока его пищевод пытается очистить путь для воздуха.
Менеджер банка в таком возбуждении, что чуть не теряет сознание от оргазма. Он не может дождаться, когда вернется домой, чтобы убить жену.
Джон шипит в ожидании, сжимая и разжимая кулаки, но Люцифер не сдается. Один глаз остался в остатке его лица, и неизвестно, видит ли он что-то. Но он смотрит на Джона, угрюмо моргая.
Тедди, однако, угасает быстро. Он кашляет, пытается отшатнуться от стойки, но Джон держит его у мраморной плитки, чтобы кровь не попала на его одежду. Сердце Тедди делает три последних нерешительных удара и останавливается.
Сияние бурлящей силы открывается снова, вытягивая душу Мишки Тедди, но огромные руки Джона выхватывают парящего Теда из воздуха, уводя от яростного водоворота. Джон не может сдержать усмешку. Из золотого света доносится голос раненого человека, который страдал и жертвовал собой перед глазами мира, а теперь гневно осуждает:
- Ты - не тот путь.
Джон смеется, как всегда, наблюдая, как водоворот рассеивается, потому что голос - его собственный, полный раскаяния и страха.

Мистер Мишкa Тедди приземляется в Гефсиманских Холмах и не снимает маски. Он смотрит сквозь узкие прорези и стонет:
- Ох, о Боже, о мой сладкий Иисус на кресте, забери меня домой.
Его голос, когда не искажен гневом и кокаином, мягкий и почти мелодичный.
Хуанита Перес делает шаг к Теду, потому что ее убийца - единственная связь с потерянным миром живых. Вывеска над ними покрывается черным движением и вскоре гласит: НАСЕЛЕНИЕ 1605.
В доме напротив открыта входная дверь.
Тонкий Джон, настоящий Джон, говорит:
- Ты дома, - и толкает Теда к дому.
Сначала ему нужно пройти мимо парня на обочине с разбитым носом. Он кажется знакомым, похож на мистера Филкеса, того ублюдка-почтальона, который изнасиловал Тедди, когда тому было восемь. У него до сих пор шрамы от укусов на плечах и бедрах.
Внутри на обеденном столе уже выложены дорожки кокаина, полкило. Его любимое видео, "Лицо со шрамом", в видеомагнитофоне, а телевизор с объемным звуком, двумя огромными колонками по бокам дивана. Тедди не знает, что делать, и еще сильнее прячется под маской, сходя с ума.
Джон смотрит на Хуаниту Перес, облизывая губы. Нервные окончания на кончиках пальцев горят. Часть смазки со вкусом вишни, а ее попка имеет приятный изгиб. Он улыбается и берет ее за запястье, ведя к новому дому.
Когда Хуанита начинает сопротивляться, он вцепляется костлявыми пальцами в ее волосы и тащит по кварталу. Ее разум не достаточно онемел, чтобы потерять сознание и ускользнуть из этого ужасного бесконечного сумрака искаженных цветов. Она начинает рыдать, переходя на крик, пока Джон срывает с нее одежду, оставляя лохмотья на идеально подстриженных изгородях и цветущих азалиях.
Дети стучат в окна, глядя, взволнованные и больные. Дверь дома Хуаниты закрывается, и весь квартал слышит смех и визжащие молитвы часами, с отвратительным запахом вишни на ветру. Они включают телевизоры и кондиционеры громче.

Джон подходит к стойке, просовывая чек в щель для депозита. Мистер Люцифер все еще ползает и задыхается на полу, глядя на Джона единственным глазом и пытаясь отползти.
Джон отодвигает зубы Хуаниты ногой. Испуганная кассирша смотрит на него сквозь плексиглас, пока он продолжает щелкать маникюрными ножницами.
- Обналичь, - говорит он.
Он полон соков отчаяния и хочет купить себе шлюху на вечер.